Новое безумие (начало) в России

Царь в окружении некоторых бояр и множества опричников входит в Соборную церковь Кремля, где им встречается митрополит Филипп. Иван приблизился к митрополиту и ждал благословения. Но тот смотрел на образ Спасителя, не говоря ни слова. Наконец бояре сказали: «Святый Владыко! Это государь, благослови его!»

А Филипп ответствовал, но вот что: «В этом виде, в этом одеянии не узнаю Царя Православного; не узнаю и в делах Царства… О Государь! Мы здесь приносим жертвы Богу, а за алтарём льётся невинная кровь Христианская. Отколе солнце сияет на небе, не видно, не слыхано, чтобы Цари благочестивые возмущали собственную Державу столь ужасно! В самых неверных, языческих Царствах есть закон и правда, есть милосердие к людям – а в России нет их! Достояние и жизнь граждан не имеют защиты. Везде грабежи, везде убийства и совершаются именем Царским! Ты высок на троне, но есть Всевышний судья наш и твой. Как предстанешь на суд Его? Обагрённый кровью невинных, оглушаемый воплем их мук? – Ибо сами камни под ногами твоими вопиют о мести! Государь! Вещаю как пастырь душ. Боюся Господа единого!»

Царь ударил жезлом о камень и сказал страшным голосом: «Чернец! До сих пор я излишне щадил вас, мятежников, отныне буду таковым, каковым вы меня нарицаете!»

И уже на другой день состоялись новые казни. Их было не остановить. И в числе первых и знатных погиб князь Василий Пронский.

А казни не кончались. Но когда-то должны были кончиться. Наконец Иван достиг высшей степени своего тиранства и мог ещё в безумстве губить свой народ, но уже не мог этим изумить Россиян, никакими новыми изобретениями своей лютости. Невозможно читать без трепета о всех адских вымыслах тирана, обо всех способах терзать человечество. А мы больше не будем писать об этом, уж больно много чести отдаём лютому зверю.

Только добавим, что голод и мор помогали тирану опустошить Россию. Это было в 1572 году. Между тем супруга Ивана родила сына Уара – Дмитрия, безвинного виновника дальнейших, на долгие годы, бедствий России. Иван не отбросил от себя мысли жениться на племяннице английской королевы, устранив от себя супругу, Марию Нагую.

Но и жизнь, данная ему Богом, оказалась не вечной. На что он надеялся, но долголетие в царствовании, подходило неминуемо к концу. В это время на небесном небосклоне явилась комета, Царь выходил на крыльцо и смотрел на неё, а однажды, изменившись в лице, произнёс: вот знамение моей смерти! Говорят, что неминуемую смерть предсказали ему астрологи – 18 марта, на что Иван им приказал молчать, а сам продолжал ждать своего смертного часа.

Он созвал бояр и велел писать завещание, в нём объявил наследником престола сына своего, царевича Фёдора, избрал знаменитых Вельмож в советники и блюстителей Державы – облегчать царствование юному Фёдору, младенцу Дмитрию с матерью Марией Нагой назначил в удел город Углич и вверил воспитание Бельскому.

А 17 марта ему полегчало, и он сказал Бельскому: «Объяви казнь астрологам за их басни о моей смерти». – «Но день ещё не миновал», ответствовали Бельскому астрологи. «Исходя из сегодняшнего дня, это чистой воды клевета. Да разве можно такое предсказывать властителю!»

«Не стало государя!» – как всё-таки случилась долгожданная смерть? И завопил народ, заплакал навзрыд, обливаясь неутешными слезами, платя долг усопшему монарху, хотя и до крайности жестокому. На третий день совершилось погребение памятное в своём великолепии в Архангельском соборе Кремля. И земля не отвергла тирана.

Он и в гробу не казался старцем. Много силы в теле оставалось с юности до предсмертных дней. Был он высок, плечист не опущенными плечами, но широкими и какими-то стрельчатыми и прямыми, что угадывало в них силу недюжинную, тонкая, но сильная, жилистая шея легко держала не пропорциональную весу и росту малую и узколицую голову покрытую редкими, уже сивыми волосами, на узком и скуластом лице выделялись ястребиный нос и светлые серые глаза, но уже старческие и злобные, почти дикие. Но всё равно весь его облик был облик царя и почему-то царя, подходящего только для России. Когда он гневался, то гнев его начинался с верчения головы из стороны в сторону, и весь его образ походил на царский орлиный герб, охраняющий необъятность России. Но верчение вдруг останавливалось, и, выбрав заранее кого-то для расправы, взгляд его упирался в искомое – и человек прощался с жизнью, моля Бога проститься побыстрее. Таков был тиран, что предназначен был судьбой для России. То есть здесь Россия в эти десятилетия забеременела Смутой, давая пример поведения всем людям – изменами и преступлениями, ложью, злобой и жестокостью. И такое время началось при нём и продолжалось сразу за порогом кончины тирана. И мы ещё не изжили его, это время. Ещё судьба не смилостивилась над нами, наделяя нас лишь одними насмешками.

4

Надо признать, что в мире был установлен американский миропорядок, поскольку экономика США главенствовала в мире, и она определяла свою политику, что естественно. Советский Союз был слаб против экономики США, но занимал достойное место где-то рядом, на виду, но не более. Но вот сейчас Россия захотела установить свой миропорядок, не признаваясь открыто, что это будет миропорядок по-русски. По-путински.

Надо же какой идиот! Не шизофреник ли? Только и подумаем. Вслух не произнесём.

А что мы видим и слышим сегодня? Наш союзник Турция помидорами не отделается, долго будет помнить месть России за сбитый самолёт. Странно всё это. Влезла в военный конфликт и будет мстить ещё и за убитых российских солдат. Более чем странно. Так война идёт на сирийском фронте? Или наши самолёты там бомбят объекты, и кто-то даёт гарантию бомбить без потерь? Сам же наш Президент говорит нам, что войны без потерь не бывает. Помните, читатель, о потерях в Донбассе? Но тут, в случае с погибшим российским лётчиком, Россия мстить будет персонально за погибшего лётчика. Не правда ли, как он похож на… не скажу и не намекну даже. Нелогичен он, если говорить лояльно и по-доброму. Так вот, читатель. Перед вами книга, написанная мной на основе моих же записей в блоге, подаренном мне одним из издателей. Всё очень просто. Я не напрягался в воспоминаниях, я записывал свои мысли вслед за событием или где-то рядом находясь, например, увидев в новостных программах на телевидении, когда кортеж с Президентом направлялся на инаугурацию в Большой Кремлёвский дворец по совершено пустым улицам Москвы, когда рейтинг его достигал небывалых величин. И странно, и вопросительно было, и обидно видеть это. А где восторженные толпы обожателей? Где этот плебс, который голосовал за него, любимого? Где члены партии «Единая Россия» и где её Народный фронт? Наконец, где все эти наши уличные зеваки, мечтающие вживую увидеть проезд императора на коронацию? Их никого нет, по причине, которую мне не нужно знать, не хочу. Но в данном случае кто-то кого-то избегает видеть вплотную.

И здесь же помнится восторженность людей Парижа, приветствующих нового Президента Франции. И все увидели эту разницу. Или это не оскорбление высокой персоны? Или это не пренебрежение людскими чувствами? Я его не оскорблял ни взглядом, ни словом. Я смотрел на эту картину, и у меня, естественно, возникали вопросы, что это за показательный проезд по совершенно пустынным улицам Москвы на инаугурацию в Кремль? Как это объяснить?

О господи, какая ты была спокойная, ничем не нарушаемая жизнь в достатке советского человека тогда, когда я был молод, и кругом меня все были молоды и ничего большего не хотели, как бриолина себе на волосы, чистого бритья с горячим компрессом на лицо, футбольного боления на беснующихся трибунах и танцев с нестрогими девушками после непродолжительного знакомства. Как пахла жизнь и люди – дождём, гвоздикой, пирожками с повидлом, ливером или горохом за пять копеек! Нежная моя жизнь! Ты не говорила со мной строго и не поступала со мной строго, ты всегда подчёркивала, а я всегда соглашался с тобой, что у нас только деловые встречи происходят, вроде беседы клиента с адвокатом, оставалось только оговорить гарантии услуги и их стоимость. Глупышка жизнь придумала какую-то жизнь, где решила вести себя как королева, пусть на шахматной доске, где, кроме самой королевы, один король, охраняемый офицерами. Ладно, нет иных офицеров на шахматной доске, но нет и пешек, образующих ровное давление в ровном строю в защиту короля. Всё в защиту короля!

А вдуматься, люди, даже мои ровесники, послевоенные мальчики и девочки, не в силах понять, что основной закон жизни людской не иначе как несправедливость. И где тут справедливость, если всё в защиту короля, точно так, как когда-то? Жизнь продолжается, а принципы всё те же. А против принципов я бессилен, поэтому и живут они во мне, эти принципы. То есть я принципиален, потому и лоялен ко всякому беззаконию.

Но любовь к ближнему оказалась простой выдумкой людей, со ссылкой на Христа. Эта выдумка от бессилия человека что-то изменить или просто обмануть. Так проще – говорить в пустоту, потому что если начать копаться в этой придумке человека, можно докопаться до другой мысли – человек один на земле и самый близкий, кажущийся другом, в других обстоятельствах оказывается врагом, а если врагом, то и распорядителем твоей судьбы и даже жизни. Враги – это всегда близкие тебе люди или хотелось бы тебе, чтобы до ссоры они были близки и вдруг принялись завидовать тебе, чтобы в результате враждовать. И ты такой же, как все. Как все, уверяю тебя, только ты ещё мерзотнее. Ты как сопля, ничего особенного в сопле нет, кроме того, что она, сопля, превосходный биологический материал. Но как опасна, как отвратительна и как вся в брезгливости находится всегда.

Но иногда, когда был особо доволен собой, спрашивал в ту пустоту, которая осталась позади:

– Что увидел во мне Сулла, чтобы приблизить? Тот малиновый пиджак поверх белой водолазки? И тёмные очки, что делало меня неотличимым от мафиози? Или, скорее, я был в этом одеянии мачо. И Сулла меня высмотрел в шестёрках у Спартака во всём этом попугайском наряде? Ему ведь тоже нужно было заметное окружение. Неужели? Ах, какая тишина, какое молчание установилось испокон веков на этой земле. А сейчас всех нас разделяет тягота немоты – и не страшно, и не тревожно. И ничего не жалеет Гладиатор, юрист и секутор, русский, окончивший юрфак Ленинградского университета, то ли ученик, то ли учитель самого Спартака.

Извините, читатель, конечно, Собчака, если соблюдать изложение в реальности событий. Собчак окончательно ещё не забыт, а вот Спартака нет нигде, даже на коробках цветных карандашей.

И в тяготах немоты оказались русские люди, за что и возлюбил их Господь и пока хранит их как зеницу ока, покрывая невидимо своей дланью, чтобы не узрели верующие скорби своей и печали от антихриста и не поверили бы, что антихрист царствует в родной земле. Пока хранит Господь людей и землю. Пока.

Но! Пока ещё хранил Господь Россию, Гладиатор был занят другим. Его обнажённый актёрский нерв подсказывал ему, что надо торопиться, надо успеть сказать побольше, потому что сценический триумф может в любой момент кончиться. Устанет публика, например. Потухнет свет. Или антрепренёр этого авангардистского театра вдруг уснёт и не проснётся к финалу. Много всяких пакостей поджидает вдохновенного артиста. Пока все они преодолены неожиданным успехом игры на рояле в защиту амурских тигров. К примеру. Или беспримерным полётом в стае стерхов. А о разводе с женой народ разве забыл? Кто старое помянет – тому глаз вон. И не будем старое поминать. Старое и к тому же смешное.

Итак. Однажды что-то случилось страшное у него под носом – напротив Кремля, где он засел в полночь и ждал события в Царской башне, но ничего не разглядел в туманной ночи, лишь услышал сухие выстрелы ПМ на Москворецком мосту, похожие на щелчки пастушьего кнута, уж очень слабые, чтобы отнести их к преступлению возле Бастиона власти. И эти звуки его не взволновали. Он досидел в укрытии до наступления какой-то нервозности на мосту, когда стали слышны голоса людей, визг тормозов машин, куда вмешивались пьяные голоса посетителей «Балчуга». И он возвратился в свой дом, в Большой Кремлёвский дворец, не надеясь на благополучный исход доверенного дела. Но зря он не верил событиям. Всё совершилось так, как он просил.

В одном американском университете в это время проходила международная конференция «Писатель и права человека», если мы говорим, не переставая всё об этом. Мне рассказал об этом бывший житель Донецка и новорождённой России, в настоящее время проживающий в Окленде. Так вот, один из семинаров этой конференции был посвящён цензуре. Слово «цензура» в русском языке относится к женскому роду. Английскому уху это, может быть, и смешно, но именно так обстоят дела в нашем «великом-могучем-правдивом-свободном», как в своё время прокламировал русский язык Иван Тургенев.

Итак. Среди отвлечённых понятий существует половое различие. Например, радость – это женщина, а восторг – мужчина. Существуют также и слова, аморфно проплывающие по разряду среднего рода, например государство. Так не будем мы, читатель, отвлекаться на занимательные моменты, каким-то образом относящиеся к цензуре. Давайте сделаем раз и навсегда заключение: если цензура в наших славянских делах – это она, то следует без предположений, что это довольно истеричная дама, и не следует об этом забывать. Да ещё в наши-то дни, когда эта дама так себя ведёт, словно столетняя старуха. А ведь когда-то была молода, и многие находили её привлекательной. Но она сама себе навредила, требуя от всех безоговорочной любви, но обнаружила, что любовные ручейки имеют утечку среди единодушного чувства. И даже некоторые из нас даже стали нос воротить, принюхиваясь к этим запахам цензурирования, похожим на отвращение.

Впрочем, все эти рассуждения сплошная беллетристика. Или красивое растение без корней. А цензура – вот она, можно потрогать и ощутить свои руки, как они пахнут от авторучки с золотым пером.

А ночью Гладиатора, так я зову иногда Владимира Владимировича, разбудил звонок. Знакомый голос сообщил короткую и неприятную новость, хотя и ожидаемую почти с месяц: только что на Москворецком мосту был убит Борис Немцов. И Гладиатор подавил в себе все интересующие вопросы: почему на мосту произошло убийство? Что, у Немцова не было времени на сон в это время? Если он гулял по Москве в столь поздний час? Может, он был пьян и дебоширил возле «Балчуга»? Ведь «Балчуг» – его пристанище, и лежбище, и стойбище.

Он знал, кто сообщил ему эту нужную новость. Она не была радостной, она была просто нужной. Поэтому радости не было. Было чувство исполненного решения, но не хватало в сообщении деталей: хотелось бы, чтобы убили его в пьяной драке, и это бы помогло успокоить СМИ – убийство произошло не по политическим мотивам. И Президент в некотором неведении и без особой успокоенности в размышлениях о происходящем отошёл ко сну, положив под язык две таблетки глицина.

И пока он сладко засыпал, окутанный теплом одеялом овчиной выделки, раздался «свой» звонок, от Администрации РФ. Звонил Сергей Иванов, и всё о том же: Владимир Владимирович, час назад убит выстрелами в спину Немцов. Сергей Иванов ничего не знал о видениях Гладиатора, поэтому обращался к нему его именем и отчеством. Впрочем, все знали об играх Гладиатора, но кому было суждено обратиться к нему, конечно, называли его по имени и отчеству. Как подобает.

– Я уже знаю об этом, – спокойно, сквозь наступивший сон ответил Президент сонным голосом. – Жду сейчас сообщений от МВД и ФСБ, меня интересует только задержание преступника, меня не интересует больше ничего, только преступник. Я уверен, это какой-нибудь друг по пьяному делу или из-за бабы, которую он не поделил с кем-то.

– Да, Владимир Владимирович, я тоже так думаю. Кстати, при самом совершении этого преступления при нём была спутница.

– И её замочили? – изумился Владимир Владимирович.

– Слава богу, жива. И даже не покушались.

– Так, может, и он выжил? – с сомнением спросил Президент. – Может, спутница каким-то образом причастна?

– Нет, Владимир Владимирович, Немцов мёртв. Это точно. А спутница задержана для выяснения всех обстоятельств.

– Точно? Ошибки нет? – строго спросил Президент.

– Нет, ошибки нет.

– Ну, хорошо. Спасибо за звонок. И я ложусь досыпать эту беспокойную ночь. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Владимир Владимирович.

И Президент спокойно уснул, ничуть не потревоженный смертью оппозиционера – таких смертей в его президентстве было достаточно, чтобы не обеспокоиться и не потерять сон. Пресс-секретарь подготовит что надо, некролог, соболезнование родным и близким, подготовит переговоры с кем надо, да на том и успокоится общественность, а не успокоится – так переждём и выждем этот момент. Такое уже было не раз. Ничего нового.

Россия не вмещается во многие положения Веков, Континентов и Цивилизаций и в наш Век, двадцать первый, и в наш Континент Евразийский, и в нашу Цивилизацию – Капиталистическую. Ей всегда чего-то не хватает. Но чего конкретно – никто конкретно не скажет. А давайте убежим от навязанных нам Веков, Континентов и Цивилизаций и обратимся к нашей банальности, в которой я нахожусь и уверенно себя чувствую – ведь кругом меня окружает знакомая и комфортная мне банальность. А какой-то автор (авторы) предлагают мне такое, что самим-то непонятно, но мудрствуют же, мудрецы, считают, что не банально. И привязался же к ним – до самого загрызу этих сук, уши поотрываю, если мешают врагов России искать, а вместо этого врагов назначают. Это тогда, когда я о них хожу и запинаюсь. И даже не могу удержаться на ногах – и всегда лицом в грязь.

Повторюсь: о господи, какая ты была спокойная, ничем не нарушаемая жизнь в достатке советского человека тогда, когда я был молод, и кругом меня все были молоды и ничего большего не хотели, чем бриолина себе на волосы, чистого бритья с горячим компрессом на лицо, футбольного боления на беснующихся трибунах и танцев с нестрогими девушками после непродолжительного знакомства. Как пахла жизнь и люди – дождём, гвоздикой, пирожками с повидлом, ливером и горохом за пять копеек. Нежная моя жизнь! Ты не говорила со мной строго и не поступала со мной строго, ты всегда подчёркивала, а я всегда соглашался с тобой, что у нас с тобой только деловые встречи, вроде беседы клиента с адвокатом, нам оставалось лишь оговорить услуги и их стоимость. Глупышка жизнь придумала какую-то другую, где решила вести себя как королева на шахматной доске, где, кроме самой королевы, один король, где, кроме его охраны, уже нет никого, кроме пешек, образующих ровное, но слабое давление в защиту короля, но по-русски. Всё в защиту короля и всё, что под рукой.

А вдуматься, люди, даже мои ровесники, послевоенные мальчики и девочки, не в силах понять, что основной закон жизни людской уже иной и не иначе как несправедливость. И где же тут справедливость, если в защиту короля всё! «Жизнь продолжается, а принципы всё те же».

– А против принципов я бессилен – сказал себе Гладиатор, становясь беспринципным Президентом. О рабстве уже забылось.

– И любовь к ближнему, – продолжал рассуждать Гладиатор, – простая выдумка людей со ссылкой на Христа. Эта выдумка от бессилия человека что-то изменить или просто обмануть – так проще. Если начать копаться в этой придумке человека, можно докопаться до другой мысли: человек одинок на земле среди своих сородичей и самый близкий, кажущийся ему другом, в других обстоятельствах оказывается врагом. А если это так, то и распорядителем твоей судьбы и даже жизни будет он – вражина.

– Господи. Не о том я думаю, – сказал себе Гладиатор, почти завопил. – Мне нужно бы посоветоваться с опытными людьми и не брать на себя такой ответственности – задумываться больше и не расслабляться.

Тогда ещё предстояли бартерные сделки в Германии. И он сказал себе:

– Боже! Явись ко мне со своим советом! – Но тут же и передумал и прошептал в себя, будто тайно помолился от жены: – Я – благ, я – кроток, я – милостив. Придите все и поклонитесь мне, бандерлоги.

Хотел себя назвать – и так считал уже – богом. Но почему-то передумал и даже не заикнулся.

Он умолк в раздумье, как умный человек при должности – председателя комитета по внешним экономическим связям Санкт-Петербургской мэрии и входящим в группу помощников председателя Анатолия Собчака, где и сошёлся в дружбе с Дмитрием Медведевым, тоже входящим в эту группу.

Но ослепляющая молния или просто зарница вдруг ослепила его с ног до головы, и те, кто смотрел на него в приёмной нашего первого демократа, почившего при невыясненных обстоятельствах, увидели перед собой в ослепляющем блеске вместо человека маленького роста и невыразительной внешностью, великана и раздался отзвук какого-то глухого словно из-под земли грома, превратившегося в отзвук его слов, наполнивших небо до самой выси и землю до самых глубин. Все в изумлении молчали, и сделалось снова тихо. Но уже никто не мог нарушить это молчание. И он вышел из чужих апартаментов уже без слов, аккуратно прикрыв за собой дверь. И тут же вошёл в царскую спальню, чтобы поспать царём остатки ночи.

Он не первый, кто был похож на студента МГИМО из всего состава Государственной Думы. В меру скромный, опрятный и какой-то поселкового вида – не деревня и не город, тем более столичный, то ли запоздалая лимита объявилась на законных основаниях в Государственной Думе и, надо думать, сам он прошёл, как всегда, в эти распахнутые двери по списку в первой десятке и стал, совершенно очевидно, вполне обеспеченным всем необходимым – на нём появился отлично скроенный финский костюм, о котором он мечтал с горбачёвских времён, чёрный с искрой, белоснежная сорочка со шведским воротничком, уследил за этим при покупке, наказал продавцу, что именно со шведским воротничком нужна сорочка и чтобы не перепутал с сорочкой с английским воротничком – он терпеть не мог эти воротнички, английские, – узко лежащие друг к другу кончики и длинно спускающиеся вдоль галстука, мешая рассмотреть красиво повязанный узел. Похожих на него в Думе было немало. Но он один выделялся ото всех и сразу выделился – с первого дня депутатства – своей фамилией Чугунок, по имени Владимир. А это значит, что он был тёзка ВВП да ещё к тому же земляк – оба ленинградцы и оба патриоты, носившие, пусть когда-то, погоны. Так Владимир Чугунок равнялся в строю единороссов и патриотов – по команде смирно в напряжении своих мышц, повернув голову налево, искал глазами грудь четвёртого человека, считая себя первым. Тот стоял где-то рядом, более значительным, требующим внимания и почёта. И Чугунок застыл в положении открытый рот.

ВВП притягивал к себе людей типа Чугунка, а сам Чугунок стремился вовлечься в эту стремнину, по которой мусором проплывали люди во множестве и многие из них уцелев в водовороте самых разных событий всплывали вдали. И это было заманчиво – увидеть людей успешных после перенесённой бури. А сейчас, конечно, трудно ожидать объективности от людей, задавленных нуждой, ошеломлённых крушением привычного миропорядка, вынужденных начинать жить заново по непонятной им причине. Можно понять их горечь. Однако это к нему не относится.

Им как-то легко было отброшено и забыто в далёком уже времени нахимовское училище, и Киевское высшее военно-морское училище, и недолгая служба в Лиепая заместителем командира учебной роты мотористов, после чего ему стало понятно, что служба ему только в тягость и в феврале 1992 года Чугунок уволился, успев на перепутье стать членом КПСС. Безусловно, нам есть за что упрекнуть нынешнее правительство и даже строго наказать его. Наверное, его беда в том, что оно недостаточно радикально, нерешительно, непоследовательно и делает всё по ленинской формуле «шаг вперёд и два шага назад». Но это мы увидим поверхностным взглядом, скорее безразличным. Но если мы протрём глаза, то и… Не ужаснёмся ли?

5

Итак. Упырь (вурдалак, кровосос) – сознательно выбранный герой из мифологических героев славян, то есть ограниченный лихоимством и кровососанием, а значит, лишением жизни живых существ. И если я сознательно увеличу логическую окружность среды обитания упырей, то погрешу мифологической правде. К упырям, согласно мифологии, не относятся покойники, спокойно лежащие в своих могилах и склепах и не нарушающие ничей покой живой жизни вставанием из могил. Хотя не исключено, что божьего греха ими совершено немало. И мне трудно отсортировать подобных и выделить их из общей массы, как бы в оправдание, если не пролита кровь, но смерть достигнута другим способом, не кровопролитным, или за сохранённые кому-то жизни, а саму сохранённую жизнь, к примеру, в тюремных (лагерных) условиях да просто в условиях голодомора или иного, морального просто, притеснения, а значит, что они чисты и безгрешны, безмятежно лежат в земле сырой и даже не вздыхают по прошлому. Я думаю, читатель всё сам оценит и разберётся во всём сам. Открытий здесь быть не может, я просто изливаю душу перед читателем – моим, если его интересует изложенное, если он согласен со мной.