– Понимаете, по дороге в «Козерог» на моём пути повстречалась женщина, которой стало плохо, и мне как честному человеку пришлось потратить время на её доставку в больницу.
– А вы оказывается Одинцов – честный человек.
– Стараюсь таковым быть по мере сил.
– Это занимательно, и как же женщина?
– Какая женщина?
– Как какая? Которой вы оказывали помощь.
– А. Здорова, то есть, нездорова, но врачи сказали, что скоро должна пойти на поправку.
– Эта женщина теперь вам, наверное, очень обязана. Может быть, и телефон у вас взяла? А может быть ваша случайная встреча, выльется в нечто серьёзное? Она вам понравилась?
– Вы лучше.
– Не сомневаюсь, а вы Одинцов – дурак. Ступайте. Да и можете забрать этот букет и подарить спасённой вами женщине; ей он сейчас как мне кажется намного нужнее, чем мне.
Одинцов направился было к столу, чтобы забрать букет, но передумал и ушёл без букета.
Наталья, наверное, первый раз сожалела, что рядом с ней не было мужчины, который мог бы за неё заступиться, который мог бы дать отпор всем этим самовлюблённым кретинам, не умеющим нормально ухаживать за женщиной. А Одинцов, каков? Моет полы и туалеты, и после этого не стесняется, не боится клеиться к начальнику отдела фирмы. Может быть, она каким-то образом дала ему повод для надежды? Ничего такого Наталья не смогла припомнить. Что ж видимо Одинцовым двигала природная наглость. Впрочем, нельзя быть слишком грубой с мужчинами, даже, если они позволяют себе порой непозволительное; так можно остаться одинокой навсегда. Иногда Наталья боялась одиночества. Может быть, нужно смотреть на недостатки мужчин сквозь пальцы? Взять хотя бы Старожилова. Что, если он на самом деле невероятный любовник? Нет, Старожилов был ей слишком противен. Она была для него человеком низшего сорта, и о том, что он мог с ней сделать, не хотелось даже думать. А Одинцов? Что-то в нём есть, но опять же его социальный статус оставляет желать лучшего. Она представила Одинцова рядом с собой; представила, как он пытается обнять её и поцеловать; представила, как она отталкивает Одинцова, потому что от него невыносимо разит «Жигулёвским» пивом и сушёными кальмарами по десять рублей за пакетик. Одинцов определённо не тот мужчина, который ей нужен. Мысли о мужчинах у Натальи всегда получались грустными и неприятными.
Наталья подумала о поездке за город, к дядюшкиному дому. Дядюшка погиб, а это значит, что за всем этим делом с наследством кроется какая-то тёмная история. Видимо у дядюшки были крутые враги и существует опасность, что они не оставят в покое и наследников дядюшки. Из этого следовал вывод, что одной ехать небезопасно. Её будет сопровождать Привалов, но вдруг она захочет остаться в доме ещё какое-то время. У Привалова наверняка много дел, а одной её оставаться в дядюшкином доме не хотелось. Нужно кого-нибудь взять с собой. Но кого? Среди сотрудников фирмы не было ни одного мужчины, кого она могла бы попросить составить ей компанию в поездке за город; да и в не работы у неё не было друзей мужчин, как впрочем, и подруг. Наталья была типичной одиночкой. Когда Наталья думала о том, кого можно было взять с собой в поездку, среди прочих её мыслей, то и дело всплывала мысль об Одинцове. Она настойчиво отгоняла от себя эту мысль, считая её крайне нелепой, но потом задумалось над ней серьёзно. «А, что, есть в этом варианте определённый здравый смысл», – решила Наталья. Кто такой Одинцов? Прежде всего, он её подчинённый. И это обстоятельство позволяет обращаться с ним должным образом. Она позвонила Леночке, и попросила её найти Одинцова, и передать ему, что она ждёт его.
– Можно, – Одинцов постучался и приоткрыл дверь.
– Заходи.
Одинцов зашёл.
– Я тебе нагрубила, прости.
– Я не обиделся.
– Вот и прекрасно. Мне сегодня с утра пришлось нелегко.
– Это из-за меня?
– Нет. Хотя и из-за тебя тоже. Я тебя хотела попросить съездить вместе со мной за город. Это просьба, так что, ты имеешь право отказаться.
– Я люблю путешествовать, и с удовольствием отправлюсь с вами за город.
– Имейте в виду, что обратно мы можем вернуться поздно.
– Я уже взрослый мальчик.
– Заметно. К пяти часам мы должны быть на двадцать пятом километре Рижского шоссе.
Наталья вела машину, а Одинцов сидел рядом.
– Ты, умеешь водить машину?
– Нет.
– И машины у него нет, и сотового телефона.
– Разве это плохо?
– Для кого как? У каждого свои запросы и цели в этой жизни.
– Вы – мудрая женщина, но несчастливая.
– Это ещё почему?
– По глазам видно. Кажется, вас что-то очень беспокоит.
– Покой бывает только на кладбище.
– Я имел в виду покой в душе.
– Вы Одинцов – философ, и пытаетесь спрятаться под этой маской, от собственной неудачливости и неумелости. Кажется, вон там, на обочине стоит Привалов.
Наталья выехала на обочину и остановилась за машиной Привалова, после чего вышла из машины.
К ней подошёл крупный, высокий, рыжий мужчина сорока двух лет от роду с грустными голубыми глазами.
– Привалов Валерий Михайлович.
– Наталья Краснова.
Привалов неуверенно пожал Наталье руку.
– Езжайте за мной. И ещё, я должен вас кое о чём предупредить. Это очень важно. Ваш дядюшка был убит четвертого октября, а сегодня уже одиннадцатое число. Попав на территорию дома вашего дядюшки, мы можем оказаться в поле зрения милиции. Так что, вы, должны быть готовы к такому повороту дел.
– Разве, вы, до сих пор не общались с милицией? Ведь, вы, как я понимаю, оказывали юридические услуги моему дяде.
– Не общался. Последней волей Велизара была его просьба не оглашать его завещания в течение недели. Как видите, я исполнил его волю.
Наталья следовала за машиной Привалова.
– Куда мы едем, мне можно знать? – спросил Одинцов.
– Мне по наследству достался дом, по завещанию троюродного дяди, которого я никогда не видела, и ничего не слышала о нём. Кроме того, дядя умер неестественной смертью, и я боюсь оставаться там одна.
Привалов свернул с Рижского шоссе вправо. Они проехали мимо маленькой деревеньки, проехали редкий лес, и выехали к элитному посёлку, расположенному на берегу озера. Привалов остановил машину около высокого дощатого забора с кирпичными столбами; вышел из машины, ключом открыл калитку, вошёл во двор и изнутри открыл ворота для въезда машин. Наталья въехала во двор, за ней проехал Привалов, который потом закрыл ворота. Впереди, чуть дальше от места, где Наталья остановила свою машину, под навесом стоял БМВ седьмой модели.
Наталья и Одинцов вышли из машины.
– Это видимо тоже достанется вам, – Привалов указал на БМВ. – Идём в дом.
Дом был двухэтажный в форме буквы «г» с равными сторонами. По углам дома выделялись кирпичи, покрашенные в ярко-красный цвет; а стены дома были заштукатурены и выкрашены в светло-рыжий цвет.
– Здорово, – сказал Одинцов.
– У Велизара было прекрасное эстетическое чувство, – сказал Привалов.
Он открыл ключами дверь дома.
– Идёмте.
Наталья и Одинцов прошли вслед за ним.
– На первом этаже расположены: столовая, кабинет и зимний сад; на втором: гостиная, спальная и бассейн, – сказал Привалов. – Ходите, смотрите, теперь это всё принадлежит вам.
Через прихожую по лестнице Привалов провёл Наталью и Одинцова на второй этаж.
– Идём в гостиную, – сказал Привалов.
Гостиная была отделана с особым вкусом в классическом стиле.
Привалов подошёл к камину.
– Здесь и убили Велизара, – сказал он. – Скорее всего, кочергой или каким-то другим тяжёлым предметом его ударили сзади по голове. Сам я это прочитал из газет.
– За что его убили? – спросила Наталья. Она осмотрела гостиную. На стенах висело много картин, по всей видимости, дорогих. – Из-за денег?
– Трудно сказать. Велизар был президентом фонда «Доверие», он занимался правозащитными делами, и у него могло быть много врагов.
– Он был правозащитник?!
– Да.
– И у него было так много денег, что он мог себе позволить иметь такой дом?
– Он написал много книг, которые выходили у нас и за рубежом, ему платили большие гонорары.
– Как же он нашёл меня?
– К сожалению, это мне неизвестно. Я помог Велизару только оформить завещание, где впервые увидел ваше имя.
– Почему он завещал дом именно мне. У него не было больше родственников?
– Велизар был очень одинок. У него не было ни братьев, ни сестёр, ни детей, ни племянников. Он никогда не был женат.
– Странно.
– Мне всегда казалось, что Велизар очень дорожит своим одиночеством.
– Здесь есть его фотографии? Хочу узнать, как он выглядел.
– Поищите, может быть, найдёте что-нибудь. Вы теперь полноправная хозяйка этого дома. Вот возьмите ключи от дома и от калитки.
Привалов достал из кармана куртки связку ключей и протянул Наталье.
– Значит, я могу уже здесь жить и делать всё, что захочу?
– Разумеется. Возьмите это. Здесь я составил перечень документов и справок, которые вам нужно будет собрать для оформления дома. – Привалов достал из портфеля лист и положил на стол. – Это формальности, но необходимые формальности. Поэтому можете не торопиться со сбором этих бумаг, но в то же время не откладывайте в долгий ящик решение этого вопроса.
– Скажите: сколько я вам буду должна за ваши услуги?
– Забудьте об этом, в память о Велизаре я готов вам оказывать свои услуги безвозмездно.
– Большое вам спасибо, Валерий Михайлович.
Привалов попрощался и уехал.
После его ухода Наталья и Одинцов долго не покидали гостиную. Они молча рассматривали картины и мебель.
Одинцов подошёл к окну и посмотрел во двор.
– Интересно, в пруду рыба есть?
Пруд располагался во внутренней части пространства образуемого между двумя обращёнными внутрь сторонами дома. Пруд просматривался, таким образом, из обеих частей дома, и почти из всех помещений. В квадратной глади пруда отражались облака и отсвет заходящего солнца.
– Решил порыбачить? – Наталья сидела на канапе, закинув ногу на ногу, и курила.
– Согласен, дурацкий вопрос. Вообще то я не поклонник рыбалки. Кстати, когда мы поедем домой?
– Попозже, я ещё хочу побыть здесь.
– Извини, но мне кажется это небезопасно.
– Небезопасно?
– Обычно дома, в которых происходят убийства, обклеивают бумажными лентами с надписями «вход запрещён»; а тело покойника обводят мелом.
– Насмотрелся фильмов.
– Может быть, ленты уже отклеили, а мел отмыли? Всё-таки неделя прошла.
– Конечно.
Наталья задумалась. И кто это отмыл мел и снял ленты? Милиция? Наталья понимала, что подозрения Одинцова не лишены логики и здравого смысла. Оказывалась, что не всё ещё в деле с наследством ясно и понятно. Первый раз в жизни Наталье так крупно повезло, и всё равно её продолжало преследовать чувство неуверенности в том, что всё это чудо не закончится также внезапно, как внезапно на неё свалилось это наследство.
Она бродила по дому, и ей казалось, что внутри её что-то меняется, что-то растёт, становится большим и сильным. Это было её внутреннее, её настоящее я. Человек, у которого есть такой дом, может не бояться таких людей, как Старожилов или Углицкий. Жаль, что кроме дома, дядюшка не оставил никаких денежных средств. Если бы к дому прилагались ещё и деньги, тогда можно было бы забыть о работе, и пожить какое то время в своё удовольствие.
Наталья исследовала столовую. В кухонных шкафах она обнаружила несколько сервизов. Все ложки и вилки были из серебра. Особенно ей понравился набор бокалов из тёмно-синего стекла. Она взяла один бокал и продолжила изучение столовой, держа его в руке.
– Красивая вещь. Но чего-то в ней явно не хватает. Думаю, что французского вина.
В столовую незаметно вошёл Одинцов.
– Кстати я уже вижу в баре кое-что подходящее, чем можно наполнить эти прекрасные бокалы, – Одинцов достал такой же бокал.
– Ты, не слишком ли расхозяйничался в чужом доме?
– Прости за наглость, но не отметить хоть как-то такое событие, как получение наследства, да ещё такого, было бы верхом занудства и жлобства.
– Я боюсь, что вино, которое здесь есть, слишком дорогое, чтобы его можно было пить, предварительно не узнав его историю.
– А я вижу уже початую бутылку. Давайте ваш бокал.
Наталья протянула свой бокал. Как показалось, Одинцову взгляд её несколько потеплел, и в нём появилась какая-то игривость. Одинцов налил вино в её бокал, а потом наполнил свой.
– За тебя и твою удачу, – сказал тост Одинцов.
Наталья осушила сразу бокал, а Одинцов смаковал напиток долгими глотками.
– Чудесная вещь, – сказал он.
– Ты странный.
– Почему?
– Я не могу понять то ли, ты, нарочно кривляешься, строя из себя рубаху-парня, то ли это твоё обычное поведение?
– Я не люблю из себя что-то строить и стараюсь быть таким, какой я есть.
– А кто ты по профессии?
– Учитель географии.
– Вот почему ты сказал, что любишь путешествовать?
– Да. Хотя это трудно назвать путешествием. К сожалению, времена путешественников и первооткрывателей прошли. Я видимо родился слишком поздно.
– А когда бы ты хотел родиться?
– Во времена Колумба, конкистадоров, Марко Пола.
– А ты – романтик.
– Это недостаток?
– Не знаю.
По дому прокатилась трель колокольчика. Наталья вздрогнула.
– Что это?
– Кажется, это звонок, – сказал Одинцов.
– Кто-то пришёл?! Кто это может быть? Милиция? Или бандиты?! Я боюсь. Юрист говорил, что милиция не знает о том, что наследство дяди досталось мне.
– Я пойду, открою.
– Иди, только будь осторожен.
Наталья поднялась на второй этаж, в гостиную, и из окна наблюдала, как Одинцов шёл по направлению к металлической двери-калитки. Одинцов остановился у калитки, видимо что-то спросил, а потом открыл дверь, которая была не закрыта ни на ключ, ни на щеколду. За ушедшим Приваловым дверь никто не закрывал. Во двор прошла женщина в белом пальто и голубом берете. Одинцов провёл её в дом. В прихожей он помог ей снять пальто.
– Эта женщина знала вашего дядю и говорит, что хочет сообщить что-то важное, – сказал Одинцов, спустившейся по лестнице Наталье.
– Покоева Ирина, – представилась гостья.
Это была женщина пятидесяти двух лет от роду с желтоватым лицом.
– Наталья.
– Это как я понимаю ваш муж, – Покоева кивнула в сторону Одинцова.
– Нет.
– А вы как я поняла наследница Велизара Петровича.
– Да.
– Как это мило. Я не сомневалась, что наследство Велизара достанется хорошему человеку.
– Мы разве знакомы?
– Нет, но я научилась определять людей с первого взгляда, мне уже немало лет, милочка.
Наталья пригласила Покоеву в гостиную.
– Велизар тоже обычно здесь принимал гостей, – сказала Покоева, усаживаясь на канапе.
Наталья села рядом с ней.
– Не хотите ли вина? – спросил Одинцов.
– Нет, нет, я не пью, – отказалась Покоева.
– А Наталья Николаевна?
– Нет. Впрочем, да, неси вино и бокалы.
Одинцов вернулся с бутылкой и бокалами, разлил вино и уселся на стуле рядом со столом, расположенным посреди гостиной.
– Вас наверняка интересует, кто совершил это дерзкое преступление? Так вот мне это давно известно, – сказала Покоева и посмотрела важно и с любопытством в глаза Натальи, будто, ожидая от неё бурной реакции на её слова.
– Кто же это? – спокойно спросила Наталья.
– Сенатор Выкрутасов.
– Кто это такой?
– Вы, не смотрите телевизор или он и вас запугал?
– Я ничего не знаю об этом человеке.
– Я должна вам верить, иного выхода у меня нет. Выкрутасов – это редкостный прохвост и негодяй. Велизар занимался делами людей, пострадавших от козней этого мерзавца.
– Почему бы, не сообщить об этом в милицию?
– О чём вы говорите? Какая милиция? Да Выкрутасов на дружеской ноге знаете, с какими людьми находится? К тому же нужны доказательства, а этот подонок наверняка всё устроил через десятые руки. К нему так просто не подступишься. Бойтесь этого человека, он ради своих низких целей не остановится ни перед чем.
– Вы пришли сюда, чтобы рассказать о Выкрутасове?
– Нет не из-за этого, ноги сами меня привели сюда, для меня Велизар всё ещё жив.
– А я даже не знаю, как он выглядел?
– Что, вы, говорите? Как же такое могло случиться?
– Меня только сегодня известили, о том, что Велизар Петрович оставил мне в наследство этот дом. Я его троюродная племянница, о чём узнала также только сегодня.
– Да у Велизара практически не было родственников, он был очень одинок, но никогда не жаловался на это. Дом, этот дом был смыслом его существования в последнее время. Поэтому только дом он передал наследникам, боясь, что самое дорогое, что у него, было, достанется чужим людям, а все свои средства завещал благотворительным организациям.
– Наверное, он был очень добр?
– Он был сложным человеком, и когда я с ним общалась последний раз два месяца назад, я поняла, что он совершенно разочаровался в людях и в жизни. Он говорил, что деньги не приносят счастья, поэтому их нельзя передавать близким или любимым людям.
– Видимо дядя никогда остро не нуждался.
– Напрасно, вы, так думаете, Велизар поднимался от самых низов, долго поднимался.
– К сожалению, я ничего о нём не знаю.
– Я, пожалуй, пойду.
Одинцов проводил Покоеву до калитки.
– Берегите её, – сказала Покоева Одинцову, прежде чем тот, ничего не ответив, закрыл за ней калитку.
Одинцов вернулся в дом, поднялся в гостиную. Наталья смотрела телевизор с плоским плазменным экраном висевший на стене.
– Когда поедем домой? – спросил Одинцов.
– Ой, мне здесь так нравится, что не хочется никуда уезжать.
На улице стемнело.
– Есть что-то захотелось, – сказала Наталья.
– Я тоже проголодался. В холодильнике, кажется есть какие-то консервы. Давай их откроем, – предложил Одинцов.
– Нет, лучше поужинаем дома.
Неожиданно благодушное выражение лица Натальи стало встревоженным.
– Боже! Что я наделала?!
– Что случилось? – Собравшийся идти на кухню Одинцов остановился у двери гостиной.
– Как мы поедем домой? Зачем мы пили это дурацкое вино? Это всё ты!
– Мы выпили совсем немного. По тебе даже не заметно, что ты пила.
– А, если меня остановят гаишники?
– Гаишникам можно заплатить.
– Можно. Но… Но я боюсь садиться за руль в таком состоянии.
– Тебя дома ждёт кто-нибудь?
– Нет.
– Тогда мы можем заночевать здесь.
– Мы?
– Я надеюсь, ты не прогонишь меня на ночь глядя. Ведь ты же сама хотела, чтобы я поехал сюда с тобой.
– Нет, разумеется. Я не об этом подумала.
– А о чём?
Наталье показалось, что Одинцов посмотрел на неё нагло, даже с каким-то чувством превосходства, и она отвела взгляд в сторону.
– Не важно. Иди, открывай консервы.
– Значит мы остаёмся?
– Да. Ты ляжешь где-нибудь на первом этаже.
Одинцов вернулся в гостиную с консервами и бутылкой вина.
– Мы эту ещё не допили, – сказала Наталья.
– Там осталось на один бокал.
– А, вы, случайно не пьяница?
– Нет. Просто мне кажется, без вина этот вечер будет слишком скучным.
– У тебя есть идеи сделать его весёлым?
– Имеются кое-какие мыслишки.
– Какие же?
– Не стоит торопиться, иначе может ничего не получиться из того, что я задумал.
– Надеюсь, ты не задумал ничего неприличного?
– Тебе должно понравиться.
– Не люблю, когда говорят загадками.
– Обещаю ничего не делать против твоего желания.
– Смотри у меня.
Через час вторая бутылка вина почти закончилась.
– Я кажется, порядочно захмелела, – сказала Наталья. – Мне хочется спать.
– Ты обычно рано ложишься спать?
– Да.
– А я полуночник. Слушай, давай разожжём камин.
– Не надо.
– Давай. Я сбегаю, поищу во дворе дрова.
– Ладно, только потом не забудь закрыть дверь, а то мне здесь страшно.
Одинцов принёс дрова и затопил камин, предварительно выключив в гостиной свет. Потом он перетащил ковёр, лежавший около окна, к камину.
– Ты, что делаешь? – спросила Наталья.
Одинцов налил в два бокала вино, подошёл к камину и сел на ковёр.
– Иди сюда, – позвал он Наталью.
Наталья села рядом с ним. Одинцов протянул ей бокал.
– За этот вечер, – сказал он тост.
Наталья сделала небольшой глоток, а Одинцов осушил сразу весь бокал, поставил бокал на пол и стал смотреть на огонь.
– А ты преподавал в школе?
– Да, недолго.
– Бросил школу, потому что мало платили?
– Нет.
– Соблазнил какую-нибудь ученицу и угодил в тюрьму?
Одинцов чуть усмехнулся.
– Просто я перестал видеть смысл в том, чем занимался.
– А в том, чем ты сейчас занимаешься, получается есть смысл?
– Нет конечно. Смысла нет вообще ни в чём.
– С такими мыслями проще повеситься.
– Для кого как. По-моему жить без смысла даже очень замечательно и легко.
– Ты был женат?
– Однажды.
– И дети есть?
– Нет.
– Эх, а мне сейчас почему-то захотелось в школу. Как было хорошо в школе. Расскажи что-нибудь из географии, только весёлое и интересное. Интересно, каким ты был учителем: занудным или любимчиком учеников?
– Могу преподать тебе урок.
– Географии?
– Любви.
Наталья усмехнулась.
– Ты, частенько практикуешь подобные занятия?
– Нет. Идея и метод созрели у меня в голове пару минут назад.
Одинцов всё смотрел на огонь. У него было очень спокойное выражение лица, будто бы он говорил не о любви, а о каких-то совершенно житейских малозначимых вещах. Поведение Одинцова не вызывало опасений у Натальи. Первая мысль, которая мелькнула у неё в голове, была поставить на место расслабившегося подчинённого, но потом ей показалось, что было бы довольно забавным хотя бы немного подыграть Одинцову.
– Ты и оценку мне поставишь потом?
Вместо ответа Одинцов повернулся к Наталье. Наталья закрыла глаза. Одинцов приблизился к ней и поцеловал её в губы, которые ответили на его порыв холодом и неподвижностью.
Одинцов встал, взял Наталью за руку и потянул к себе. Держа её за руку, он подвёл её к большому зеркалу в изящной бронзовой оправе и стал сзади её.
– Ты любишь представлять себя со стороны? Любоваться своей красотой? Это не может не возбуждать, – шептал на ухо Наталье Одинцов.
Наталья вспомнила, как она утром смотрелась в зеркало, после чего её на какое-то время захватило желание предаться любовной страсти. И опять зеркало. Странное совпадение. Может быть подсознание знало, что её ждёт и подсказывало, что произойдёт с ней в ближайшем будущем. А что теперь подсказывает ей подсознание? Оно подсказывает, что она пьяна, что ей легко и хорошо, и хочется, чтобы было ещё лучше.
– Разденься. Медленно. И любуйся на себя в зеркало. Не забывай также представлять себя со стороны. Для этого можно закрыть глаза, – продолжал шептать Одинцов.
Наталья хотела сказать «хватит», но смогла лишь едва шевельнуть губами, потому что Одинцов приложил указательный палец к её губам и сказал:
– Молчи. Молчи и слушай. А теперь делай то, что я тебе сказал. Ты сама этого хочешь. И не оборачивайся назад.
Наталья видела в зеркало, как Одинцов отходит назад, а потом в сторону. В зеркале осталось только её бесцветное отражение. Свет от камина почти не доходил до места, где стояла Наталья, поэтому в зеркале всё отражалось серым и его оттенками. Наталье стало немного страшно. Ей показалось, что в зеркале она видит не себя, а другое существо, видение из иного мира, призрак. Потом она сказала мысленно себе, что она и есть видение или призрак; что сейчас она находится в другом мире или измерении. Она призрак, существо, которому наплевать на всё земное, потому что она сильнее всего земного. Она находится в измерении, где можно всё. Она закрыла глаза, и ей представилось, что её ноги упираются в тёплый, почти горячий песок, и она чувствует, как плавно от ног тепло идёт вверх по всему телу. Вокруг раскачиваются похожие на тропические фантастического вида чёрные деревья, такие высокие, что не видно их верхушек; вверху вместо неба лазоревая бездна, а где-то поблизости слышится шум, похожий на шум водопада или прибой океана. Она обладает такой волей, что способна при помощи мыслей перемещаться в пространстве и времени. Но она не собирается покидать это место. Она ожидает чего-то важного, что должно произойти с мгновения на мгновение. Наконец она чувствует, как чьи-то пальцы перебирают её длинные распущенные волнистые волосы; потом чьи-то губы касаются её плеч, шеи, ушей и.., и её ноги уже не чувствуют горячий мягкий песок, она неведомым образом отрывается от земли и её уносит неведомо куда. Перед глазами мелькают жёлтые, красные и чёрные краски выдуманного её мира, пока она не ощущает спиной тёмные изумрудные волны океана, и каждая частичка её тела, соприкасающаяся с изумрудной бездной, начинает приятно вибрировать, от чего хочется погрузиться в океан ещё глубже. Так она уходит под воду и падает, падает, падает…