Я – сотрудник Внешторга

Корректор Ольга Котигоренко

Дизайнер обложки Алиса Нешина

© Олег Макаров, 2021

© Алиса Нешина, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-4483-0811-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Макаров Олег Владимирович

(биография)

Я, Макаров Олег Владимирович, родился в Москве в 1940 году в семье профессора Макарова Владимира Геннадьевича, заведующего кафедрой финансов, статистики и учета в Университете дружбы народов им. Патриса Лумумбы. В 1963 году окончил Институт народного хозяйства им Г. В. Плеханова, а в 1986 году – Академию внешней торговли по специальности экономист-международник. Владею английским, немецким и сербско-хорватским языками. Неоднократно выезжал в краткосрочные загранкомандировки, работал в длительных командировках в Нигерии и в Югославии. После развала СССР (по случайному совпадению 19 августа 1991 года, в день путча) ушел из системы МВТ и по своей специальности работал в частных фирмах, отвечая за торговлю нефтепродуктами. Ныне – пенсионер, проживаю в Чехии с 2001 года. Продолжаю работать до сих пор в качестве трейдера (посредника во внешнеторговых сделках).

Предисловие

Когда я писал воспоминания, иногда приходилось невольно «тянуть одеяло на себя» и больше высказываться о себе, чем о коллегах по работе, хотя мне кажется, что о них я тоже рассказал достаточно. Мне просто хотелось излить душевные переживания, которые касались меня лично, и рассказать не только о положительных сторонах системы, в которой я проработал большую часть своей жизни, но и о ее недостатках. Здесь, как на исповеди, я решился поговорить о том, о чем никогда не рассказывал даже самым близким людям. В этих воспоминаниях мне хотелось подчеркнуть значимость Министерства внешней торговли СССР, которое приносило пользу всему хозяйству страны, и которое – как отдельная экономическая единица – было, по моему мнению, напрасно (а с точки зрения пользы дела совершенно неправильно) ликвидировано. Если бы правительство оставило функционировать МВТ (хотя бы, например, такие объединения, как «Медэкспорт», независимое от концерна Газпром внешнеторговое объединение «Газэкспорт») и взяло под государственный контроль (через механизм частичной монополии внешней торговли стратегическим сырьем через внешнеторговое объединение «Нефтеэкспорт») торговлю нефтью и нефтепродуктами, ему сейчас не пришлось бы бороться с завышенными ценами на лекарства по линии Минздрава и с недоброкачественными лекарствами, а также с монополиями типа Лукойл, Сибнефть, Юкос и т.д., которые давят на рынок нефтепродуктов, и несправедливо, с точки зрения потребителей, регулируют ценообразование на нефтепродукты на внутреннем рынке страны. Государству давно надо было монополизировать внешнюю торговлю автомобилями, прекратив одним ударом все махинации, связанные с этим видом внешней торговли, и получать значительные прибыли от иностранных инвестиционных проектов, часть из которых могла бы пойти на развитие собственного автомобильного производства и целенаправленно, а не из бюджета.

В своих воспоминаниях я старался написать как можно меньше о личной жизни и максимальное внимание уделить вопросам, касающимся работы в системе МВТ – моей и тех моих сослуживцев, с кем была связана эта работа.

Глава 1. Торговая палата

Москва. Смоленская площадь. Высотное здание с огромными входными дверями. Перед входом слева и справа на медных пластинах надписи «Министерство Иностранных дел» и «Министерство Внешней торговли». Старый добрый квалифицированный Внешторг. Если бы я начал жизнь сначала, то все равно пошел бы в систему внешней торговли. Потому что это было мое призвание и моя главная жизнь.

В систему Министерства входили также Главное таможенное управление и ВТП (Всесоюзная торговая палата), находившаяся на улице Куйбышева рядом с Красной площадью и ГУМом. Это потом она стала называться Торгово-промышленная палата, а тогда, в шестидесятые годы, с которых и начинаются мои воспоминания, она называлась именно ВТП. В Торговой палате было еще Бюро товарных экспертиз, отвечавшее за качество как экспортируемых, так и импортируемых товаров. В те годы в нашей стране начали активно проводиться различного рода иностранные выставки. Выставки организовывались и общедоступные – национальные, и специализированные, которые вызывали большой интерес, и не только среди специалистов. Помимо выставок, организуемых в СССР, Торговая палата занималась и проведением выставок за границей. Было два управления: Управление иностранных выставок в СССР и Управление выставок за границей. К этим управлениям были прикреплены штатные директора и художники, опытные работники, непосредственно проводившие подготовленные нами выставки. Эти люди были вроде как в резерве и получали зарплату в течение всего времени, а во время проведения выставок тем более, а если за границей – еще и в валюте. Кого назначить для работы на каждую выставку, решало руководство управлений. Был в Палате еще протокольный отдел, где работали молодые парни с хорошим знанием иностранных языков. Этот отдел считался у ребят особенно престижным, поскольку часто руководство Палаты, выезжавшее, как правило, к открытию выставки, брало их с собой в качестве помощников, а скорее, как переводчиков.

У нас в стране на выставки ходили многие. Видимо, советским людям, в течение долгих лет находившимся за так называемым железным занавесом, требовалось общение с людьми из иного мира, существовавшего по другую сторону границ СССР. Им хотелось побольше узнать о той жизни, о которой они либо вообще ничего не знали, или имели смутное представление, да и то лишь по публикациям нашей прессы. Я уж не говорю о национальных выставках, проведенных в Сокольниках в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов: выставках США (1959 г.) и Франции (1964 г.). Именно на эти выставки очереди начинались от метро Сокольники. И это была не цепочка людей, а большая длинная толпа. Америка на своей выставке блеснула роскошью и показывала такие вещи, которые наш народ вообще никогда не видел. Там, где демонстрировались автомобили, в центре, среди других машин, чуть возвышаясь над остальными, на подиуме медленно вращался красный спортивный кабриолет «Корсар». Мне настолько понравилась эта машина, что я до сих пор помню ее название. В разных местах выставки около выставочных павильонов, под «грибками», американцы угощали «на халяву» пепси-колой. Желающих попробовать напиток было много, но ажиотажа из этого никто не делал. Все происходило так, как будто это было привычно. Французская выставка была тоже интересная, достаточно разнообразная, но больше привлекала женщин своей направленностью на показ модной одежды и различных платяных материалов.

Моя деятельность во Внешторге началась именно с Торговой палаты. Я не случайно попал в эту организацию, мне хотелось заниматься как раз подготовкой выставок, приобретавших с каждым годом все большую и большую популярность в нашей стране.

В год моего поступления в вуз (1957) еще существовал Институт внешней торговли, куда я и подал заявление. Но приемная комиссия так запугала меня предстоящим наплывом абитуриентов и трудностями условий конкурса, что в предпоследний день срока подачи заявлений я струсил, забрал свои документы и подал их в Плехановку. После окончания Плехановского института в течение двух лет я оббивал пороги Торговой палаты, желая самостоятельно, без чьей-либо помощи устроиться туда на работу. Я приезжал, пытался разговаривать в тамошнем отделе кадров, периодически звонил по телефону, чтобы меня взяли хоть каким-нибудь экономистом. Все было напрасно. Мне отвечали вежливо, с пониманием относясь к моим просьбам, но каждый раз отказывали, ссылаясь на отсутствие вакантных мест, и предлагали «позванивать». Я, конечно же, не был безработным молодым человеком, которых в те годы было предостаточно, особенно в Москве (обеспеченные родители легко содержали своих не желающих работать потомков, зачастую впоследствии превращавшихся в стиляг-тунеядцев, с которыми общество боролось, как могло, по тем временам). По распределению после института я работал старшим бухгалтером магазина культтоваров при централизованном учете Управления рабочего снабжения Московского речного пароходства. Потом, отработав год, благодаря стечению обстоятельств и по рекомендации товарища по институту устроился преподавателем организации и техники торговли в Школу торгового ученичества при ЦУМе и ГУМе, выпускавшей квалифицированных продавщиц, главным образом для собственных нужд.

Попасть в Торговую палату помог мне младший родной брат мамы – для меня дядя, вернувшийся в начале 1964 года из очередной длительной загранкомандировки, где он был дружен с одним из заместителей начальника Управления центральных кадров Минвнешторга. По рекомендации этого товарища в мае 1964 года меня взяли на работу в Торговую палату – в Управление иностранных выставок в СССР на должность старшего экономиста с месячным окладом 130 рублей. Это была неплохая зарплата для молодого специалиста (для ориентирования в ценах: батон белого хлеба стоил в зависимости от сорта около 20 копеек, цена килограмма мяса была 2 рубля, килограмма докторской колбасы – 2.30, бутылки водки – 2.87).

Начальником Управления был знающий, опытный руководитель с красивой и звучной фамилией – Смольянов. К сожалению, непосредственно с ним я не работал, поскольку он курировал вопросы организации и подготовки крупных национальных выставок, а специализированными выставками занимался один из его заместителей Яковлев Евгений Васильевич. Вот к нему я и попал «на выучку». Евгений Васильевич учил меня на первоначальном этапе, как писать коммерческие письма, телеграммы, как работать на телексе, как вести переговоры по конкретным, но мелким вопросам организации выставок. Вести переговоры самому было мечтой, но для этого необходимы были знания многих деталей. Надо было представлять и знать, что хочешь сам выяснить у партнера, все согласовать с ним и уметь ответить на те вопросы, которые может задать он. Вначале я подготавливал необходимые документы, которые потребуются старшему, и только присутствовал на переговорах, куда меня брали учиться, чтобы в будущем я мог вести их самостоятельно. Примерно через два месяца службы я овладел этим искусством в начальной стадии.

По инструкции, в переговорах участвовали минимум два наших сотрудника. Мне был поручен участок работы с ГДР. Еще в школе я учил немецкий язык и имел по этому предмету только отличные оценки. Но школьные знания и даже институтские не принимались во внимание (все знают качество преподавания иностранных языков того времени в обычных школах и неязыковых ВУЗах). А у меня было несколько иное положение: учась в старших классах в школе и потом в институте, я периодически занимался с преподавателем дополнительно. И в Управлении мне это очень пригодилось. Дело в том, что за знание языка можно было получить процентную надбавку к зарплате. Для этого необходимо было окончить курсы на языковой кафедре при МВТ, еще допускалась возможность сдать экзамен экстерном в период приема экзаменов, которые так все и называли: экзамены на процентную надбавку. С этой целью их должны были сдавать даже окончившие языковой институт (исключение делалось только для выпускников МГИМО). В 60-е годы были письменные экзамены и устные. Экзаменующийся, не выдержавший письменного экзамена, к устным не допускался. Экзамены принимала комиссия из трех преподавателей. Письменный экзамен включал в себя изложение и перевод коммерческого письма с русского языка на иностранный (позднее письменный экзамен был отменен, и перевод коммерческого текста был заменен беседой с одним из преподавателей на тему, изложенную в коммерческом письме). В устный экзамен входили: пересказ художественного текста с неожиданной и оригинальной концовкой (как, например, у О. Генри – известнейшего американского мастера коротких рассказов), проведение короткого диалога на коммерческую тему с одним из экзаменующих преподавателей (она была изложена в письме в качестве приложения к экзаменационному билету). Эту тему надо было обсудить (например, аргументированно попросить скидку с предложенной цены). И еще пересказ какой-то коротенькой статьи из иностранной газеты, как правило, на политическую тему. Успешно сдавшие экзамены стимулировались дополнительной прибавкой к зарплате: за знание европейского языка 10%, языка европейской соцстраны 15%, за восточный язык (японский, хинди и др.) 20%, причем более 20% не платили, независимо от того, сколько языков знал сотрудник. Право на получение процентов необходимо было подтверждать каждые два года. Если получающему проценты удавалось трижды подряд сдать экзамен на оценку не ниже «хорошо», с третьего раза он мог подтверждать свои знания через пять лет.

В июле 1964 года на работу в наше управление после окончания Института иностранных языков им. Мориса Тореза был принят Владимир Головня с редким отчеством – Мефодьевич, впоследствии ставший моим близким товарищем. Его появление в управлении значительно повлияло на всю мою дальнейшую судьбу во внешнеторговой деятельности. Володя был представителем элитной части молодежи того времени. Он был одного со мной роста, достаточно высок – около метра восьмидесяти, строен, всегда модно одевался, а главным его достоинством были незаурядные способности и великолепное знание немецкого и французского языков. У него был и третий язык – польский, но степень знания польского я не могу оценить, поскольку мне так никогда и не удалось услышать, как он им владеет. Судя по его словам, польский он знал не слабее двух первых. Наверное, Володя не обманывал, да и смысла не было. Скажу только, что по-немецки и по-французски он говорил так же свободно, как и по-русски. На меня это производило огромное впечатление, и я всегда в дальнейшем стремился к подобным знаниям, но, к сожалению, такого высокого уровня мне достичь так и не удалось, хотя я потом относительно свободно говорил на английском и сербско-хорватском и часто переводил с них на русский и наоборот. Мои знания немецкого за неимением практики остались пассивными: переводил и читал я неплохо, но разговаривал на нем слабо.

Почти сразу же после прихода Головни на работу в Палату его и меня послали в колхоз в местечко Тучково (это две остановки электрички до Загорска, ныне Сергиево—Посада) на уборку сена. Не помню точно, когда и где мы с ним условились сдавать вместе экзамен по немецкому на процентную надбавку при языковых курсах МВТ, о которых я уже подробно рассказывал. Я такую надбавку в то время еще не получал. Сдающих письменный экзамен было около ста человек, и происходило это в главном лекционном зале МГИМО (располагавшемся тогда возле метро Парк Культуры у начала Крымского моста в сторону парка). Моей задачей на письменном экзамене было понять суть изложения и разобраться в переводе коммерческого текста с русского на иностранный. Я всегда, еще в школе, умел хорошо писать изложения и даже любил их писать. Поэтому для меня ровным счетом никакого труда не составило довольно примитивными фразами написать суть несколько раз прочитанного текста рассказа одним из членов экзаменационной комиссии перед всей аудиторией. Володя сидел рядом и элементарно исправил мелкие грамматические ошибки в моем тексте. Перевод коммерческого письма своего варианта мне удалось частично подсмотреть, а частично (опять же – с Володиной помощью) написать самому. Вариантов давалось два или три, не помню точно. Однако у меня с Володей варианты были, конечно, разные, сидели-то мы рядом. Но все это было уже осенью, а когда нас послали в колхоз, был самый разгар лета. За время пребывания в колхозе мы близко узнали друг друга и подружились. Это были прекрасные дни. Посланные в деревню из разных ведомств молодые люди быстро нашли общий язык и сформировались в тройки-четверки – маленькие группы в зависимости от объема предложенной работы. Мы не только убирали сено, но и выполняли другие поручения колхозного бригадира, в помощь которому прикрепили нашу группу. Однажды в качестве грузчиков на колхозном ЗИЛе мы повезли сдавать комбикорм на приемный пункт в Болшево. Когда мы туда приехали (скинув по дороге знакомой шофера два мешка комбикорма), то увидели огромную очередь из таких же машин до самого склада и договорились с шофером (материально ответственным лицом), что съездим в Москву помыться, переодеться и кое-что купить. Дело было утром, и шофер (по своему опыту) сказал, что у нас есть время приблизительно до 17 часов. Вернулись мы вовремя, когда наша очередь была уже третьей (разгрузка одной машины занимала несколько минут). На обратном пути знакомая шофера отблагодарила его самогоном, и, приехав в деревню, мы впятером, вместе с шофером, пригласившим нас, хорошо поужинали. Надо сказать, что это был далеко не единичный случай – ребята были молодые и не дураки выпить и закусить.

Вернувшись в Москву, мы занялись своим делом: организацией выставок. Лично мне было поручено (не без контроля старших) начать подготовку выставки легкой промышленности ГДР. В Москве тогда еще не было специальных выставочных площадей, да еще закрепленных за Торговой палатой. Приходилось договариваться с теми организациями, у которых на требуемый период была необходимая площадь, и нам ее можно было арендовать. Чаще всего при организации небольших специализированных выставок мы пользовались услугами Политехнического музея. Но в данном случае речь шла о крупной выставке, на которой должны были быть представлены готовые изделия товаров ширпотреба, предлагаемые нам для экспорта в рамках Протокола о товарообороте: легкое оборудование, текстиль и одежда и т. д. Перебрав на одном из совещаний несколько предложений, руководство остановилось на моем варианте – попытаться договориться со спортивным Дворцом ЦСКА, у метро Аэропорт. Мне разрешили взять одну из машин нашего Управления (пробок тогда не было и в помине), чем я очень гордился, хотя впоследствии понял, что выполнял в тот момент всего-навсего роль обыкновенного экспедитора-секретаря. Тем не менее, я встретился с директором Дворца, очень дружелюбно настроенным и приятным человеком. Обсудив все детали по делу, я сказал директору, что мы с отцом являемся яростными поклонниками цеэсковского хоккейного клуба, но на каждый матч имеем проблемы с билетами. Директор провел меня на арену дворца и спросил, где бы я хотел сидеть во время матча. Я, не задумываясь, указал на места в следующем ряду за хоккеистами, непосредственно за спиной великого тренера А. В. Тарасова. И с этого времени мы с папой, беспрепятственно получая билеты на матчи ЦСКА прямо через дирекцию, не только смотрели игру, но были счастливы еще и от того, что слышали, какие указания во время игры Тарасов дает хоккеистам, о чем разговаривает с ними и т. д. Понимающие болельщики должны позавидовать нашим болельщицким радостям… Этой возможностью мы пользовались несколько лет, хотя выставка легкой промышленности ГДР во Дворце ЦСКА при мне так и не была проведена из-за высокой стоимости аренды площади.

В Управлении работал довольно молодой коллектив, минимум на шестьдесят процентов состоящий из женщин, практически каждая из них добротно знала какой-нибудь иностранный язык. Высшее образование было у всех. Женский коллектив был как на подбор привлекателен. Все были дружны и в случае необходимости помогали друг другу не только по работе, но и в решении многих мелких жизненно-бытовых вопросов: купить что-то в магазине, дать взаймы и т. В то время у нас работала красавица Майя Кармен, одна из жен известного кинооператора Романа Кармена, прославившегося своими фильмами, сделанными главным образом в годы Великой Отечественной войны. Сама Майя рассказывала нам не без гордости (стараясь, видимо, из скромности подчеркнуть свою непричастность к славе мужа и в то же время пытаясь показать близость их взаимоотношений), как он говорил ей иногда: «Майка, ты дура!», хотя понятно, что на самом деле это было далеко не так. Были и другие интересные женщины. Вспоминаю некоторых, оставшихся до сих пор в моей памяти: например, очень милую, добрую и какую-то необыкновенно спокойную в деловых взаимоотношениях переводчицу английского Марию Ивановну, или просто Машу, которую почему-то все звали Муся (чего я, конечно, себе никогда не позволял). Работала у нас и начинающая сотрудница Ирина Пацева, которая была замужем за сыном какого-то заместителя министра, но не внешторговской системы. Скорее всего, благодаря отцу мужа она и попала к нам на довольно тепленькое местечко. В моем становлении специалистом мне помогали старший экономист Лиля, а также Клавдия Ивановна Лапшина (у которой была должность старший инокорреспондент), отвечавшая главным образом за обеспечение расчетов с участниками выставок. Она помогала всем, никогда ни в чем не отказывая. Был у нас еще один опытный ведущий эксперт Игорь Николаев, по знаниям и опыту негласно приравниваемый к заместителям начальника Управления. Хорошо помню, что именно он организовывал выставку копировальных аппаратов фирмы «Rank Xerox», продукция которой до сих пор успешно реализуется на нашем рынке.

Поскольку мы с Володей были самыми молодыми сотрудниками Управления, руководство и партийная организация, часто пользуясь этим обстоятельством, направляли нас на общественные мероприятия, проводимые не только парткомом МВТ, но и в масштабе всего города. Тогда нам не приказывали, а обращались будто бы с просьбой: пойти на Красную площадь в связи с таким-то событием, поехать в колхоз на уборку сена или картошки и т. д. Это считалось активным участием в общественной жизни коллектива и помогало при получении характеристики для поездки за границу или в случае перехода в какое-нибудь другое внешнеторговое подразделение, или просто в другую не внешнеторговую организацию (хотя такие случаи были чрезвычайно редки, ибо просто так из Внешторга не уходили).

Ни для кого не секрет, что на так называемую постоянную работу за границу (обычно на три года) при советской власти холостяков не посылали. Иногда там могла оказаться одиночка-бухгалтер, секретарь или машинистка, да и то по большой рекомендации. А уж с мужиками вообще вопрос был просто закрыт. Если ты не женат, на тему о «постоянке» можешь даже не разговаривать и не думать об этом. В то время мы с Володей были убежденные холостяки и, не скрывая этого, оставались завидными женихами. Тем не менее, каждый из служащих Внешторга нашего возраста (23—24 года), может быть, где-то глубоко внутри себя подумывал о встрече с приличной девушкой, чтобы жениться и форсировать поездку за рубеж. По тем временам для нас это был, пожалуй, единственный вариант самостоятельно, без чьей-либо помощи обеспечить себе и семье достойную жизнь в будущем при интересной работе. Нельзя сказать, что люди обогащались, выезжая в длительную загранкомандировку, но из-за отсутствия почти у каждого элементарных условий существования, таких, например, как собственное жилье (не говорю уж квартира, а хотя бы комната), все стремились к тому, чтобы выехать. Мы с женой пять лет снимали жилье – то комнату, то квартиру – по-разному, и не могли даже ребенка позволить себе из-за отсутствия площади (как тогда говорили). О товарах ширпотреба даже писать не надо. Конечно, многих удовлетворяла мебель нашего производства, которая была сделана так, что создавалось впечатление, будто русский Ваня зашел на мебельную фабрику и топором вырубил и молотком сколотил диван-кровать или стол, или, скажем, шкаф. А из домашней техники лучшим магнитофоном, выпускавшимся у нас, считался, например, «Днепр». Но он был далеко не у каждого, увлекающегося магнитофонными записями, и даже он и близко не соответствовал японским или немецким. Из автомобилей на смену отживающей свой век «Победе» пришла «Волга» ГАЗ – 21, мгновенно ставшая мечтой наших автолюбителей и первым признаком достатка и социального положения ее владельца.

8 сентября 1964 года произошло событие, которое повлияло на всю мою дальнейшую жизнь: я познакомился с девушкой, через три месяца ставшей моей женой. А было это так. В этот день в Москве на Красной площади был организован траурный митинг по поводу кончины г-жи Флинн – Генерального секретаря компартии США. На этот митинг, как всегда на подобные мероприятия, послали меня с Володей. Мы пришли на место сбора около Центрального телеграфа вовремя, но шествие на Красную площадь почему-то задерживалось, и мы фланировали между собравшимися (именно фланировали), прогуливались, наблюдая за всеми. Идущих на митинг было много, все собирались кучками по трое и больше, мирно беседуя друг с другом. И вдруг я заметил двух стоявших в самом центре собравшихся молодых девиц, одна из которых поразила меня своей необыкновенной, выделявшейся красотой и какой-то аристократической внешностью. «Смотри, какая девушка!» – cказал я Володе с восклицательной интонацией. Он тут же подтвердил мое восхищение. Не сговариваясь, мы прошли вблизи этой парочки несколько раз. Я занервничал и стал трусить. И тут помог случай. Спутница той, на которой до предела было заострено наше внимание, окликнула меня по имени и фамилии: «Олег… Макаров!» «Да, это я», – ответил я (не зная, с кем говорю), и мы к ним подошли. Оказалось, что окликнувшая девушка училась со мной вместе в институте, где меня многие знали, потому что наш курс был по многим причинам известен в кругу студентов. Да и юношей на курсе было всего человек пятнадцать, но каждый был личностью по студенческим меркам. Один был руководителем институтского эстрадного оркестра, двое – участниками СТЭМа (студенческого театра эстрады и миниатюр), доминировавшего на всех праздничных вечерах отдыха. А я был всегда вместе с ними, и, ко всему прочему, я был сыном профессора, преподававшего по совместительству в Плехановском в годы моей там учебы.