Вендетта. Викторианский триллер
Я спал этой ночью на палубе. Капитан предложил к моим услугам его маленькую каюту и был в своем добросердечии искренне расстроен моим отказом занять ее.
«Нехорошо спать под лунным светом, синьор, – сказал он обеспокоено. – Говорят, что от этого сходят с ума».
Я улыбнулся, подумав, что если бы мне суждено было сойти с ума, то это случилось бы прошлой ночью!
«Не бойтесь! – ответил я вежливо. – Лунный свет для меня приятен и не оказывает иного эффекта, кроме умиротворения. Я здесь прекрасно отдохну, друг мой, не беспокойтесь за меня».
Он замешкался, а потом вдруг ушел, чтобы вновь появиться через две-три минуты с толстым куском овчины. Он так настаивал на том, чтобы я взял его для защиты от ночного холода, что ради него я поддался уговорам и улегся, завернувшись в теплый мех. Добродушный парень пожелал мне тогда приятного отдыха и спустился в свою каюту, насвистывая веселую мелодию. Лежа на палубе, я смотрел вверх на мириады звезд, мягко сиявших на нежно-фиолетовом небе; я смотрел долго и пристально, пока мне не начало казаться, что наш корабль также превратился в звезду и плыл через пространство с его сверкающими товарищами. Я думал о том, какие создания населяли их? Простые мужчины и женщины, которые жили, влюблялись и лгали друг другу, как и мы? Или высшие существа, для которых даже малейшая фальшь невозможна? Был ли среди всех этих звезд хоть один мир, где не рождалась ни одна женщина? Неопределенные мечты и странные теории мелькали в моем мозгу.
Я вновь переживал агонию своего заключения в склепе, снова заставлял себя наблюдать сцену между моей женой и ее любовником, коей стал свидетелем в саду, снова обдумывал каждую мелочь, касавшуюся той страшной мести, которую задумал. Я часто удивлялся тому, каким образом в тех странах, где развод дозволяется, обиженный супруг может удовлетвориться столь скудной компенсацией за свои раны, как простое расставание с женщиной, которая обманула его. Для нее не следовало никакого наказания – она лишь получала желаемое! В этом даже нет никакого особенного позора, так как соответствует принятому стандарту социального поведения. Если бы общество назначило более суровые наказания за женскую измену, то меньше было бы и подобных скандалов и последующих разводов. Изящное женское существо подумало бы дважды, нет, пятьдесят раз, прежде чем подвергла бы свое тонкое тело риску оказаться отхлестанным кнутами в руках пары беспощадных представительниц ее же пола. Такая перспектива унижения, боли, позора и задетого тщеславия помогла бы более эффективно подавить в ней скотские инстинкты, чем все пышные судебные заседания, действующие по нормам общественного права, и присяжные заседатели.
Подумайте об этом, короли, лорды и свободное городское население! Когда-то официальным юридическим наказанием было бичевание привязанной к телеге преступницы. Если вы хотите остановить растущую безнравственность и бесстыдные пороки женщины, то вам лучше возобновить эту традицию, расширив ее применение от бедных слоев общества до самых богатых, потому что, вполне вероятно, что праздные герцогини и графини еще острее нуждаются в ней, чем занятые работой жены трудолюбивых мужчин. Роскошь, безделье и любовь к платью – вот рассадники для греха, так ищите же их! И не столько в лачугах голодающих и бедных, как в окрашенных в розовый цвет, ароматизированных мускусом будуарах аристократии. Найдите грех и ваши храбрые врачи обнаружат семена тех моровых болезней, что угрожают истребить целые города, – и тогда растопчите его, если вы сможете и если желаете сохранить добрые имена своих стран в глазах будущих поколений.
Не жалейте прутов ради правды! Не верьте ее роскошным волосам, ниспадающим в прекрасной беспорядочности, ее слезным глазами, взывающим к вашему милосердию. За ее богатство и положение она заслуживает меньше жалости, чем изгой, который не знает, где достать кусок хлеба. Высокое положение обязывает к высокой ответственности! Но я говорю дикие вещи. С бичеванием женщин мы покончили навсегда, и теперь оно вызывает у нас привычную дрожь отвращения. Но когда мы дрожим с таким же отвращением от всей чудовищности нашего общественного разврата? В очень редких случаях. Между тем, в случае измены мужья и жены могут развестись и продолжить свои раздельные пути в сравнительном мире. Да, некоторые могут это сделать, но я – не один из них. Никакой закон во всем мире не может исправить разодранного флага моей чести, поэтому я должен сам стать законом, а также адвокатом, присяжным, судьей – всеми в одном, и мой приговор не подлежит обжалованию!
И тогда я буду действовать, как палач, и какая пытка была столь совершенна и уникальна, как та, которую я изобрел? Таким образом я размышлял, лежа без сна, с лицом, повернутым к небесам, наблюдая свет луны, изливающей себя в океан, как золотой душ, в то время как вода билась с мягким бульканьем о борта брига и разлеталась белой пеной, когда мы неслись вперед.
Глава 10
Весь последующий день нам дул попутный ветер, и в Палермо мы прибыли за час до заката. Мы едва успели зайти в гавань, как небольшой отряд полицейских, или жандармов, вооруженных до зубов пистолетами и карабинами, поднялся на борт и командир предъявил нам документ, дающий полномочия обыскать бриг на предмет наличия на его борту Кармело Нери. Я слегка забеспокоился за безопасность моего друга капитана, но сам он вовсе не был встревожен: он улыбнулся и приветствовал вооруженных эмиссаров, как будто они были его лучшими друзьями.
«Откровенно говоря, мое мнение таково, – сказал он, открывая для них бутылку кьянти, – что злодей Кармело сейчас где-нибудь на Гаэте. Я бы не стал вам врать, зачем мне это? За его голову предлагается награда, а я вовсе не богат. Подумайте сами, я приложил бы все усилия, чтобы оказать помощь!»
Один из жандармов бросил на него подозрительный взгляд.
«Мы получили информацию, – начал он четким деловым тоном, – что Нери бежал с Гаэты два месяца назад при содействии некого Андреа Лучиани, владельца прибрежного брига „Лаура“, который курсирует с торговыми целями между Неаполем и Палермо. Вы – Андреа Лучиани, а этот бриг называется „Лаура“, в этом мы не ошибаемся, не так ли?»
«Как будто вы можете когда-нибудь ошибаться, сэр! – вскричал капитан с прежней веселостью, хлопая его по плечу. – Даже если у Святого Петра оказалось бы плохое настроение и он закрыл бы для вас небеса, то у вас хватило бы изобретательности, чтобы найти другой, лучший вход! Ах, Бог мой! Да, вы правы о моем имени и названии моего брига, но в других вещах, – здесь он поднял пальцы в выразительном жесте опровержения, – вы не правы, совсем не правы! – Он разразился веселым смехом. – Нет, не правы, но мы не будем ссориться из-за этого! Выпейте еще кьянти! Поиск бандитов так изнуряет жаждой. Наполняйте стаканы, друзья, не жалейте – еще двадцать бутылок стоит под лестницей!»
Офицеры невольно заулыбались, когда выпили предложенное вино, и самый молодой из них, подвижный, красивый парень, тоже развеселился вслед за капитаном, хотя он, очевидно, собирался заманить его в ловушку и выудить признание неожиданной показной небрежностью и дружелюбием своего поведения.
«Браво, Андреа! – воскликнул он. – Так давайте же будем добрыми друзьями! Кроме того, что за преступление в том, чтобы взять на борт одного пассажира? Несомненно, он заплатил вам лучше большинства торговцев!»
Но Андреа не был столь наивен, наоборот, он поднял руки и глаза с поразительным притворным выражением потрясения и испуга.
«Да простит вас Дева Мария и все святые! – воскликнул он набожно. – За то, что вы могли подумать, будто я, честнейший моряк, возьму хоть копейку у проклятого разбойника! Несчастья будут преследовать меня всю жизнь после этого! Нет, нет, это ошибка! Я ничего не знаю о Кармело Нери и надеюсь, что Господь избавит от встречи с ним!»
Он говорил с такой очевидной искренностью, что офицеры казались озадаченными, хотя это обстоятельство и не помешало им продолжить полный обыск брига. Разочарованные в своих ожиданиях, они расспрашивали всех подряд на борту, включая и меня, но, конечно, не добились удовлетворительных ответов. К счастью, они сочли мой костюм подобающим профессии и, хотя с интересом поглядывали на мои седые волосы, все же не нашли ничего подозрительного. После нескольких еще более эмоциональных поздравлений и любезностей со стороны капитана они удалились, полностью расстроенные и вполне убежденные, что полученная информация была так или иначе ошибочной. Как только они скрылись из поля зрения, веселый Андреа начал скакать по палубе, как ребенок на детской площадке, вызывающе прищелкивая пальцами.
«Черт возьми! – кричал он в экстазе. – Они скорее заставят священника выдать тайну исповеди, чем меня, честного Андреа Лучиани, предать человека, который дал мне хорошие сигары! Пусть они теперь едут обратно на Гаэту и вынюхивают там по всем углам! Ах, синьор! Настало время нам с вами проститься. Мне действительно жаль расставаться с вашей приятной компанией! Вы ведь не вините меня за то, что я помог бедному разбойнику, который доверился мне?»
«Только не я! – сердечно ответил я ему. – Наоборот, этим вы еще больше мне нравитесь. До свидания! А с этим, – здесь я вручил ему деньги за проезд, – примите мою благодарность. Я не забуду вашей доброты и, если когда-нибудь вам понадобится друг, найдите меня!»
«Но, – сказал он с наивным смешением любопытства и неловкости, – как же я это сделаю, если синьор не открыл мне своего имени?»
Я уже думал об этом прошлой ночью. Я знал, что мне потребуется новое имя, и принял решение присвоить фамилию одного школьного товарища – мальчика, к которому я был сердечно привязан в ранней юности и который затем утонул на моих глазах в воде Венецианского открытого плавательного бассейна. Так что я ответил на вопрос Андреа сразу же, без раздумий.
«Ищите графа Чезаре Олива, – сказал я. – Я вскоре возвращусь в Неаполь, и если я вам понадоблюсь, то там вы меня и найдете».
Сицилиец снял шляпу и сердечно отсалютовал мне.
«Я догадывался, что руки синьора графа принадлежат вовсе не коралловому рыбаку. О да! Я всегда узнаю джентльмена, если встречаю его, хотя про нас, сицилийцев, говорят, что все мы джентльмены. Это все хвастовство и – увы! – не каждый раз является правдой! До свидания, синьор. Я всегда к вашим услугам!»
Пожав его руку, я легко спрыгнул с брига на набережную.
«До свидания! – ответил я ему. – И тысячу раз спасибо!»
«Не за что, синьор, не за что!» И на том мы расстались, а он стоял все еще без шляпы на борту своего маленького корабля с добрым выражением на загорелом лице, как будто на нем отражался солнечный луч. Добродушный веселый мужик! Его понятия о добре и зле были странно перемешаны, и все же его обман был намного лучше многих истин, открываемых нам нашими сердечными друзьями. И можно быть уверенным, что Великий Ангел-Летописец отлично видит разницу между спасительной ложью и убивающей правдой и соответственно отмеряет каждому награду или проклятие небес.
Моей первой задачей в Палермо было приобретение одежды самых лучших тканей и выделки, подходящей джентльмену. Я объяснил портному, к которому зашел с этой целью, что присоединился к одному празднику коралловых рыбаков ради развлечения и на время одолжил их костюм. Он с готовностью поверил в мою историю, так как я заказал у него сразу несколько костюмов, назвавшись графом Чезаре Олива и дав адрес лучшего отеля в городе. Он обслужил меня с подобострастным смирением и предоставил в мое распоряжение заднюю комнату, где я сменил свой рыбацкий наряд на платье богатого господина, купленное готовым здесь же и неплохо сидевшее на мне. Таким образом приведя себя в порядок, я арендовал комнаты в лучшей гостинице Палермо на несколько недель. Недель, заполненных для меня тщательными приготовлениями к делу жестокого возмездия, которое ждало впереди. Одной из важнейших забот было надежное размещение имеющихся у меня денег. Я отыскал лучшего банкира в Палермо и, представившись вымышленным именем, заявил, что недавно возвратился на Сицилию после нескольких лет отсутствия. Он доброжелательно принял меня, хотя и был поражен той огромной суммой, что у меня имелась, но оказался достаточно предприимчивым, чтобы все устроить для безопасного хранения средств, включая и драгоценные камни; кое-какие из них своими необычайными размерами и блеском привели его в полное восхищение. Видя это, я настоял на его согласии принять отличный изумруд и два больших бриллианта и порекомендовал заказать подходящую оправу для собственного использования. Пораженный моей щедростью он вначале отказывался, но в конце концов его природная страсть к обладанию редкими камнями победила, и он взял их, осыпая меня благодарностями. А я в свою очередь был крайне доволен тем, что приобрел своей драгоценной взяткой такое искреннее расположение, что он даже забыл – или не счел нужным – спросить о моих личных данных, что в моем положении могло бы вызвать крайние затруднения, если бы я вообще смог таковые предоставить.
Когда эта сделка была полностью завершена, я стал раздумывать о том, как замаскироваться настолько надежно, чтобы никто не смог заметить даже малейшего сходства с прежним Фабио Романи ни в моем виде, ни в голосе, ни в манерах. Я всегда носил усы, которые поседели вместе с моими волосами. Теперь я отпустил бороду, которая тоже оказалась белой. Но в контрасте с этими возрастными признаками мое лицо снова начало поправляться и помолодело; мои глаза, всегда большие и темные, вновь обрели былой блеск и несколько бунтарский взгляд, который, как мне казалось, мог выдать меня тем, кто знал меня до смерти. Да, они выражали то, что должно было быть забыто и о чем нужно молчать. Что же мне было делать с этими моими предательским глазами?
Я подумал и скоро принял решение. Не было ничего проще, чем симулировать плохое зрение – зрение человека, ослепленного жарой и ярким светом южного солнца – я буду носить очки с затемненными стеклами. И я купил их, как только эта идея пришла мне в голову, и в одиночестве в своей комнате перед зеркалом я проверил их эффект. Я остался доволен: они прекрасно выполняли свою задачу. В очках, с белыми волосами и бородой я выглядел, как неплохо сохранившийся пятидесятилетний мужчина, чьим единственным физическим недостатком было плохое зрение.
Следующим пунктом моего преображения был голос. Я обладал от природы особенно мягким голосом и быстрым, но все же четким выговором, и подобно всем итальянцам у меня была привычка сопровождать слова выразительной жестикуляцией. Я принялся тренироваться, словно актер перед выдающейся ролью. Я выработал резкие интонации и говорил теперь неторопливо и неприветливо, иногда с несколько злым сарказмом, тщательно избегая малейших движений рук или головы во время речи.
Это давалось мне чрезвычайно трудно и тренировки заняли кучу времени. В качестве модели для подражания я использовал одного англичанина средних лет, который остановился в том же самом отеле и чья накрахмаленная флегматичность не расслаблялась ни на минуту.
Он был человеком-айсбергом крайне значительного вида с оттенком почтенной мрачности, которая свойственна всем британцам, пребывающим в чужой стране. Я скопировал его манеры максимально достоверно: я держал рот на замке с тем же оттенком страха прослыть непосвященным упрямцем; я ходил с такой же прямой спиной; я рассматривал пейзажи с тем же превосходным презрением. Я понял, что преуспел в своих упражнениях, когда подслушал слова официанта обо мне, обращенные к его другу: «Белый медведь!».
Я сделал и еще кое-что. Я написал учтивую записку главному редактору самой популярной газеты, выходившей в Неаполе, – газеты, которую, как я знал, всегда читали на Вилле Романи – и, приложив пятьдесят франков, попросил добавить лично для меня одну статью в следующий выпуск. Эта статья заключалось в общих чертах в следующем:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Бездна страсти!
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги