Дом для зелёного человечка

1. Дерево. Обрушение

Навигатор указал на этот дом.

Я через высокую арку въехал во двор. А там – не колодец, как ожидал от здания, построенного по проекту прошлых эпох, там – стена дикого винограда1 аж до крыши. Сейчас – утром – тут вообще было сумрачно. Не думаю, что и днём будет светлее. Как тут живут люди – в постоянном полумраке? Чем питаются?

Дорога вела к стене дома и ныряла под заросли. Судя по указателю – на подземную стоянку. Влево и вправо расходились неширокие, мощёные брусчаткой проезды, разукрашенные яркими граффити, просвечивающими сквозь сплетение веток.

Со стоянки выехал, мелодично звеня колокольчиками, розовый элебиль. Я увернулся, приостановился и стал думать, куда ехать. Мне нужен подъезд № 1. Вправо? Глянул на экранчик навигатора. Навигатор тупо показывал на то место, где я сейчас стоял. Поеду, куда глаза глядят…

Помимо полумрака из-за узких проездов и зарослей, сам дом был странным. Я вспомнил историческую книгу об архитектуре предков, которую читал ещё в РоКусте. Так вот, в захабах этого дома я наплутался вдоволь. Поездка вправо после нескольких поворотов привела в тупик с подъездом № 12. Пришлось вернулся. За каким-то углом нашёл подъезд № 2.

Подъезда № 1 во дворе не было!

За всё время моих метаний не заметил ни одного прохожего. Не прятались же они за плющевидными зарослями, за полускрытыми ветвями дверями?

Спросить не у кого.

Над входом в подъезд № 2 – адрес дома. Правильный адрес. Номера квартир начинались со второй. И тут только, чуть сбоку, я увидел табличку на грязно-оранжевой стене, наполовину прикрытую веткой: «Подъезд № 1. Вход с улицы».

Обычно пишут: «Вход со двора».

В Дереве с ума сходят по-своему. Это не мой родной РоКуст! И к этому мне приходится привыкать в первый рабочий день.

Выехал из лабиринта на солнце, чуть не ошалел от удовольствия и прилива сил. Лучи приятно ласкали кожу. Сколько ни бились люминеры, сколько ни старались, а только солнечный свет благотворно действует на лист.

Итак, куда дальше? Со стороны безыскусного фасада – арка въезда во двор, ряды окон, которые начинались со второго этажа, и ни одной двери. Только теперь сообразил: это не главный фасад здания, а уличный. И на плане навигатора рассмотрел: дом другой стороной выходит на площадь.

Пришлось объезжать целый квартал.

Вот он, главный фасад! С колоннами, статуями в нишах. Архитектурный шедевр прошлых веков? Откуда? Но к этому раритету современные архитекторы приложили свои жилки. Примерно на середине фасада к дому, прилично выдаваясь, примыкала ультрасовременная пристройка со стеклянной – витраж – боковой стеной до крыши. Я поехал по огибающему ризалит тротуару и остановился как вкопанный. И ещё задрал голову.

Фасад пристройки – сплошная кирпичная стена, но она треснула посередине и расширяющейся кверху трещиной заметно покосилась вправо и влево. Как эта стена ещё держится? За разломом виднелась грязная с натёками неровность бетонной поверхности с намётками фальшь-окон. Странный двор, странная пристройка… И что в этом сооружении находится?

Дверь, перед которой я стоял, теряя время, ошарашено «любуясь» нелепым ризалитом архитектурного шедевра, была вовсе и не дверью. Это был грубо неровно пробитый проём с торчащими по периметру кирпичами и арматурой. И только в глубине «грота» я заметил матово блестевшее стекло двери.

Что всем этим хотел сказать архитектор?

Я снял контейнер с плеча, сложил элекат, сунул его в карман. Осторожно подошёл к «двери», тронул пальцем самый толстый выпирающий железный прут. Он оказался голограммой. И одновременно единственной кнопкой. Видофон проявился из какого-то кирпича, посмотрел на меня, блямкнул и спросил:

– Да?

– Доставка, – ответил я. Камера ещё раз меня оценила, и стекло двери растворилось.

Я вошёл в подъезд. Ещё один захаб! Это не помещение, а ущелье, вдоль стен которого наверх спиралью вела многомаршевая лестница, сплошь заросшая растениями с крупными сине-белыми цветами2. Подъезд скупо освещался через боковые стеклянные витражи. От этого сумрака мне сразу захотелось есть. Как тут выживают растения?

Впереди, под лестницей, – лифт с открытыми дверьми, в него я вошёл сам, втащил контейнер. Осмотрелся. Кнопок не было. Вообще. Перед моим носом поползла надпись: «Назовите этаж: -1 или 1». Сказал «один». Не на стоянку же ехать? Двери затянулись, лифт подскочил, двери растаяли. Я увидел высоченный кубический зал.

А в нём – игрушечными выглядели стеклянные стеллажи со статуэтками, вазами, подсвечниками и пирамидками. По залу были расставлены огромные округлые вазы с растениями и щиты с нелепыми яркими картинами. Журчали фонтанчики. Сверху кое-где свисали витиеватые светильники. Выставочный зал? Кое-где виднелись столики и диванчики. И не стены тут, а огромные экраны с видом на живописные море, горы, пустыни. Волны бились, водопады ниспадали, барханы курились… Мещанство.

Я ступил из лифта прямо в «песок». Он хрустел, как настоящий, но корень в него не проваливался…

– Это безобразие! Курьер опоздал! Оправдание очевидно: занесло во двор, где он заплутал! Надеюсь, что он не заплутает в жизни! – Откуда-то вынырнула женщина средних лет в длинном кричащем оранжевом платье, сквозь редкую сетку которого тускло светилась малахитовая кожа. Аристократка.

– Ага… – Но она меня не слушала, стала вырывать у меня контейнер. Я не отдал, потянул на себя и победил: она отцепилась.

– Ставьте туда, – сказала она с досадой и показала на стеклянный столик, нелепо торчащий на середине «морского пляжа». Я подошёл, опустил контейнер на «песок», вынул оттуда коробку и поставил её на столик. Женщина при этом спешила за мной, чуть ли пиная, потом отодвинула меня жилкой от коробки, оторвала кристалл получения, покрутила в пальцах, сдавила его до покраснения и вручила мне. Я его вложил в поясную сумку.

– Вы должны проверить… – Она не дала мне договорить.

– Быстро! Вон отсюда! Сейчас разрушение!

Я оторопел от такой невежливости, попятился к лифту. А она вскрыла коробку, засунула туда жилки по локоть и вынула переливающийся серым шар. Зелёный кристалл инструкции по расконсервации упал на пол и поскакал и потерялся в «песке».

Коробка, как и положено, утилизировалась в слабый ароматный дымок.

Женщина двинулась вглубь зала, вожделенно осматривая шар, кое-где нажимая, поглаживая, потом вставила кругляш в какой-то проём одного из шкафов. Возле шкафа стоял стеллаж, на котором лежали подобные кругляши. И тут до меня донёсся запах цветущих садов, как из рекламы. Женщина тихонько низко пропела «сенупулеч-ки мои!» из той же рекламы. Все просто с ума сходят от этих SplK. Мне, например, они даже для аклю-песа не нужны. Но тут что-то иное. Вряд ли она использовала визоратор для себя.

Она проговорила:

– Паломники ждут. Инсталляция запустится чуть позже, это плохо. – Она оглянулась, будто бы услышала мои крамольные мысли: – Он ещё здесь! – Она поражена, что её приказы курьер не выполнил. – Ты попал, парень, – добавила она с сожалением, ткнула в мою сторону пальцем с искрящимся ногтем и отвернулась. А мне показалось, что на меня сейчас набросится гигантская тля3.

Я, который только что любовался её фигуркой, подхватил контейнер, нырнул в лифт с криком «ноль», спустился и выскочил на проспект. От греха подальше. Кто его знает, о чём она меня предупреждала?

И тут услышал страшный треск. Глянул на звук: левая часть стены начала заваливаться! Я бросился вниз, в переход под площадью, уже бежал по нему, когда меня догнал гул обрушения. Наверное, следом летит пыльная волна. Я успел; выскочил из перехода на другой стороне площади и влетел в толпу стоящих на коленях монахов. У каждого уши были прикрыты наушниками. Тут же из зева перехода вырвался клуб пыли. Я ожидал, что заскрипит, запорошит, заставит закашляться… Но никакой пыли не ощутил. И понял, в чём дело. А монахи смотрели за мою спину – на дом – через видокли. Я обернулся.

Там уже падала вторая стена. Страшный утробный взрыв. Осколки стекла, бетона, кирпича полетели в разные стороны, усыпали площадь, элебили, листов.

Поднявшаяся над площадью пыль чудесным образом быстро растворилась в воздухе. Стали видны внутренности дома, по сути – каркас. И там, среди обвалившихся стен стояла одинокая оранжевая фигура…

Я не стал ужасаться тому, что дом мог разрушиться весь, и находиться среди развалин женщине было очень опасно. Тем более что листы вокруг воздели жилки и беззвучно кричали, выражая религиозный страх и ужас, взывали к высшим силам. И ждали какого-то продолжения.

И не напрасно. Со всех сторон к полуразрушенному зданию набежали муравьи, которые начали разбирать кучи мусора, наваленные катастрофой, и тут же выстраивать из обломков новую стену. Сквозь них, не сбавляя скорости, проносились по мостовой элебили…

Стены росли быстро; думаю, что их возведут за минуты. Я успокоено вздохнул, глотнул слюну. И вдруг стал слышать. Всё-таки от грохота мне заложило уши. Я осмотрелся. Настроение монахов резко изменилось. Теперь они срывали наушники, кричали благодарственные молитвы, радовались, обнимались, аплодировали, пищали, квакали, стонали. Паломники, обсуждая происшедшее, начали расходиться. Гиды уводили организованных.

Инсталляция Обрушения и Возведения! Гениальная постановка стихов из Белой и Чёрной Коры4.

Окончательно привёл меня в чувство главный оператор, который заверещал в ухо, что понаехали тут; что Дерево вянет; что только устроился на работу и уже; что если заказчик пожалуется, то; что нужно ехать ещё туда и туда…

– Туда или туда?

– Туда!

Я надел на плечи контейнер, вынул из кармана элекат. Глянул через проспект. Муравьи уже возвели стену почти до крыши. И про трещину не забыли.

Я вдруг сообразил, что серьёзно опаздываю, вздохнул и поспешил развозить заказы дальше.

2. Дерево. Кость

В Дереве это была не единственная, хотя и удивительная, инсталляция. Первую из них я увидел вчера вечером, когда меня везли из РоКуста на элевозе на распределительный склад. Мы въехали в Дерево, и тут я увидел, как вдали вырастала гигантская остроконечная расцвеченная башня, которая внезапно оторвалась от земли и улетела в небо к звёздам. Я просто очумел от реалистичности, подумал, что кто-то полетел на Луну. Но сегодня – после обрушения дома – я был уже подготовлен к этим чудесам. Меня эти вещи уже не должны пугать. По крайней мере, я так думал.

Следующим пунктом, как подсказал навигатор, был Музей естествознания.

Элекат уверенно катился по дорожкам среди очаровательных низких деревьев с кроной зонтиком5, мимо площадок, на которых коровы Вечур в памперсах выравнивали травку разных видов, мимо уютных солнечных лавочек, на которых питались проголодавшиеся прохожие. Увидел, как прямо на них, трапезничающих, с растущей рядом кокосовой пальмы6 падали орехи. Я не понял, что было инсталляцией: прохожие или орехи. По крайней мере, кокосы спокойно пролетали сквозь фигуры, ударялись о землю, раскалывались и расплёскивали молоко по траве. Но мне было некогда разбираться в этом из-за спешки.

Элекат работал в ускоренном режиме, поэтому его зарядку я даже поддерживал из своих ресурсов, раскрыв сетчатую плащевую батарею усиленного накопления. И одежда, отреагировав на яркий солнечный день, открыла как можно больше люверсов.

Музей – псевдодревнее здание в античном стиле – стоял на высоком пригорке посреди цветочного поля. Я подумал, что основные помещения находились под землёй, и я даже пожалел несчастных работников, которые вынуждены пользоваться искусственным светом. К главному входу вела помпезная лестница, но я воспользовался дорожкой-пандусом, которая серпантином вела наверх и которая сожрала процентов пятнадцать заряда элеката.

В музее меня ждали. Мерцающая полоса с надписью «доставка» повела меня мимо осуждающих моё опоздание привратников по залам и коридорам к кабинету начальника отдела палеонтологии. Я с содроганием вспомнил лабиринты двора, в котором находился предыдущий клиент. Но здесь клиент всё предусмотрел, как знал о моей неопытности и «привычке» плутать в лабиринтах.

Когда я вошёл, зелёнобородый начальник средних лет произнёс с непонятной мне снисходительностью:

– Вы опоздали на двадцать минут.

– Простите, пожалуйста! Меня задержало «разрушение»… – начал было оправдываться я. И тут же подумал, что срываю свой испытательный срок, и теперь меня точно уволят.

– Ещё скажите, что задержало «Возведение»! – он хмыкнул и несколько секунд смотрел поверх моей кепки. Потом обратил свой взор на меня, удовлетворённо улыбнулся и добавил: – Ну, долго я буду ждать? Несите коробку сюда!

Я ожидал всякого: и скрытого недовольства, и разъярённых тирад, но такой непонятной реакции не понимал. Я вынул из контейнера раскомпактизирующийся на свету длиннющий гравитубус с эмблемами Музея, поднёс его к явно антикварному деревянному столу и положил посылку на полированную поверхность. Начальник осторожно отклеил кристалл получения, сдавил его пальцами до покраснения и вручил мне.

Пока я засовывал кристалл в поясную сумку, он начал открывать тубус:

– Так, проверим содержимое, – он с усилием вынул из футляра что-то длинное, расширяющееся по концам, завёрнутое в воздушно-пузырьковый лист упаковочной алоказии7. Этот предмет был тяжёлым, поэтому начальник чуть не уронил предмет на стол. Осмотрел со всех сторон, слегка поворачивая. Упаковка была в целости и сохранности, в чём я и не сомневался.

Начальник оторвал взгляд от посылки, перевёл его на меня и задержал, как бы чего-то ожидая. Я, наверное, выглядел заинтригованным. Он вздохнул, открепил, наконец, кристалл вскрытия посылки, скрупулёзно прочёл инструкцию, ткнул в край черешка, и упаковка раскрылась. Я намеревался после этого уйти, тем более что меня ждал следующий клиент. Но вдруг позабыл свои обязанности от удивления: на столе лежала огромная кость.

При виде её палеонтолог, в отличие от моего ступора, аж подпрыгнул от радости, борода взметнулась и опала, дёсны чуть не прикусили язык.

– Прекрасно! – бормотал он, осматривая кость. – Он обработал её хорошо! Доставка не подкачала! Это то самое, чего не доставало в экспонате! Проксимальный эпифиз в целости и сохранности! Отчётливая межвертельная линия! Дистальный эпифиз с нетронутым медиальным мыщелком! И даже ямка головки сохранилась! Прекрасно! Безупречно! – и тут я почувствовал даже не иронию, а какую-то неестественность в его радостной тираде.

– И какому ужасному зверю она принадлежала?

– Это, мой любопытный доставщик, бедренная кость хомо инконвениенса8! Хотите посмотреть на его скелет? Он уже экспонируется в зале направо отсюда. Мы ждали эту кость! Её недавно нашёл мой помощник. А из демонстрационного зала сюда ведёт служебный вход, но для вас открыть нужную дверь не проблема? – я не понимал, зачем мне эти подробности. – Скелет экземпляра, выставленного в экспозиции, четыре с половиной метра в высоту! Такие пока не попадались. Мало того что предки давно, как считается, вымерли, так всё найденное до сих пор сильно фрагментировано да ещё и обожжено. А вот этот недавно найденный экземпляр имеет такой вид, будто организм скончался совсем недавно. Его останки в превосходной сохранности! Его скелет вымыло из ледника, а я его обнаружил. Не доставало только этой детали. Я считал её потерянной навсегда. Мы даже сделали искусственную замену этому, – он осторожно коснулся кости.

– Хотелось бы мне попасть на раскопки… – неожиданно для себя пробормотал я. Это была не просто оговорка. Я возле РоКуста давно искал древности, в основном архитектурные, но не находил ничего стоящего. А тут кости нашего предка!

– Ну так что вам мешает?.. – Тут он как-то странно принюхался, будто давно уже знал, как эта кость пахнет. – Поразительно! От кости не несёт тлением! Любопытно? – И он нагнул мою голову к кости. Я чуть не уткнулся в неё носом и явственно почувствовал чуть заметный запах сырого мяса. Поморщился и отстранился. Палеонтолог ехидно засмеялся, заметив это, но сообщил, что в полевых условиях консервацию биообъектов качественно совершить невозможно. А тут, в его отделе, это быстро доделают как надо. И тогда кости не грозит разрушение. И естественные запахи пропадут.

– Отыскивать такое интереснее, чем таскать посылки по Дереву, – на свою беду пробормотал я.

В это самое неподходящее время заверещал в ухо главный оператор: что понаехали тут; что только устроился на работу и уже; что если заказчик пожалуется, то; что нужно ехать ещё и туда…

На меня эта работа свалилась, как те самые инсталляционные кокосы. Ещё вчера Наибольший лист нашего РоКуста вызвал меня из леса и приказал уезжать немедленно, элевоз меня уже ждал у Мэрии. Я не успел даже попрощаться с родными и девушкой. На мои вопросы Наибольший отказался отвечать. К вечеру я был уже в Дереве, меня приняли на работу и поселили в общежитии у склада. А утром я уже развозил посылки. Неужели так листов и продвигают по служебной лестнице? Но в РоКусте у меня была замечательная работа, а здесь…

Начальник отдела палеонтологии с любопытством смотрел на меня, пока я выслушивал выговор оператора. А я стал салатовым от чувства неловкости. Получилось, что меня отчитали при постороннем. Стыдно.

– Не волнуйтесь, мой юный друг! В следующий раз приходите в Музей специально. И тогда спокойно полюбуетесь на наших незадачливых предков. Кстати, обратно вы можете пройти через зал с нашим замечательным скелетом. Вы помните? Дверь по коридору направо…

Хотя и отказывать на такую настойчивую учтивость было неудобно, я неблагодарно буркнул, что мне нужно спешить, и выбежал из кабинета. В коридоре я побежал я мимо разгоревшейся линии, которая вела к «замечательному» скелету, и свернул к выходу, минуя экспозицию.

3. Дерево. Лампы

Элекат вёз меня в спешке, едва не втыкаясь в элебили, деревья и другие каты, в бегущих вереницей муравьёв. Конечным в списке навигатора стоял Солярий. Времени оставалось в обрез, это была последняя треть всего расстояния по маршруту. Я честно старался нагнать потерянные минуты, даже пытался оптимизировать до секунды и так оптимизированный маршрут. Всё – для скорейшего удовлетворения заказчиков. Обидно, что тут виноват только я со своей нерасторопностью.

Но в график движения я так и не уложился.

Я ехал по дорожке, и вдруг заметил, что слева разверзлась глубокая яма, наполнявшаяся водой. Элекат двигался по самому краю! Испугаться я не успел: яму быстро затянули ряска и листья лотосов9, она быстро превратилась из болота во вполне твёрдый ухоженный газон.

Я остановился. В Дереве инсталляции – одно из развлечений. Кстати, любой может создать свою. Большинство листьев проходят мимо, не обращая внимания на эти чудные картины. Однако тут же вспомнил, что некоторые инсталляции вызывают интерес, и тогда на представление собирается толпа. А некоторые несут ещё и религиозный смысл.

В этой – превращение ямы в газон – муравьи не участвовали. Это не входило в планы художника?

Муравьи считались священными животными, им поклонялись. Им в сакральных текстах Белой и Чёрной Коры в равной степени отводилось место как созидателей, так и разрушителей. В РоКусте они построили муравейник, огромный, рациональный, безобразный и прекрасный в своей естественности.

Муравейники были так же пристанищами монахов.

А ещё муравьи приносили священные грибы, которые использовали для богослужений.

В Дереве я не заметил ни одного муравейника, только муравьиные норки; значит ли это, что муравьи только разрушали? Наверное, нет: в инсталляции на площади – той самой, с обрушением – муравьи восстанавливали здание. Для меня – слишком вольная трактовка религиозного текста! И тут я вспомнил монахов, собравшихся на зрелище инсталляции. Неужели храмы Дерева подземные?

Рассуждения рассуждениями, но я опаздывал. И в Солярий я ворвался ураганом. Дежурный на первом этаже, как только появился я со своим контейнером, сразу понял, что перед ним тот самый нерасторопный курьер, которого все ждут и клянут. Он сурово взглянул мимо меня и даже не стал ждать вопросов:

– Я не приму заказ. Вас давно ждут в восемьсот восьмом кабинете. Отдадите посылку лично. Лифт направо. Чётный.

«Давно» – это слишком круто сказано для десяти минут. Но, возможно, для них эти минуты критичны?

На восьмом этаже я, как это ни удивительно, сразу побежал в нужную сторону. Глаза самым краешком фиксировали за полупрозрачными стенами зелёные тела в креслах и на дыбах, массажистов, которые что-то проделывали с ними… Нежно пахло цветами. Из кабинетов доносилась приятная успокаивающая музыка.

Нет, мне бы услышать что-то резкое и подгоняющее!

Добежал. Нажал на сенсор восемьсот восьмого кабинета, и двери сразу распахнулись. По кабинету между кресел металась завёрнутая в лист алоказии халатной10 солярист. В наброшенной на плечи аллоказии рабочей11 обречённо застыл монтёр. Посередине кабинета стоял вскрытый аппарат с внутренностями наружу.

– Наконец-то! – заорала солярист, прекратив метания.

– Где лампы? – заорал монтёр и кинулся ко мне.

Они оба были бледно-зелёными от гнева.

– Вы опоздали на восемь минут! Клиент появится через десять минут!

– Давайте посылку! Нужно срочно заменить лампы! – монтёр уже тянул ко мне жилки.

Я вынул из контейнера коробку, которую монтёр сразу выхватил у меня, тут же с досадой оторвал кристалл получения, сжал и, не дожидаясь его покраснения, пульнул им в меня. Я еле поймал его в великолепном прыжке. Но некому было оценить мою ловкость. Монтёр подтащил коробку к аппарату, раскрыл её, пульнул в меня ещё и кристаллом инструкции (и его я поймал в воздухе), вынул длинную ленту, начал выковыривать пинцетом миниатюрные шарики ламп, наполненные люминесцентными бактериями, и вставлять их в пазы. Солярист ждала, склонилась надо пультом управления, в напряжении и готовности держала над прибором жилки.

– Так, теперь настройка!

Они начали программировать аппарат, добиваясь точной и синхронной работы ламп. Спецы ещё колдовали над пультом, как после приятного колокольчикового «блям-блям» дверь распахнулась и в кабинет шагнула худющая, как усохший апорокактус12, дамочка. Явно её будут откармливать.

Клиентка удивлённо остановилась на пороге, не понимая, куда попала: она уткнулась в меня, стоящего у двери с открытым ртом и контейнером у корней. Вокруг меня разбросаны упаковочные листья. Сбоку стояла коробка с лампами. Дамочку явно никто не ждал: солярист её встретила спиной, уткнувшись в аппарат.

– Как! – пришла в себя дамочка. – Мне назначено…

– Присядьте, вы пришли чуть раньше указанного времени, – повернулась к ней солярист. – Мы настраиваем прибор для вашего организма. Это тонкие настройки, они индивидуальны, учитывая ваш диагноз. – При этом солярист ухитрилась испепелить взглядом меня. Хорошо, что в клиентку, стоящую рядом, этот взгляд не попал. Иначе это было бы фатально для неё.

Но сотрудники Солярия уже действительно завершили работу. Монтёр быстро собирал упаковку в особый мешок. Посылку с лампами подхватил и сунул под мышку. А потом тараном двинулся прямо на меня, выталкивая из кабинета. Я еле успел подхватить контейнер. За дверью он снял с меня кепку, постучал меня по голове, надел кепку и сказал:

– Если клиент поднимет шум, вашей фирме несдобровать.

– Ничего ведь не случилось!

– Как это не случилось? Аппарат не был готов к сроку, клиент ждал, клиента встретила полнейшая антисанитария, в кабинете торчали посторонние с элекатом в кармане…

– Но я там был по служебной надобности!

– Клиента это не волнует. А теперь соляристу придётся при клиенте обрабатывать контактные поверхности вместо того, чтоб сразу усадить его в аппарат и заняться диагностикой и питанием. И вообще, вам что, больше делать нечего? Больше нет никаких дел? Чего это вы торчите посреди коридора? В лифт!

Он с коробкой вышел на промежуточном этаже. Наверное, ему ещё чинить оборудование у другого соляриста. А я с досады ткнул кнопку да не в ту, и лифт, проехав нулевой, спустился на какой-то подземный этаж. Даже не знаю, какой по счёту.

Я вышел и, конечно, сразу не сообразил, что попал не туда. Размышлял о своей незадачливой судьбе. Куда-то свернул и оказался перед удивительной дверью. Она была ярко-красного цвета. Явно туда заходить запрещено. Но она была открыта! Пропустить такое я не мог. Вошёл туда, сделал несколько шагов и вдруг сообразил, скорее, почувствовал по особенной сухости воздуха, что попал в морг.

На стеллажах в прозрачных коробах лежали усыхающие мумии. Тела их поросли белыми волосками. Некоторые ещё сохранили зеленоватый оттенок, другие были коричневыми, третьи осевшими, покрытыми каким-то серым налётом. Я угадал в этом налёте… Не может быть!