Капитан Лопанчук. И другие морские истории
Полвека пролетело, как несколько дней. И вот уже интернет стал собирать разбросанных по окраинам бывшей громадной страны, да и всего мира, «одноклассников», коллег, друзей. Вот и меня он связал с однокашниками по Ростовскому мореходному училищу. С одним из них – Николаем Лопанчук, свел основательно. Вот уже не один год, пожалуй, мы с ним общаемся и в сети и по телефону. Живет он во Владивостоке. Уехал на Дальний Восток сразу после училища по распределению, и как выяснилось, надолго. Не стану говорить – навсегда. Хотя… в нашем возрасте… Прошлым летом ездил я по Ростову, фотографировал своему другу юности здания нашего училища, наиболее запомнившиеся нам в те годы улицы. Рассказали ли мои фотографии ему о нынешнем Ростове что-то, что бы заменило ему прогулку по знакомым местам? Трудно сказать.
Из общения с Николаем сложилась вполне связная картина жизни, карьеры моего друга. Парень прошел все стадии флотской жизни: от матроса, убирающего каюты и чистящего картошку на камбузе, до руководителя экспедиции. Фотография под заголовком его, Николая Лопанчук.
Коля, не помню я твоего отчества, а может и не слышал никогда. А спрашивать уже не хочется. Сам понимаешь, какие бы посты ты не занимал, для друзей ты остался Николаем, Колей. Фотографии он, доложу я вам, не одну мне выслал. Была еще одна, официальная. Вот эта.
На ней седой солидный капитан дальнего плаванья со всеми положенными регалиями, значками и медалями. Когда я её получил, фотографию, первой мыслью было – увеличить, завести в рамку и отнести в училище наше. Там ей было бы место. Полвека назад этот парень, а теперь уже бывший начальник промысловых экспедиций на Дальнем востоке, учился здесь. Вот, пожалуйста, проходя по коридору, поднимите подбородочек, подравняйтесь на этого человека. Не смогу я этого сделать. Нести некуда. Нет такого училища! Ростовского мореходного училища рыбной промышленности больше нет. Расформировали за ненадобностью. Такие специалисты нашей стране больше не нужны.
Еще о Николае Лопанчук расскажу. Вернусь в начало истории. Постараюсь рассказать так, чтобы понятно стало, почему выбрал ту фотографию, что украшает обложку.
Годичная практика, о которой я уже упоминал, для него была настоящей суровой проверкой на профпригодность. Он, один из не многих, кто попал в Объединенную Антарктическую китобойную флотилию «Советская Украина и Слава». Год производственного обучения стал испытанием для него и его амбиций. Будет ли он моряком? В рейс он ушел матросом 2-го класса на китобойце «Бедовый-30». Ниже не куда. Это работа, в основном, на камбузе, и уборка всех судовых помещений. А еще, что замечательно, не ходят китобои в морях с приятным климатом и круизными погодными условиями. Из солнечной Одессы они ушли в Антарктиду. Со всеми её погодными прелестями.
Рейсы на полгода и больше, это основательная психологическая проверка для экипажа и для каждого в отдельности. Китобоец – это небольшой, железный, далеко не комфортабельный дом на несколько человек, занятых круглосуточной тяжелой работой без выходных и праздников. По поводу комфортабельности еще добавлю. Кто решится пойти в городской парк, и, раскачавшись на качелях, провести на них весь день? Выполняя при этом все физиологические функции: сон, еда, работа и все остальное. В море, на китобойце не день – там минимум полгода. Вот где надо было космонавтов тренировать. На психологическую совместимость и выносливость. Николаю пришлось испытать на себе не только трудности морского быта, но и эту самую «совместимость». Прошел, не сдался. Хотя, рассказал сейчас уже, о нескольких неприятных «инцидентах».
Потому, что романтики, на самом деле, это очень крепкие люди. Настоящие романтики. После этой практики он у нас был в авторитетах. Несмотря на то, что многие из нас провели этот год на серьезных промысловиках, и рейсы у многих были длительные. Но китобой был, как я уже упоминал, – Лопанчук, один из немногих.
После окончания училища мы, естественно, разъехались по морским окраинам того самого Советского Союза. Плохого ли, хорошего – до конца рассудит история. Но той стране мы были нужны. Было нужно много рыбы, и мы её добывали. Бригады, рыбколхозы, промысловые управления, флоты и флотилии. И везли её, рыбешку, и всяческие морепродукты, со всего мира, со всех океанов в свою страну.
Я уехал на север, в Мурманск, Николай – на Дальний Восток. Всё. Больше мы никогда не встречались. Только вот теперь – в «сети». Изредка – по телефону. Пенсионеры мы, а значит, что лишних денег на разговоры нам государство не выделит. Но, это отдельный и неприятный разговор. Так вот.
Из его рассказов я понял, что прошел он все положенные и сверхположенные этапы пути в своей карьере. Начал он и там, на Дальнем, с матроса, потому, что «ценза» у него не хватило. Для непосвященных – не наплавал он еще к тому времени матросом нужного количества месяцев для получения рабочего диплома «штурмана малого плаванья». С ШМП можно было начинать работать помощником капитана – штурманом. Вот со «штурмана малого плавания» до «Капитана дальнего плавания» Николай прожил непростую трудовую жизнь. Поднимался до должности старшего помощника капитана, и падал до марсового матроса на китобойце. Пережил интриги КГБ и, зная его, уверен, что пережил, не потеряв достоинства. Как всегда в таких случаях нужен был виновный «стрелочник», пришлось взять вину на себя. Попадал в тяжелейшие ситуации со смертельными исходами. Сам в этом случае добирался до берега без малого милю в воде 6—7 градусов. Как он выбрался?! Я бы не поверил, но он живой! И врать Николай не будет. Не тот случай. И опять надо было подниматься с нуля, с должности матроса. Поднялся. А в 1976 году он уже ушел надолго в рейс (11 месяцев) старпомом на китобойце «Вдохновенный». С приходом поменял диплом на ШДП «штурман дальнего плавания», и сдал аттестацию на капитана.
С 1983 года он только на высоких должностях. Начиная с заместителя капитан-директора по добыче краболовной флотилии «Павел Постышев» и до начальника экспедиции на промысле краба, сайры, трубача и кальмара.
Морские карты от Сахалина до побережья Антарктиды прочертил вдоль и поперек карандаш капитана Лопанчук. И виски-ромы и злые табаки, в кабаках многих портов мира перепробовал этот парень с фотографии. Только «отдыхал» он там не в круизных турах и не в романтических командировках. Это были, как правило, два-три дня стоянки на твердой земле среди незнакомых лиц! Понимаете, о чем я?
И, наконец, о фотографии. О том, почему я её выбрал, а не парадную, которую поминал. Да за спиной этого парня промысловики. Группа промысловиков. А сам он на борту плавбазы стоит. Видно это по высоте и горизонту. И промысловики, по-видимому, это только те, что в кадр попали. Их, возможно, больше. Не знаю, я с ним об этом не говорил. Может они на переходе? Или в группе судов. Бывает, что у базы собираются несколько судов для сдачи продукции и образуется очередь. Обычная ситуация на промысле.
Фотография очень понятная моряку-рыбаку. И стоит капитан Лопанчук красиво. За ним флот. Он в течении нескольких лет руководил этими или другими судами и добывал стране рыбу. О том, чем ему ответила страна, красноречиво говорит размер пенсии не только его, но и всех нас, сверстников.
И еще. Не первый раз возвращаюсь к этой теме. При всем уважении к узкому кругу людей, называющих себя «шестидесятниками», хотел бы уточнить. Это всё наше поколение, стартовавшее в шестидесятые годы, может назвать себя этим, ставшим носителем обновления, именем. Это оно, целое поколение романтиков, воодушевленное показавшимся краешком свободы, помчалось по необжитым окраинам страны «за туманом и за запахом тайги», за пароходом «белым беленьким, черный дым над трубой». И понесло по стране дух свободы и братства, взаимопомощи и неподкупности. Нас учили не искать в друзьях «слабое звено», и не сулили «халявных» призов и «миллионов» в разного рода шоу. Мы плечами не толкались, мы подставляли их другу.
Когда я писал эти строчки, я видел лица, сохраненные памятью из юности. Таких судеб, как у капитана Лопанчук много. Очень много. Всем им уважение и признательность тех, кто понимает, как они жили и продолжают жить.
Венгерские танцы в Бергене
Дверцы антресолей со скрипом открылись, подняв облачко пыли. Юрий Максимович, стоящий на неустойчивой раскладной лесенке, увидел унылую картину. Собранные за многие годы вещи были так плотно уложены, что найти понадобившуюся безделушку представлялось невыполнимой задачей. Браться за это, решил он, можно было бы, только решившись на безымянный подвиг. Юрий Максимович к совершению подвига готов не был. Он хотел было уже махнуть на затею рукой, но увидел справа, прижатую плотно к стенке пачку старых виниловых пластинок. На лице, сама собой, как перед старой знакомой, возникла улыбка. Когда-то, в «те» годы у него была замечательная коллекция пластинок, он называл её «библиотекой». В ней был раздел классики, подборка настоящего джаза, в основном, конечно, американского, подборка популярной в те годы итальянской и французской оркестровой и песенной музыки. Были наши, только появляющиеся на дисках барды и наши ВИА. Одним словом была достойная образованного, разбирающегося в хорошей музыке человека, коллекция пластинок. Юрий Максимович ею гордился, но слушал в основном сам, никому пластинки на прослушивание не давал. Да о передаче их кому-либо и речи не могло быть, он ведь свои пластинки не позволял никому в руки брать.
Прошли годы, сменились виды «носителей», и пластинки ушли на антресоли. Не решился Юрий Максимович ни продать их, ни выбросить. Был момент, когда вопрос о продаже возникал у него в голове, а вот «выбросить» – нет, такого не было. Часть из них еще какое-то время служила на даче, да там и осталась пылиться и мерзнуть в неотапливаемые, непосещаемые зимы.
Рука сама потянулась, и с трудом вытащила первую, попавшуюся вылезшим из общей пачки краем, пластинку. Юрий Максимович дунул, подняв ещё одно облачко пыли, долго глядел на неё в темноте антресолей, потом захлопнул дверцы и аккуратно, держа подмышкой пластинку, спустился на пол. Ему не надо было ставить её на диск радиолы, музыка зазвучала в нем помимо его воли. Он знал эту пластинку с её записями от первой до последней дорожки. Этот диск был гордостью его коллекции. Ещё бы! Подлинный Deutsche Grammophon с лейблом Polydor. И привезен он был из Норвегии в 1971 году. У этого диска была своя, с годами не забываемая история. История, от которой у Юрия Максимовича, еще с молодых лет не раз щемило сердце, а память до мелочей многократно восстанавливала картины тех двух дней из его жизни, связанных с этой пластинкой.
Уже забылась первоначальная затея, из-за которой он оказался на антресолях, уже сидел Юрий Максимович в кресле, держал на коленях когда-то яркий, а теперь потускневший футляр пластинки и вспоминал. В очередной раз, после долгого перерыва вспоминал. Раньше это бывало чаще. И поскольку воспоминание это повторялось, оно приобрело последовательность картин. Он всегда вспоминал «сначала».
Вот он спускается по трапу своего «научника» в норвежском порту Берген и по причалам, больше напоминающими улицы, идет в город. У этих улиц одной стороной является море, а другой двух или трехэтажные дома, образующие единую стену со сверкающими яркими красками или красным кирпичом фасадами, с высокими острыми фронтонами. Он не первый раз в Бергене. Их научное судно, работающее в группе с коллегами из Норвегии и Исландии, периодически заходит в норвежские порты Тромсё или Берген. Наука обрабатывает результаты рейса, а моряки с удовольствием путешествуют по городу. Наших моряков, конечно, притягивают магазины. Ходят они группами, во главе которых ставятся «благонадежные», выбранные первым помощником, помполитом, члены экипажа. Обычно, отлучиться из группы нет никакой возможности. Но вот второму штурману Юрию, как-то так получилось, удалось заручиться доверием капитана и первого помощника, и его одного отпускают ненадолго в город. Время, когда команда планово гуляет по городу, для Юрия время вахты. Поэтому, сменившись в шестнадцать часов, он не спеша полдничает, одевается и отправляется один бродить по уже знакомым улочкам. У него даже кафе свое, знакомое появилось, в которое заходил уже не один раз.
В этот раз он сразу направился в это кафе. Что это – кафе, или бар, он не знает. Но всякий раз, усевшись за столик у окна, он заказывает glass of beer, и подолгу сидит, потягивая пиво и любуясь видом за большим, чистым окном. Он уже стал привыкать к тому, что в кафе может быть мало посетителей, и даже могло быть так, что он был один. У себя на Родине пиво еще продавалось в грязных ларьках, с обязательным наличием очереди. Такой контраст доставлял ему большое удовольствие. Что не говори, а приятно чувствовать себя цивилизованным человеком.
Шел не спеша, и когда дошел до знакомого здания с надписью «vertshuset pub», зашел так, как будто он завсегдатай, и последний раз был здесь буквально вчера. Посидел, выпил свой стакан пива. На окнах появились капли дождя. Уходить не хотелось, было уютно, играла тихая музыка. Юрий помнит, ему тогда показалось, что пойдет сильный дождь. До порта было не близко, идти и мокнуть под дождём не хотелось. Решил пораньше вернуться на борт и выспаться перед ночной вахтой. Расплатился и вышел.
Дождь намочил тротуары, но никак не набирал силу. А над городом повисли подвижные, серые, рваные тучи. Легкие порывы ветра бросали капли дождя в лицо и заставили Юрия застегнуть плащ и поднять воротник. Он уже не прогуливался, он шел в порт.
Идти пришлось мимо городского водоёма с фонтаном, и Юрий невольно пошел медленнее. Был ли это искусственный или естественный водоем он не знал. Водная поверхность занимала целую площадь, была огранена и огорожена невысокой металлической оградой. К воде спускались зеленые газоны. По берегам стояли стриженные куполообразно деревья и красивые белые скамейки. Юрий остановился. Скамейка под деревом была сухой, и он присел, задумался, залюбовался открывшимся перед ним видом на город. В центре озера бил фонтан. Центральная его струя, на глаз, поднималась на высоту примерно трехэтажного здания, и находилась прямо напротив скамейки, где он сидел. А за струей, за стоящими зданиями уже зеленели покрытые лесом скалы фиорда. После серости наших городов красно-белая архитектура Бергена, чистота, зелень газонов поражали Юрия. Здесь в северной стране в городе было больше цветов, чем в нашем Мурманске.
От размышлений его отвлек шум детских голосов. Ватага ребят, одетых в светлые и цветные курточки приблизилась и остановилась у скамейки Юрия. Они были за спиной, и первое время он не поворачивался, и не разглядывал ребят. А те оживленно болтали, смеялись и, по-видимому, тоже не обращали на него внимания. И вдруг, как-то сразу, они оказались рядом и вокруг, заняли всю свободную часть скамейки. Они продолжали что-то деловито обсуждать, и центр этого обсуждения был на другом конце скамейки. Что там происходило, Юрию не было видно, все закрывали спины, севшей рядом девочки, и стоящего рядом с ней мальчика. А между ним и девочкой оказался футляр скрипки. Юрий невольно провел рукой по черной коже футляра. Надо же! Ему показалось, что он сейчас услышит запах канифоли и лака, стоит только открыть футляр.
Это было из его детства. Перед уходом в мореходку он проучился два года в музыкальной школе по классу скрипки. Преподаватель, старенький, маленький Яков Парфентьевич, качал головой и говорил: «Вы делаете неправильный выбор, Юрий. С вашим слухом и руками нельзя оставлять инструмент». Оставил. Уже не один год его жизнью были море, север, льды и шторма. Но вместе с романтикой его не покидала маленькая радиола, переходившая с ним из каюты в каюту при смене судна или должности. И пачка пластинок, не привычных для его коллег. Паганини, Крайслер, композиторы Барокко, переносили с ним тяготы и радости морской, очень своеобразной жизни. Как волны музыки, так и волны Океана за бортом становились для него одним целым.
За годы работы в море он неплохо овладел разговорным английским языком. Но детвора ведь говорила на норвежском, и Юрий сначала даже не пытался разобраться, чем заняты и о чем говорят ребята. И когда он уже решил встать и уйти, мальчик, стоящий рядом, обратился к нему и заговорил о чем-то вежливо, но несколько взволнованно. Юрий попытался понять и, конечно, ничего не понял. Тем более, что мальчик говорил очень быстро. И пришла Юрию в голову мысль, что у них может быть общий язык, на котором они поймут друг друга. Пришла, потому, что вспомнил он фразу, музыкальный термин, которым они пользовались в музыкальной школе, и не обязательно по назначению.
Юрий улыбнулся мальчику и, постучав пальцем по футляру, сказал: «allegro ma non troppo». В музыкальной терминологии это буквально: «не слишком быстро». Ребята, как по команде замолчали и расступились, и Юрий увидел, что на другом конце скамейки сидит девушка, на коленях у неё другой футляр, только открытый, и в нем скрипка, которая и является, по-видимому, центром внимания и обсуждения. Девушка примерно двадцати пяти лет, рафинированная скандинавская блондинка, в белом свитере и бежевой курточке. На вздернутом, веснушчатом носике очки в тонкой перламутровой оправе, старомодной, как показалось Юрию, круглой формы. «Училка», решил Юрий. Их музыкальная училка, мысленно уточнил. А девушка с ним заговорила. И по вопросительным интонациям, по единственной фразе на норвежском, показавшейся Юрию понятной, «du er en musiker?», по тому, что училка взглядом указывала на скрипку, лежащую у неё на коленях, он догадался, о чем его спрашивают. Его принимают за музыканта, и у них какая-то проблема с этой скрипкой.
Он привстал, и ему уступили место рядом с девушкой. Юрий пересел к ней, и вместо запаха канифоли почувствовал аромат незнакомых духов. Он даже глаза на секунду закрыл, так понравился запах. А в футляре лежала скрипка, и почему вокруг неё было так много шума, Юрий сразу понял. Подставка для поддержки струн, «верхний порожек» наклонилась, натяжка струн ослабла, а не упал порожек только потому, что его держали струны. «Что можно было делать, чтобы его так сдвинуть», удивился Юрий. По-видимому, он пробурчал это по русски. Потому, что девушка сделала попытку закрыть футляр и спросила что-то, что можно было понять и не зная языка. Мол, кто вы, и что вы говорите? Она ему чуть руки не защемила крышкой футляра. Вот так, подумал Юрий, и напугать людей можно… своим русским. Здесь к нему еще не привыкли.
– I am the seaman, – перешел на английский Юрий, – The Russian seaman, – уточнил, и видя, что коробку не спешат открывать, заверил, – But, I understand your problem, – мол, я русский моряк, но я понимаю, что вам надо помочь.
Девушка смотрела на него с удивлением, а ребята негромко, живо заговорили и Юрий услышал повторяющееся слово, напоминающее английское seaman, моряк. Поняли, значит. И девушка, с удивлением спросив «seaman?», перевела взгляд на скрипку, опять заговорила на своем, по-видимому, спрашивая, а что это вы, мол, за инструмент беретесь. Юрий постарался сделать как можно более вежливое и убедительное лицо.
– I can do it. Понимаете? You understand me? Позвольте, я это сделаю.
По-видимому, не столько его слова, сколько мимика, убедила девушку. Она, как завороженная, глядя в глаза Юрию, открыла футляр и протянула ему скрипку. И когда он уже держал в руках инструмент, пробормотала удивленно «русски?»
А Юрий уже отпускал винтами натяжение струн. «Русский, русский. Моряк, музыкант и русский, все в одном лице». Бормотал и делал свое дело. А что там сложного? Поставил на место порожек, подтянул до тугого состояния струны и, прижав подбородком к плечу инструмент, изобразил руками настройку скрипки. Мол, настроить в таких условиях не могу. «Understand?» «Понимаете?»
Эффект состоялся. Девушка улыбалась. Ребята загомонили и тоже улыбались. Чаще всего повторялось «такк». Спасибо, по-видимому, это у них? Девушка вдруг протянула ему ладошку лодочкой и, сияя карими глазами со светлыми ресницами, представилась: «Келда». Знакомится она со мной что-ли, обрадовался Юрий.
– Is this your name?
– ja, ja.
– А меня Юрий звать. Ю-рий.
– Юри, ja.
Келда заговорила, пытаясь вставлять английские слова. Чувствовалось, что она в нем не преуспела. Но, в общих чертах, Юрий понял, что она действительно преподаватель музыки у этих ребят. Но сама она играет, скорее всего, на пианино. Во всяком случае, пальцами она показывала именно игру на клавишах, повторяя «пиано». Вот почему она растерялась с такой пустяковой поломкой, решил он. Не её это инструмент.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги