Маленькие и неприметные – 3. Холодное блюдо в багажнике

Они ввалились в кабинет Бояркиной, даже не подумав спросить разрешения у секретаря. Катя, невольно чувствуя свою вину в связи с наглым проникновением непрошеных гостей в кабинет директора, бросилась следом, но дверь с треском захлопнулась у самого её носа. Катя торопливо схватилась за ручку, однако и тут опоздала – дверь оказалась закрытой изнутри. Катя подбежала к столу и нажала кнопку селекторной связи.

– Марина Григорьевна, я вызываю милицию!

– Не надо ничего, Катя, – усталым голосом ответила Бояркина и отключилась.

Ворвавшихся было трое. Всё тот же Женя, стройный парень со смешным чубчиком, верзила-садист Никита и ещё один, которого она, как будто, видела впервые. Это был сутулый светлоголовый парень с выступающей нижней челюстью.

– Привет, колдунья! И – собирайся! – распорядился Женя, усаживаясь в кресло напротив Бояркиной. Никита и блондин остались стоять, один справа от стола, а второй слева.

– Что это значит – собирайся? – не без вызова в голосе поинтересовалась Бояркина, внутренне обмирая от страха. – Вы не слишком ли много себе позволяете? И мы ведь договорились…

– Договорились? И что выполнено из тех договорённостей? – Женя сделал небольшую паузу. – Ничего. На сегодня – никаких результатов. Мало того, что не является, так он ещё и машины меняет. Менты задерживают его машину, а в ней не Подлесный, а Степанищев оказывается. Знаешь такого?

– Знаю, – призналась Марина.

– Поэтому придётся изменить меру пресечения.

– Что значит – изменить? – голос Марины дрогнул. – Какую меру пресечения?

– Поедешь с нами и будешь под полным контролем. Усекла, колдунья? И что ты так смотришь? Это полная для тебя неожиданность? Даром предвидения, смотрю, совсем не обладаешь. Раньше у тебя было что-то вроде подписки о невыезде, а теперь… В общем, подскочила быстренько и моментом собралась.

– Какие претензии? Я, между прочим, изо всех сил стараюсь, – не двигаясь с места, заявила обвиняемая.

– Где Подлесный?

– Да что вы зациклились на этом несчастном? Я же сказала, что он ни при чём. Он, кстати, приезжал, но каким-то образом засёк вас.

– Ты и про себя тоже говорила, что ни при чём. А вот не верится почему-то. Ни мне, ни Никите, ни Сёме. Так? – Женя обменялся взглядами со своими спутниками и зло прищурился на Бояркину. – Не вынуждай силу применять. И вылезай-ка из-за своего начальственного стола. Увидишь, сразу легче станет.

– Я никуда не поеду! – твёрдо заявила Бояркина. Выдвинув ящик стола, она вынула из него чётки Мышенкова и принялась их перебирать.

Женя усмехнулся и с демонстративной неторопливостью вынул из-под пиджака пистолет.

– Ты будешь выполнять все мои распоряжения, тётя. Беспрекословно.

– А если нет? Стрелять начнёшь?

– Сомневаешься?

– Очень. Ты не кажешься полным идиотом.

– А мои друзья? – Женя посмотрел на Сёму.

– Тоже, – ответила Бояркина. И подумала, что на обработанную гидропиритом обезьяну блондин Сёма похож. Вслух же сказала: – Так что попрошу оставить меня. Иначе я буду вынуждена принять контрмеры.

– Это какие же? – улыбнулся презрительно бандит Женя и, поднявшись на ноги, дал недвусмысленный знак своим людям.

Спустя мгновение Бояркина завизжала. Никита и Сёма не успели, кажется, и шагу сделать в её направлении, как она пронзительно завизжала. Затем бросила на стол чётки, схватила пепельницу и запустила ею в окно.

– Ведь там же люди ходят, – поморщился Женя.

– Да! Именно что! – выкрикнула Бояркина, после чего подскочила к окну и заверещала пуще прежнего.

– Ну! – рявкнул Женя на застывших в нерешительности Никиту и Сёму. Душераздирающий визг женщины, звон разбитого стекла и яростный стук в дверь повергли их едва ли не в состояние ступора.

– Может, не надо? – высказался Никита. – Пока её вытащим, за дверью уже вся их шобла будет.

– Взять, я сказал! – рассвирепел Женя.

Никита и Сёма бросились выполнять его приказ, однако Бояркина с неожиданной ловкостью увернулась от объятий Никиты, подбежала к Жене и вцепилась в его вооружённую пистолетом руку. Никита и Сёма поспешили на помощь своему командиру, но вдруг загромыхавшие в замкнутом пространстве выстрелы заставили их в панике броситься на пол. «Убью!» – мысленно решил Женя судьбу строптивой женщины.

Однако когда он вырвался из цепких женских рук, то, во-первых, оружия в его руке уже не было, во-вторых, смотреть и видеть цель мешали струйки крови, стекавшие со лба из глубоких царапин, а в-третьих, в комнате появились ещё два человека.

И оба эти человека – женщины. Одна влетела вместе с выбитой мощным ударом дверью и теперь, толстая и неуклюжая, пыталась подняться на ноги, а вторая вертелась в дверном проёме и громко кричала про милицию и бандитов.

– Линять надо! – услышал Женя шёпот Никиты.

– Где мой волын?

– У меня. Я забрал его, – ответил Никита. – Линяем шустро!

– Да, это-то вы шустро можете, шнурки рваные! Давай его сюда! – приказал Женя, имея в виду свой пистолет.

– Только не стреляй больше, а то меня чуть не зацепило, – пожаловался Никита, отдавая Жене его оружие.

– Мне штанину продырявил, – сообщил Сёма. – Ещё бы сантиметр влево и коленная чашечка – вдребезги…

– Ладно, уходим, – принял решение Женя. – И не ной. Штанину пожалел!

Под победные женские вопли они покинули офис и заняли места в машине.

– А вот чётки у неё прикольные, – сказал Никита, заклеивая пластырем ссадины на лбу Жени. – Прямо, как у босса.

– Что?! – дёрнулся Женя.

– Спокойно. Чётки, говорю, такие же, как у босса, тоже из зубов составлены. А что такое?

– Ты уверен, что из зубов?

– Зуб даю. А ты не видел?

– Да, – вмешался в разговор Сёма, – из зубов чётки. Причём, как я понял, из настоящих, так как разного размера.

– У босса тоже из настоящих, одна стоматологичка подарила, – теребя чубчик, проговорил Женя. Ему вдруг показалось, что чёток при теле убитого не было обнаружено. – А ведь вещица эта из редких, – принялся он размышлять вслух. – Да, надо всё проверить. Да, надо позвонить.

– Думаешь, у неё чётки босса?! – поразился Никита.

– Ничего я не думаю, – отмахнулся Женя и стал набирать номер телефона Василия Александровича. – Василий Александрыч, это вас Евгений беспокоит. По делу Козюкова… Да, как раз такая у меня причёска. Василий Александрыч, я хотел уточнить… Да, уточнить кое-что. В кармане босса чётки в виде зубов на верёвочке были? Должны были находиться в левом кармане пиджака… Из настоящих человеческих зубов… Да нет, никому он не выбивал, ему подарили… Не было? Это точно?.. Да нет, просто у нас тут кое-какие соображения… Да, будем держать в курсе… До свидания. – Дав отбой, он посмотрел на товарищей. – И что бы это значило?

– Надо пойти и вывернуть её наизнанку! – не стал долго размышлять Никита.

– Если это его, то… – сжал кулаки Сёма, вытаращив при этом глаза и выпятив вперёд нижнюю челюсть.

Женя охладил их пыл, заметив:

– Нас сейчас туда просто не впустят.

– Подключить мусорков, – высказал предложение Сёма. – Приедут со своей кувалдой и – жах! Или эту, ну, колбаску, подвесят на дверь и рванут…

Женя отрицательно помотал головой.

– Нет, тут надо иначе действовать. Мы, ну, или милиция вломятся, а она выбросит улику в окно.

– А почему раньше не выбросила? Даже наоборот… – озадаченно произнёс Никита.

– Вот это вопрос, на который ещё предстоит ответить, – признал Женя.

– Действительно, – кивнул Сёма, – мы, можно сказать, наезжаем не в шутку, а она достаёт из кармана чётки покойного и так непринуждённенько, понимаешь…

Женя, не соглашаясь, помотал головой.

– Ну, положим, не очень и непринуждённенько. Нервничала она всё же.

Ещё на лестнице Лев Николаевич Мышенков услышал доносившийся из офиса шум. Что там случилось? Мышенков приоткрыл дверь. Крики, визг, грохот. Впрочем, нечто подобное здесь уже происходило. И не раз. Когда в руководителях такие люди, как Марина Григорьевна, это вполне закономерно. Вернуться на улицу или переждать в туалете, пересидеть, так сказать, шумные события?

Организм высказался в пользу второго варианта, и Лев Николаевич поспешил в туалет, находившийся в трёх метрах от входной двери. Конечно, его могли заметить. Но не заметили. Та же картина, которую он зафиксировал своим зрением перед тем, как скрыться в туалете, безмерно его поразила.

И действительно, где это видано, чтобы подчинённые выламывали дверь, ведущую в кабинет директора?

Мышенков осторожно прикрыл за собою дверь туалета и обернулся. И едва не вскрикнул, неожиданно обнаружив, что он здесь не один.

– Добрый день, Лев Николаич! – приветствовал его Барыбенко. – Я испугал вас?

– Что здесь происходит, позвольте полюбопытствовать? – спросил Мышенков.

– Здесь? Здесь я… Ну, туалет – это такое место, в общем… – Барыбенко ухватился руками за ширинку и подёргал замок молнии на брюках.

– А там?

В эту минуту прозвучал выстрел, затем ещё несколько.

– Вот вам и ответ на ваш вопрос, – подавленно проговорил Барыбенко, лицо которого в одно мгновение покрылось смертельной бледностью. Не покрылось даже, а как бы напиталось.

– Кто?! В кого?! – ужаснулся Мышенков и осмотрелся вокруг. Ему вдруг трудно стало стоять, ему вдруг захотелось куда-нибудь присесть. Да куда тут присядешь? Разве что пройти в кабинку и опуститься на унитаз.

– Кто, я догадываюсь. И в кого, тоже могу предположить, – негромко прошелестел словами Барыбенко, исключительно не соответствовавший сейчас собственному имиджу.

– Ну! – тяжело выдохнул Мышенков.

– В Марину Григорьну! Эти… которые из «Натурбойла». Их трое. Они ворвались в её кабинет, и вот теперь… Ну, вы сами слышали. При таких торнадо лучше находиться ниже уровня земли.

– Если они её убьют, то… – Мышенков покачнулся и схватился рукой за раковину умывальника.

– Зачистка?! – ужаснулся Барыбенко. – Но я… Но мы же не свидетели! Мы же в это время…

И Барыбенко с неожиданной в данной ситуации резвостью расстегнул ремень, а также пуговицу и молнию на брюках и – в приспущенных до колен штанах, мелькая голой худой задницей, – юркнул за дверь кабинки с унитазом.

Мышенков торопливо последовал его примеру, но затем осознал, что вдвоём они на одном унитазе не поместятся. Ждать своей очереди? Однако когда Барыбенко покинет унитаз, то и ему это будет, по сути, не нужно.

Вскоре мимо двери протопали тяжёлыми ножищами несколько человек.

– Они ушли, кажется! – свистящим шёпотом поведал Мышенков.

– Ушли? Да? – выскочил из кабинки Барыбенко, на ходу застёгивая брюки. – Идёмте скорее, Лев Николаич, надо вызвать милицию и «неотложку».

И он выбежал за дверь.

Выйдя из туалета, Мышенков глянул в направлении приёмной и понял, что сотрудники фирмы находятся за порогом незапертой двери кабинета Бояркиной и что-то бурно обсуждают. Он приблизился и боязливо заглянул внутрь, ожидая увидеть труп Бояркиной. А возможно, и не только её труп, ведь выстрелов было несколько.

Мышенков ещё шарил взглядом по полу кабинета, когда перед ним выросла Бояркина и огорошила вопросом:

– Вы где прохлаждались, Лев Николаич, пока нас бандиты расстреливали?

– Я же только пришёл, – пробормотал Мышенков.

– Да что за мужики у нас?! – возмущённо всплеснула руками Бояркина. – Нас тут расстреливают из всех, можно сказать, видов оружия, а мужики наши или на горшке сидят, или неведомо где прохлаждаются!

– Марина Григорьна, организму не прикажешь, как вы знаете. Ведь это же физиология! – оправдывался Барыбенко. – А Лев Николаич действительно отсутствовал по делам службы во благо нашего общего дела.

И Барыбенко заговорщически подмигнул Мышенкову.

– А вот мы с Людмилой Александровной не прохлаждались и были на месте, на посту, как полагается! – радостно кричала Катя. – И защитили честь фирмы!

– И обратили в бегство супостатов! – спешила дополнить Людмила Александровна.

Барыбенко радостно соглашался:

– Да-да, есть женщины в русских селеньях!

А потом женщины принялись демонстрировать мужчинам выбитую дверь, разбитое стекло и следы от пуль, наперебой рассказывая о страшном событии, исход которого, к счастью, оказался благополучным.

На столе Мышенков увидел те самые чётки, что были найдены в его кабинете и присвоены Бояркиной. Чётки, которые появились в его кабинете после того трагического вечера, когда был задушен бизнесмен Козюков. Решение созрело мгновенно. И, улучив момент, он смахнул чётки в левый карман своего пиджака. Теперь необходимо как можно быстрее смотаться отсюда и избавиться от опасной вещицы. Мышенков направился к выходу.

– Лев Николаевич, вы куда? – обратилась к нему Людмила Александровна.

– Мне нужно один звоночек сделать, – соврал Мышенков.

– Да-да, – спохватилась Бояркина, – тоже надо срочно связаться с РУБОПом. Я позвоню и приглашу их сюда. И пусть разбираются! А так я этого не оставлю!

– Правильно, бандит должен сидеть в тюрьме, – поддержала решение начальницы Людмила Александровна.

Ещё в течение некоторого времени посовещавшись, Евгений и компания сошлись во мнении, что лучшим вариантом развития событий явилось бы процессуальное, по протоколу, изъятие чёток. И Женя вновь позвонил Василию Александровичу.

– Василий Александрыч, мы тут в эту треклятую «Нимфу» наведались, – представившись, начал Женя. – И вот какое дело…

– Я уже слышал о ваших делах-делишках, – язвительно ответил Василий Александрович. – Как раз выезжаем. И будем разбираться на месте.

– Она позвонила?

– Да. Вы что устроили? Что за самоуправство? На кичу захотели? Из какого оружия стрельба велась?

– Оружие моё, зарегистрированное, Василий Александрыч. Самопроизвольный выстрел. Раз в году, говорят, и палка стреляет, – пытался оправдаться Женя.

– Разберусь и посажу. Быть на месте. Оружие изыму и отправлю на экспертизу.

– Василий Александрыч, тут кое-что другое изымать надо. Мы у неё видели чётки босса, те самые, которых при нём после убийства не оказалось.

– Которые из зубов, ты говорил? – недоверчиво произнёс Василий Александрович. – А она что поясняет?

– Да ничего она не поясняет. Мы её и спросить-то не успели.

– Как палить из всех видов оружия начали, – вновь съязвил Василий Александрович. – Приеду, разберусь, посажу. Ждать меня.

Когда прибыл Василий Александрович и с ним ещё двое, всей делегацией отправились в офис салона Бояркиной.

– Что тут произошло? – обратился Василий Александрович к Бояркиной, в трагически-монументальной позе застывшей посреди приёмной.

– Меня хотели похитить. Похитить и убить, – дрожащим голосом произнесла Бояркина. – Сначала – похитить. Но когда я оказала сопротивление, то пытались убить. Вот этот человек. – И она театральным жестом указала на Евгения.

– Василий Александрыч, клевета! – возмущённо вскричал Женя. – Мы только собирались взглянуть на те чётки, о которых я вам говорил по телефону. И нарвались на яростное противодействие.

– Ха! Ха! Ха! – троекратно продекламировала Бояркина и указала на стоявших позади неё Людмилу Александровну и Катю. – У меня есть свидетели.

– Да, так, – выступила вперёд Катя. – Ворвались без разрешения, закрыли дверь и стали стрелять. Марина Григорьевна подала сигнал, и я стала стучать в дверь.

– Какой сигнал подала? – спросил один из коллег Василия Александровича по фамилии Гольцов, невысокого роста молодой мужчина с очень серьёзным и сосредоточенным лицом.

– Звуковой. Голосом. И я стала колотить в дверь. Потом мы с Людмилой Александровной выбили дверь и едва не угодили под пули.

– Хотели поговорить, а она подняла визг. Ну, эти и принялись в дверь ломиться, – изложил свою версию происшедшего Женя. – Кстати, у меня тоже двое свидетелей имеются.

– Не свидетелей, а бандитов! – злобно поправила Бояркина.

– Ладно, разберёмся. И где эти чётки, из-за которых сыр-бор? – обратился к Бояркиной Василий Александрович.

– При чём тут чётки? – возмутилась Бояркина. – Меня чуть не подстрелили, как куропатку! Вот эти вот бандиты!

Женя приблизился к Василию Александровичу и шепнул:

– Они у неё в кармане или в кабинете.

Василий Александрович окинул Бояркину цепким взглядом – пиджачок с тремя карманами и юбка, как минимум, с двумя. И он равнодушным голосом проговорил:

– Что за чётки у вас, Марина Григорьевна, интересные появились?

– Дались вам эти чётки! – Бояркина с недоумением обвела присутствующих взглядом округлившихся глаз. – Да в чём дело?

– Позвольте взглянуть, – настаивал Василий Александрович.

– Пожалуйста! – продолжала недоумевать Марина Бояркина. Она направилась в свой кабинет, остальные последовали за нею. – Заодно и на дырки в стене поглядите. А стол пускай мне новый покупают – там скол совершенно непотребный. Устроили мне разгром по Фадееву. Я сказала, чтобы тут ничего не трогали до вашего прихода. Вот, сами полюбуйтесь. Я сидела за столом, когда они ворвались и потребовали, чтобы я отправилась с ними. В заложники, очевидно, на пытки и жестокую смерть. Я, естественно, воспротивилась. Результат – стрельба и едва ли не убийство. Три дырки в стене – я даже не знаю, чем их заделывать. А стол? С таким столом я должна вип-клиентов принимать?

– Позвольте взглянуть на чётки, – повторил Василий Александрович.

– Чётки? Где же они? – осматривая поверхность стола, проговорила Бояркина. – Что-то я их не вижу. Между прочим, я была в настолько безысходном положении, что вынуждена была запустить пепельницей в окно. Чтобы привлечь внимание. Я даже думала, что придётся самой в окно выбрасываться. Для той же цели. Да, чтобы привлечь внимание к тому, что здесь творилось.

– Похоже, улика ликвидирована, – высказал предположение Гольцов и с сожалением покачал головой.

– Но мы их видели! И опознали! – вскричал Женя. – Так что…

И он посмотрел на Бояркину не предвещающим ничего хорошего взглядом.

– Не надо самодеятельность тут разводить, – досадливо поморщился Василий Александрович. – Проведём обыск и найдём.

– Обыск?! – опешила Бояркина. – Что вы искать собрались? Да что тут происходит, чёрт возьми?!

Василий Александрович надул щёки и приосанился.

– Марина Григорьевна, вам предлагается добровольно выдать оружие, а также иные предметы, имеющие отношение к убийству господина Козюкова. У следствия, в частности, имеются основания полагать, что в данном помещении находятся чётки, представляющие собой соединённые… – Василий Александрович обернулся к Жене. – Каким образом там?..

– На шнурке. На чёрненьком шнурочке! – подсказал тот.

– Так вот… – продолжил Василий Александрович. – Да, речь, в частности, идёт о чётках в форме так называемых человеческих зубов на чёрного цвета верёвочке.

– Но какое отношение имеют они к убийству? Мне их подарили. Мне их наш сотрудник подарил, – растерянно проговорила Бояркина.

– Есть основания полагать, что они принадлежали господину Козюкову. Где они? Их видели у вас сегодня.

Бояркина обежала вокруг стола, заглянула под стол, потом начала выдвигать один за другим ящики и заглядывать в них.

– Ничего не понимаю, – потерянно приговаривала она. – При чём тут Козюков, когда мне их Лев Николаич дал? И куда они подевались? Я же говорила, ничего здесь не трогать. Катя, заходил кто-нибудь сюда? Ведь я же просила, чтобы никто… Чтобы никто и ничего не касался!

Катя принялась уверять, что никто ничего здесь не трогал. А заходить, конечно, заходили. Но только, кажется, свои. И то из любопытства, а не для того, чтобы что-нибудь взять. Бояркина, до которой постепенно доходило осознание всей серьёзности положения, смотрела на Катю теперь с ненавистью во взгляде.

Но в отношения директора и секретаря вмешался Василий Александрович. Попросив Бояркину остаться, он велел всем сотрудникам салона занять свои рабочие места, а Жене, Никите и Сёме пройти в приёмную. Необходимые распоряжения он отдал и своим спутникам. Оперативно-следственная машина завертелась.

Завертелась, повертелась с часик, а потом начала пробуксовывать. Пробуксовывать в том смысле, что никто не мог сказать, куда исчезли чётки. Обыск также ничего не дал.

Было, однако, установлено, что пропавшие чётки, по всей видимости, в полной мере идентичны чёткам Козюкова – описания их, сделанные как Бояркиной и её подчинёнными, так и козюковцами совпали.

Мышенков замороженно сидел в своём кабинете и ждал. Ему дано время на то, чтобы подумать, поразмыслить и что-нибудь сообразить. Но что тут придумаешь? Он сейчас как белогвардейский генерал эпохи гражданской войны, проигравший последнюю в своей жизни битву, которому ничего не остаётся иного, как только лишь написать прощальное письмо жене и детям, а затем пустить себе пулю в висок.

Однако тем генералам было проще. Во-первых, у них было огнестрельное оружие. Во-вторых… Да, им, суровым и гордым генералам, вероятно, не так сильно хотелось жить, как хочется жить и долго-долго не умирать ему, Льву Николаевичу Мышенкову.

И действительно, что за жизнь тогда была! Холод, голод, разруха! Ни телевизора, ни радио, ни компьютера, а удобства зачастую – во дворе!

Мышенков выскочил из-за стола. Нет, надо что-то делать, что-то предпринимать! Необходимо извернуться и вывернуться! Чётки нашли в его кабинете. Но где! На полу! Они валялись на полу. Почему? Их кто-то выронил. А кто? Да неизвестно. Ему, по крайней мере, это не известно. Может, Марина Григорьевна и выронила, когда тут зверствовала. Или кто-то другой, из миротворцев, например.

И Мышенков принял решение. Он будет утверждать, что они появились тут, в его кабинете, именно после той их ссоры с мордобоем. А раньше их не было, и быть не могло.

Откуда он это знает? Да хотя бы потому, например, что как раз перед нападением на него Бояркиной он уронил свою паркеровскую ручку и вынужден был весь пол облазить, чтобы её отыскать. И не было там никаких посторонних предметов! Уж чётки-то он бы заметил. Два глаза плюс две линзы всё-таки.

Вошёл Василий Александрович. Мужик мужиком. Ему бы не пиджак с галстуком, которые на нём словно на корове седло, а косоворотку с пояском или, на худой конец, робу сталевара. Однако – власть. Мышенков вежливо улыбнулся и чуть-чуть приподнялся в кресле.

– Прошу располагаться, где вам будет удобно.

Василий Александрович, усевшись в кресло напротив Мышенкова и бросив на стол чёрную папку, некоторое время смотрел на Льва Николаевича молча, затем развёл руками в стороны и произнёс:

– Ну-с, я вас слушаю.

– Простите, не понял, вы задали какой-то вопрос? – живо откликнулся Мышенков.

– Да, о всё тех же чётках.

– Но я не знаю, куда они подевались! Так что прошу прощения.

– Откуда они взялись? Это-то, надеюсь, вам известно?

Мышенков сделал недоумённое лицо и пожал плечами.

– Должен, к сожалению, вас разочаровать, Василий Александрович, мне и это не известно.