«Ладно, – решился старший Альен, приободренный свежим ночным ветром. – Но теперь с мечом наголо не полезу, сначала пущу опытных пластунов. Пусть проследят за теми, кто намеревался встретить колдунов, пройдем до самого логова…»
И словно почувствовав изменившееся настроение правителя, дотоле еле плетущийся отряд вырвался на главную улицу, помчался во весь опор. Мимо чередой огней проплыл Новый город, узкие улочки Старого, в конце концов показались восточные ворота. Откуда ни возьмись вынырнули стражники, окинули цепкими взглядами поздних путников. Спустя минуту послышался скрип цепей и надсадный вой магического движка, толстенные створки медленно-медленно поползли в стороны.
Полсотни «волков» вырвались из душного плена Гента и растянулись по дороге, разбросав в стороны маленькие группки дозорных. И вскоре исчезли последние фонарные столбы, темная линия городской стены слилась с миром, мелькнули две кляксы деревенек. Одна, Аш знал, за последние годы окончательно умерла, вторая держалась за счет стариков и пришедших с границ калек. Надолго ли? Неизвестно. Городов и поселков-призраков за последние десять лет развелось слишком много…
Цепь холмов и глубоких лесистых логов сменилась равниной. Над головой развернулось величественное полотно тьмы, густо усеянное россыпью бледных звезд. Но затем дорога опять нырнула в овраг, и небо скрылось за кронами.
«Четверть часа езды», – подумал правитель, вспомнив карту. Нужно командовать остановку, рассылать дозорных и мучиться бездельем. Балка удобная, заросли низкорослого ельника и кустов примыкают к склонам вплотную, так что «волкам» не придется обдирать животы, пробираясь ползком. В крайнем случае можно разделить отряд так, чтобы устроили заграждение. Если врагов немного, то пугнут, погонят прямиком в руки соратников.
Аш позвал Лина и объяснил план. Тот в свою очередь отдал честь, отъехал в сторону и сосредоточился, связываясь с кем-то из младших чародеев в голове колонны. И вскоре послышались команды, некоторые бойцы расслабленно сбрасывали капюшоны и снимали шлемы. Поняли, что спешка ни к чему, успеют и подготовиться, и подремать вполглаза.
От походной суеты Ашу немного полегчало, гнетущие предчувствия отступили. Он скорее ощущал, чем видел, как замедляется колонна. В балке темно, хоть глаз выколи, света звезд не хватало. Но судя по звяканью шпор, вздохам и скрипу кожи, тусклым бликам на пластинах лат, ратники покидали седла, разминали ноги… Не все конечно. Авангард в количестве полутора десятков бойцов продвинулся дальше по склону – видимо кто-то из десятников захотел осмотреться.
«Мы это сделаем, – с возрастающей уверенностью подумал Альен, поддавшись деловитому настроению воинов. – Сделаем… возьмем мерзавцев».
И будто в ответ на мысль впереди раздалось испуганное ржание, затем влажный хряск, и тут же – непонятный гул, почти вой. Масса передовой группы колыхнулась, ночь взорвалась демоническим гамом, в котором смешались хриплые стоны и надсадный свист, хруст веток, удары.
– Наших бьют! – крикнул кто-то. – Поможем!
– Назад, кретин! – хрипло ответили смельчаку. – На землю! Прикройте Альена!
В словах второго солдата имелась логика – бросаться во мрак, не зная, что там прячется, самоубийственно. Побежишь спасать, и умрешь сам, утащишь друзей. Нет, лучшая тактика – ожидание, холодный расчет…
Но реальность слегка отличалась от голых размышлений. Во-первых, сработал эффект неожиданности, и эмоции пересилили рассудок. Во-вторых, никто им не дал времени успокоиться, прийти в себя. И получилось так, что одни впали в ступор, другие кинулись исполнять приказы, а третьи ударились в панику. Отряд смешался, ниточка, делающая их единым организмом, оборвалась.
Для правителя произошедшее уложилось в три удара сердца. Когда разразилась буря, инстинктивно вжал голову в плечи и подметил силуэт всадника, двинувшегося в его сторону. Ратника поглотила тень деревьев, стерла с лика мира. Одновременно раздался уже знакомый гул, частый стук, и из пустоты вырвался одинокий конь, вихрем умчался прочь.
Жеребец Альена испуганно всхрапнул и отпрыгнул с дороги прямо в колючие заросли. Чудом Аш сумел выдернуть ноги из стремян, кувыркнулся и покатился по склону глубокой канавы. Ругнулся ушибам, нахлебался воды в мелком ручье, но тут же пополз обратно, вскарабкался к обочине.
– Свет! Нужен свет!
Кричавшего услышали, в пустоту со свистом ушли огненные шары, взорвались и подожгли ветки. Алые блики озарили нечто массивное впереди, смахивающее на медведя-шатуна, густо укрытого палой листвой и грязью – тяжелая туша, уродливая и оплывшая. Казалось, неизвестная тварь выросла прямо посреди тракта.
Но через миг до правителя дошло, что существо искусно спрятали, закопали. Вот и не увидели ничего подозрительного всадники авангарда, проскакали над ним. За что и поплатились… Беглого взгляда хватило, чтобы понять: передовая группа полегла в полном составе. Багряные отблески пожара озаряли искаженные мертвые лица, трупы людей и лошадей, играли на рваном металле и вывороченных внутренностях.
Поганое предчувствие не обмануло, их ждала еще одна ловушка. Неизвестные противники оказались хитрее и устроили засаду на подходе к месту встречи со студентами. Аш же то ли в силу усталости, то ли из-за обуревающих эмоций не предугадал самого логичного хода противников.
Дрянь!
С языка сорвалось проклятие, а монстр как услышал, завозился, с лязгом и скрежетом выбрался из ямы. Отмахнулся громадной клешней от парочки смелых дураков, кинувшихся в атаку, выставил вперед другую руку. Эта выглядела иначе – странная конструкция в виде множества трубок, расположенных вокруг единой оси. Колесо дрогнуло и завертелось, по смешавшемуся отряду хлестнули стальные стрелы: разбросали десяток солдат, подрубили несколько тонких елок.
В ответ по броне гиганта чиркнули арбалетные болты. Какой-то маг сотворил ветвистую молнию, Лин добавил сгустком огня. Но без толку, существо покачнулось и отступило на шаг, не более. Пламя опало и потухло, оставив пятно… пятно разогретого металла.
Голем!
Понимание булыжником ударила в голову, разбилась на десятки предположений, сотни мелких несвязных образов. Убегать? Нападать? Прятаться? Куда? Зачем?..
Аш элементарно растерялся, со страхом глядя на машину. И как-то отстраненно подмечал: колесо на руке монстра продолжает вертеться, выедая свистом мозг. Короткие дротики темными росчерками режут ночь, сбивая солдат на землю, прошивая доспехи и разрывая плоть. В стороны разлетаются кровавые брызги, клочки одежды и кожи, чьи-то мозги…
Середина колонны легла как зрелая пшеница под косой. Быстро, практически мгновенно от отряда осталось меньше половины. Но те, кто стояли в арьергарде успели сообразить что к чему. Часть воинов попятились, подняли щиты, стараясь выстроиться в линию. Тем временем несколько арбалетчиков сделали залп и разбежались в стороны, чтобы отвлечь голема.
Маневр ничуть не обманул монстра. Да и двигался он гораздо быстрее, чем можно было предположить. Лязг брони, шаги – и громадная тень стремительно вломилась в чащу, продралась сквозь подлесок и настигла залегших у обочины стрелков. Кого-то машина раздавила как тараканов, кого-то пристрелила в упор. Двинулась на мечников, но покачнулась и дрогнула, поймав очередную молнию.
К счастью маги успели выстроить защиту, спрятались под пламенным куполом. И даже успели сплести пару-тройку заклятий, которые если и не повредили голема, то дезориентировали. Вторая молния заставила тварь отступить, огненные шары и огромная сосулька закрепили успех. Гигант ответил болтами, но снаряды отскакивали, сгорали. И пока Лин держал полог, остальные чародеи торопливо сплетали потоки энергии в новые контуры…
Как бы то ни было затеплившаяся надежда рухнула, когда из-под сени деревьев беззвучно выплыло облачко черного дыма, задело чародейский щит и стало пожирать как кислотой. Дротики голема тут же пробили преграду, раскалились и замелькали багровыми каплями. Подожгли несколько деревьев, изрешетили волшебников и пошли косить сбившихся в плотную кучу бойцов.
«Они слишком привыкли к рукопашной, – отстраненно подумал Альен. – Здесь нужна иная тактика. Разбежаться, рассеяться, атаковать из-за укрытий. А еще тварь прикрывали колдуны…»
Тусклая смесь эмоций превратилась в злой шквал. Правитель ясно осознал – не сон, не иллюзия, не морок, он потерял свою маленькую армию, потерпел поражение и вот-вот погибнет сам. Вздрогнул, очнувшись от ступора, и открыл рот для приказа к отступлению. Но свист болтов стал неожиданно близким, вокруг застучало, предплечье пронзила раскаленная игла.
От боли Аш качнулся назад, начал вставать. Но получил стрелу в грудь и рухнул на спину, укатился обратно в канаву.
Он не успел толком испугаться, настолько быстро все произошло. Страх пришел, но куснул внутренности холодком и исчез, растворившись в недоумении. Правитель не хотел верить в случившееся. И до последнего сопротивлялся тьме, что пожирала сознание, пытался встать, но безнадежно проигрывал.
Смерть всегда рядом с нами. Всегда готова задушить во сне, зарезать в ночи, отравить, заразить воспалением легких, да просто раздавить маленький сосудик в голове. Мы чувствуем ее ледяное дыхание, но упрямо и брезгливо отворачиваемся, как от грязной нищенки. На самом же деле страшимся близости конца и осознанию того, что в любую секунду исчезнем: от любого пустяка, случайности. И как бы глупо, по-детски, ни было, но делаем вид, что бессмертны…
Так легче. Так проще. И порой сами бросаемся в объятия Костлявой. Бравируем, надеемся, что напав, испугаем отвратительную бродяжку. Но, естественно, ошибаемся.
Ей наплевать на наши ужимки, она берет то, что пожелает. И если очень напрашиваемся, глупим, то может принять жертву раньше положенного часа.
* * *
– Продай воды, – попросил я. Облизнул растрескавшиеся губы, с мукой посмотрел на деревянный ушат с тонким налетом вожделенной влаги на дне. – Дам золотой.
– Нет, – буркнул мужик. – Мне самому надо. Что с тучкой пришло, то и собрал. Когда еще дождик нагонит…
– Два золотых, – не задумываясь, сказал я и вытащил из кошеля монеты.
Молчание.
– Три. За глоток.
Солнце отразилось в очередном желтом кругляше, монеты мелодично зазвенели. Но звук, что в Дорамионе заставлял сердца обывателей сладко щемить, здесь ничего не значил.
Проклятая жара! Проклятый край!
Последний, похоже, проклят в прямом смысле слова. После «проплешины» я не нашел ни одного ручья или родника. Те колодцы, что видел на мертвых хуторах и в деревнях, оказались совершенно сухими, а в бочках и кувшинах влага давно испарилась. И заклинания, призванные выводить источники на поверхность, не действовали. Пить же хотелось с каждым часом сильнее, знойный ветер буквально высасывал влагу из тела.
Взгляд оторвался от лужицы на дне ушат. Я посмотрел на иссохшее поле, на сады с желтой листвой, на селение: покрытые соломой избы, несколько амбаров и сараев, подобие кривоватой улочки в обрамлении покосившихся плетней. Домики крепкие, в свежей известке – словно с картинки сошли. Видно, что жители любили работать, держали хозяйство в порядке.
Да, именно в прошедшем времени. Любили. Сонную тишину изредка нарушали скрипы ветвей, невдалеке одиноко хлопала дверь. Ветер посвистывал в дымоходах и перебирал чуткими пальчиками зубцы грубоватых вил и граблей, прислоненных к стене ближайшего хлева. Чуть дальше, за зарослями смородины черным оскалом щерилась обугленная рама. В воздухе витали запахи мокрой земли, гари и сладковатого тлена.
Трупов хватало. И я знал, что увижу, если забреду к центру деревни – кучу тряпья, обугленной утвари и скелетов, вздувшихся обезображенных тел, которые не сумело обглодать пламя.
Конечно, я не торопился глазеть на такое зрелище. Но не столько из-за чудовищности того, что могу узреть, сколько из опаски испытать благоговение, религиозный экстаз. В самом воздухе носилось безумие, а возле кострищ справиться с ним было особенно трудно. Мысли путались, в сознании беспокойно шевелился Мститель. И меня то подмывало воздать молитву, то кого-нибудь убить.
Потому в последние часы и избегал поселений. Но сюда прибежал из последних сил, так как заметил тучу, тонкую завесу дождя. Понадеялся найти какую-нибудь посудину с водой. Но когда примчался, в мыле и на подгибающихся ногах, стал свидетелем, как чудом выживший крестьянин сливает последнюю влагу из мелких плошек.
Выглядел мужик откровенно хреново. Тощий и грязный, облаченный в рубище. Впалую грудь покрывала спутанная седая борода, волосы обратились засаленными сосульками, взгляд диковатый, бегающий.
На мое появление крестьянин отреагировал достаточно адекватно и прогнозируемо – рванул к избе. Но вспомнив о воде, вернулся и заслонил ушат. Как я ни уговаривал, мотал головой, шамкал беззубым, побитым цингой ртом: «Мне самому надо».
– Четыре золотых.
– Нет.
– Могу ведь и так отобрать, – пробормотал я, отчаявшись выдурить хоть каплю.
Сквозь плотный загар на лице селянина проступила мертвенная бледность, колени задрожали. Но отступать мужик и не подумал, шагнул вперед и с вызовом произнес:
– Режь! Коли!..
– Испарится быстрее, чем выпьешь, – вздохнул я.
– Нет, – прошамкал крестьянин, с тревогой посмотрел на избу. – Я не себе… жене. Жена у меня хворая.
– Тогда может, обменяемся? На три глотка?
Попытка вспомнить, что такого ценного завалялось в сумке, ни к чему не привела. Но я таки приоткрыл, с омерзением отпихнул голову Кальвина, завернутую в рубаху, и пошарил на дне. Пальцы нащупали запасной нож, огниво, связку бумаг и письменные принадлежности, кусочки мела для пентаграмм, десяток полосок сушеного мяса, дубового как кора и такого же безвкусного. Пять из них я и показал мужику.
Тот впился полыхающим взглядом. Преувеличенно замедленно подобрал первую попавшуюся кружку с отбитым верхом и аккуратно зачерпнул. Протянул мне, а сам выхватил снедь, обнюхал и лизнул.
Пожадничал, в кружке не хватило бы и на добрый глоток. Но я не стал спорить, выпил. Почти горячая, отдающая тиной вода показалась удивительно сладкой, смочила пересушенную глотку.
– Где остальные?
Селянин вздрогнул и втянул голову в плечи.
– Кто?
– Люди.
– Ушли, – шепнул мужик. Как-то разом напрягся, посмотрел с затаенной ненавистью. – Ушли, мил человек. Спасителя славить.
Очаровательно. Подобно жителям иных деревень и хуторов народ поддался «зову» Алара, превратились в живых зомби. Кого накрыло сильнее, уничтожили других, с волей покрепче, обвинив в ереси. А если точнее, то банально принесли в жертву.
Но почему этот жив? Видимо повезло, спрятался где-то в подвале вместе с женой. И на внушение отчего-то не отреагировал.
– Понятно, – пробормотал я. – А куда ушли, уважаемый?
– В город, – ответил крестьянин.
– В какой?
– Ну, в город же. Тут недалече.
Указав пальцем на северо-восток, селянин заграбастал ушат и сушеное мясо, засеменил к избе. А я, поколебавшись, отказался от дальнейших расспросов. Смысл? Явно повредился умом. Но если не изменяет память, в полудне пути отсюда и правда есть городок, принадлежащий какому-то из аримионских баронов.
И дыхание Силы идет именно с того направления.
Поколебавшись, я пошел вслед за крестьянином – а вдруг действительно нужна помощь умирающей женщине? Но едва приблизился к порогу, все понял. Из проема дверей ощутимо несло духом разложения.
Я отступил, затем подошел к окошку. Ни стекол, ни бычьего пузыря, ставни распахнуты. А внутри грубая лавка, на ней тело. Одного взгляда на вздутое синюшное лицо и копошащихся в глазницах червей хватило, чтобы вызвать приступ тошноты. Но я смотрел. На тучи мух, на гниющую рану на шее, и на темный нож, зажатый в иссохшей руке.
Убила себя, отдала на суд Светозарного. А муж сошел с ума… ибо сейчас поил мертвую, что-то нашептывал.
Видимо, безумен дважды не станешь. Лишившись рассудка, крестьянин перестал реагировать на внушение. Голос Алара смешался с десятками других, растворился в обрывках болезненных мыслей.
Не в силах больше терпеть бьющий из окна смрад, я развернулся и пошел прочь. Нашел дорогу, свернул на развилке. Селянину никто не поможет. И ничто. Нет заклятий, которые могли бы исцелить разум.
– Как тебе картинка? – послышался в мешке свистящий шепот.
– Отвали! – буркнул я, моментально разъярившись, так как обнаружил, что Древний незаметно подключился к моему зрению. Но вздохнул, успокоился и просто разорвал чужое плетение, ускорил шаги.
– А чего ты ожидал? – снова подал голос Кальвин, ничуть не смутившись тому, что я обнаружил заклятие. – Что Алар будет обездоленным губы медом мазать? Нет, братец твердо решил добиться цели. А для этого нужны силы и армия. В одиночку и в прямом столкновении проиграет, сколько бы энергии ни выпил из Поднебесного. Терн вместе с остальными сотрет светлого в порошок.
– Но? – настороженно спросил я.
– Чем больше Светозарный поглотит душ, тем больше человечков способен покорить, – ответил Древний. – Площадь влияния прямо пропорциональна уровню Силы. Если сумеет подчинить хотя бы часть Дорамиона, обретет такую власть, что легко расправится с моими братьями и сестрами. А потом вырвет из Терна знание о расположении Камня, навсегда изменит Сущее.
– И потому племянник Остролиста тоже собирает армию, – сказал я, немного поостыв. – Чтобы не позволить прорваться на другое, более обильное пастбище. В Дорамионе городов побольше.
– Умный человечек, сообразительный, – хихикнул Древний. – Слабость Алара в людях. Если вовремя отобрать паству, если остановить сбор, потерпит поражение.
Клен умолк, а я задумался о причинах его внезапной разговорчивости.
Падший давно сообразил, что по каким-то причинам нужен мне и перестал реагировать на угрозы. По большей части безмолвствовал, пытался восстанавливать энергетическую оболочку. Но иногда таки открывал рот и поливал меня изощренной руганью, проклятиями. Порой, вот как теперь, снисходил до ехидных замечаний, в которых сквозили намеки.
Внимания на него я почти не обращал. И даже не мешал работать над восстановлением, все равно получалось у Кальвина медленно. Призрачный клинок повредил нечто действительно важное, разорвал связи между ментальной и энергетической оболочкой…
Однако сейчас реплики вызвали интерес, заставили думать.
Падший намекал на то, что битва между Аларом и Мроном неизбежна. Но я и раньше знал, что Светозарный готовится штурмовать границы Дорамиона, а темный – обороняться. И догадывался о причинах, последствиях. Просто теперь предположения стали знанием.
С другой стороны бодаться станут до последнего. А это важно. Важно по той причине, что весы начнут колебаться. И именно тогда можно ударить, разрушить равновесие.
Но сказал сие бог Морей не для того, чтоб прояснить ситуацию. Он боялся. Боялся, так как начал осознавать, куда направляюсь…
И я не вытерпел, хотел расспросить подробнее. Но едва открыв рот, почувствовал накатывающую дурноту, шум в ушах. Споткнулся и упал прямо в горячую пыль, тихо застонал.
Мир померк перед глазами, ноющая боль под черепом превратилась в гудящее пламя: выжигающее мысли, плоть и кость. И вместе с тем из тьмы в который раз явились образы огромной пещеры, множества людей в мехах и плохо выделанной коже. Гремел голос Остролиста, окровавленный палец оставлял на скале дорожку багряного пламени.
Шаман взывал, приказывал. Дрожали стены, пугливо колебались огни факелов и плясали тени, с потолка сыпались камни. Люди же стояли и смотрели, не в силах вздохнуть, пошевелиться. Я стоял среди них, испытывал ужас, восхищение, надежду. И вслед за братьями повторял:
– Агарок. Агарок. Агарок!..
Стена пещеры впитывала кровь, отзывалась на голоса, оживала, наливалась внутренним светом прямо на глазах. И пульсировала. Незаметно на первый взгляд, но верно, как гигантское сердце…
Блеклая вспышка разогнала мрак перед глазами. Я очнулся, сидя в дорожной пыли: дрожащий, потный и обессиленный. Но уже через секунду полез в сумку за кипой листков, принялся записывать.
На этот раз удалось разобрать еще несколько слов. Помог Дар Предков. И я мало-помалу догадывался, что за заклинание читал дядюшка Терна. Он не рисовал Схему Сил… он призывал ее, воплощал Отражение.
Оказывается, мировой порядок не создали, как мы с Ирном отчего-то думали. Точнее, может и так, но далеко не Древними. Те просто сохранили его образ в Камне. А сохранив, сотворили обратные связи и просто подкорректировали потоки энергий так, чтобы Лес потерял Силу.
Камень – есть инструмент. Так сказал призрак Остролиста в Логеборе. Инструмент обрек эльфов на вымирание. Заставил уйти Древнолесье в иные миры, выдавил из нашего. Часть стала Новердом, призрачными чащами. Часть вытолкнуло дальше, в Логебор, часть просто сгинула, засохла.
Осознание сего факта ввергало меня в ступор, так как не предполагал, что все настолько просто. И сложно в то же время.
Инструмент…
Отражения – достаточно распространенный прием в Высшей магии. Ведь чаще, обращаясь к каким-то духам, сущностям или Стихиям невозможно запросто вызвать пред свои светлы очи. У некоторых, к слову, и облика-то нет. Зато можно сотворить связь, метафизический и абстрактный образ, воплощающий часть свойств объекта. Эдакую дверцу. Или окошко. Пропустить силу, осуществлять взаимодействие.
Призрачный меч, коим отрубил голову Клену – Отражение. Малые Отражения используют ученики Ирна, чтобы познать суть Стихий. Великие творятся на полях сражений: дабы вызвать пламенное море, расточить воды или обрушить на врагов бурю. Но последние жрут чересчур много сил, требуют подготовки, ритуалов и зачастую – жертв.
Правда, трудным вызов Великих Отражений остается для обычных колдунов и волшебников. Серым дается легче. И теперь я понимал отчего.
Имена! В формулах Ордена спрятаны имена.
И то же я слышал в видении, регулярно посещающем после необдуманного ментального контакта с Кальвином. Слова заклинания, читаемого Остролистом – просто имена, призывающие Стихии, Престолы. И дабы усилить голос, использовал Дар Создателя, свою кровь.
Также шаман закрепил Отражения Престолов за предметом, осколком монолита. И чтобы те не ушли, не выдохлись, отдал свою кровь, дал Имя куску скалы.
Агарок – в переводе Кровавый Камень. Только со временем видимо стали называть Краеугольным.
«Тьма! – мелькнула мысль. – Вот так и свивается из ниточек веревочка. И проболтался Клен страшно. Фактически выдал фундаментальную тайну в приступе злости и отчаяния, потом очнулся, но поздно… я уже привык выстраивать цельные мозаики из недомолвок и обрывков сведений».
– Что ты делаешь? – напряженно спросил Древний из сумки, будто почувствовав, что подумал о нем.
– Отстань, – довольно грубо ответил я, вспоминая очередное слово, и записывая транскрипцию на дорамионском диалекте.
Если видения продержатся достаточно долго, то вполне вероятно смогу повторить заклинание, использовать. Получится ли разрушить Краеугольный Камень неизвестно, но есть шанс активировать Схему и собственной кровью подправить потоки.
Возможно, Остролист при создании Черепа и рассчитывал на нечто подобное. Что артефакт кто-то найдет, станет Древним по крови и разберется в происходящем, решит исправить ошибки прошлого.
Или не рассчитывал. Просто надеялся.
Так или иначе, проделать с богами то же, что те сотворили со светлорожденными – реальный выход. И вариант, дающий надежду.
Нужно ли говорить, какое волнение я испытывал? Ведь до сих пор, в общем-то, не понимал, как справиться с Терном. А теперь у меня имелись две половинки плана. Хорошего плана. Хоть и зыбкого, зависящего от множества переменных и случайностей.
Но хоть какого-то. Если звезды сойдутся, то получится.
Я спрятал бумаги в сумку и немного посидел, унимая дрожь в руках, головокружение. Кое-как очнувшись, с трудом поднялся с колен и тихо выругался. Приступы несли знания, но изматывали, сбивали с толку. Добивала и жара, навязчивое безумие, витающее в воздухе.
– Откаты бьют? – ехидно поинтересовался Кальвин. – Ты идиот. Мог ведь и мозги себе сжечь.
– Не сжег, – вяло возразил я. Помолчал и, не надеясь на ответ, спросил: – Почему Алар не призовет Агарок? Ведь знает имя, может просто следовать эху.
– Зовет, – как ни странно ответил Клен. – Без толку.
– Почему?
– Сил не хватает. Или камень сам не хочет ему отвечать. У артефактов такого уровня может быть подобие разума.
– То есть ты не в курсе?
– То есть тебя стоит убить за то, что узнал имя Камня. Мне искренне жаль, что не сжег себе мозги в той глупой попытке разжиться знаниями за мой счет…
И бог разразился очередной длинной тирадой, перемежая площадную брань с проклятиями, выстраивая многоэтажные конструкции. Но я опять пожал плечами и поплелся по дороге, то и дело прислушиваясь к шепоткам в сознании. Шел, сосредоточившись на том, чтобы передвигать ноги, чтобы не упасть.