…Когда в обществе видят только индивида, понятие которого ведет лишь к идее, хотя и ясной, но сухой и пустой, лишенной всего живого и сложного, то, естественно, что из него не могут вывести ничего сложного и приходят к теориям упрощенным и радикальным. Если, наоборот, каждое изученное явление соединено с бесчисленным множеством других, если каждая точка зрения связана со многими другими точками зрения, то в этом случае уже невозможно одними категорическими утверждениями решать все вопросы… В жизни столько различных вещей! Нужно уметь предоставить каждой из них подобающее место. Вот почему Огюст Конт, вполне допуская вместе с экономистами, что индивид имеет право на значительную часть свободы, не желал, в то же время, чтобы она была беспредельной и объявлял обязательной коллективную дисциплину. Точно так же, признавая, что социальные факты не могут произвольно ни создаваться, ни изменяться, он считал, что из-за их большей сложности они легче поддаются изменениям, следовательно, могут в известной мере с пользой управляться человеческим интеллектом.
Все это, господа, значительные и серьезные достижения и традиция не без основания начинает социологию с Огюста Конта… У нее теперь есть объект, но насколько же неопределенным он еще остается! Нам говорят, что она должна изучать Общество; но Общество не существует. Существуют общества, которые классифицируются на роды и виды, так же как растения и животные. О каком же виде идет речь? Обо всех сразу или только об одном? Для Конта, господа, такой вопрос даже не существует, так как он считает, что имеется лишь один-единственный социальный вид. Противник Ламарка, он не допускает, что сам по себе факт эволюции может дифференцировать бытие до такой степени, что порождает новые виды.
С его точки зрения, социальные факты всегда и везде одни и те же и различаются только в интенсивности; социальное развитие всегда и везде одно и то же и различается только в скорости. Самые дикие и самые культурные народы – это лишь различные стадии однойединственной эволюции. Все человечество развивается по прямой линии, и различные общества – это лишь следующие друг за другом этапы отмеченного прямолинейного движения. Кроме того, слова «общество» и «человечество» Конт использует как взаимозаменяемые. Причина в том, что в действительности его социология представляет собой не столько специальное исследование социальных организмов, сколько философское размышление о человеческой социальности вообще. Эта же причина объясняет нам и другую особенность его метода. Поскольку человеческий прогресс везде подчинен одному и тому же закону, то лучшее средство его познания – это, естественно, наблюдать его там, где он выступает в наиболее явной и законченной форме, т. е. в цивилизованных обществах…
Спенсер не ограничился указанием на несколько внешних аналогий между обществами и живыми существами; он ясно заявляет, что общество есть разновидность организма. Как и всякий организм, оно рождается из зародыша, эволюционирует в течение определенного времени и, наконец, завершает свое существование распадом. Как и всякий организм, оно является результатом совместного участия дифференцированных элементов, каждый из которых имеет свою специальную функцию; дополняя друг друга, все эти элементы стремятся к одной и той же цели. Более того: благодаря общим принципам его философии, эти существенные сходства должны были быть для Спенсера признаком настоящей преемственной связи. Если социальная жизнь в общих чертах напоминает жизнь индивидуальную, то это потому, что она рождается из последней; если общество имеет общие черты с организмами, то это потому, что само общество есть преобразованный и усовершенствованный организм. Клетки, соединяясь, образуют живые существа, а живые существа, соединяясь между собой, образуют общества. Но вторая эволюция является продолжением первой, отличие лишь в том, что, все более совершенствуя свои средства, она мало-помалу достигает большей гибкости и свободы органического агрегата, не разрушая в то же время его единства.
Эта простейшая истина послужила, однако, поводом для довольно оживленной полемики. Несомненно, истина эта теряет свою ценность, если ее истолковывают слишком буквально и преувеличивают ее значение. Если, как это сделал Лилиенфельд в своих «Мыслях о социальной науке будущего», кто-то думает, что одно это сопоставление мгновенно раскроет все тайны, которыми еще окружены вопросы о происхождении и природе общества, и что для этого достаточно будет перенести в социологию лучше познанные законы биологии, просто заимствуя их, то он тешит себя иллюзиями. Если социология существует, то у нее есть свои собственные законы и метод. Социальные факты могут по-настоящему объясняться только другими социальными фактами, и в этом не отдавали себе отчета, потому что подчеркивали их сходство с биологическими фактами, наука о которых к настоящему времени уже создана. Объяснение, пригодное для последних, не может быть целиком приспособлено для первых. Эволюция – это не единообразное повторение. Каждая сфера природы обнаруживает нечто новое, что наука должна постигнуть и воспроизвести, а не игнорировать. Для того чтобы социология имела право на существование, нужно, чтобы в социальной сфере было нечто такое, что ускользает от биологического исследования…
Теория Спенсера, таким образом, при умелом ее использовании, очень плодотворна. Кроме того, Спенсер определял объект социальной науки более точно, чем Конт. Он уже не говорит об обществе в общей и абстрактной форме, а выделяет различные социальные типы, которые классифицирует по разнообразным группам и подгруппам; и чтобы обнаружить искомые им законы, он не выбирает один из этих типов, игнорируя другие, но считает, что все они имеют одинаковый интерес для ученого. Если мы хотим постигнуть общие законы социальной эволюции, то ни одним типом мы не можем пренебречь…
…К сожалению, выполнение этой прекрасной и обширной программы не соответствует полностью содержащимся в ней обещаниям. Причина эта заключается в том, что Спенсер, точно так же, как Огюст Конт, занят меньше трудом социолога, чем философа. Социальные факты не интересуют его сами по себе; он изучает их не с единственной целью познать их, но для того, чтобы проверить на них разработанную им великую гипотезу, которая должна объяснить все на свете…
…Когда этот курс создавался (курс социальной науки, социологии. – Ю. И.), мы спрашивали себя, не место ли ему скорее на факультете права. Этот вопрос о месте имеет, я думаю, второстепенное значение. Границы, разделяющие различные части университета, не столь уж резко выражены, чтобы некоторые курсы не могли с равным основанием читаться на разных факультетах. Но это беспокойство о месте преподавания выражает тот факт, что лучшие умы признают сегодня необходимость для студента-правоведа не замыкаться в толковании юридических текстов. Если в самом деле он проводит все свое время в комментировании текстов и, следовательно, относительно каждого закона его единственная забота – постараться угадать, каким могло быть намерение законодателя, он приобретает привычку видеть в воле законодателя единственный источник права. А это значит принимать букву за дух, видимость за реальность. Право вырабатывается в глубинах общества, а законодатель лишь освещает процесс, который совершился без него. Поэтому студенту необходимо узнать, как право формируется под давлением социальных потребностей, как оно постоянно закрепляется, через какие степени кристаллизации оно последовательно проходит, как оно трансформируется. Ему нужно конкретно показать, как рождались такие великие юридические институты, как семья, собственность, договор, каковы их причины, как они изменились, как они, вероятно, будут изменяться в будущем. Тогда он уже не будет видеть в юридических формулах нечто вроде таинственных изречений оракула, смысл которых он должен разгадать; он сможет определить значение этих формул не по смутному и часто неосознанному намерению какого-то человека или ассамблеи, но согласно самой природе реальности.
Такова, господа, теоретическая польза, которую может принести наша наука. Но помимо этого она может оказать благотворное влияние и на практику. Мы с вами живем в стране, не признающей никакого властелина, кроме общественного мнения. Чтобы этот властелин не стал неразумным деспотом, надо его просвещать, а как это сделать, если не с помощью науки? Под влиянием причин, анализ которых занял бы сейчас слишком много времени, коллективный дух у нас ослаб. У каждого из нас существует настолько преувеличенное ощущение своего Я, что мы не замечаем уже границ, сжимающих его со всех сторон. Создавая у себя иллюзию о своем собственном всемогуществе, мы стремимся быть самодостаточными. Вот почему мы видим все свое достоинство в том, чтобы как можно сильнее отличаться друг от друга и следовать каждому своим собственным путем. Необходимо изо всех сил противодействовать этой разлагающей тенденции. Необходимо, чтобы наше общество вновь осознало свое органическое единство; чтобы индивид чувствовал эту социальную массу, которая охватывает и пронизывает его, чтобы он чувствовал ее присутствие и воздействие, и чтобы это чувство всегда управляло его поведением; недостаточно того, чтобы он вдохновлялся им лишь время от времени в особо критических обстоятельствах. Итак, господа, я верю, что социология более чем любая другая наука в состоянии восстановить эти идеи. Именно она дает понять индивиду, что́ такое общество, как оно дополняет индивида, и насколько мало он значит, если он ограничен только своими собственными силами. Социология объяснит ему, что он представляет собой не государство в государстве, а орган в организме, и покажет ему, как прекрасно сознательно исполнять свою роль органа. Она даст ему почувствовать, что нет ничего унизительного в том, чтобы быть солидарным с другим и зависеть от него, чтобы не принадлежать целиком самому себе. Конечно, эти идеи станут по-настоящему действенными только если они распространятся в глубинных слоях общества; но для этого мы должны сначала осуществить их научную разработку в университете.
Извлечения: В. А. Ядов.
«Глава 1. Некоторые проблемы теории и методологии социологических исследований»[28]
1. О предмете социологии
Говоря о методологии и методах социологического исследования, мы должны, конечно, уяснить, каков предмет социологии как науки.
Вопросы о предмете науки – это вопросы о том, что и как изучать, чему и как учить в данной области знания и где границы компетентности специалиста. В исследовательской практике мы постоянно сталкиваемся с необходимостью пересечения границ предметной зоны. Но совершать такой переход можно двумя путями: легальным и контрабандным, соблюдая определенные правила или игнорируя их. В первом случае осознается сам факт пересечения границ и соответственно – потребность обратиться к понятийнометодическому аппарату смежной области знания или же необходимость привлечь специалистов в этой области. «Нелегальный» же переход грозит дилетантизмом, некомпетентностью. Такова логика современного разделения труда в науке, где углубление профессионализации сопровождается интеграцией в междисциплинарных связях…
…Сегодня становится достаточно очевидным, что главный порок наших прежних дискуссий о предмете социологии – их целевая установка: не столько уяснить собственно предметную область науки, сколько доказать, что она не находится в противоречии с марксистской философией и марксистским мировоззрением. Отсюда и расстановка акцентов. По преимуществу это были дискуссии идеологического свойства, в которых понятия науки и идеологии нередко смешивались.
Между тем это принципиально различные сферы духовной деятельности. Наука, в том числе общественная, призвана беспристрастно искать истину, используя обновляющийся аппарат знания о своем предмете. Идеология выполняет иную функцию – выражает социальный интерес определенных общественных сил.
Идеология, опирающаяся на научное знание, заслуживает положения реалистической. В противном случае она иллюзорна. Наука, опирающаяся на идеологию, утрачивает право называться наукой, превращается в апологетику социального интереса. Однако чтобы следовать принципу размежевания социологии и идеологии, сформулированному выдающимся теоретиком Максом Вебером, нужно знать, какие опасности подстерегают исследователя на пути к достоверному знанию.
К истории развития предмета социологии
Что есть объект и предмет научного знания, совпадают ли они? Нет, не совпадают. Ибо объект любой науки есть то, на что направлен процесс исследования, а предметная ее область – те стороны, связи, отношения, составляющие объект, которые подлежат изучению.
Объект социологии, как и других общественных наук – социальная реальность. И потому социология – наука об обществе. Но этого недостаточно для определения ее предмета. Это лишь указание на объект исследования, который совпадает с объектом других общественных наук, будь то история, культурология, этнология, политология, демография, право. Одно из возможных определений социологии – это наука о целостности общественных отношений, обществе как целостном организме.
Здесь мы приближаемся к предметной области социологии, однако прервем рассуждения для небольшого методологического комментария.
Предмет науки не может быть стабильным. Он находится в постоянном движении, развитии, как и сам процесс познания. Его движение зависит от двух решающих факторов – прогресса самого научного знания, с одной стороны, и меняющихся потребностей общества, социального запроса, с другой. Очевидно, что социология не могла не претерпевать переосмысления своей предметной области, ибо последняя формировалась и продолжает формироваться под воздействием упомянутых факторов.
На протяжении полутора столетий в определении предмета социологии противоборствуют две тенденции, истоки которых в классической философской антиномии концептуально-теоретического и феноменологического подходов к анализу природных и общественных явлений. Речь идет о том, что, по существу, в социологии как бы параллельно развиваются две плохо согласующиеся между собой теоретические парадигмы: макросоциологическая и микросоциологическая. «Макротеоретики» оперируют понятиями общества, культуры, социальных институтов, социальных систем и структур, глобальных социальных процессов. «Микротеоретики» работают с понятиями социального поведения, акцентируя внимание на его механизмах, включая межличностное взаимодействие, мотивацию, стимулы групповых действий и т. д.
Отсюда два совершенно разных подхода к определению социологии: один – в направлении развертывания ее предмета как науки о целостности общественного организма, о социальной и социокультурной системах, другой – как науки о массовых социальных процессах и массовом поведении. Было бы ошибочно считать первый теоретическим, а второй прикладным: они реализуют обе функции науки. При первом подходе социология сопрягается с демографическими, экономическими и политическими науками, при втором – с социальной психологией.
Хотя «отец социологии» Огюст Конт, по мнению А. Бескова, является еще только протосоциологом, так как привлекал аналогии из физики и самую науку первоначально назвал социальной физикой, он, в сущности, сформулировал парадигму теоретической макросоциологии…
Концепция функциональности социальных связей, выдвинутая О. Контом, в работах Г. Спенсера была доведена до прямых аналогий с учением Ч. Дарвина применительно к эволюции общественного организма. Э. Дюркгейм вводит понятие «социальный факт» как нечто данное, что подлежит объяснению с точки зрения функциональности в отношении к системе верований, коллективного сознания, скрепляющих общественную целостность.
Идея рациональной организации общественных институтов М. Вебера сопрягается с неоконтианской философской традицией. Социальное поведение индивидов Вебер предпочитает истолковывать в духе рационализма, именно отсюда берет истоки концепция экономического человека, рассудочного и эгоистичного по природе…
…В России то направление, которое получило известность как собственно «русская школа» в социологии (Н. К. Михайловский прежде всего), так же как и в Западной Европе, рассматривало предмет социологии в качестве знания о целостности общественных систем. Русская субъективная школа в центр внимания выдвигала проблематику социальной интеграции и солидарности, стремилась установить универсальные законы общественной эволюции.
К середине XX века вполне определенно обнаружились две теденции в развитии мировой социологии: европейская и американская. Европейская социология развивалась в тесной связи с социальной философией, а американская изначально формировалась как наука преимущественно о человеческом поведении. Социология в США ведет начало с Чикагской школы 20-х годов. Именно Чикагская школа, утвердившая метод наблюдения и другие формы полевых исследований, создала особый облик американской социологии. К настоящему времени это, по преимуществу, проблемно-ориентированная поведенческая наука. Что же касается классической европейской социологии, то она не только тяготела к социально-философской традиции, но была к тому же предметноориентированной… Э. Дюркгейм и М. Вебер, Н. Михайловский и П. Сорокин в России в меньшей степени были озабочены проблемами социальной реформации, они видели прикладную функцию социологии прежде всего в том, чтобы содействовать стабилизации, упорядочению общественной жизни в согласии с ее внутренней природой, достаточно устойчивой и целесообразной в своей основе, изменяющейся эволюционно по пути социального прогресса. Эта, по сути, консервативная традиция, воспринятая в структурно-функциональном анализе Парсонса-Мертона, подверглась в 60-е годы решительной критике со стороны радикально настроенных социологов Европы и Америки. Именно тогда западные социологи обратились к марксизму, влияние которого в макросоциологических исследованиях по сию пору остается достаточно сильным.
В 50–80-е гг. наблюдалась своего рода «американизация» западноевропейской социологии, все еще сохраняющей классическую социально-философскую ориентацию. С одной стороны, сказываются воздействия социальной практики и необходимость обращаться за субсидиями на социологические исследования к частным организациям в промышленности и др. С другой стороны, на европейскую социологию оказывают влияние далеко продвинутые проблемно-ориентированные исследования, проведенные в США, на основе которых развиваются традиционные и возникают новые частносоциологические концепции. Западноевропейская социология движется в сторону проблемно-ориентированного и преимущественно прикладного развития своей предметной области.
Вместе с тем в западной социологии, начиная с середины 70-х гг., развернулась все нарастающая критика макросоциологических и частносоциологических теорий. Главное «обвинение» в их адрес – неспособность понять и объяснить собственно человеческую жизнь и повседневность жизнедеятельности людей, что называется, «изнутри», из самой этой жизненной повседневности. Это направление опирается в основном на философские концепции экзистенциализма (американский социолог Э. Тиракьян назвал это направление «экзистенциальная социология»). Отвергая позитивистскую ориентацию как жесткую и стремящуюся рационализировать социальную реальность, каковая не поддается полноценному пониманию в логически стройных концепциях, социологи этого направления принимают иную крайность и подчас вовсе отказываются от попыток макротеоретического осмысления социальных процессов и социального развития…
Итак, важным поворотом новейших исследований современной теоретической социологии является переосмысливание масштабов социального пространства, каковое представляется в качестве общемирового. Другой принципиально важный поворот – это перенос центра внимания с изучения социальных структур на социальные процессы. Как пишет польский социолог Петр Штомпка, доминирующее значение приобретает «процессуальный образ» социальной реальности. Вместе с тем само общество представляется уже не столько в качестве объекта (группы, организации и т. д.), но как своего рода «поле возможностей» социальных субъектов для проявления их деятельной активности. Ключевой единицей анализа становится то, что можно назвать «событием», действием социальных агентов. Последствия этих действий жестко не заданы, многовариантны.
Такой взгляд на природу социальной реальности возник под влиянием мировоззренческой концепции, получившей название «постмодернизм» (и в этом – еще одно свидетельство влияния на определение предмета социологии социально-философских воззрений). Альтернативная концепция модернизма, до сего времени достаточно распространенная в мировой социологии, опирается на убеждение о направленном прогрессирующем развитии общества от одной стадии к другой, более совершенной. Последующие стадии, как бы они не назывались, отвечают требованиям более высокой эффективности, целесообразности, приспособленности обществ к изменяющимся внутренним и внешним условиям. Постмодернистская идеология исходит из утверждения о незаданности вектора социального развития, а точнее – утверждает приоритет социальных субъектов как деятелей в активном преобразовании форм их социального бытия с учетом всего контекста природных и социальных условий на момент социального действия. Идея социального прогресса этим не отрицается. Отрицается его однонаправленная заданность. Предполагается многовариантность развития обществ и социальных организаций.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Муромцев С. Определение и основное разделение права. М., 1879. С. 14, 33, 48.
2
Дюркгейм Э. Курс социальной науки // Социология. Ее предмет, метод, назначение. М., 1995. С.178.
3
Дюркгейм Э. Курс социальной науки // Социология. Ее предмет, метод, назначение. М., 1995. С.178.
4
Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996. С. 120.
5
Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. Cambridge: Polity Press, 1987. Ch. 2. P. 22–51 (Пер. Е. Якимовой).
6
Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. Cambridge: Polity Press, 1987. Ch. 2. P. 22–51 (Пер. Е. Якимовой).
7
Дюркгейм Э. Указ. соч. С. 176.
8
Муромцев С. А. Указ. соч. С. 34.
9
Гидденс Э. Указ. соч.
10
Томпсон Дж. Л., Пристли Дж. Социология. М. – Львов, 1998. С. 7.
11
Смелзер Н. Социология. М., 1994. С. 14.
12
Ковалевский М. М. Социология. СПб., 1910. Т. 1. Социология и конкретные науки об обществе. С. 9.
13
Привод. по: Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993. С. 547 и сл.
14
Ядов В. А. Стратегия социологического исследования. М., 1998. С. 18.
15
Привод. по: Штомпка П. Указ. соч. С. 19.
16
Привод. по: Штомпка П. Указ. соч. С. 135–137.
17
Привод. по: Штомпка П. Указ. соч. С. 27–28.
18
Арон Р. Указ. соч. С. 361.
19
Дюркгейм Э. Указ. соч. С. 197.
20
Дюркгейм Э. Указ. соч. С. 197.
21
Трубецкой Е. Н. Энциклопедия права. СПб., 1998. С. 78 и сл.
22
Адомант К. Нормативная логика – теория метода – юридическая политология: Сб. статей по теории права (1979–1985) // Общественные науки за рубежом. Реферативный журнал. Сер. 4: Государство и право. 1988. № 3. С. 11 и сл.
23
Гидденс Э. Социология. М., 1999. С. 24–25.
24
Социология. Учеб. пособие / Под общ. ред. Э. В. Тадевосяна. М., 1995. С. 105–106.
25
Монтескье Ш. О духе законов. М., 1999. С. 13.
26
Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993.
27
Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, назначение. М., 1995. С. 167–199.