Мир империй. Территория государства и мировой порядок

1.4. Территория в политической науке (основы геополитики)

Древние греки, раскрывая понятие Родины, начинали с того, что это «земля, все жители которой заинтересованы в ее сохранении»[109]. Соединение территориальных проблем с проблемами развития обществ, вопросами осуществления государственной власти и динамикой международных отношений привело к рождению науки геополитики.

Принципы рассмотрения проблем территории с позиций политической науки закладывались при зарождении науки геополитики. Исторические реалии не могли при этом не наложить отпечаток на научную доктрину. В сознании старшего и среднего поколений граждан Советского Союза (ныне территория СНГ и старательно «отворачивающейся» от СНГ Прибалтики) истоки современной геополитики омерзительны. Эти истоки таковы:

– теории расового превосходства «белых» над «цветными»;

– концепция социального дарвинизма;

– мальтузианство.

Расовая принадлежность народа, а не отдельного человека, действительно определяет роль и место этого народа в историческом процессе. Но гуманитарные науки до сих пор дискутируют о различиях Общей истории и Всемирной истории. Никакие расовые концепции разделения народов на «высших» и «низших» с позиций современных гуманитарных наук не выдерживают ни критики, ни даже просто постановки вопроса.

Гитлеровцы сделали из расовой теории инструмент идеологического оправдания господства «германской расы» над «низшими» народами – евреями, славянами, цыганами. Это общеизвестно. Занимаясь геополитикой, следует помнить, что идея «расы господ» и «расы рабов» коренится, в конце концов, не в различиях цвета кожи людей, а в иерархичности общества при неразвитости производительных сил.

Сформулированный В. И. Лениным закон неравномерного развития государств в условиях современной научно-технической (а также, добавим ныне, информационной) революции создает основу для понимания, почему в любую из известных нам эпох народы разделяются на господствующие и порабощенные, но это разделение не определяется цветом кожи.

Вместе с тем расовые теории превосходства одних народов над другими как один из истоков геополитики навсегда, по-видимому, оставили на ней «родимое пятно». Чем бы ни занималась геополитика, в любой позиции и ситуации она выясняет, кто «господин» положения на международной арене, а кто в «догоняющих» или подвластных.

Другим источником идей геополитики является социальный дарвинизм, развернутый в конце XIX в. в работах Г. Спенсера, М. Ваккаро, Л. Гумпловича и др. В противовес теориям, рассматривавшим общество как некую гармоничную целостность, социальный дарвинизм сфокусировал пафос исследовательской работы на неодолимо конфликтном характере общественного развития, перенеся на общество все звериные законы борьбы за существование. Социальный дарвинизм – это освещение жизни общества с точки зрения законов беспощадной биологической эволюции. На практике это означает, что на политику не распространяются никакие моральные ограничения, в ней правит бал пресловутый «триумф выживания». Отсюда знаменитые афоризмы: «победителей не судят», «опоздавшему – кость» и т. п.

В настоящее время о социал-дарвинистах вспоминают довольно редко. Новое поколение политологов и политиков должно делать особое усилие, чтобы осознать истинную антиценность «триумфа выживания» в науке и реальной политике, когда отбрасываются представления о благопристойности, сострадании, гуманизме, справедливости, и остается только одно «ницшеанское» правило: «надо быть очень сильным, чтобы не понимать, насколько это одно и то же: жить и быть несправедливым».

Наконец, третьим источником классической геополитики является мальтузианство, к которому тоже надо отнестись без идеологических предвзятостей. Пора спокойно отделить научные выводы Т. Мальтуса (1766–1834) как от «гуманитарных вампиров», так и от хаотических пристрастий.

В конце XX в. идея Мальтуса о том, что темп роста населения необходимо гармонизировать с темпом роста производства средств потребления, не вызывает ни у кого принципиальных возражений; более того, эта идея кажется современному человеку не просто разумной, а прямо-таки тривиальной. Но в 1798 г., когда Мальтус обнародовал свою основную работу – «Опыт о законе народонаселения», – люди верили, что человек – Божья тварь, венец Творения и т. п.

Основная идея как раннего, так и современного мальтузианства – необходимость регулирования народонаселения в соответствии с возможностями территории при данном уровне сельского хозяйства, промышленности и торговли.

Если населения больше, чем можно накормить на данной территории при данных условиях, то следует «божья кара»: голод, эпидемии, стихийные бедствия, безумные кровавые раздоры между людьми. Таков, по Мальтусу, результат «естественного» перенаселения. Но Мальтус ввел и понятие так называемого «абсолютного» перенаселения. Опираясь на социально-экономическую статистику, Мальтус установил, что:

а) средства пропитания увеличиваются в «арифметической» прогрессии, т. е. линейно;

б) тогда как население увеличивается в «геометрической» прогрессии, т. е. экспоненциально.

Поэтому через определенный промежуток времени, чтобы избежать социальных потрясений из-за голода, государства вынуждены:

– либо отвоевывать новые земли, изгоняя аборигенов (колониальная экспансия);

– либо беспощадно ограничивать рождаемость и сгонять бездомных бродяг, нищих, так называемых пауперов, в работные дома (разновидность особо тяжелых каторжных работ).

Ясно, что мальтузианство, являясь учением о народонаселении, из которого выросла современная демография, тесно связано с геополитикой, поскольку за определенным пределом только война на истребление противника дает возможность предотвратить массовый голод и голодные бунты в собственной стране.

Примечательно, что даже нападение на нашу страну, СССР, Гитлер обосновывал вполне «мальтузиански»: выступая перед высшим генералитетом перед началом войны, Гитлер сообщил слушателям, что зерна для продовольствия в Германии осталось всего на три месяца и что только за счет пространства на Востоке можно обеспечить немецкий народ собственным хлебом.

Так обстояло дело при классических типах вооружения армий, и даже изобретение пулеметов не изменило подход политиков к борьбе с перенаселением территории: все еще казалось, что уничтожение населения, а не только военнослужащих противника, и захват его природных ресурсов позволят избежать перенаселения в собственной стране. Появление во второй половине XX в. новых типов оружия массового уничтожения (ядерного, бактериологического, химического, геофизического, метеорологического, психотропного) сделало для нормального человечества войны типа Первой и Второй мировых невозможными, поскольку любая мировая война с применением современного оружия массового уничтожения воздействует в равной мере не только на население и территорию противника, но и на население и территорию многих других стран, в том числе самого агрессора.

Термин «геополитика» был впервые введен в оборот шведским государствоведом Р. Челленом, профессором университета в городе Упсала. Но уже до этого развитие политической географии привело к осмыслению ее основных начал. Ф. Ратцель, рассматривая государство как организм, связанный с почвой, пролагая путь к пространственной технологии государственной власти, сделал ключевой вывод: «В соответствии со своей природой государства развиваются в соперничестве со своими соседями, в большинстве случаев за обладание территориями»[110]. Именно книга Ф. Ратцеля, опубликованная в 1901 г., называлась «Жизненное пространство». В 50-е годы XX в. генерал Г. Гудериан, анализируя положение Германии и всего Западного блока, вывел из идей Клаузевица понятие «решающего пространства» как территории сосредоточения вооруженных сил, достаточных для безопасности Западного мира. Причем выбор решающего пространства, подчеркивал Г. Гудериан, по своему характеру определяется не только военными соображениями, «политические и экономические факторы играют здесь большую, а часто и доминирующую роль»[111].

Как отдельная отрасль гуманитарного знания геополитика возникла в начале XX в., но корни ее уходят гораздо глубже, поскольку люди очень давно стали осознавать, сколь сильно территориальные, географические факторы предопределяют политику (в основном внешнюю) любого государства. К классикам геополитики следует отнести П. Чаадаева и Ф. Ратцеля, Н. Данилевского и А. Мэхэна. Можно согласиться и с Л. И. Грачом, что русская геополитика как определенное научное направление вышла из восточного вопроса, остающегося до сих пор одним из самых сложных в мировой политике[112].

Поскольку гитлеровцы использовали геополитику для «научного» обоснования своих завоевательных планов и оправдания своей экспансии в мире, то в Советском Союзе ее, как и некоторые другие отрасли знания, например евгенику, объявили фашистским учением и практически не разрабатывали. Исключение составляли лишь некоторые закрытые и узкоспециальные учебные заведения. Да и там, как правило, анализировали геополитику как псевдонаучную выдумку.

Гюнтер Гейден, видный политолог социалистической Германии, характеризовал геополитику как «разбойничье, фашистское и насквозь антинаучное учение, состоящее на службе у монополистов, банкиров и юнкеров, пытающихся обосновать и оправдать установление открытой террористической диктатуры финансовых магнатов в области внутренней политики и претензию на мировое господство в области внешней политики». Он считал, что «геополитика – это теория империалистической политики войны, защищающая интересы монополистического капитала в ущерб интересам собственного народа и других народов»[113].

Но почему геополитика должна иметь меньше прав на существование, чем, например, геопсихология – наука, исследующая влияние погоды, времен года, почвы, ландшафта на душевную жизнь?

Само соединение слов «гео» («земля») и «политика» обозначает гуманитарное учение, истолковывающее данные географии для обоснования политики государства. Но речь не идет лишь о связи географического пространства с политикой государства.

Геополитика есть обусловленность политики государств географическими факторами, такими, как территория, географическое положение, климат, полезные ископаемые и др. С позиций структурализма И. А. Исаев уточняет, что предметом исследования геополитики становятся процессы, демонстрирующие воплощение власти (силы) в пространстве, а именно процессы ее разделения, перераспределения и динамики[114]. И это с учетом того, что власть, подчеркивал К. Шмит, всегда принадлежит тому, кто определяет политическую реальность и навязывает свою картину мира[115].

Ш. Монтескье в XVIII в., как во II в. до н. э. Полибий и еще ранее Посидоний, преломлял через географический фактор всю человеческую историю. Г. Бокль в «Истории цивилизации» подчеркивал влияние на организацию общества и характер отдельных лиц таких качеств территории как климат и почва, вплоть до утверждения, что они породили многие важные различия между народами. «У совершенно невежественного народа, – писал Г. Бокль, – скорость производства богатства обусловливается только физическими особенностями местности»[116]. Ф. Ратцель создал политическую географию. Политическая география как наука изучает территориальную расстановку классовых и политических сил в связи с социально-экономическими, историческими, политическими, этнокультурными и природными особенностями развития регионов и стран, их районов, городов и сельской местности[117]. Политическая география исследует взаимодействие политических явлений с границами, электоральным поведением и т. д.

В неопределенности границ, которые намеренно не проводятся в виде линии, а поддерживаются открытыми, в виде свободного пространства изменчивой ширины, Ф. Ратцель видел сущность государственных образований у древних народов[118].

Г. Еллинек вообще утверждал, что определение естественных условий и влияния территории составляет задачу не наук о государстве и политике, а физической и политической географии, призванной анализировать не только внешние, но и социально-психологические факты[119]. А по мнению Б. Чичерина, «физические условия, способствующие объединению общества и вызывающие в нем самодеятельность, ведут к представительным учреждениям, и наоборот, условия противоположного свойства служат им всем препятствием», и «образ правления находится в тесной связи с величиною государства»[120]. Ш. Монтескье прямо полагал, что небольшим государствам свойственна республиканская форма, средним – умеренная монархия, в обширных же равнинах, «естественно», водворяется деспотизм[121].

Конечно же, наиболее глубоко и результативно геополитикой занимались в 30-е гг. XX в. в Германии. К. Хаусхофер, признанный лидер немецкой геополитической школы, характеризовал геополитику как учение «о географической обусловленности политики»[122].

Геополитика как «наука о политической форме жизни в жизненном пространстве в ее зависимости от земли и обусловленности историческим движением»[123] выступала одним из краеугольных камней идеологии германского национал-социализма. Германские фашисты не без успеха использовали ее для оправдания своих агрессивных устремлений. Геополитика вошла составной частью в идеологию нацизма, характеризовавшуюся духом слепого повиновения вождю, ненавистью к расовым и политическим меньшинствам, жаждой завоевания и господства, возвеличением немецкого народа и «нордической расы»[124].

Значительную роль и в расцвете, и в кризисе геополитики сыграл расовый теоретик А. Розенберг, всецело служивший нацизму и казненный по приговору Нюрнбергского международного трибунала как военный преступник. Если для Ф. Ратцеля «еще не достигшими культуры или отставшими от нее»[125] могли оказаться народы каждой расы, каждой ступени развития, то А. Розенберг в своей работе «Миф XX века» строит систему расовых ценностей, основанную на идее гения нордического человека. То, что все государства Европы основаны германцами, и государство как таковое является итогом целеустремленно направленного на какую-то цель мужского союза и лишь средством сохранения народа – для него аксиомы[126]. Германия же как расовое и национальное государство, как центральная власть континента обеспечивает охрану Юга и Юго-Востока[127]. Как ни парадоксально, но, спекулируя понятиями жизненного пространства нации, древнегерманской чести, расовой защиты народа, А. Розенберг пренебрегал рассмотрением смысла государства и его территории. Существенно иным был подход А. Гитлера.

Библией нацизма была книга А. Гитлера «Моя борьба». В своих теоретических взглядах Гитлер исходил из примата принципа крови, германского расового превосходства и восприятия «евреев как паразитов»[128]. Декларируя привычку австрийских немцев жить в рамках большого государства и никогда не терять сознания тех задач, которые из этого вытекали[129], он провозгласил целью германского национал-социалистического государства стремление «установить здоровую, естественную, жизненную пропорцию между количеством нашего населения и темпом его роста, с одной стороны, и количеством и качеством наших территорий, с другой»[130]. При этом Гитлер отверг попытки возвращения к границам Германии 1914 г., называя те границы вредными и случайными. Он писал: «Мы хотим приостановить вечное германское стремление на юг и на запад Европы и определенно указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Мы… сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе. Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены»[131]. Применительно к России «вождь германской нации» изначально и публично проповедовал только войну.

С разгромом гитлеровского фашизма идея геополитического анализа социальных проблем получила возможность, избавившись от упрощений «третьего рейха», углублять анализ социальных явлений беспристрастными научными методами. В «Словаре философских терминов», изданном в Гамбурге в 1955 г., геополитика характеризуется как учение «о зависимости политических событий от особенностей поверхности земли, пространства, ландшафта, страны»[132].

К. Хаусхофер выступал за развитие физической антропогеографии как науки, способной прогнозировать раздел жизненного пространства при растущем взаимном давлении народов на становящейся все более тесной Земле, науки, которая бы учитывала при этом плотность населения, его жизненную энергию, культурный и экономический вклад в развитие населения[133]. Геополитику К. Хаусхофер строил на определенной системе категорий и аксиом, среди которых главными были:

– понятие жизненного пространства,

– динамика возникновения и становления крупных блоков (пангерманизм, панславизм, паназиатизм),

– противостояние континентальных и морских держав[134].

В начале 50-х гг. в опубликованной работе К. Хаусхофера вновь провозглашалось сутью геополитики «взаимоотношения между окружающим человека пространством и политическими формами его жизни»[135]. Но этот тезис стали рассматривать как попытку отыскать еще один фактор, определяющий развитие политических форм.

Геополитика как систематизированное знание не случайно появилась в конце Первой мировой войны. Основанием для ее рождения послужило глобальное территориальное переустройство Европы: рухнула кайзеровская Германия, исчезла Австро-Венгерская империя, на развалинах Российской империи появилось небывалое государство – СССР, балканские страны – источник многих событий, потрясших Европу в конце XIX – начале XX вв., – были объединены по решению держав-победительниц в новую страну – Югославию (1918). Такие потрясения для состояния умов не проходят даром.

После Второй мировой войны устройство мира было уже более или менее сознательно подчинено принципам, опиравшимся на результаты геополитических исследований.

Современная геополитика сложилась как результат осмысления трех глобальных, затронувших весь земной шар, войн: Первой мировой войны (1914–1918 гг.), Второй мировой войны (1939–1945 гг.) и холодной мировой войны (1946 г. – от речи Черчилля в Фултоне – и до 1991 г.). Все три названные войны, несмотря на непохожесть каждой последующей на предыдущую, велись во имя территориального передела, который был бы подтверждением достижения победителем более важной цели – мирового господства, т. е. права устанавливать угодный ему мировой порядок.

Явно под влиянием X. Дж. Маккиндера Д. М. Фельдман утверждает, что материковые, континентальные империи куда менее динамичны и значительно тяготеют к сохранению укоренившихся политических форм, чем более открытые миру океанические империи, и Россия из их числа[136].

При изучении новых территориальных конфликтов следует учитывать две группы факторов, связанных с государством и политикой. Анализируя первую группу факторов, обратим внимание на то, что государство, пройдя (по С. Виру) через аристократический, либерально-демократический и коллективистский периоды своего развития, выработало новые типовые черты:

1) политическая структура основана на поддержке и участии;

2) структура власти носит корпоративный и технократический характер;

3) в экономической и социальной сферах политика является коллективистской.

Современная политика – это прежде всего практическая деятельность по осуществлению государством своих обязанностей перед обществом. Характер этих обязанностей во второй половине XX в. подвергся коренному пересмотру в смысле обеспечения всем гражданам государства условий для достойного существования. Эти факторы обусловили изменение содержания геополитики. Она начиналась как реакция на территориальные споры между государствами, как наука о влиянии географической среды на внешнюю политику государства. В настоящее время геополитика – это по-прежнему учение о принципах господства на всей Земле с целью максимального обеспечения преимуществ для носителя политической воли, будь то государство или союз государств.

Признавая плодотворным понимание геополитики современными российскими исследователями В. Л. Бабуриным и Ю. Л. Мазуровым как географических аспектов внешнеполитической деятельности и реальной политической деятельности, направленной на изменение всего геополитического пространства, трудно согласиться с их рассмотрением геополитики лишь как раздела политической географии[137]. Искусственно и рассмотрение геополитики как части геоглобалистики[138].

Для современного российского геополитика С. Б. Переслегина основным предметом геополитики является «взаимодействие и взаимное соотношение географических пространств», методом выступает предложенный Е. Морозовым системный анализ пространственного положения географических факторов, а изучает геополитика «физико-географическую, экономико-географическую, расово-антропологическую, культурно-конфессиональную, семантическую и, наконец, цивилизационную обусловленность динамики международных отношений, мировой торговли, глобальной онтологии человечества»[139]. В то же время С. Б. Переслегин обоснованно рассматривает геополитику как превращенную (деятельную) форму географии «и любых иных пространственных отношений»[140].