Император Траян
Так описал начало движения армии Веспасиана на войну в Иудею «тридцатилетний Иосиф сын Маттафии, еврей из Иерусалима и из священнического рода, сам воевавший сначала против римлян и служивший невольным свидетелем всех позднейших событий».[36]
В описываемое время Иосиф возглавлял иудейские войска в Галилее, готовясь самым решительным образом дать отпор римлянам. Войско его, однако, «лишь только услышало, что римляне уже стоят у них за спиной и готовы драться, – не выждав столкновения с ними и даже не видя их ещё в глаза, немедленно рассеялось по всем сторонам».[37] Иосиф, по его собственным словам, «исполненный мучительных предчувствий насчёт исхода войны вообще»,[38] не имея сил для открытого сражения, бежал в область Тивериаду, где иудеи могли надеяться на стены крепостей и, прежде всего, Иотапаты, где укрылась большая часть войска, возглавляемого Иосифом.
Веспасиан меж тем легко овладел городом Габарой, покинутым иудейским войском. Дабы дать урок иудеям за прежние неудачи римлян при Цестии Галле, он крайне жестоко обошёлся с местным населением: «По вступлении в город он приказал убить всех юношей; римляне в своей ненависти к иудеям и из мести за жестокое обращение с Цестием не щадили людей любого возраста. После этого он приказал предать огню не только сам город, но и все селения в его окрестности; большинство из последних было покинуто своими обитателями, оставшиеся кое-где жители были проданы в рабство».[39]
Так вот шла Иудейская война, на которой сражался Марк Ульпий Траян – отец и которую впервые видел своими глазами ещё не достигший 14 – ти лет Марк Ульпий Траян – сын.
Тем временем Иосиф прибыл в хорошо укреплённый город Иотапату: «Иотапата почти вся расположена на отвесной скале, со всех сторон ниспадают столь глубокие пропасти, что, когда всматриваешься в эти бездны, глаз от утомления не проникает до глубины; только с северной стороны, где город спускается по склону горы, он бывает доступен; но и эту часть Иосиф окружил укреплениями для того, чтобы возвышающийся над ней горный хребет не мог быть занят неприятелем. Прикрытый со всех сторон другими горами город оставался совершенно невидимым до тех пор, пока не приходили в непосредственную близость к нему. Так была укреплена Иотапата».[40]
Не удивительно, что осада этого самой природой замечательно укреплённого города для римлян затянулась. На овладение Иотапатой Веспасиану пришлось затратить 47 дней.
В ходе этой почти семинедельной осады Веспасиан снарядил отдельную экспедицию против соседнего города Яфы. Его жители, ободрённые успешной обороной Иотапаты, также решили восстать против римлян. Поход на Яфу Веспасиан поручил возглавить легату Х Бурного легиона Марку Ульпию Траяну. Тот выступил в поход во главе тысячи всадников и двух тысяч пехотинцев. Взял ли он в эту экспедицию сына – нам неведомо. Потому не стоит гадать, был ли юный Марк Ульпий свидетелем самостоятельных военных действий своего отца. Траян Старший, прибыв к стенам Яфы, нашёл город отменно укреплённым. Подобно Иотапате, он был защищён и самой природой, каковую дополнял двойной ряд крепостных стен. Прямой штурм Яфы показался римскому военачальнику делом проблематичным, но здесь сами иудеи сыграли на руку римлянам. Явно переоценив свои силы и, соответственно, недооценив врага, защитники Яфы пренебрегли природными и рукотворными укреплениями своего города, решившись дать римлянам полевое сражение. Траян, обнаружив боевые порядки яфанцев, немедленно вступил с ними в бой. Превосходство римского оружия обнаружилось очень быстро. Иудеи смогли оказать лишь короткое сопротивление. Более того, обратившись с бегство и устремившись за первую стену, защитники Яфы позволили на своих плечах римлянам ворваться вслед за ними в укрепление. Тогда оборонявшие вторую стену немедленно заперли ворота, дабы то же самое не повторилось, и римляне не ворвались в город на плечах бегущих. Таким образом, множество яфанцев оказалось в ловушке. Брошенные на произвол судьбы своими согражданами все оказавшиеся в пространстве между двумя рядами укреплений были безжалостно перебиты римлянами. Всего пало не менее двенадцати тысяч иудеев.
Траян, сделав вывод о неспособности после таких потерь уцелевшей части гарнизона Яфы к серьёзному сопротивлению, не стал, однако, добивать врага. Честь окончательной победы и взятия Яфы он решил великодушно преподнести сыну Веспасиана Титу. Прибывшие к главнокомандующему посланцы легата Бурного легиона передали ему просьбу прислать под стены Яфы своего сына Тита, дабы именно он довершил победу. Блес тящий ход Марка Ульпия Траяна! Веспасиан не мог не оценить его. С этого времени его доверие к славному легату, конечно же, выросло. И немало.
В то же время умудрённый десятками сражений многоопытный полководец Веспасиан предпочёл скорее переоценить способность врага к сопротивлению, нежели опрометчиво его недооценить. Тит прибыл в стан Траяна с тысячей пехотинцев и пятьюстами всадниками. Приняв командование и построив войско в боевой порядок, Тит поручил Траяну левое крыло, сам же, возглавив правое, начал штурм Яфы. Легионеры быстро со всех сторон приставили к стенам лестницы и устремились вперёд. Осаждённые сумели оказать только слабое сопротивление, после чего сражение переместилось на улицы города. Здесь оно приняло неожиданно крайне ожесточённый характер. Всё мужское население ринулось навстречу римлянам, завязав бои на тесных улицах, а женщины Яфы из домов бросали всё, что попадалось им в руки, на головы римлян. Сопротивление длилось пять часов. Разъярившись от такого упорства уже обречённых яфанцев, римляне безжалостно перебили всё мужское население города, пощадив только малых детей и женщин. Их обратили в рабов. Иосиф Флавий сообщает о пятнадцати тысячах убитых в Яфе и двух тысячах ста тридцати пленниках.[41]
Победа, подаренная Траяном Титу не могла не поспособствовать его будущей карьере, хотя в тот момент, угождая главнокомандующему, Марк Ульпий и предполагать не мог, что он завоёвывает расположение сразу двух будущих цезарей.
Кстати, когда Иотапата пала и Иосиф оказался в римском плену, то, по его словам, он – то и предрёк Веспасиану скорое владычество над Римом. Когда пленённый иудейский полководец предстал перед Веспасианом, при котором был его сын Тит и ещё двое друзей, то он обратился к победителю со следующими словами: «Ты думаешь, Веспасиан, что во мне ты приобрёл только лишь военнопленника; но я пришёл к тебе как провозвестник важнейших событий. Если бы я не был послан Богом, то я бы уже знал, чего требует от меня закон иудеев и какая смерть подобает полководцам. Ты хочешь послать меня к Нерону? Зачем? Разве долго ещё его приемники удержатся на престоле до тебя? Нет, ты, Веспасиан, будешь царём и властителем, – ты и вот этот, твой сын! Прикажи теперь ещё крепче заковать меня и охранять меня для тебя; потому что ты, Цезарь, будешь не только моим повелителем, но и властителем над землёй и морем и всем родом человеческим. Я же прошу только об усилении надзора за мной, дабы ты мог казнить меня, если окажется, что я попусту говорил именем Бога».[42]
Любопытно, что сходные сведения о данном предсказании приводят и иные римские авторы. Светоний писал в биографии Веспасиана: «В Иудее он (Веспасиан – И.К.) обратился к оракулу бога Кармела, и ответы его обнадёжили, что все его желания и замыслы сбудутся, даже самые смелые. А один из знатных пленников, Иосиф, когда его заковывали в цепи, с твёрдой уверенностью объявил, что вскоре его освободит тот же человек, но уже император».[43] Дион Кассий, перечисляя знамения, сулившие Веспасиану высшую власть над Империей, приводит следующее: «… иудей Иосиф, ранее захваченный Веспасианом и заключённый в оковы, прямо сказал, засмеявшись: «Сейчас ты будешь держать меня в оковах, а через год освободишь, став императором!»[44] Историк начала V века Орозий, автор «Истории против язычников», также приводит постоянно твердимые Иосифом слова о том, что он будет вскоре освобождён тем же человеком, который его пленил, но уже императором. При этом он ссылается на Светония.[45] Тацит в своей «Истории» приводит проро чество о том, что «что из Иудеи должны были выйти люди, предназначенные господствовать над миром. Это туманное предсказание относилось к Веспасиану и Титу».[46] Иосиф, сын Маттафии, будущий Иосиф Флавий, здесь как первоисточник пророчества не фигурирует.
Предсказание Иосифа, записанное им самим уже по время действительного правления Веспасиана, напоминает так называемые «Сибиллинские пророчества» – собрание иудейских и иудео – христианских пророчеств, в которых уже свершившееся упоминается в будущем времени. Вот яркий пример такового, как раз к Нерону и Веспасиану относящегося, именуемого «Четвёртое иудейское пророчество времён Флавиев». В нём говорится: «И тогда из Италии, как беглец, прибежит великий царь, который однажды решится на кровавое убийство матери и многих других, ведомый злым роком. За трон Рима многие оросят кровью землю, после того, как он убежит в парфянскую страну. Но в Сирию придёт римский правитель, который подожжёт иерусалимский храм, а с им придёт много человекоубийц, великая страна иудеев погибнет».
Здесь в виде пророчества в крайне причудливой форме, что соответствует жанру, говорится о уже происшедших ко времени Флавиев событиях: матереубийстве Нерона, гражданской войне в Риме, сожжении храма в Иерусалиме при взятии этого города Титом, сыном Веспасиана. Сам Нерон отождествлён с Лже – Нероном, объявившемся в Парфии.[47]
Реально, думается, о возможном насильственном прекращении правлении Нерона Веспасиан узнал из полученного им письма наместника Испании Луция Сульпиция Гальбы. Тот, удачно перехвативший приказ Нерона о своей казни, решился на восстание и по всем провинциям разослал эдикты, «призывая всех и каждого присоединяться к нему, и, кто как может, помогать общему делу».[48]
Осторожный Веспасиан на прямую поддержку Гальбы не решился, но и верность Нерону отнюдь не прокламировал. На всякий случай он просто прекратил наступление, оставив Иерусалим – главную твердыню мятежной Иудеи – в руках восставших.
Х Бурный легион отца Траяна к этому времени добился немалых успехов. В мае 68 г. он прошёл по берегу Иордана и захватил один из важнейших опорных пунктов мятежников – город Иерихон. Римлянам не пришлось трубить в трубы и трижды обходить стены Иерихона, дабы они пали, как перед воинами ветхозаветного Иисуса Навина. Большая часть жителей Иерихона, не дожидаясь появления римских войск, бежала в близлежащие горы. Оставшихся римляне перебили, и древний город опустел.[49] Легион Марка Ульпия Траяна расположился в Иерихоне лагерем, ожидая дальнейших распоряжений Веспасиана, с каковыми главнокомандующий не спешил.
Любопытно, что в ходе предшествующей кампании Траян и Тит ещё раз взаимодействовали по распоряжению Веспасиана. Во время сражения римлян с иудеями близ города Тарихеи у Генисаретского озера к войску Тита примкнул Траян. С ним были 400 всадников. Легионеры сына главнокомандующего, вспомнив взятие Яфы, решили, что происходит обмен любезностями, и Траян хочет отнять у них часть победы.[50] Разумеется, Марк Ульпий и его всадники на отнятие у Тита части победных лавров покушаться не могли, и не стали.
Тем временем, пока в Иудее война затихла, полем битвы стали Италия и самый Рим. Веспасиан, трезво оценивая происходящее, на всякий случай послал к Гальбе своего сына Тита в знак почтения и преданности.[51] Очевидно, он ещё не предполагал собственного участия в борьбе за высшую власть. Надо помнить, что Гальба выглядел вполне законным претендентом на власть в рамках династии Юлиев – Клавдиев. Он ведь был усыновлён Ливией, матерью Тиберия. Тогда он и переменил имя Сервий на Луций. Светоний сообщает, что Август, когда Гальба мальчиком его приветствовал, ущипнул его за щёчку и сказал: «И ты, малютка, отведаешь моей власти».[52] Но именно Гальба и объявил во всеуслышание, что время династии Юлиев – Клавдиев закончилось.
Надеясь укрепить своё только что обретённое властное положение, 72 – летний Гальба решил сразу назначить себе преемника. Выбор его пал на Луция Кальпурния Пизона Фругу Лициниана. В этом человеке текла кровь обоих соратников божественного Юлия по Триумвирату: по отцу Марка Лициния Красса, по матери Гнея Помпея Магна. Но ни к Юлиям, ни к Клавдиям он отношения не имел. Представляя его в качестве будущего принцепса, Гальба сначала сослался на пример Августа, но тут же подчеркнул принципиальное различие: «Однако если Август искал преемников в пределах своей семьи, то я ищу их в пределах всего государства, и не потому, что у меня нет родных или боевых товарищей».[53] Далее Гальба, по сути, провозгласил установление в Империи нового принципа передачи верховной власти: «При Тиберии, при Гае и при Клавдии мы представляли собой как бы наследственное достояние одной семьи. Теперь, когда правление Юлиев и Клавдиев кончилось, глава государства будет усыновлять наиболее достойного».[54]
Гальбе не суждено было долгое правление. Он погиб на седьмом месяце своего принципата, уведя с собой в могилу и несчастного Пизона, несостоявшегося преемника. Но принцип передачи верховной власти, им провозглашённый, естественным образом устоялся. Он соответствовал новым политическим реалиям Империи. Помимо того, что «разглашённой оказалась тайна, окутывавшая приход принцепса к власти, и выяснилось, что им можно стать не только в Риме»,[55] оказалось, что власть доступна любому, кто сочтёт себя таковой достойным.
Новый принцип обретения власти в Империи откроет к ней дорогу не только Веспасиану, которому так предан Марк Ульпий Траян Старший, но, со временем, и его пятнадцатилетнему сыну, даже не догадывающемуся, что текущие бурные события в Римской державе имеют и к нему самое прямое отношение, открывая врата великих возможностей.
Глава II. Под «орлами» Флавиев
Тит, отправленный Веспасианом приветствовать в Риме нового цезаря Гальбу, в миссии своей не преуспел. В конце января 69 г., добравшись только до Коринфа в Греции, он узнал о гибели старика – императора и о переходе высшей власти к Отону. Такое известие побудило его к возвращению в стан отца. Вскоре становится известным на Востоке и поражение Отона в борьбе за власть с Вителлием. На сей раз Веспасиан решает присягнуть очередному цезарю. В эти дни, по меткому наблюдению Диона Кассия, «Так как Веспасиан вообще не был склонен к опрометчивости в поступках, он долго не решался сам вмешаться в столь запутанные события».[56] В столь сложной ситуации «Веспасиан между тем ещё и ещё раз взвешивал, насколько он готов к войне, насколько сильны его армии, подсчитывал, на какие войска в провинциях он может опереться».[57] Это уже свидетельство Тацита.
Хорошим знаком для Веспасиана стало поведение легионеров во время присяги Вителлию, которую он провёл, первым произнеся её слова. «Солдаты слушали его молча, и было ясно, что они готовы восстать немедленно».[58]
«Тем не менее, – писал Светонеий, – он ничего не предпринимал, пока неожиданно не поддержали его люди неизвестные и далёкие».[59]
Поддержка эта оказалась весомой и, главное, решительной. Первым привёл легионы к присяге Веспасиану наместник Египта Тиберий Александр. Это случилось 1 июля 69 г., и в дальнейшем этот день и стал отмечаться как первый день правления Веспасиана. 3 (по другим сведениям 11) июля в Кесарии «воины окружили палатку Веспасиана и приветствовали его как императора».[60] Все три подчинённые ему легиона, ведшие войну в Иудее, единодушно присягнули своему полководцу как новому владыке Рима. 15 июля Веспасиану присягнул с четырьмя легионами наместник Сирии Лициний Муциан. Он правил провинцией, много более значимой, нежели мятежная Иудея, и имел в своём подчинении на легион больше, нежели Веспасиан. Однако, на соперничество не решился, зная уже, очевидно, о растущей популярности Веспасиана в разных провинциях Империи.
«С неимоверной быстротой весть о новом императоре разнеслась на Востоке. Каждый город устраивал празднества с жертвоприношениями по случаю полученной доброй вести и в честь нового императора. Легионы в Мёзии и Паннонии, которые незадолго до того восстали против дерзкого Вителлия, теперь с большей радостью принесли присягу своему императору. Сам Веспасиан выступил из Кесарии инаправился в Берит, где со всей Сирии и других провинций ожидали его многие посольства, вручившие ему от всех городов венки и приветственные адресы».[61]
Если поддержка Египта и Сирии делала опорой Веспасиана в борьбе за власть весь римский Восток, то поддержка легионов на Нижнем Дунае в Мёзии и на Среднем Дунае в Паннонии отдавала под его власть Балканы, открывая дорогу в Италию.
Поддержка, что и говорить, широчайшая! Светоний сообщает даже о предложении царём Парфии Вологёзом сорока тысяч стрелков Веспасиану для успешной борьбы за власть в Империи.[62]
Возобновившуюся гражданскую войну легионы, присягнувшие Веспасиану, выиграли и 21 декабря 69 г. Веспасиан был провозлашён сенатом императором, а Тит и Домициан были названы Цезарями».[63] На следующий день сенат принял ещё одно важнейшее постановление, получившее название «Lex de imperio Vespasiani» – «Закон о власти Веспасиана». Этим правовым актом новому владыке Римской империи официально передавались все те властные права, которыми обладали ранее правившие принцепсы: Август, Тиберий и Клавдий. Такой подбор принцепсов – предшественников не случаен. Веспасиан тем самым подчёркивал, что он отвергает властный опыт цезарей – тиранов – Гая Калигулы и Нерона, не говоря уже о случайных и кратковременных императорах – Гальбе, Отоне и о Вителлии, побеждёном его славными легионами. За основу был взят опыт правителей, безусловно, успешных, пусть и не все их действия, прежде всего Тиберия и, в известной мере, Клавдия, сенаторами вспоминались добром.
Оценивая этот закон, можно, в целом, согласиться с мнением Карла Криста, что он стал чётко сформулированным выражением полного правового завершения институализации принципата как формы правления.[64] Правления юридически монархического, без всяких остатков республиканского флёра. Процесс, в правовом отношении начавшийся с 27 г. до Р.Х., окончательно завершился в конце 69 г.
Завершавший свой седьмой десяток Веспасиан явно возжелал основать новую династию. Тита он сделал своим соправителем. Тот ежегодно получал консульство, получил также трибунскую власть. В 71 г. Веспасиан назначил Тита префектом претория, дабы строго держать в подчинении небезопасные для императорской власти преторианские когорты.
Младший сын Веспасиана Домициан, наряду с Титом получивший имя Цезаря (сам Веспасиан стал Августом), сразу после захвата Рима легионами Лициния Муциана повёл себя в столице подобно самовластному правителю, за что удостоился от отца весьма ядовитого послания: «Спасибо тебе, сынок, за то, что ты позволяешь мне находиться у власти и до сих пор не сверг меня».[65]
В то же время опалы Домициан не испытал. Веспасиан совсем не возражал, чтобы власть в Империи стала семейным делом Флавиев. Казалось, слова Гальбы, что более власть в Риме не будет принадлежать одной семье, и преемника должно избирать по личным, а отнюдь не фамильным достоинствам, канули в Лету. Но финал Флавиев и дальнейшие события показали их историческую правоту. Доказательством этого как раз и стала судьба нашего героя.
Мы помним, как удачно отец Траяна и польстил Веспасиану, и сделал подарок Титу. Очевидно, ставка его на Флавиев была серьёзной. Потому, когда началась война с Вителлием, Марк Ульпий Траян безоговорочно и решительно поддержал императорские амбиции Веспасиана. Поступок сей, естественно, был оценён. Насколько нам известно, личного участия в гражданской войне Траян не принимал. Он оставался в Иудее, где вскоре возобновилась война. Вернувшийся к армии Тит возглавил осаду Иерусалима, в боях за который славный Х Бурный легион, возглавляемый Траяном – отцом, и в составе которого именно в этой кампании Марк Ульпий Траян – сын, как полагают, приобрёл первый опыт личного участия в боевых действиях, достаточно себя проявил.
Когда после четырёхмесячных боёв Иерусалим пал, то Х легиону было приказано оставаться в этом городе в качестве гарнизона и построить себе лагерь среди его руин.[66] Среди легионеров пошли слухи, оказавшиеся верными, что во время осады иудеи, дабы их богатства не достались ненавистным римлянам, а, может, и в надежде когда-нибудь их снова обрести, зарыли множество кладов. И вот, в начале 71 г. Тит, проезжая мимо развалин столицы Иудеи, увидел, как легионеры Бурного легиона с энтузиазмом выкапывают клады, закопанные во время осады.[67]
К этому времени Х легион уже получил сразу после падения Иерусалима нового предводителя Луцилия Басса. Под его командованием войско овладело горной крепостью Махер. И, наконец, завершил Иудейскую войну Х Бурный легион взятием последней иудейской твердыни Масады. Тогда им командовал уже Флавий Сильва.
Едва ли Траян – отец скорбел, что не он был легатом доблестного Х Бурного в этих последних боях. Ведь в 70 г. он был удостоен Веспасианом должности консула и стал наместником провинции Каппадокии на востоке Малой Азии. Это была достойная награда за преданность. Более того, когда Веспасиан и Тит в 73–74 гг. провели цензуру, пополнив ряды патрициев многими из своих сторонников, как италиками, так и провинциалами из западных провинций Империи, то Траян оказался в их числе. Тогда же, кстати, в число патрициев попал Юлий Агрикола, будущий тесть Публия Корнелия Тацита, прославленный им.[68]
Для потомка колониста – ветерана, чьи предки вышли из города Тудера в Умбрии, области в центре Италии по верхнему течению Тибра, это были немалые достижения. В то же время едва ли можно считать такие успехи случайными. Траяна до́лжно отнести к типичным представителям колонистских семей, выходцев из Италии, добившихся успехов в провинции и не только на провинциальном уровне.[69] Этих людей знаменитый британский антиковед сэр Рональд Сайм называл элитой колоний, полагая его общественной группой необычайной пробивной силы, оказывавшей растущее влияние на дела Империи.[70] Переход Траяна – отца из элиты провинциальной в элиту имперскую – а как иначе оценивать должность консула, звание патриция и наместничество в Каппадокии, а с 74 г. в Сирии – создавал новые возможности и для Траяна – сына.
Марк Ульпий Траян – младший, получивший первый боевой опыт в Иудейской войне, посвятил себя военной службе, к каковой, как мы помним, он испытывал расположение с юных лет. Он служил теперь в Сирии, где отец его был наместником. Известно, что с 75 г. Траян – сын стал трибуном – латиклавием.
Tribunus laticlavus – трибун с широкой красной патрицианской полоской на одежде был вторым по старшинству командиром в легионе. Эти военачальники носили богато украшенные шлемы, литые доспехи и белые плащи. Их вооружением был меч, который носили на левом бедре.[71]
Трибуны – латиклавии были утверждены императором Клавдием.[72] Чтобы достигнуть такой должности, надо было сначала командовать когортой, потом кавалерийской алой и лишь затем перейти на уровень командования легионом.[73] Многие трибуны – латиклавии руководили легионами и во время службы на местах, и во время маршей и сражений.[74] Должность эта открывала прямой путь к званию сенатора, к должности легата.
Известно, правда, что у некоторых трибунов – латиклавиев была дурная слава за халатное отношение к своим обязанностям.[75] К Марию Ульпию Траяну это никак нельзя было отнести. Вот как писал о Траяне его современник, друг и почитатель Плиний Цецилий Секунд, вошедший в историю как Плиний Младший, в отличие от своего дяди, автора знаменитой «Естественной истории» Плиния Старшего:
«В должности [военного] трибуна ты ещё в юных годах, но уже с отвагой зрелого мужа, побывал в отдалённейших и столь различных между собой странах, и уже в то время судьба наставляла тебя долго и основательно учиться тому, чему ты в скором времени должен был сам учить других. Не довольствуясь тем, что ты изучил лагерную жизнь и как бы прошёл в короткое время всю службу, ты так провёл свою должность трибуна, что сразу мог бы быть вождём, и нечему было тебе уже учиться в то время, когда ты начал учить других. За десять лет службы ты узнал разные обычаи племён, расположение областей, выгодные условия местностей, и различие вод и климата ты научился переносить так же, как ты привык переносить перемену воды и климата на своей родине. Сколько раз менял ты коней, сколько раз отслужившее тебе оружие…
…Нет для тебя других развлечений, как исследовать лесные дебри, выбивать диких зверей из берлог, переходить через высочайшие горные хребты, подниматься на успрашающие своей высотой утёсы, и притом не пользуясь для помощи ничьей рукой, ничьими следами, и между этими занятиями благочестиво посещать священные рощи, вступать в общение с божеством».[76]
К достоинствам Траяна относилась и неприхотливость в походной жизни. К примеру, он мог обходиться самой простой пищей воина – салом, творогом и напитком, который назывался поска – смесь воды, уксуса и взбитых яиц.