Он хитрил. И не было никакого повода обвинять его во лжи – но Инда чувствовал ложь. Не понимал (теперь не понимал), зачем Важану лгать.
– А что, собственно, произойдет, если я ошибусь в прогнозе? – улыбнулся Инда.
– Если вы ошибетесь в прогнозе, мы все погибнем, – ответил Важан.
– Инда, профессор имеет в виду ошибку не только в меньшую, но и в большую сторону, – улыбнулся оборотень.
– В таком случае мне бы хотелось услышать чуть более конкретное мнение профессора. Через месяц? Через год? Через десять лет?
– Я могу это сделать завтра… – с некоторым презрением, не глядя на Инду, сказал Йока.
– Я хотел услышать мнение профессора. – Инда улыбнулся ему – вотще, Йока на него так и не взглянул.
– Давайте выберем некий компромисс… Между моим мнением и мнением Йелена. – Важан замолчал и задумался. Повисла долгая неловкая пауза, но профессор все же принял решение, и решение это далось ему нелегко. – Не раньше чем через три месяца. Надежней – четыре.
Инда кивнул. Он понял, почему Важан хитрит. И мысленно уже набросал отчет в Афран.
– Йока, профессор сомневается в твоих силах, – ласково сказал он Йелену, чтобы получить подтверждение своих догадок.
Йока снова повернул голову к Инде и на этот раз посмотрел ему в глаза, а не на стенку за его спиной.
Нет, это был не тот Йока, которого Инда впервые встретил в гостиной Йеленов. И не тот, с которым он говорил в колонии. Если бы Инда увидел этот взгляд четыре месяца назад, в конце апреля, он бы сказал, что на него смотрит Враг – именно так, с большой буквы. Месяц назад он бы назвал его гомункулом с бесконечной емкостью, но не мальчиком, не человеком. А теперь…
Его глаза с черным ободком вокруг радужки (как у росомахи) втягивали в себя, засасывали, словно трясина, нет – словно черная воронка смерча… Инда на миг ощутил смертную тоску: ему не суждено горсткой пепла кружить над каменной пустыней. Йелен убьет разъяренного зверя, утопит в болоте Исподнего мира. Смертная тоска Внерубежья – вот что это было…
– Боюсь, профессор, что не нам с вами предстоит выбирать компромисс, – пробормотал Инда. – Со мной, как видите, прибыл председатель думской комиссии… Он, насколько мне известно, набросал официальное обращение. К силам Зла.
Инда не смог удержать кислой усмешки.
– Я слышал, оно уже не абсолютно? – напустив на себе делано серьезный вид, осведомился сказочник.
– Господин… – Инда кашлянул, – Охранитель. Тебя так, кажется, здесь называют?
– Примерно, – кивнул сказочник.
– Расследуя смерть некоего Югры Горена, думская комиссия получила информацию о том, что свод рухнет не благодаря Врагу и Чудовищу, как предрекал нашему миру Стойко-сын-Зимич Горькомшинский из рода Огненной Лисицы, а по воле молодой девушки. И нетрудно догадаться, о какой девушке идет речь.
– Наверное, тоже из рода Огненной Лисицы? – осклабился сказочник. – Какое интересное совпадение. Но, Инда, как же девушка из Исподнего мира может разрушить свод? Да еще и находясь в руках храмовников?
– Я думаю, может. И не надо прикидываться дурачком, ты прекрасно знаешь, что твоя дочь вовсе не в руках храмовников, иначе бы меня уже не было в живых. Ума не приложу, кто и как сообщил тебе об этом, но факт остается фактом: я еще жив. Думаю, судья посвятит вас в подробности дела Югры Горена, но я считаю своим долгом уведомить тебя… Вас всех. Светлая мечта профессора о компромиссе длиной в четыре месяца осуществится только в том случае, если я не достану и не убью твою дочь в ближайшие дни. Тогда, возможно, у Йоки будет необходимая отсрочка – чтобы прорвать границу миров и при этом остаться в живых. Я ведь правильно вас понял, профессор? Вы хотите добиться именно этого? Выбора я вам не предлагаю, но кое-что для предотвращения этого печального конца вы можете предпринять. И, пожалуй, на этом разрешите откланяться.
Инда поднялся, давая понять, что разговор окончен. Дошел до двери. Но, подумав, все же вернулся и положил на стол несколько листков из планшета – доведенные до ума прогнозы Пущена. Не только чудовища отстегивают чудотворам мудрость с барского плеча – иногда и чудотворы могут кое-что подкинуть чудовищу.
В отчете Инда написал, что Йока Йелен с большой вероятностью сумеет прорвать границу миров прямо сейчас, а профессор Важан добивается только одного: чтобы мальчик при этом остался в живых. Инда долго думал, стоит ли сообщать об этом децемвирату, ведь эта информация ускорит обрушение свода. Но в конце концов решил, что лгать в его положении глупо и опасно, лучше, получив доступ к ковченским документам, действовать убеждением.
Инда постарался сделать так, чтобы из отчета было видно: не только профессор, но и он, Инда, знает, для чего в Афране нужен этот прогноз.
Йера с нетерпением ждал отъезда Инды. Он думал, что Йока ведет себя так странно в присутствии чудотвора. И конечно, с отъездом Инды поведение Йоки немного изменилось – он взял Йеру за руку и сказал:
– Пап, я очень рад, что ты приехал. Правда, рад.
Но взгляд его так и остался затуманенным, отстраненным. Казалось, ему совсем неинтересно то, что происходит за столом (а в столовую теперь вышли все обитатели домика в лесу). Он никак не реагировал ни на рассказ Йеры об убийстве Югры Горена, ни на сообщение о его последнем пророчестве.
А вот Змай радостно хлопнул себя по коленке.
– Ух ты! Моя дочь разрушит храм Чудотвора-Спасителя! Я мечтал об этом всю свою жизнь, и надо же…
Йера посчитал, что шутки в этой ситуации не вполне уместны, и передал ему пухлое письмо от Красена. Змай бежал глазами по строчкам и кое-что зачитывал вслух.
– Вот… Взорвала пороховой склад и укрепления храмовников на подступах к замку… Здорово! …Ага, Нравуш все же решил жениться… Профессор, а вы не хотите? Жениться никогда не поздно, уверяю вас…
– Избавь меня от этих глупостей, – фыркнул Важан.
Однако вскоре шутить сказочнику расхотелось.
– Йока Йелен, ты помнишь Славуша?
– Учителя? – не поворачивая головы переспросил тот.
– Ну да, учителя. Чудотвора.
– Я не знал, что он тоже чудотвор, – равнодушно сказал Йока.
– Он… спас кроху. И теперь прикован к постели.
– Почему? – с тем же безразличием спросил Йока.
– Стрела перебила ему позвоночник. Черута, а ты не знаешь, с этим можно что-нибудь сделать? Я имею в виду, в хорошей клинике, за хорошие деньги…
– Боюсь, это безнадежно, – вздохнул дворецкий. – Если в самом деле поврежден спинной мозг.
Змай молча продолжил чтение и через некоторое время выговорил:
– Ох, мать твою ети… Йока Йелен, у меня больше нет своего человека в гвардии…
– Его убили? – На этот раз Йока посмотрел на Змая, но без любопытства.
– Почти, – мрачно ответил Змай. – Ох, кроха… Я знал, что все это плохо кончится. Как в сказке: не хотела пойти замуж за молодого красивого Йоку Йелена, теперь пойдет за одноглазого калеку… Увы, в здоровых красавцев калеки превращаются только в сказках. Жаль, Инда уехал. Убить не убил, но попинал бы изрядно…
– Ты же не хотел отдавать ее за гвардейца, – проворчал Йока.
– Теперь она меня не спросит. Да и я, по-честному, теперь не могу ему отказать – только на коленях просить, чтобы он пощадил мою дочь и избавил от этого замужества.
Он снова уткнулся в письмо, а через некоторое время довольно улыбнулся.
– Моя дочь познакомилась с Государем! Даже не знаю, может, мне появиться в Хстове, вдруг он сделает ей предложение? Такая партия нравится мне гораздо больше… – Он снова побежал глазами по строчкам. – Ага, все же разрушит храм… Йера, твой Югра Горен угадал. А я-то считал себя главным пророком в двух мирах.
Он не торопясь сложил письмо и спрятал в карман. Посмотрел на Йеру. По сторонам. Снова на Йеру.
– Йера Йелен, ты, я так думаю, хотел просить Исподний мир о снисхождении? Об этом я тоже мечтал много лет.
Йера кашлянул, понимая неуместность и бессмысленность этого шага.
– У меня есть обращение… От имени Думы… Я взял на себя смелость… – Он полез за пазуху в поисках составленной бумаги.
– О, от имени Думы! – Сказочник растянул губы в улыбке. – Когда-то это снилось мне по ночам. Особенно после падения Цитадели, когда я увидел сотни чумных трупов, наваленных штабелем в логе Змеючьего гребня… Или когда нашел в окрестностях Къира крепость с кинскими мальчиками… Знаешь, Йера, я мечтал, как люди Верхнего мира упадут нам в ноги и будут умолять о снисхождении. Наверное, это минута моего триумфа, как ты думаешь?
Йера вздохнул.
– Храмовники искалечили возлюбленного моей дочери с обыденной для Исподнего мира жестокостью. Когда-то они убили ее мать и деда. Эпидемия оспы унесла жизнь ее старшего брата и сестры. Ее друг и учитель Славуш по их вине никогда не будет ходить. Ей только что исполнилось четырнадцать, и что, кроме страшных смертей, она видела в своей маленькой жизни? Чтобы удержать ее на привязи, Инда Хладан отдал приказ перебить ей колени. И если бы не ее гвардеец и не Йока Йелен… – Змай поморщился. – Имею ли я право просить ее о снисхождении к Верхнему миру, вот о чем я думаю, Йера. Имею ли я право просить об этом ее «героя»? Красен не посмел.
Йера потупился – он хотел, чтобы эту отповедь услышал весь Обитаемый мир.
– Я понимаю, – еле слышно выговорил он. – И… Я хотел просить… за Йоку. Хотя бы за Йоку…
– Пап, ты чего? – Йока не улыбнулся, но обозначил улыбку. – Не надо за меня просить. Если я захочу, я просто не дам ей энергии на разрушение храмов, только и всего.
– Йелен, – кашлянул Важан, – ты полагаешь, что готов принимать подобные решения?
– Да нет же, профессор, – усмехнулся Йока. – Я лишь хотел сказать, что Спаска разрушит храм с моего согласия. И просить за меня нет смысла.
Сказочник вдруг обхватил виски руками и застонал.
– Я же говорил – жребий, – выговорил он с перекошенным лицом, обращаясь к Важану. – И здесь жребий… Ни ты, ни я удержать Йоку Йелена не сможем. Он даже не понял, зачем ты распинался перед Индой, – «три месяца, а лучше четыре»…
– Все я понял, – фыркнул Йока, очевидно подражая Важану. – Профессор надеется, что я научусь впитывать линейные молнии так же, как шаровые. Он думает, этому можно научиться… Зря вы не сказали Инде правду, профессор.
– Я лучше тебя знаю, что говорить, а о чем помалкивать, – проворчал Важан.
– Змай, ты же ждал этого столько лет! И что теперь? – Йока заметно оживился. И… Йеру покоробило сравнение – так пьяница приободряется при виде бутылки… – Что ты опять разнылся про жребий?
– Разнылся? – Сказочник в упор посмотрел на Йоку. – Значит, разнылся… Я понимаю твое непременное желание умереть как можно скорее, но что будет, если ты все же не прорвешь границу миров с первой попытки? Или ты думаешь, у тебя их будет несколько? Спешка хороша при ловле блох, Йока Йелен. Ты погубишь оба мира, если что-то пойдет не так!
– Помолчи! – резко оборвал его профессор. – Йелен, я не из тех учителей, которые станут внушать ученикам уверенность в себе, – она чаще оборачивается излишней самоуверенностью. Но в данном случае я скажу: это не твоя ответственность. Не ты погубишь оба мира, если ошибешься. Их погубили давно и без твоего участия. Ты – лишь попытка их спасти. Попытка, не более. Шанс. Мне бы хотелось использовать этот шанс как можно верней. А потому прислушивайся иногда к моим словам. Даже к тем, которые я говорю чудотворам.
– Но если Спаска разрушит храмы, все равно больше ничего не останется… – криво и победно усмехнулся Йока.
– По всей видимости, да. И сейчас твой Охранитель решает довольно сложный этический вопрос: стоят ли его вековые чаянья твоей жалкой жизни. Одна твоя жизнь – против столь масштабного для его мира начинания. Как ты считаешь, положа руку на сердце, стоит ли ею рискнуть? С точки зрения Охранителя?
– Конечно стоит!
– Тогда почему он колеблется? Как ты думаешь?
– Он боится, что у меня с первого раза не получится прорвать границу миров!
– Чушь, – фыркнул профессор. – Просто он не готов рисковать чужими жизнями. Он жалеет тебя, Йелен. Относись к этому с уважением.
– А не надо меня жалеть! – Йока сузил глаза и прокатил желваки по скулам. – Не надо!
– Хорошо. Я и сам не склонен никого жалеть, – профессор вздохнул. – Охранитель не может принять решения, хоть он и распинался сейчас перед судьей. Тогда его приму я.
Он помолчал и оглядел присутствующих, задержав взгляд на лице Йеры. Потом развернул плечи и заговорил снова – не торжественно, но… официально.
– Если границу миров не прорвать теперь, то пройдет совсем немного времени, и прорывать ее будет бессмысленно: Внерубежье наберет столько силы, что и прорыв границы миров не спасет Обитаемый мир от полного уничтожения. Уже сейчас нам грозят колоссальные разрушения и огромные жертвы. И с каждым днем их потенциальное количество растет. Каждый день, который увеличивает шансы Йелена выжить, будет стоить нашему миру жизней ни в чем не повинных людей. Пусть девочка рушит храм, когда это удобно Исподнему миру, – я уверен, это не чья-то придурь, а спланированная операция. Йелен, поскольку ты не можешь узнать, на какой день назначена эта операция, ты должен ежедневно сбрасывать девочке столько силы, сколько возможно – и для нее, и для тебя. Никаких экспериментов, которые могут ей помешать. Свод рухнет не в тот же день, пройдет не меньше недели, прежде чем нехватка энергии станет заметна, – в это время мы и займемся экспериментами. Судья, вы можете донести это решение до Государственной думы, я готов составить официальный документ.
– Погодите… – забормотал Йера, потрясенный сказанным. – Погодите, но…
Он не знал, с чего начать. Йока – прежде всего Йока! Конечно, профессор в чем-то прав, и жизнь Йоки ничем не лучше жизней других людей, того же Грады Горена, например, но… Но разве можно так?
– Погодите… – Йера вытер испарину, выступившую на лбу. – Я хочу спросить… По какому праву? Нет-нет, я не осуждаю, это не риторический вопрос… Но Дума пожелает узнать, отчего вдруг один из лидеров партии консерваторов диктует условия всему миру?
– Отчего вдруг? – Уголки губ профессора чуть приподнялись. – Вероятно, я сейчас скажу невозможно циничную вещь, судья, но вам придется ее выслушать и передать Думе. И обращаюсь я к вам сейчас как к председателю думской комиссии, которой положено было выяснить это и донести до общественности. Так вот, я, Ничта Важан, мрачун, доктор прикладного оккультизма, профессор истории Славленского университета, один из видных деятелей консервативной партии, создал гомункула, способного прорвать границу миров. Напротив меня сидит мое детище – простите, судья, именно мое. Рядом со мной смотрит в потолок Охранитель, существо, способное в любую минуту превратиться в восьмиглавое чудовище. Может быть, кто-то осмелится оспорить мое решение? Может, у кого-то достанет силы сразиться с чудовищем? Или принять удар мрачуна от Вечного Бродяги? Сейчас его удар убьет и чудотвора.
– Правда, профессор? – вклинился в официальный монолог Йока.
– Помолчи, Йелен. Вполне возможно, – отмахнулся Важан и продолжил: – Имея силу на своей стороне, я беру на себя ответственность не препятствовать обрушению свода и способствовать прорыву границы миров в случае его обрушения.
– Погодите, профессор… – тихо сказала сидевшая за столом женщина с зобом. – Но… Это позволит чудотворам объявить мрачунов абсолютным злом и удержаться у власти…
– Чудотворам не занимать способностей держаться у власти, госпожа Вратанка, – повернулся к ней Важан. – А мрачуны и так объявлены абсолютным злом. В эту формулировку поверят. Если и дальше разглагольствовать о том, что чудотворы не могут удержать свод, люди снова будут надеяться на их чудеса. Угрозы, исходящей от абсолютного добра, никто не испугается. Угроза абсолютного зла вызовет панику, чудотворы будут вынуждены начать эвакуацию.
– Но, профессор… – начала госпожа Вратанка, однако тот не дал ей договорить.
– Сейчас не время думать о далеком будущем и не время делить власть. Я беру на себя ответственность за чужие жизни – и хочу обойтись минимумом жертв. Это заявление – мой подарок чудотворам, будь они прокляты…
Из Брезена Йера направился в Надельное, к Горену, – как минимум справиться о его здоровье. Впрочем, ему необходимо было поделиться с кем-то произошедшим в домике возле свода. И хотя Изветен редко говорил Йере то, что ему хотелось услышать, все равно разговоры с магнетизером успокаивали и приводили мысли в порядок.
Лицо Горена было серым, он заговаривался и с трудом складывал слова, хотя делал вид, что бодр и здоров. Изветен еще внизу сказал Йере, что проведенный над Градой эксперимент больше напоминает опыты на животных.
– Я говорил ему, что этот чудотвор просто подцепил его на удочку, наплел красивых слов, – пожаловался магнетизер. – Но он мне не поверил.
– Изветен, вы городите чушь… – выговорил Града.
– Конечно, быть спасителем мира гораздо приятней, чем облапошенным дурачком, – проворчал тот. – Ничего, кроме информации, этого чудотвора не интересует.
– Вы сами рассказали ему о цитате из дневника, – заметил Йера. – Зачем?
– Я, возможно, был неправ. Я думал, что эта цитата, наоборот, прояснит для него что-нибудь и ему не потребуются воспоминания Грады.
– Изветен, как вы не понимаете! – стуча зубами, отчаянно начал Горен. – Нет никакой разницы, хорош Хладан или плох! Он хочет узнать то, что пытался сказать мой отец! И, в отличие от вас, он не распускает сопли. Отец понимал, что может умереть, но его это не остановило. И меня не остановит тоже.
– Ох, Града… Ты же никогда не любил чудотворов. С чего вдруг доктор Хладан тебе так понравился?
– Потому что он действует против других чудотворов! Это же очевидно, Изветен!
– Это вовсе не очевидно.
Йера, чтобы прервать их бессмысленный спор, рассказал о встрече с Важаном.
– Как вы думаете, Изветен, теперь они начнут эвакуацию? Если в понедельник я сообщу о заявлении профессора?
– Думаю, да. Но не надейтесь, судья, что об этом немедленно узнает вся Славлена. Мне кажется, они объявят об эвакуации часа за два до ее начала. Иначе толпы сметут вокзал до того, как к платформам подадут поезда. Организовать перевозку миллионов людей – это не так просто…
– А я думаю, чудотворам просто нет никакого дела до этих миллионов! – неожиданно для себя вспылил Йера. – Не сомневаюсь, о себе они позаботятся… Давайте спорить, Изветен, в день, когда рухнет свод, в Северских землях не будет ни одного чудотвора!
– Я согласен с судьей, – сказал Горен, только что защищавший Инду. – Принимаете пари, Изветен?
– Ну, так уж и ни одного… – Изветен улыбнулся в усы. – Я знаю людей, судья, и не обольщаюсь. Но пари приму.
– Звонка, а ты? Со мной или с Изветеном? – ревниво спросил Града.
– Я согласна со Жданой.
– Ты что, все еще веришь в любовь чудотворов к людям, что ли? – презрительно хмыкнул Града.
Их совершенно неуместный, беспечный разговор вывел Йеру из себя. Здесь, в тихом уютном дачном поселке, с девушкой под боком, под опекой Изветена (и без абсента) Горен совсем успокоился и растерял свои прежние страхи. Сутки пребывания в клинике его спокойствия не поколебали. А ведь теперь речь шла о настоящей угрозе! Изветен пояснял это тем, что страхи человека, особенно навязчивые, никак не соотносятся с реальной опасностью, но Йера видел другую причину: Града гораздо меньше стремился к медитациям. Как сказал доктор Чаян, экстатические практики вредны для нечудотворов, и, бросив ими заниматься, Горен немедленно пошел на поправку.
– Но ведь надо, надо что-то делать! – эту фразу Йера выкрикнул в пространство.
– Вы уже сделали то, что могли, судья, – вздохнул Изветен, – и сделали немало.
24–25 августа 427 года от н.э.с.
Ответа из Афрана все не было; не то чтобы Инда сильно переживал, даже наоборот – повышение связало бы ему руки. Вотан приложил немало усилий к тому, чтобы дочь оборотня осталась в живых, из чего следовало, что стратегический план чудотворов включает не только планомерное обрушение свода. Стратегия простирается и дальше – на много лет вперед. Как всегда. Не только обрушить свод – а обвинить в этом мрачунов и Исподний мир. И обвинение это будет дорого стоить Обитаемому миру: иссякнет приток энергии, что существенно сократит время полного обрушения свода. Даже если предположить, что за жалкие несколько дней можно эвакуировать в безопасные районы всех (что Инде представлялось сомнительным), разрушения будут страшней и пройдут глубже.
Он поднял все недавние доклады Явлена (больше напоминавшие доносы на Красена) и нашел интересный факт: доктор Назван – по просьбе Красена он в последние дни регулярно бывал в Исподнем мире. И конечно, мог пользовать «дедулю» – Стоящего Свыше, но что-то (наверное, доклады Явлена) подсказывало Инде: нет, Назван бывает там с другой целью.
В Храст Инда выехал ближе к ужину…
Дом доктора стоял неподалеку от портала, что Инду нисколько не удивило. По меркам чудотворов – скромный дом в натанском стиле середины прошлого века: ухоженный (вылизанный) садик, плющ, непринужденно увивший каменную ограду, решетчатые рамы и обилие кровель, пересекающихся под причудливыми углами.
Дверь открыла кухарка, но вслед за ней тут же появилась жена доктора, вытиравшая руки о передник, – судя по запахам из кухни, Названа ждал непревзойденный десерт. Госпожа Названка была приветливой, улыбчивой и говорливой и сама проводила Инду в кабинет мужа.
Вокруг стола в гостиной с шумом носились дети – слишком много для одной семьи, – и Инда решил, что их крики помешают разговору, но опасения оказались напрасными. Видимо, Назван принимал пациентов и на дому, потому что имел просторную приемную и два кабинета – врачебный и рабочий.
Назван прекрасно помнил встречу с Индой в Исподнем мире, представляться не пришлось. Однако визиту этому доктор вовсе не обрадовался.
– Все эти дети – ваши? – с улыбкой спросил Инда, чтобы завязать разговор.
– Нет, – с вызовом ответил Назван. – Трое наши, а двое – дети кухарки и садовника.
– Но… мне кажется, это несколько нарушает традиции клана…
– Через четыре дня наши дети уедут в школу. – Доктор сжал губы. – А пока не вижу ничего предосудительного в том, что они играют с детьми прислуги.
Нехорошее получилось начало…
Нет, Назван не отрицал, что в последние дни бывал в Исподнем мире вовсе не для лечения верхушки Храма. Но Инда не ожидал, что доктор едва ли не каждый день встречается там с дочерью оборотня!
– Удивительно способная девочка. Волшебница. – Доктор восхищенно покачал головой.
– Колдунья, – мрачно поправил Инда.
– Колдуны мало отличаются от нас, чудотворов, доктор Хладан. Но я не об этом – я о ее способности подбирать и дозировать лекарства. Любая наша клиника взяла бы ее к себе с радостью.
– Наши клиники, слава Предвечному, руководствуются жесткими инструкциями, а не полагаются на сомнительную интуицию.
– Иногда стоит положиться и на интуицию. Особенно если нет выбора.
– Вы знаете, что это за девочка? Вы представляете себе, с кем имеете дело? – спросил Инда – разговор не клеился.
– Да, конечно. Но я врач и не лезу в политику.
– Это не политика. По моим сведениям, именно девочка станет причиной обрушения свода. А это угроза тем детям, что так весело играют у вас в гостиной. И вашим, и детям вашей прислуги.
Назван поднял глаза, и Инда увидел в них неприкрытую ненависть.
– Хладан, это правда, что вы отдали приказ перебить девочке колени?
– Да, это правда. – Инда не стал юлить, выдержал тяжелый взгляд доктора – тот первым опустил глаза.
– Вы чудовище, Хладан… Вы… хотя бы раз видели ее?
– Да вы там все с ума посходили? – фыркнул Инда. – Ладно молоденький Сребрян, но вы – взрослый мужчина, отец большого семейства…
– Не надо обвинять меня в непристойностях, девочка всего на два года старше моей дочери. – Назван сузил глаза, и Инда понял, что рискует получить по зубам – несмотря на служебное положение.
– Я вовсе не обвиняю вас в непристойностях, я имею в виду совсем иное. Как-то странно она действует на чудотворов, все готовы защищать эту девочку ценой если не жизни, то карьеры.
– В этом нет ничего удивительного. Когда в детстве я слушал нянины сказки, я именно так представлял себе прекрасную царевну. Это архетип, который не так просто встретить в жизни. Палачи Хстовской башни Правосудия не слушали в детстве сказок, Хладан. И вы, наверное, тоже. Иначе вам бы не пришло в голову совершить… такое…
– Оставьте эту демагогию. Когда девочка выходила из башни Правосудия, погибло одиннадцать человек. Еще пятнадцать умерли от ран, а трое останутся калеками. И, насколько мне известно, это не первые ее жертвы. Но не это главное: девочка станет убийцей ваших детей. Можете и дальше лелеять счастливые воспоминания о детстве, оборотень недаром называет себя сказочником – он и дочь свою сделал сказкой.