Летописи Белогорья. Ведун. Книга 1

Серый зацепил своим взглядом взгляд умирающего, затем осторожно усилил зрительную связь, плавно выдохнул и на вдохе, потянув за собой незримую нить, скользнул на Кромку – в мир вечного сумрака и теней; туда, где время замерло, движение иссякло, а из цветов остались только серый и коричневый…

Они стояли – рука в руке – посреди безбрежной холмистой степи. Лютик был настолько слаб, что даже здесь, в этом мире без движения, напоминал собою тень, колышущуюся на ветру. В серо-коричневатой дали ртутной каплей застыла река безо всяких признаков течения, но с ровными и пологими берегами. Дальше идти Серому Полозу было нельзя – не пришло еще его время. А значит, нужно было поскорее отделаться от мальчишки, пока тот еще не утянул его на самый берег реки, и для этого нужно срочно переключить внимание умирающего с себя на что-то другое.

Полоз не торопясь достал из своей сумы обломок той самой злополучной стрелы, что чуть было не оборвала жизнь его воспитанника, и, медленно освободив свои пальцы, вложил костяной наконечник в руку Лютика, но не убрал кисть, а, наоборот, сильно сжал тонкие пальцы умирающего. Полуживая плоть дернулась от боли, и…

Серый Полоз вновь очутился на берегу безымянного острова посреди реки Белой, рядом с почти бездыханным телом своего ученика, а Лютик остался на Кромке, на берегу безымянной неподвижной реки.

Полоз встал с колен, отряхнулся и коротко бросил в темноту ночи:

– Раздеть донага. Тело обмыть. Одежду сжечь. Общее промывание всего тела, желудка и кишечника, кровопускание. Обильное питье, отвар теплый и соленый. Поить насильно. Отвечаете головой. Меня не тревожить.

Он знал, что будет услышан и что ему можно хотя бы на какое-то время забыть о теле посланника Великого Полоза. Но как быть и что делать дальше? Больше на Кромку Серый не пойдет – для него это будет верная смерть. А в таком, как сейчас, полумертвом-полуживом состоянии Лютик сможет пробыть не более трех дней и ночей. А что дальше? А дальше все, конец: осиновый кол в сердце, тело сжечь на костре, пепел развеять по ветру на заре над берегом реки или утопить в болоте.

А что станется с ним, Серым Полозом, и его людьми? Они будут до скончания дней своих гонять по льдинам тюленей и белых медведей, и это еще в лучшем случае… А о том, что может быть в худшем случае, лучше вообще не думать, особенно на ночь глядя. Нет, смерти он давно не боялся – они были с ней хорошие знакомые. Но ведь есть нечто куда как страшнее самой Смерти – такое, что и не снились простецам в их самых жутких ночных кошмарах. В любом случае, первое, что сейчас необходимо было предпринять Серому, – это связаться с Великим Полозом. Незамедлительно! И вот здесь ему, прежде всего, необходимо хорошенечко продумать, как донести до главы ордена сложившееся положение… А все остальное покамест можно и оставить до лучших времен.

Он особенно любил это время – предрассветные сумерки. Вроде бы уже и не ночь, но еще и не утро – целое мгновение безвременья, трещины между мирами! Лучшее время для загадок, желаний, духов и нечистой силы, приходящей с Кромки поглазеть на мир людей. Эти силы много чего могут и ведают, нужно только знать, как и о чем их спросить или что пожелать, да не зевать, а то не успеешь и глазом моргнуть, как затащит тебя нежить в свой сырой и холодный мир.

Серый выбрал подходящее место с восточной стороны островка на небольшом песчаном пляже у самой кромки воды. Он сел, поджав под себя ноги и выпрямив спину, лицом в сторону полной луны, но взгляд свой направил не на ночное светило, а на лунную дорожку, струящуюся серебром по черной глади воды. «В безвременье, на ничейной земле бездорожья, тебе откроется Перекресток миров. Там, укоренившись в безмолвии, узри отражение отраженного света».

Он мягко и длинно выдохнул, освобождая свою внутреннюю змею, дремлющую в основании позвоночника. Она мягко развернула свои кольца (как же точно братья из далекой Вендии назвали ее Кундалини – «свернутая кольцами»!) и ледяной искрой заскользила по становому хребту прямо в темя. Наконец, вспыхнула в голове, придав мыслям яркость и контрастность, протекла дальше сквозь глаза, пока, наконец-то, не заскользила свободно по серебряной лунной дорожке. «Ищи Великого Полоза, – приказал он ей. – Найди его как можно скорее и передай Владыке, что Серый Полоз нуждается в его наставлении».

На этот раз отклик от главы Ордена последовал незамедлительно, едва ли даже не ранее, чем Серый Полоз окончательно оформил свой посыл: «Я здесь, мой Ученик. Что тебе надобно?»

Серый обреченно вздохнул и начал последовательно, от рассвета до рассвета мысленно вспоминать все события минувших дней, стараясь не пропустить ни одной, даже самой, как могло показаться, маловажной и незначительной детали из всего произошедшего намедни с ним и «Серым Драконом».

«А скажи-ка мне, воевода, – зазвучал в его голове знакомый свистящий шепот, – как это ты очутился так далеко от первоначально намеченного маршрута? Впрочем, это сейчас не важно. Потом, при встрече расскажешь, что занесло тебя так далеко в земли невров. Твое безрассудство поставило под угрозу дело, значимость которого для нашего Братства ты даже не можешь себе вообразить! Впрочем, это тебя в какой-то мере и оправдывает, хотя вины, конечно же, не снимает. Внемли же и помни, всегда помни о том, что если ты провалишь полученное задание, то даже я не смогу защитить тебя от гнева тех, кто его замыслил.

А теперь слушай меня очень внимательно. Я вижу тебя и знаю, где ты сейчас находишься. Все еще можно исправить. Незамедлительно взойди на свой корабль и плыви на север, вверх по Белой Реке. День и ночь плыви без остановок, греби, что есть мочи, и к началу третьего дня увидишь Черный Утес. Поднимись на его вершину, и там тебя будет ждать тот, кто развяжет твой узел. Меня больше не ищи, я сам тебя найду».

И вот он в указанном месте. Нужно только сделать первый шаг по лестнице, ведущей вверх. Чего же он ждет? Зачем тянет время, обманывая себя, что, дескать, в запасе еще целый день и половина ночи, а значит, можно (и даже нужно) отдохнуть, повременить, не торопиться? Что с ним происходит, чего он так боится? Может быть, внутренний голос снова пытается ему что-то сказать? Или просто сказывается дорожная усталость? Позади молча скрипят железом доспехов телохранители-ящеры, шепотом суетится верная дружина, а впереди – путь на вершину утеса по древней, наверное, еще допотопной лестнице. И ему никак не избежать этого восхождения и не свернуть с выбранного пути…

Серый Полоз вздохнул, оперся на древко копья и поставил ногу на первую гранитную ступень.

Глава вторая

Оказалось, что древняя лестница сохранила свою каменную кладку только от подошвы до середины склона утеса. Чуть повыше середины подъема каменная кладка заканчивалась небольшой площадкой, и последний лестничный пролет был уже собран из вполне добротного соснового теса, а потому напоминал собою обычное деревенское крыльцо.

На душе у Полоза сразу же стало спокойнее, даже как-то уютнее. Мелькнула странная мысль: «Вот я и дома!» Странной эта мысль была уже хотя бы потому, что свой дом он давно и крепко-накрепко позабыл, оставил в далеком прошлом, вместе с лицом матери и дымом родного очага, променяв все это на холодный камень крепостей и дым походных костров. Мысль мелькнула, словно яркая птичка, и улетела, уступив свое место воинским будням с их привычными тревогами и волнениями: «Ступени скользкие и узкие настолько, что двоим взрослым мужчинам здесь никак не разминуться. К тому же, подъем идет справа налево, так что защитники имеют большое преимущество перед нападающими. Такую лестницу легко оборонять. Два хороших бойца или один яша смогут сколь угодно долго удерживать на ней целую толпу варваров. А зимой, если полить ее водой, так она, наверное, и вовсе станет неодолима!» С такими отнюдь не домашними мыслями Серый Полоз оказался на небольшом деревянном помосте, настеленном на камень скалы, и с непонятным облегчением осознал, что он наконец-то завершил свое восхождение на вершину.

Перед ним открылось небольшое плато – совершенно безжизненное, с черной, гладкой, матово поблескивающей поверхностью, как будто бы камень утеса оплавился от жара огня невиданной силы и мощи. И только у самого края подмостков из какой-то невидимой отсюда расщелины тянула к солнцу свои кривые сучья одинокая сосна, каким-то чудом удерживаясь оголенными корнями за черный камень скалы. Далее, по правую руку, каменная плита обзавелась растительностью и уже зеленой долиной упиралась в стену густого леса, лишь с северной стороны ограниченного скалами, у подножия которых расположился небольшой хутор, обнесенный каменной стеной в рост человека.

Прямо посередине этого черного пятна, сидя на корточках, что-то варил в небольшом медном котелке совершенно седой старик, одетый в простую, без всякой вышивки рубаху из отбеленного холста и в такие же холщовые порты.

– Как в старинной детской страшилке! – усмехнулся Серый Полоз, вспомнив свое далекое прошлое:

На белой-белой реке

стоит черный-черный камень.

На этом черном-черном камне

сидит белый-белый человек.

У этого белого-белого человека…

Нет, не так он представлял себе великого волшебника, способного вывести заблудшую душу из-за реки Смородины, да при этом еще и каким-то неведомым образом избежать перехода через Калинов мост! В его воображении рисовался эдакий высокий могучий седобородый старик в парчовой одежде, расшитой золотом, и обязательно с красивым резным посохом в деснице. Жить этот чародей должен был непременно в высокой башне из слоновой кости, окруженной заколдованным садом и охраняемой огнедышащим драконом.

Полоз вновь улыбнулся своим мыслям: «В каждом из нас, в потаенной глубине нашей души до самого конца наших дней живет ребенок, – подытожил он свое наблюдение. – Вечный Ребенок. Неизменяемый чинами и званиями, насилием и цинизмом – вечно играющий ребенок. Меняются только его игрушки…» Он мысленно перебрал всех доселе известных ему сильно-могучих колдунов и чародеев и с немалым для себя удивлением вдруг обнаружил, что все они жили как-то очень уж скромно, одевались просто и вообще были как бы не от мира сего. Взять хотя бы того же Великого Полоза…

Услышав посторонний шум, знахарь (а судя по всему, это был именно простой деревенский знахарь, а не колдун или шаман) разогнулся и встал, оказавшись примерно одного роста с Полозом. Да и годами они, видимо, тоже не особо разнились, так что постриженные «под горшок» волосы, которые поначалу показались седыми, могли быть просто белыми – такой цвет волос характерен для жителей этих мест. Никаких украшений или особых знаков отличия на хозяине утеса, опять же, не наблюдалось: только на кожаном, покрытом серебряными чеканными бляхами поясе висел длинный прямой боевой нож. Никакого другого оружия наметанный глаз Полоза не заметил.

Знахарь выглядел вполне миролюбиво. Серые с прищуром глаза смотрели на пришельцев вполне дружелюбно. Руки он держал на виду, движений резких не делал. Хозяин широко улыбнулся, показав неплохо сохранившиеся зубы и, судя по всему, ничуть не удивившись нежданной встрече, как-то обыденно, вскользь произнес:

– Э, да у нас гости!

Сказал так, словно к нему каждый день заходят на посиделки сплошь князья да бояре. И, не оборачиваясь, крикнул куда-то через плечо:

– Мара, чару гостям!

Здесь же, откуда ни возьмись, появилась девушка-подросток. Даже, скорее всего, все-таки еще девочка. Она была босоногой, угловатой и нескладной, как и все дети в ее возрасте; в длинной, почти до пят, беленой холщовой рубахе, отороченной красным, но без поневы. Из-под глубоко надвинутого платка, завязанного под самым подбородком концами назад – «по-бабьи», черной змеей по узкой спине почти до самого пояса струилась толстая коса. В своих тоненьких ручках девчонка держала небольшой серебряный поднос с поставленной на него тяжелой и, видимо, очень древней бронзовой чашей.

Знахарь, не снимая чаши с подноса, наполнил ее до краев каким-то горячим, пахнущим вином и медом напитком из своего котелка, и отроковица (служанка, рабыня, наложница?) с земным поклоном протянула зелье Полозу.

– У нас не принято пить хмельное в такую раннюю пору, – попробовал отказаться от предложенной ему чести Серый.

– А у нас не принято разговоры разговаривать с теми, кто гнушается хозяйского угощения, – спокойно, без вызова ответил Знахарь.

– И все же… Быть может, для начала я немного расскажу тебе о том деле, что послужило причиной нашей встречи? Опишу его, а уж потом мы с тобою за чарой доброго вина обсудим его разрешение. Кстати, у меня на корабле – как раз для этого случая – найдется неплохая лоза из южных провинций Империи.

– Ты же уже давно не вьюноша, воин! И тебе должно быть прекрасно известно, что в своем дому – свои порядки. Так к чему твои речи? Впрочем, поступай, как пожелаешь. Вот тебе Бог, а вот порог! – сказал, как отрезал, наглый дикарь, а затем снял чашу с подноса и, держа обеими руками, вторично протянул ее Полозу.

Протянул вроде бы обыденно, но так, что воевода сразу же уразумел: разговор окончен, и третьего приглашения ему ожидать не стоит. А еще это означало, что и надеяться ему тоже больше не на что: не будет ему ни совета, ни помощи, ни исцеления, а будут только позор, унижение и много-много белого снега.

Рука сама потянулась к мечу – уж очень хотелось посмотреть, какого цвета кровь у этого дерзкого варвара. Говорят, что у магов она голубая… Но, призвав на помощь всю свою волю, здравый смысл и силу Змея, Полоз все-таки сумел справиться с собой и унять вспыхнувшее раздражение. Он не был новичком в ведении подобных переговоров, неплохо знал нравы и обычаи местных варваров и поэтому прекрасно понимал, что все его деньги, сила, статус в ордене и даже воинское умение здесь, в этом его деле, совершенно бесполезны и ничем и никак помочь не смогут. Этот хозяин был очень непрост, воинский пояс и оружие носил не зря, да и слова его говорили сами за себя. Напуском его не взять – пора переходить к осаде. Но для начала нужно достойно выйти из сложившегося положения, сохранить лицо и обязательно наладить отношения с собеседником.

Серый Полоз церемонно поклонился (ничего, чай спина-то не разломится, а человеку приятно будет) и как можно более задушевным голосом произнес:

– Я прошу прощения у хозяина здешних мест, ежели я сам или мои слова хоть в чем-нибудь задели его честь или достоинство. Я и в мыслях не держал ничего оскорбительного или дурного, и пусть мне простится моя дерзость! Но все-таки негоже гостю пить подношение наперед хозяина.

Знахарь усмехнулся в бороду (ох непрост, непрост здешний хозяин!), торжественно поднял чашу над головой, поднес ее к усам, приложился и, посмотрев Серому прямо в глаза, обеими руками передал чашу ему – как говорится, прямо из рук в руки. Полоз так же церемонно, обеими руками принял подношение. Он уже давно прокачал ситуацию: изначально кубок был полон до краев, сейчас же наполовину опустошен. Кадык знахаря дернулся – значит, содержимое кубка он наверняка проглотил, а отсюда следует, что яда в напитке быть не должно. Да и с чего бы это в кубке взяться отраве, ведь еще нынешней ночью он, Полоз, и сам знать не знал и ведать не ведал, что окажется здесь, на этой Змеем забытой скале?

Он выдохнул и безбоязненно осушил предложенную хозяином чару до дна, одновременно – скорее по давней привычке, чем по нужде, – распознавая состав предложенного напитка. В кубке, несомненно, было вино с северных границ империи, смешанное с медом, а также гвоздика, мята и корица. Судя по всему, этот знахарь был очень богат, если мог позволить себе такой напиток! Желая еще больше расположить к себе хозяина урочища, Полоз демонстративно задрал поддон кубка, показывая, что выпил все до последней капли.

И вот в этой нелепой позе он и застыл, как громом пораженный, судорожно сжимая в ладонях тяжелую старинную бронзу и чуть было не лишившись от неожиданности дара речи: со дна кубка на него посмотрел Глаз Змея! Переживание момента было настолько сильным и реальным, что Серый Полоз поперхнулся напитком, задохнулся и чуть было не пал на колени от благоговейного восторга. Конечно, это была всего лишь мозаика, искусно выложенная солнечным камнем на дне кубка, но полученный эффект был донельзя неожиданным и потрясающим.

Полоз успокоился, переложил кубок в левую руку и даже немного отодвинул его от себя, чтобы в полной мере полюбоваться древним искусством безымянного мастера. И тут его настиг уже настоящий удар: он узрел то, что было отчеканено на внешней поверхности чаши. Именно узрел!

Сначала его взору представился орнамент из нескольких рядов сплошной волнистой линии, опоясывающей поверхность чаши по внешней окружности. Он поначалу ошибочно прочел его как символическое изображение Мирового океана, но далее на этих волнах разглядел изображение фигур мужчин и женщин. Некоторые из них просто сидели, как бы качаясь на этих самых волнах, другие же шли по волнам, но все они смотрели в одном направлении – справа налево.

Проворачивая чашу дальше, по направлению их взгляда, Полоз наконец-то открыл предмет их пристального внимания: это была поднятая над волнами голова огромного змея, перед которой стояли мужчина и женщина. Судя по всему, они внимали его речам. Искусный древний мастер сделал так, что в поле зрения попадали либо фигура мужчины и женщины с чашей в руках, говорящих со Змеем, либо вереница людей, бредущих по волнам. Но эти волны были не водами, а телом Змея и опорой для людей, а извивы его тела – местом для их отдохновения!

Судя по всему, выходило, что Серый Полоз держал в руках давно утраченную реликвию своего ордена – древнюю Чашу Змея, на поиски которой было потрачено столько времени, усилий и средств… Никаких сомнений в этом у воеводы не было, да и быть не могло! Он немного повернул чашу, и голова Змея пропала, но зато явственно проступило изображение Солнца и Луны, слившихся в единое целое. День и Ночь исчезли, и настали Великие Сумерки: свет истинный и свет отраженный стали неразличимы – настало Великое Безвременье!

В голове сразу же вспыхнули строки писания, крепко-накрепко заученные Серым еще с самого питоновского возраста: «В сей день разверзлись все источники Великой Бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей. И продолжалось на земле наводнение сорок дней (и сорок ночей), и усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом; на пятнадцать локтей поднялась над ними вода, и покрылись (все высокие) горы. И лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди; все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло. Истребилось всякое существо, которое было на поверхности (всей) земли; от человека до скота, и гадов, и птиц небесных, – все истребилось с земли. Вода же усиливалась на земле сто пятьдесят дней.

Но Великий Змей, держащий в кольце своих объятий всю Землю, не пожелал смерти человекам, внимающим его речениям. Развернулся он, разомкнул свои кольца, обнимающие собой всю твердь земную, всплыл на поверхность вод и отдал тело свое, как опору для всех, внимающих его мудрости. И упрочились сии малые на теле Змея, и питались во все дни потопа пеной с губ и дыханием Его…»

– Что, понравился кубок? Ну так оставь его себе – дарю на добрую память о нашей встрече! – прервал благочестивые воспоминания Полоза противный, резкий голос наглого варвара.

Серый Полоз очнулся и даже тряхнул головой, стараясь поскорее прийти в себя от воздействия внезапно нахлынувших переживаний. Знахарь, видя его состояние, вновь до краев наполнил кубок. Серый походя осушил его, не чувствуя ни вкуса, ни запаха напитка и даже не совсем понимая сути всего происходящего.

– Ты хотя бы понимаешь, что предлагаешь мне в дар? Да ему цены нет! Я просто не смогу найти для него достойный отдарок… Откуда у тебя взялся этот сосуд? Кто ты такой на самом деле?

– Да полно тебе, Змей! Неужели ты меня совсем не узнаешь? Ну как же… Мы же вместе с тобой, так сказать, плечом к плечу сражались в Великой Битве Народов!

– Не Змей, а Полоз, – машинально поправил Серый. – В этой битве под моим началом сражалось не менее пяти тысяч воинов на более чем сотне различных кораблей, призванных от всех северных народов обитаемого мира. Многих из этих воинов я и в глаза не видал, про многих и слухом не слыхивал ни до, ни после, ни во время сражения. Если ты и правда там был, то наверняка запомнил ту безумную мясорубку. Такое и вовек не забудется…

– Ну, меня-то ты… Хм-м-м… Полоз! Думается мне, меня ты должен был все-таки хорошо запомнить, ведь я служил непосредственно под твоим началом. Правда, тогда ты еще носил титул Змея. Ну давай, давай, вспоминай! Я тот самый, кто в самый канун Великой Битвы Народов был принят тобой на драккар «Морской Дракон» магом-облакопрогонником!

Если бы вдруг молния прямо сейчас, на этом самом месте поразила Серого Полоза прямо в голову, или, к примеру, земля ушла бы у него из-под ног, то он, наверное, и тогда не был бы так изумлен. «Не может быть! Этого просто не может быть! – вертелось в его голове. – Так, стоп! Давай пройдем по порядку и все проверим. Седые волосы – это раз – имеются в наличии. Серые глаза – это два – тоже на месте. Ну, этого добра в северных краях хватает… Так что не факт, не факт… Что же еще? Ага, помнится еще, что у того облакопрогонника был перетянут мизинец на левой руке – передавлен каким-то грубым серебряным кольцом и оттого, видимо, засох и скрючился наподобие птичьего когтя. Вот это примета – такое не подделать!»

Как раз в этот момент знахарь наливал ему очередную порцию своего пахучего варева. Он держал котелок обеими руками, так что Полоз мог хорошо разглядеть обе руки. Скрюченный мизинец, похожий на коготь птицы, был на месте.

Да, несомненно, это был тот самый мизинец – такое не забудешь и никогда, во веки веков ни с чем не спутаешь. Получается, что этот простой деревенский знахарь – на самом деле никакой не знахарь, а легенда всех северных морей – Альбатрос!

Кажется, что последние слова он выкрикнул вслух. Знахарь улыбнулся, а за спиной Полоза заскрипели доспехами доселе неподвижные ящеры. Еще бы: перед ними стояла живая легенда! Воин, о подвиге которого пели песни во всех тавернах обитаемого Севера!

Серый принял в руки наполненный до краев кубок и встретился глазами со знахарем. Или нет – с облакопрогонником! А может быть, с Альбатросом, или кто он там еще? Встретился – и сразу же все вспомнил…

Это случилось в день Великой Битвы Народов. Основные объединенные воинские силы уже переправлялись с континента на остров Черных Пирамид. Здесь собрались дружины всех воинских кланов и сообществ. В едином строю шли «медведи», «волки», «туры», «кабаны», «змеи». Имперские гвардейцы мерно чеканили шаг вслед за отрядом повольников, а баронские дружины брели за вольным братством лучников. Доселе было принято считать, что в мире нет такой силы, которая смогла бы собрать всех этих воинов под одними знаменами. Но то, что не смогли исполнить ни ненависть и месть, ни золото и слава, сделал общий враг. Именно он, и никто другой объединил и собрал всех бывших противников, а ныне союзников в один единый кулак – в Армию Народов.

Сборные рати стекались непрерывными ручейками в Великий Железный Поток и, как волны в море, одна за другой грузились на кнорры, ладьи, баржи, а где и просто на плоты, дабы, не мешкая, отойти в сторону Черного острова. Тучи едкой пыли, поднятой тысячами пар крепких ног, непрерывный лязг и звон стали, хриплые слова команд и проклятий, пение боевых труб и рогов, непрерывный гул и рокот боевых барабанов – все настолько смешалось, что казалось, будто в унисон стальной толпе вибрировала и сама Ткань мирозданья.

Простые мирные обыватели из прибрежных городков уже давно разбежались кто куда, не в силах находиться под гнетущим воздействием этой окружающей среды. Многие опорожняли свои желудки и кишечники, трясясь от страха по придорожным канавам, а иные так и вовсе навсегда распростились со своим рассудком. Позднее обо всех городских сумасшедших так и говорили: «Он наслушался боевых труб!»

Но Серого Змея все это не касалось. Ему было поручено возглавить сборную флотилию для прикрытия восточной оконечности Черного острова – на тот случай, если его защитники решат уходить морем. Флот, находившийся у него в подчинении, был небольшим, так как «умники» из Объединенного Штаба решили, что прорыв если и возможен, то, скорее всего, черные маги проведут его на запад, так как оттуда прямой курс на Оловянные острова, где у некромантов налажены давние и крепкие связи с местной черной аристократией. Все говорило в пользу такого решения, тем более что Орден Фиолетовых накануне битвы официально заявил о своем нейтралитете. В результате Серый получил лишь с десяток орденских драккаров и порядка сотни местных посудин различного водоизмещения и качества, а лучшие морские силы ушли прикрывать западную оконечность Черного острова. Но главная печаль и головная боль Серого Змея была все-таки не в этом.