Наследие Древнего

Глава 1

– Андрей, это катастрофа! Ты понимаешь, какая это катастрофа, Андрей?! “Олимп” поимел нас! А я тебе говорил, от этого Кузнецова ничего хорошего ждать не приходится! – провопил мой напарник в трубку, пока я рисовал узоры на обрывке бумаги. – Ну чего ты молчишь, Андрей?! Ты собираешься хоть что-то сделать?! Нас обокрали – а он молчит!

Я поморщился, потёр многострадальное ухо и отложил мобильник. Три раза постучал по столу и включил громкую связь.

– Андрей, ты тут?

– Дай пять минут на подумать, окей? – отхлебнув горяченного кофе, я помахал на ошпаренный язык. – Не каждый день меня радуют новостями, что мою фирму обложили со всех сторон.

На том конце трубки раздражённо засопели. Я залпом допил кофе, с мазохистским удовольствием прислушиваясь, как он обжигает гортань, и потянулся. Кофе – одна из немногих радостей в моей жизни. И главное топливо, благодаря которому я до сих пор на ногах.

Кофе перед работой, чтобы не заснуть на совещании.

Кофе перед больницей, чтобы не заснуть рядом с кроватью у мамы.

Кофе перед домом, чтобы не убить чудовище, которое по ошибке зовётся котом Борисом.

– Ну так что, Андрей?

– Думаю – ответил я, отправившись за ещё одной чашкой кофе.

Когда я вернулся за стол, мобильник негромко, но яростно матерился.

– Олег, успокойся, и не из такого говна выплывали, – я три раза постучал по столу. – Они увели у нас трёх крупных клиентов и выиграли тендер на два государственных заказа, и это, конечно… обидно, но некритично.

– Некритично?! Ты в своём уме? Да мы потеряли миллионы! Миллионы!

– А Кузнецов потеряет всё, – отрезал я и сделал очередной глоток. – Во-первых, тендер они забрали на демпинге. Теперь это убыточные заказы, их только в мусорку. Во-вторых, у нас завелась крыса. Прикажи службе охраны проверить всех сотрудников, не было ли у кого подозрительных связей с “Олимпом”. А в-третьих… Крысы плодятся очень быстро, почему бы парочке не завестись и у наших конкурентов?

– Что? – Олег от неожиданности подавился.

– То. Олимпийские твари и не пытаются играть честно, поэтому я подстелил соломки на всякий пожарный, – я не смог сдержать ухмылки. – Как ты думаешь, что станет с фирмой, которая очень долго не платила налоги и взяла парочку убыточных заказов?

– Ничего хорошего? – неуверенно предположил он.

– Верно, – я поднялся, поставил грязную чашку в раковину и потянулся. – Мы выждем пару месяцев, чтобы “Олимп” начал стройку, а потом сдадим его налоговой. Все доказательства уже у меня на руках. Кузнецов не сможет закрыть ни один проект, ему придётся объявить банкротство.

– А клиенты вернутся к нам, – плотоядно проурчал Олег.

– Именно. И цены для них поднимутся в полтора… Нет, в два раза.

Попрощавшись с Олегом, я оборвал звонок и снова уселся в кресло. Я уже пару лет хотел расширить бизнес и добавить в наши здания… уникальный почерк. Гражданское строительство, конечно, приносило хорошие деньги, но было довольно однообразным. А мне мечталось о лаврах Захи Хадид.

Вздохнув, я три раза постучал по столу – отголоски обсессивно-компульсивного расстройства – в народе ОКР, которое с большим трудом удалось вылечить. Как бы ни старался, отследить и ликвидировать эту тупую привычку я не мог. Когда нервничал или готовился к важному делу, она обязательно вылезала. Сотрудники и деловые партнёры уже привыкли к этой маленькой странности – считали, что я боюсь сглаза.

Очнулся я в девять часов вечера, когда все работники разошлись, а весь офис, кроме моего кабинета, погрузился во тьму. Выхлебав чашку эспрессо, я побежал на парковку – конечно, частная больница, где лежала мама, пускала гостей круглосуточно, но мне завтра рано вставать. Желательно попасть домой хотя бы к часу.

В больничный холл я влетел ближе к десяти. Медсестра на посту приветливо мне помахала. Пожилая санитарка, моющая полы, покосилась на мои ботинки и вернулась к ведру. Я подошёл к стойке, чтобы заполнить бумажки и, не теряя времени, отправился в палату. За моей спиной раздалось тихое бурчание:

– Топчутся по мытому, ироды! Да ещё и по ночам шляются, как упыри!

– Да тихо вы, баб Нюр! – шикнула медсестра. – Парень сюда каждый день ходит, как на службу. Весь такой красавчик, в деловом костюме, да только усталость за галстуком не спрячешь! Мешки под глазами такие, что котят собирать можно.

Дверь за моей спиной захлопнулась, и я поспешил на третий этаж. Палату я лично выбирал.

– Привет, мам, – я тяжело уселся на стул у кровати. Кардиомонитор мерно пищал, ИВЛ тихо гудел. Мамина грудь едва заметно поднималась и опускалась. – У меня всё хорошо. В общем-то ничего нового. Бизнес цветёт и пахнет, Борис меня ненавидит, внуков я тебе ещё не родил, но как только ты проснёшься – так сразу. Мы с Машкой договорились, что подождём, пока ты не выздоровеешь.

Я подавил тяжёлый вздох. Врач сказал, что мама всё слышит, поэтому я рассказывал ей только приятные новости, боясь расстроить. В книжках пишут, что коматозников нужно мотивировать. А какая мотивация в том, что Машка меня бросила, как только заболела мама, а я торчу в офисе круглыми сутками? Вот и стараюсь придумывать что-то позитивное.

– Смотри, что сегодня принёс, – я снял пиджак, ослабил галстук и вытащил из сумки “Маленького принца” Экзюпери.

Через пару часов я закончил читать, попрощался с мамой и отправился на выход. Каждый раз я покидал больницу в гнуснейшем расположении духа – лечащий врач твердил об улучшениях, говорил, что по всем показателям мозг мамы всё ещё жив. Шансы есть. Но со злосчастной операции прошло уже три года, и… никаких подвижек. Мама не двигалась, не открывала глаза, не разговаривала.

У машины я оглянулся на больницу и нашёл глазами окна сорок восьмой палаты. Я не сдамся. Я сделаю всё, чтобы мама очнулась и прожила счастливую долгую жизнь. Что бы и кто ни говорил, я оплатил больницу на два года вперёд. Так что остается работать, содержать кота, навещать маму и постараться не свихнуться.

Я завёл автомобиль и поехал домой. В дороге завибрировал мобильник. На экране высветилось имя сестры. Я сбросил звонок и кинул телефон на соседнее сиденье, еле сдержавшись, чтобы не сплюнуть прямо себе под ноги.

– Опять, наверное, денег от меня надо… Как же задолбала!

Я долго терпел, очень долго: и Надины кредиты закрывал, и позволял в больницу таскать всяких придурков, которые себя шаманами и целителями возомнили, и Мишеньку, её хахаля, на нормальную работу устраивал, – но моё терпение закончилось!

Как же я ненавижу тварей, которые наживаются на чужой беде. И ведь понимают, что ничем не помогут – а то и хуже сделают, – и всё равно лезут и сосут деньги из дурачков. И до сестры невозможно достучаться – после каждого мошенника говорит: “Всё, это в последний раз!” А потом находит нового – и, конечно, в этот раз самого настоящего! Её бы тоже пролечить не мешало, да только уже в психушке.

Пробираясь в темноте через прихожую, я споткнулся о пушистую мягкую тушу и растянулся на полу, свалив обувницу и зеркало. Зазвенело разбитое стекло, по ушам резанул могучий кошачий ор, и по моей правой щеке резанули острые когти. Пока я матерился, пытаясь встать и не наступить на осколки, Борис грызанул меня за ногу и ускакал в гостиную – точить когти о диван.

– Да чтоб тебя! – я включил свет и побрёл за веником. – Ты надо мной издеваешься? Да я на миллион баксов готов поспорить – ты видел, что я вот-вот на тебя наступлю. И не пошевелился! Ух, кошачья жопа!

Борис вынырнул из-за дверного косяка, прищурил зелёные глазищи и встопорщил шерсть на загривке. Его вид словно говорил: “В этом доме может быть только один хозяин, и это не ты”. Несколько минут мы пялились друг на друга, а потом Борис утробно взвыл и рванул в спальню. На повороте его занесло, и когти с силой процарапали ламинат. Дрифтёр чёртов.

Самый красивый кот, которого я когда-либо видел, и самый вредный. Пушистое белоснежное облачко с розовым носиком и длиннющим шикарным хвостом. Восемь килограммов милоты – но! только на расстоянии. Людей к себе Борис не подпускал, на руки не давался, гладить не позволял, чуть что ему не нравилось – моментально щерил клыки и показывал когти. Мне кажется, он только маму и любил.

Высыпав осколки в мусорку, я отправился в душ. Тяжёлый день закончился – да здравствует тяжёлый день!

Четыре месяца пролетели незаметно. И вот, наконец, поступил долгожданный звонок.

– Андрей, мы выиграли! – прокричал Олег так, что мне пришлось отнести мобильник от уха. – Кузнецов объявил себя банкротом! Сто тридцать миллионов невыплаченных налогов! ФНСшники “Олимп” с говном сожрали. Об этом трубят во всех городских газетах. Я приплатил журналистам, чтобы новость вывели на региональный уровень.

– Класс, – я откинулся на спинку кресла и трижды постучал по столу. Из-за усталости не смог даже нормально порадоваться победе. Сил не было. – Что с тендером? Его снова выставили на торги?

– Ага, выставили, – гоготнул Олег. – Но на него уже никто серьёзно не претендует. Только и разговоров о том, как опасно переходить тебе дорогу. И конкурентную фирму разорил, и уголовку на владельца повесил.

– Класс, – равнодушно повторил я.

– С тобой всё в порядке? – заволновался Олег. – Голос какой-то странный. Ты бы отдохнул, а то так и зашиться недолго.

– Хорошая идея, – я сгрёб документы в неровную стопку и засунул их в верхний ящик. – Сегодня вторник? Что же, проследи за всем, я до пятницы мёртв. Фигурально выражаясь, конечно.

Олег закашлялся, а потом выдавил:

– Кстати, о мертвецах, – он помолчал, явно подбирая слова, и продолжил: – Мне тут сорока на хвосте принесла, что у Кузнецова-то башню сорвало. Пообещал отомстить тебе. Сказал, что готов в тюрьме сгнить, но тебя убьёт.

Я заправил кофемашину и нажал на кнопку. Однако я настолько вымотался, что пару секунд просто пытался понять смысл того, что сказал Олег. Когда до меня дошло, я рассмеялся, сделал пару глотков кофе и, еле ворочая ошпаренным языком, ответил:

– Да ладно тебе! Я со злости и не такое ляпну. В конце концов, мы не в девяностых живём.

– Ну-у-у-у, тебе виднее, – с сомнением протянул Олег.

Первый выходной за полгода. Как же хочется выспаться!

Да, так и сделаю.

Быстро проверив план работы, я раздал указания всем сотрудникам и отправился домой, воображая, как продрыхну целые сутки.

Я так замечтался, что заметил неладное только в гостиной – в доме царил полнейший бардак. С полок, тумбочек и комодов были сброшены абсолютно все вещи. Горшки с комнатными цветами валялись перевёрнутые, а в рассыпавшейся земле лежали распотрошённые диванные подушки. На обоях – от потолка до пола – зияли длинные тонкие дыры.

Я закрыл глаза, глубоко вдохнул и попросил:

– Пожалуйста, пусть это будут воры.

За моей спиной что-то зашуршало. Я обернулся. Из спальни пятился Борис, держащий в зубах коллекционную фигурку Хана Соло – ну да, я люблю “Звёздные войны”! Кот даже не дёрнулся, когда понял, что я вернулся домой, – внимательно уставился на меня, прищурился и… С громким хрустом откусил игрушке голову.

– Ах ты, зараза!

Я стащил с себя галстук, свернул его втрое и хлестанул Бориса по заднице. Тот возмущённо взвыл и понёсся в коридор. Целеустремлённо так. Почувствовав дурное, я побежал следом, но поздно – Борис уже изогнулся дугой над моими туфлями и от души проблевался.

– Ну всё, с меня хватит! – рявкнул я и гневно указал на него пальцем. – Ты мне уже на голову залез и лапки свесил! Знаешь что? Тебя, конечно, мама любила… Тьфу, очень любит, но это не даёт тебя права устраивать здесь Содом и Гоморру! И вообще! У меня три выходных, так что…

Следующие два часа я гонялся за Борисом по всему дому – с трудом, но мне удалось его поймать в покрывало и засунуть этот орущий и царапающийся комок в переноску. Кот кое-как выпутался и настороженно следил, как я переодеваюсь и достаю чистые туфли.

– Ну что, доигрался, красавчик? Поживёшь в кошачьей гостинице, так, может, мозги на место встанут? – я поднял переноску и тяжело вздохнул. – А даже если и не встанут, так хоть до пятницы от тебя отдохну, придурок хвостатый.

Подхватив переноску, я вымелся из дома и загрузился в машину. Уже за воротами остановился и загуглил хорошую кошачью гостиницу – как бы это бешеное чудище меня ни бесило, уморить я его не хотел. На моё счастье, подходящий вариант я нашёл в соседнем районе, куда и направился.

Однако, что-то не давало мне покоя. Словно кто-то буравил мой затылок взглядом. Нехорошим таким взглядом, гадким. Я посмотрел в зеркало заднего вида – за мной ехала побитая жизнью серая Тойота; водителя разглядеть не удалось из-за солнечных бликов. Я не верю в дурные предчувствия и прочую чушь, но…

В общем, я уже начал поворачивать руль, чтобы съехать в переулок и пропустить Тойоту, но в этот момент Борис дико взвыл, вытянул лапу из переноски и вкогтился мне в бедро. Я заорал и долбанул по рулю – долгий гудок пронёсся по улице. Тойота с тихим шорохом меня обогнала и скрылась за перекрёстком. Я глубоко вздохнул и три раза постучал себе по лбу.

– Где были мои мозги, когда я с тобой связался? Да тебя в отдельном вольере держать надо, в наморднике, как алабая какого-нибудь.

Борис забился в глубину переноски и сверкал зелёными глазищами, в которых – на зуб готов поспорить! – горело превосходство. Я переставил его на пол и отвернул мордой к двери. Борис бешено дёргал хвостом, выбивая барабанную дробь по пластиковым стенам.

– Покажешь свой характер ветеринару. А будешь артачиться… – я остановился на светофоре и злорадно ухмыльнулся. – Кастрирую!

Я проехал ещё несколько улиц, когда заметил, что сзади ко мне вновь пристроилась знакомая серая Тойота. Чтобы проверить свои подозрения, я выключил возмущающийся навигатор и несколько раз свернул случайным образом. Тойота последовала за мной. Она держалась чуть поодаль – явно чтобы не привлекать лишнего внимания, – но не отставала.

Я разозлился. Только шпионских приключений мне не хватало! Пусть с этим разбирается полиция и частные детективы. Я записал номера Тойоты, развернулся и погнал на платную парковку – там с десяток камер, куча охраны, напасть решится разве что конченый дурак. Но я просчитался: преследователь не отстал. Напротив, он словно бы перестал скрываться – у терминала оплаты едва не въехал мне в жопу и пару раз натужно взревел мотором.

Парковка была почти пустой, поэтому я занял место поближе к выходу – и к охранной будке, – мысленно просчитывая безопасные пути отхода. Однако Тойота и не собиралась парковаться. Она нагло перегородила путь моей машине и потушила фары. Секунда тишины – и хлопнула дверь. К переднему пассажирскому месту подошёл Кузнецов, наклонился и заглянул внутрь. Помахал и показал на защёлку: мол, открой, мне бы присесть.

Лысый, невысокий и коренастый, он напоминал злодеев из российских бандитских сериалов. Я передёрнул плечами и вышел из машины.

– Здравствуйте, Геннадий Романович, чем могу быть полезен?

– Сдохни, пожалуйста, – серьёзным тоном сказал Кузнецов и уставился на меня с нечитаемым выражением лица. Не моргал и не шевелился – словно действительно ждал, что я вот-вот упаду замертво.

– Давай не будем устраивать детсадовских разборок, – я три раза постучал по крыше машины. – Ты же знаешь, моя фирма всегда играет по правилам. Мы за честную конкуренцию. Но ты пытался меня разорить. Долго, упорно. И проиграл. Чего ты хочешь? Извинений?

– Извинений? – Кузнецов коротко хохотнул. – Слишком жирно. Такие короли мира, как ты, не извиняются. Кстати, ты знал, что неугодных королей раньше свергали? Ножи, гильотины, яд…

Он обошёл машину и схватил меня за плечи, его рожа исказилась в злобном оскале.

– Так что, Андрейчик, ты у нас король?

У меня внутри всё похолодело.

– Гена, не делай глупостей…

– Уже, – Кузнецов вцепился мне в горло и приложил о машину. Я споткнулся и завалился вбок, из-за чего мы оба рухнули внутрь, приложившись о руль и перевернув переноску. Я закричал и нажал пяткой на гудок, дико заверещал Борис. Оттолкнув Кузнецова, я приподнялся и успел заметить, как к нам бежит охранник.

– Гена, твою мать, тебя всё равно повяжут, тебе одного срока не хватило?

– Лучше о своей мамочке думай! Где она будет гнить без денег дорогого сыночка? – прорычал Кузнецов и вытащил из-за пазухи гранату. Выдернул большим пальцем кольцо, уронил её мне на грудь и навалился сверху. – Рано радовался, ублюдок!

ВЗРЫВ!

Я даже не осознал, что он сделал, а уже сверкнула вспышка, от грохота заложило уши, а внутренности опалило огнём. Где-то далеко жалобно мяукнул Борис, и я медленно уплыл в непроглядную темноту. Последнее, что я видел, – обугленная крыша и прилипшие к ней кусочки мяса.

Не знаю, сколько я дрейфовал в бесконечном абсолютном ничто: может быть, долгие годы, а может – мимолётные секунды. Я пытался открыть глаза, но веки намертво склеились. На краю сознания билось тревожное: меня разорвало гранатой, мне должно быть очень и очень больно! Однако моё тело омывала приятная прохлада, и, честно говоря, впервые за последние годы я чувствовал себя так… бодро. Вот как только встану – так сразу горы сверну!

Иногда я погружался в беспамятство, иногда – всплывал на поверхность. В очередной раз, когда мне казалось: ещё секунда, другая, и я, наконец, очнусь, – в этот момент я услышал негромкие голоса, доносящиеся словно из-под толщи воды.

– Мне нужен мой слуга, – говорил глубокий старческий голос. – Только мне решать, когда истечёт его контракт. Ещё рано! Да как он смел умереть… Пегасий выродок!

– Господин, но вы можете выбрать любого… – взмолился юный девичий голос. – Божественных бастардов больше не берегут. Люди забыли о них, превратили в легенды. Пожалуйста, господин! Выберите любого!

– И потратить ещё тысячу лет на воспитание? Возиться с беспомощным ребёнком?! – возмутился старик. – Но его душа… Её уже не вернуть. Хотя, с другой стороны, разве она так нужна?

– Что вы имеете в виду, господин?

– Сгодится любая. Желательно слабая, которую легко подчинить. Его тело продолжит службу, питаясь от новой души, – старик задумчиво хмыкнул и повторил: – Сгодится любая. Но лучше всего – душа из мира, где нет магии. Её легче всего будет сломать.

– Но он станет куклой, марионеткой… – осторожно заметила девушка. – Разве вы этого хотели?

– Я хочу, чтобы мои слуги чётко выполняли приказы, а не занимались бесполезной тратой времени. Так что – выбирай! Из всех моих детей у тебя самая лёгкая рука.

Голоса постепенно отдалялись и вскоре окончательно затихли, а я вновь погрузился в беспамятство. В сознание меня вернуло лёгкое поглаживание – ласковая рука взъерошила волосы, скользнула по лбу, подбородку, задержалась на шее и приятной тяжестью легла на грудь.

– Этот! – сказал знакомый девичий голос, и меня дёрнуло куда-то вниз, крутануло и выбросило в затхлый вонючий полумрак.

Первое, что вернулось, – сильная боль и холод. Я попытался встать, но ничего не вышло: шевелились у меня только глаза, да и то – с трудом. Я скосил взгляд и осмотрелся. Тесная камера, железные прутья, одинокий факел на каменной стене и вбитые в пол цепи, толщиной с три пальца. Змеились они ко мне, но больше я ничего не рассмотрел – обзора не хватало.

Тело было деревянным. В прямом смысле слова – когда мне удалось двинуть рукой, мышцы и суставы буквально заскрипели. Я дотронулся до бедра – ледяная кожа, твёрдая, как камень. Абсолютно сухой язык, лёгкие, отказываются дышать. Мне стало страшно.

Я что, труп?!

Глава 2

Я что, труп?

Гм, ну с учётом того, что на мне взорвалась граната, я просто обязан быть трупом, однако же… Вот он я – валяюсь в какой-то зловонной дыре и морожу задницу на каменной лавке. Последнее, что я помнил, – обгоревшую крышу собственной машины. Чёртов Кузнецов! Он хотел разорить мою фирму, а по итогу разрушил мою жизнь!

Неподъёмным грузом обрушились его слова: “Лучше о своей мамочке думай! Где она будет гнить без денег дорогого сыночка?” Меня ошпарило осознанием: мама теперь осталась один на один с болезнью. Сестра… Да что сестра?

Хорошо хоть, что я запретил её пускать к маме, иначе бы Наденька станцевала на моих костях – притащила бы весь свой кагал: и колдунов, и шаманов, и солнцеедов, и йогов. Хватит того, что сестрёнка в два счёта разорит мою фирму и спустит деньги на курсы ауроведения и чакрооткрытия.

Мне захотелось взвыть от отчаяния, но изо рта вылетел невнятный хрип. Так, стоп. Вдох-выдох, вдох-выдох. Надо мыслить рационально. Хогвартса не существует. Значит, можно найти логичное объяснение, что здесь, чёрт возьми, происходит.

Допустим, Кузнецов – жлоб. А он жлоб, это все знают. Так вот, этот придурок зажал денег на нормальную гранату, и взрыв вышел слабенький. Вспотрошило нас, конечно, но жизненно важных органов не задело. Или задело, но реанимировать можно. И не знаю, что там дальше случилось с Кузнецовым, а вот меня явно реанимировали и бросили в грязную выстуженную камеру. И я замёрз до такой степени, что окоченел.

Как труп.

На последней мысли я сбился. Бред какой-то. Как бы я ни пытался объяснить, почему выжил и очутился в тюрьме, которая очень сильно напоминала средневековую, ничего толкового не выходило. Может быть, это агония? Я когда-то читал, что перед смертью люди видят красочные галлюцинации. Какая же непруха – на меня что, розовых слоников не хватило? Только кандалы, только хардкор?

Поразмыслив, я решил, что проблемы следует решать по мере поступления. Первым делом я принялся активно двигаться. Ну как активно – миллиметр вправо, миллиметр влево. В какой-то момент мышцы и суставы перестали скрипеть, а по коже пробежало приятное тепло. Я так увлёкся, что испугался, когда в груди тяжело стукнуло.

Тук-тук.

Лишь через несколько мгновений я осознал, что моё сердце начало биться. Сначала – медленно, но с каждой секундой – всё быстрее и быстрее. Чёрт возьми, я действительно был мёр… Я оборвал себя на полуслове и сосредоточился на своём теле. Стрессоустойчивость, умение адаптироваться и смекалка – благодаря этим качествам я стал успешным бизнесменом. Благодаря им же я прямо здесь не сошёл с ума.

Чтобы заземлиться, я начал отсчитывать время. Через два часа я уже мог свободно шевелить пальцами, через три – крутить головой из стороны в сторону, через четыре – сгибать ноги. Очень медленно, но я восстанавливался и на исходе десятого часа смог, наконец, сесть и опереться спиной на стену.

Прекрасно.

Просто прекрасно.

Во-первых, я был полностью голым. А во-вторых, цепи не сковывали мои запястья. О нет! Они, словно ржавые змеи, обвивали мои руки, намертво врастая в кожу и мышцы. Бугрились от ладоней до плеч и спускались по туловищу, ползли по ногам и заканчивались на лодыжках. Я был оплетён ими с головы до пят.

Но что странно – от пола и до моих рук, до того места, где они соприкасались с моей кожей, цепи были коричневыми из-за ржавчины, насквозь гнилыми и хрупкими на вид. Но вот выше… Я внимательно себя осмотрел. Над сердцем цепи уже блестели в тусклом свете факела – с них осыпалась ржавчина, звенья выглядели крепкими и новенькими.

Я продолжал двигаться и наблюдать и увиденное мне совсем не понравилось: чем больше я восстанавливался, тем быстрее обновлялись цепи. Прикусив губу, я подтянул правое запястье к груди и попытался левой рукой сломать цепь. Бесполезно – пальцы были слишком слабы, бестолку царапали металл, соскребая ржавчину. На злости и упорстве я всё-таки смог поднять запястье чуть выше – ко рту – и вцепился зубами в цепь.

Крак!

Осколок зуба выпал изо рта. Я грязно выругался и рухнул на пол. Извиваясь, как гусеница, подполз к стене, испещрённой трещинами, – в одном месте из неё торчал острый край булыжника. Одно небольшое усилие, и он вывалится. Главное, чтобы не мне на голову. Раз, два, три… И ещё раз!

Когда я вытащил эту проклятую каменюку, пот с меня лился ручьём, а ноготь на указательном пальце почти оторвался. Очень хотелось сдаться, но я вспоминал о маме и находил новые силы. Цепь уже восстановилась на тридцать сантиметров от запястий – процесс был медленным, но мне казался необычайно быстрым. Время утекало сквозь пальцы.

Правой рукой прижав каменище к груди и поддерживая подбородком, я занёс его над цепью – чуть ниже ладони, из которой она выходила.

Бах!

Булыжник рассыпался на множество небольших камней. Подобрав один, я замахнулся, представляя, как разбиваю отвратительную рожу Кузнецова. Вот тебе в глаз, урод! А теперь лови в челюсть! А сейчас я тебе нос набок сверну, мразота!

Бах!

Бах!

Бах!

Камень осыпался песком по блестящим звеньям цепи. А ведь секунду назад она была ещё ржавой… Процесс ускоряется! И действительно – я тоже стал значительно сильнее. Сердце разгоняло по организму кровь, а вместе с нею – и невероятную мощь. Я наполнялся ею, она распирала меня изнутри. Разум затопила эйфория. Я мог двигаться, мог прыгать, мог бегать!