Дар
– Так, все в одну сторону! Не толпится мне тут. Ты куда без очереди? А ну, кыш в конец строя, – скомандовал стражник, перекинувшись парой фраз с рыцарем. – Девочку вон ту пропустите.
Девушка передёрнула худеньким плечиком, сильнее ухватилась руками за завязи мешка и протиснулась сквозь толпу. Она быстро подошла к охране. Опустив кладь на деревянный настил у ног стражника, распахнула обтрепавшиеся края и сняла чистую тряпицу с корзины. Нос защекотал аромат хлеба. У большинства присутствующих наполнился слюной рот, а в животах заурчало, что рыцарь повернул голову в их сторону. Забрало на шлеме он поднял и сверкал ясным взором серых внимательных глаз. Пока стражник осматривал содержимое мешка, всадник смотрел на девушку. Крестьянка лишь изредка поднимала на него грустный взор. При каждом взмахе её тёмных ресниц рыцарь будто терял рассудок. В облике булочницы что-то чаровало мужчин, но не вызывало похоти. Они были готовы на любые поступки. Вот и всадник не сводил с неё глаз, а она возьми и улыбнись. Скромная улыбка едва коснулась губ, приоткрыв ряд мелких зубов, и мужчина был поражён. Его душу словно затопили тёплые волны. Рыцарь продолжал смотреть вслед, когда крестьянка прошла досмотр. Взвалив мешок на плечо, она шла, едва покачивая бёдрами в длинном платье, которое ластилось к ногам. Девушке же было некогда смотреть по сторонам, и тем более оборачиваться. Она не заметила заинтересованного взгляда рыцаря, который решил подкараулить девчонку, когда та закончит дела в замке. Зачем это нужно, мужчина понять не мог. И даже досмотр прибывших гостей не мог отвлечь его от мыслей о крестьянке.
Девушка тем временем прибыла к месту назначения. Капюшон с её головы слетел, и взору предстали растрепавшиеся русые локоны, выбившиеся из длинной косы. Они обрамляли лицо и липли к щекам, влажным от оседавшего тумана. Узкие губы побледнели от напряжения. От тяжёлых мешков ныли плечи, и ломило поясницу, но приходилось терпеть и много работать. Булочница старалась, чтобы мать с братом могли жить хотя бы не так жалко, как было до того. Когда отец погиб, матери стало трудно. Пойди, прокорми двоих маленьких детей, тем более один из них увечный. Да только назло судьбе они выстояли и не сломились. Дочка выросла, заменив в работе отца. Невысокая худышка оказалась необщительной. Она созерцала окружающий мир, много размышляла, и считала, что скромность украшает девушку, прикрывая её как щитом.
– О! Молчунья пришла, – улыбаясь, пояснил один из поварят другому.
Девушка, не смотря по сторонам, прошла вглубь помещения.
– Мира, детка, как ты вовремя! – подбежала раскрасневшаяся повариха. – Эка невидаль, будущая королева затребовала утреннюю трапезу, а я и не знала, что буду делать, если задержишься.
Крестьянка улыбнулась, поставила мешок с корзиной у стены, там же забрала пустую плетушку и собралась уходить.
– Погоди-ка, милая, – окликнула повариха. – У меня для тебя что-то есть.
Мира остановилась и, не мигая, посмотрела на женщину. Та была стара, довольно упитанна, но оставалась подвижной. Пока повариха громыхала крышками чанов, девушка терпеливо ждала. По кухне распространялся запах берёзовых поленьев и жареных яиц с луком и зелёным горошком. Девушка вдохнула. Она осматривала помещение и думала о чём-то своем. Её взор синих, как горные фиалки глаз, медленно скользил по кухонным работникам, бегающим от одного котелка к другому. Они крутили на вертеле молодого бычка, после этого катили на тачанке огромный чан с похлёбкой из куропаток и переговаривались друг с другом. Повариха нашла, что искала, и, косолапя башмаки, поспешила к булочнице.
– Вот, возьми, – протянула она маленькую свиную косточку, обёрнутую капустным листом. – Дома похлёбку сваришь. Добавь больше укропа и бобов, получится отменный обед.
– Спасибо! – шепнула Мира. Ей сделалось душно от спёртого воздуха. Прикрыв ресницами внимательные глаза, она сунула за пазуху косточку.
Повариха кивнула ей в ответ и начала вынимать хлеб из мешка. Булочница сразу же покинула душное помещение.
По пути домой девушка заглянула на рынок. Он располагался на большой площади с незатейливым названием Торговая. Вдоль улицы торговцы расположили свой товар на грубо сколоченных деревянных настилах. Воздух наполнился смесью запахов. Тяжёлый дух от гнилых фруктов перебивало зловоние конского навоза и рыбных потрохов.
Мира сморщила нос. К горлу подкатила тошнота, ведь она ничего не ела уже сутки. Однако царящая вокруг вонь перебила всякое желание думать о пище. Девушка ускорила шаг, чтобы добраться до лавки обувщика. Следовало забрать из починки башмаки брата и спешить домой.
Народ вокруг толкался, норовя при этом выпустить бранное словечко; но при встрече люди дарили улыбки, и останавливались поговорить.
Воры усмехались гнилыми зубами и ловко чистили карманы зажиточных горожан от бархатных мешочков с монетами различной величины.
Пока Мира пробиралась среди толпы женщин, обсуждавших момент приготовления каши из отрубей, ей пару раз наподдали по рёбрам, и три раза залезли в карман. Все трюки ловкачей она хорошо знала, и каждый раз клала в карманы колючие каштаны. Так девушка наказывала бездельников, не желающих работать. Мира спешила между рядами и не обращала внимания на крики торговцев. А те надрывались, оповещая округу о своём товаре. Одни зазывали купить рыбку, другие торговали медовухой, третьи – плетёными корзинами. От обилия товара разбегались глаза. Чуть дальше по левой стороне за третьим прилавком от лавки аптекаря стояла высокая крестьянка в тёмном чепце. Она славилась на всю округу лучшим сыроваром. Изготовленные ею собственноручно пузатые головки жёлтого сыра всегда были мягкими, с лёгким вкусом сливочного масла. Послевкусие от такого лакомства напоминало мягкий белый хлеб с густыми сливками. К тому же у торговки можно было приобрести бутыль терпкого красного вина.
Рядом с купчихой пристроился старичок, который играл на свирели. Он спокойно поглядывал на людей, пряча улыбку в густой бороде. У его ног сидела маленькая лохматая собачонка, и валялась потёртая шапка, куда иной раз бросали монетки богатые посетители. Каждый рыночный день проходил в суете, где купцы выкрикивали названия товара, цветочницы яркими бабочками порхали с корзинами вялых букетиков, шарлатаны обманывали наивный народ, бродяги нанимались на работу, а менестрели веселили округу песнями и легендами.
Важным покупателям некогда было отвлекаться на сброд: за ранним утром следует много хлопот. Вот и Мира забрала башмаки брата и выскользнула за крепостные врата. Каково же было её удивление, когда рыцарь на вороном коне преградил дорогу. Девушка припомнила, что давеча видела его. Она остановилась и посмотрела в глаза воина. Он склонился к ней и протянул на ладони, затянутой в кожаную перчатку, небольшой корешок засахаренного имбиря. Девушка смутилась и попятилась назад. Рыцарь продолжал протягивать угощение. Мира, не сводя взгляда с мужчины, взяла сладость и поклонилась. Обойдя коня с другой стороны, булочница направилась по дороге, вдоль которой по обе стороны тянулись стройные берёзы, соседствующие с серой ольхой. Мужчина нагнал путницу ближе к деревне, что располагалась за территорией градских стен.
– Постой, – окликнул он незнакомку.
Девушка обернулась.
– Скажи, разве ты не градская? – удивлённо выведывал всадник. Его конь танцевал на месте, недовольно мотая головой.
– Горожанка я, – тихо ответила Мира и собралась идти.
– А сюда, зачем идёшь? – приставал с расспросами воин.
– Часто мы с матушкой живём в деревне. Знахарь проводит брату лечение пиявками. И уже после мы возвращаемся домой.
– Тем лучше! – воскликнул рыцарь. – Сегодня взойдёт на небосвод новая луна – это время любви. Буду ждать тебя на этом месте. А не придёшь, разбужу всю округу.
Мира серьёзно взглянула в смеющиеся глаза воина и поспешила уйти. Рыцарь принял молчание девушки за согласие, и довольный собой ускакал.
Крестьянка прибавила шагу и ни разу не обернулась. В голове не было мыслей – странная пустота. Такое с ней иногда случалось, когда не было страха, переживаний, боли и волнений. Девушка списывала это на трудные дни, которые случались всегда на новую луну.
Глава 4
Странный путник в чёрном плаще и такого же цвета камзоле под ним, смотрел с возвышенности на раскинутый пред его взором град Нордвинд. После того как на закате он покинул «Куропатку», два дня провёл в поисках надёжного места, где можно на некоторое время оставить коня и спрятать меч. Он несколько раз пробирался близ стражников, которые собирали плату у моста, и много слышал о странных происшествиях в граде.
– Не могут воины совершать самоубийства, – бормотал бродяга, пока смотрел вдаль. – Может вернуться? На кой мне посещать град, где гибнут рыцари из армии монарха? Влипать в очередную историю нет никакого желания.
Был у этого отчаянного парня пред Нордвиндом некий страх. Ничто человеческое не чуждо даже разбойникам. Мысли путника ускользали, когда он созерцал округу. Среди всех градов Северного королевства именно этот наводил на него трепет. Было всё же там от чего ужаснуться. Чёрные флаги трепетали на ветру, открывая взору оскаленную пасть и лохматую морду. Амарок – помесь волка с медведем – гроза северного народа. В далёком детстве странник слушал сказание об этом существе от одной старухи из лагеря, где он жил. Вещала тогда старая женщина, что по легенде эти существа питаются заблудившимися в северных лесах путниками. Многие охотники сгинули в непроходимой тайге. Во время поисков находили только их оружие, примёрзшее к насту окровавленного снега.
И теперь, будучи волевым парнем, пробирала дрожь, как только он думал об амароке.
Переборов этот леденящий ужас глубоко внутри себя, путник двинулся дальше, размышляя: каким путём проникнуть в Нордвинд. Крепостные врата слишком хорошо защищены каменным сооружением, примыкающим к главной стене. А это означало, что стражи там, как пчёл в улье. Вот только ни к чему ему лишние взгляды и вопросы. Самое лучшее для скитальца – тайно посетить град королевства, где замок окружали ухоженные сады, диковинные статуэтки и низкие беседки.
Сам Нордвинд давно основан на гористой возвышенности, на земле короля. У его подножия раскинула прозрачные глубокие воды морская гавань – Серебряный залив. Люди добывали воду из колодцев и непроточных источников, бьющих из залива, в которые часто попадала зараза. Из-за антисанитарии заболевания охватывали целые кварталы. Однако, несмотря на высокую смертность, град быстро разрастался, процветал и становился тесен. Люди перебирались из далёких глухих деревень под защиту крепостных стен.
Отличная оборонительная система играла в этом свою роль. Могучие стены с зубцами и башнями делали Нордвинд надёжной крепостью. К тому же он находился под наблюдением неусыпной сторожевой службы, которую несли дозорные и стражники. Высокие стены из шершавого серого камня, окруженные глубокими рвами, наполненными болотной жижей, спасали от нападений. Подобраться даже близко к градским вратам, расположенным между двумя башнями, не было возможным, а уж овладеть ими и вовсе сложно. В каждой башне имелась бойница, откуда лучники выпускали стрелы во врага в случае нападения, а на плоской крыше установлены специальные навесы для обороны, откуда в случае необходимости лили горячую смолу. Поэтому для врага завладеть градом было возможно, только если он овладел его вратами. Часовые несли службу в каждой башне королевства; а в их подвалах сооружали колодцы с чистой водой на случай осады, и рыли подземные ходы.
Поселения, которые растянулись за крепостными вратами, обносились защитными стенами несколько раз. Население увеличивалось, и жители селились дальше за стенами, где дома обносили частоколом. Главное – близ града, где люди могли укрыться в случае войны. На пути к Нордвинду пересекалось несколько дорог, что было удобно для купцов, которые торопились показать свой диковинный товар на Торговой площади. Именно здесь было место встреч и театрализованных представлений. К тому же в базарные дни больше места занимали крестьянскими возами со всевозможными фермерскими товарами. Купцы активно торговались о снижении платы на оптовую закупку. Крестьяне упрямились, но продавали товар и спешили на прилегающую площадь, где закупали сено и корм для скота. Многие жители града имели свои огороды, поля и пастбища. Держали они в основном мелкий скот: овец, коз, свиней, которые спокойно расхаживали по градским улицам и сами находили себе пропитание: мусор и остатки пищи выбрасывались на улицу. Гниющие отходы привлекали рои насекомых. Сточных мест для сбрасывания нечистот в населенном пункте не было, и всё выплескивалось на узкие проулки и улочки. Люди не подозревали, что может быть как-то иначе.
Зато особое внимание в Нордвинде уделялось ратуше – символу независимости и гордости града. В этой башне проходили заседания Совета, и принимали коронованных особ. Рядом с ней располагался собор, колокол которого отбивал время и оповещал о бедствиях. Собор – величественное здание из белого гладкого камня с позолоченным куполом и маленькими окошками вмещал тысячу людей разом. Вокруг него росли карликовые клёны и дикие яблони. Под окнами расстилалось ковром крохотное поле из ромашек, за которым ухаживали монахи. На колокольне мелькала тень звонаря, который в любую свободную минуту принимался молиться и отбивать поклоны, поглядывая на небеса. За собором виднелись две маленькие церкви с остроконечными крышами и монастырь с коваными решётками на окнах. Церковники особо почитались у христиан, ведь они вернули им возможность посещать старые кладбища и отвели место под новое. Народ больше не боялся мёртвых тел, на которые мог наткнуться в любом закоулке. Если уж мостовые не имели освещения, то о тёмных углах и речи не шло. Эти самые закоулки пересекались арками с улочками, поросшими вьюнком, отбрасывающим ещё большую тень. Дома, не имеющие нумерации, нависали друг над другом. Верхние этажи, где жили мастеровые, выдавались над нижними – мастерскими и торговыми лавками. Окон было мало. Все они в основном выходили во двор и часто закрывались ставнями. Вот только крыши домов, расположенных на противоположной улице, где имелось несколько пристроек, галерей и крохотных балкончиков, соприкасались друг с другом, не пропуская солнечный свет.
Восемь борделей и одиннадцать трактиров на весь град – весьма недурно! Работёнка имелась не только для женщин, но и крепких мужчин. На лесопилке и бойне всегда требовались работники. Хочешь кушать – работай, не желаешь трудиться – сиди на паперти у монастыря или собора.
«Всякие тайны кроются за внешним лоском и благополучием королевского града!» – размышлял странник, крайне удобно подслушивая стражников, которые обсуждали оборону ворот с северной стороны града: где полуразрушенная башня охранялась не так основательно. Он подбодрил себя и ухмыльнулся. – Там я и проскользну. Надеюсь, что за два дня на том месте ничего не изменилось. Седого на постой определил, только меч при мне. Не хотел бы я с ним расставаться. Мой надежный защитник – Длинноликий».
Пока парень стоял по колено в опавшей листве у обочины дороги, за ним наблюдали из кустов, припорошенных снегом. Небесно-голубого цвета внимательные глаза подметили внутреннюю борьбу путника. Человек в сером плаще с широким капюшоном надеялся быть незамеченным и выжидал время. Странник же делал вид, что сосредоточен на местности. Как только он, осторожно пробираясь вдоль оголённых деревьев тракта, направился к северным вратам, преследователь двинулся за ним. Добравшись до места, молодой человек насторожился. Врата охранялись двумя рыцарями в кольчуге и накинутых поверх плащах, застёгнутых на левом плече брошью в виде морды амарока. В руках стражники сжимали алебарды, устремлённые острыми концами вверх. Они обсуждали новости об исчезновении рыцарей королевской армии.
Путник присел на корточки за каменным выступом обвалившейся башни. Он не имел представления, чем раньше она служила, но вот преследователь знал об этом хорошо. Не была та история ни для кого секретом. Служила в далёкие времена эта башня местом, где Диметрих, будучи у власти, запирался во время пьянки. Проделывал он там много чудовищных вещей. Часто государь устраивал оргии с изнасилованием маленьких девочек-крестьянок, и не гнушался мальчиками. После того: пытал их и убивал. Однажды, когда он скинул в окно верхнего этажа старую монахиню, было ему видение: ходила за ним тень в красном одеянии и плакала, воздевая вверх руки. Бежал он тогда с криком, свалился с лестницы и разбил голову о каменный выступ, за которым в этот момент прятался путник. Как только изувер пришёл в себя, сразу приказал башню спалить.
Его наследник – Максимиан I не пожелал восстанавливать эту часть замка. Он пригласил священника, который читал на месте руин молитву семь дней, и ему вторили три монахини. Когда заперли врата на крепкий засов, даже при правлении Максимиана II, только стража ступала в те места, для несения ежедневного караула.
Именно их теперь необходимо обойти страннику. Он заметил, что преследователь отстал. Может, и не было его вовсе, просто от усталости начал подозревать каждого встречного.
– Не верю, что они повелись на чей-то ясный взгляд, – неожиданно громко произнёс стражник.
– Так, может, не взглядом их брали, – предположил собеседник и рассмеялся.
Ветер донёс обрывки фраз, но суть сказанного терялась.
Странник вздрогнул. С этой стороны было холоднее. Сквозняк резвился, бросая пыль руин в лицо воинам, зловеще свистел и трепал полы плащей. Он срывал последние листья с кустарников, и гонял их вместе с мелкими камушками по коридорам полуразрушенной башни. Поздняя осень – капризная леди. Несколько дней назад подморозило и выпал снег. Вот только морозы резко отступили, уступая место оттепели. Но обошлось без дождя.
Ноги у странника затекли. Сидя на корточках, он попятился и наступил на ящерку. Та издала чудной свист и понеслась по камням.
Стражники переглянулись и притихли. По молчаливому согласию воины разделились. Они чинно вышагивали, поглядывая в небо, нежели себе под ноги. Бродяга чуть ли не слился с каменной стеной. Осторожно ступая, он продвигался, едва дыша. Один страж зашёл за щербатую стену – его шаги чётко слышались сквозь завывание ветра. С противоположной стороны захрустел гравием второй. Он остановился, где только что сидел парень.
Укрывшись плащом, бродяга проскользнул под носом у стражи и удалялся от северных врат Нордвинда. Он держался за рукоять меча, скрытого плащом, и уверенно вышагивал по тихой улочке Рыбацкой, где витал душок потрошёной рыбы. Улицы в Нордвинде не были мощёными. Летом народ задыхался от едкой пыли, духоты и зловония. Всюду царила грязь. Невозможно пройти и не выпачкаться. Во время дождей улицы больше походили на болото, где люди утопали по колено, и застревали телеги.
Первый снег, выпавший накануне, едва растаял, а под ногами хлюпала слякоть вперемешку с нечистотами, рыбными головами и чешуёй. Народ разбежался по делам, и странник беспрепятственно мог пройти в центр града. Но прежде чем это сделать, он присмотрелся и послушал. Перешагивая очередную кучу мусора, он тяжело вздохнул. Воздух был тот ещё. Подняв голову в очередной раз, бродяга на что-то наступил. Раздался визг. Отскочив в сторону, он заметил здоровую рыжую крысу, которая тащила в зубах рыбий хвост.
– Надо же, рыжухе помешал, – шепнул путник, поскользнулся и упал в лужу. – Вот жаба! – в сердцах воскликнул он.
Мало того вымочил ноги и полы плаща, так ещё загваздался в нечистотах. Подскочив на ноги, снова чуть не попал в переплёт. Доля секунды, и на место, где он сидел, выплеснули помои из окна верхнего этажа.
– Жаба! – прошипел странник. Теперь он спешил, не обращая внимания, куда ступает. Главные цели: найти таверну и добыть чистую одежду.
Искомое попалось на глаза за углом дома. Вещи висели на тонком шнуре прямо за окном второго этажа, и принадлежали, судя по виду, рослому мужчине. Обзавестись чистой одеждой не составило труда. Стоило всего-то подпрыгнуть, ухватиться за кронштейн вывески, подтянуться рукой и дёрнуть за шнур. Тот соскользнул с крюка. Спрятав вещи под плащ, странник ринулся дальше. Вскоре на его пути попалась таверна с изображением кракена на вывеске.
Глава 5
Утро вторника у короля Максимиана II началось как обычно: проснулся он в собственной спальне, расположенной на третьем этаже большой башни. Окна уже пропускали солнечный свет, который робко выглядывал из-за большого седого облака. Его величество широко зевнул и потянулся, поглядывая на слуг, которые деловито суетились у его постели, укрытой балдахином. Полотняные занавеси над кроватью создавали иллюзию уединения от челяди. Слуги спали в одной с ним комнате: на соломенном матрасе у двери, и вставали с рассветом.
– Василис, воду приготовил? – поинтересовался король с хрипотцой в голосе, опираясь на локоть.
– Конечно, Ваше величество! – откликнулся старик, поправляя свалившееся одеяло. Он с ненавистью взглянул на молодого монарха, развалившегося на матраце.
Кувшин свежей воды стоял рядом с кроватью, чтобы монарх мог умыть лицо в чаше. Обычно сразу после пробуждения он спешил во встроенную комнату в стене башни. В нужнике король не задерживался из-за холода. Восседая на неудобном стульчике, он успевал спеть только куплет полюбившейся песни.
– Ваше величество, желаете облачиться в платье? – задал вопрос молодой паж, стоявший у камина. Внешне он не проявлял каких-либо чувств.
– Нет, не сейчас.
В то утро королевское величество изъявил желание немного понежиться в постели. Слуга тихо удалился из комнаты, а Василис терпеливо дожидался распоряжений, разглаживая ладонью небольшую складку на сюрко. Верхняя туника была мягкой на ощупь и довольно тёплой. Старик машинально одёрнул подол своей короткой рубахи из грубой полотняной ткани мышиного цвета и тихо вздохнул.
Король неторопливо обвёл опочивальню взглядом, а слуга последовал его примеру. Каменные стены не были обработаны, и добавляли холод помещению. От сквозняков, гуляющих во всём замке, спасали гобелены. Дополнительно тепло получали, застилая свежей соломой деревянный пол. Воздух сразу наполнялся пресным ароматом лета, который сливался с запахом воска от свечей.
Берёзовые поленья в королевских покоях только попали в объятия пламени, и сразу принялись потрескивать, рассыпая сноп искр из камина.
– Какой аромат, а, Василис? – обратился государь к прислуге. – Лугом пахнет, хмелем, солнцем…
– Ваша правда, государь! – согласился Василис и кротко поклонился. Он отложил платье, подошёл к постели и взбил подушки на лебяжьем пуху, после чего вернулся на прежнее место и ухватил платье за плечики.
Король любил спать нагишом, и зябкое утро заставило его с наслаждением забраться под одеяло. Пружины из полосок кожи провисли от его возни, а матрац набитый гусиными перьями и обтянутый льняной мягкой тканью, принял его худощавое молодое тело, покрытое мурашками. Его величество вдруг вспомнил, что пора ремонтировать большой чертог. Там спали остальные слуги, и их нужно переселить в донжон хотя бы на время. Заботы не дали нежиться в постели правителю Северного королевства, тем более в тот момент, когда хворь отступила, и он был весел и полон сил. Ещё немного поблуждал государь взглядом по комнате, где не было ничего примечательного, кроме узкого длинного стола, за которым сам писал длинные письма и указы, и невысокого стульчика с мягкой подушкой на деревянном сидении.
Только в красивых сказках у королей были золотые набалдашники на столбиках кровати, покрытые алмазами ночные горшки и толстые пушистые ковры под ногами. Реальность предстала немного иная – холодные стены, студёный пол и постоянно хлопающие от ветра ставни на окнах. Более чем унылая картина писалась в ту пору о быте царственных особ.
Максимиан II вздохнул и сбросил одеяло. Наступив на колкое сено, он нахмурился.
– Опять приволок силос, креветка, – беззлобно заворчал государь. – Задницей голой бы его посадить, может ума тогда прибавится.
Старый слуга, стоявший сгорбившись рядом, оценил настроение его величества и с облегчением вздохнул. Он подал ему льняную сорочку скрюченными артритом пальцами и отступил в сторону. Тунику король натянул сам – она тут же скрыла его замёрзшие ноги. Одежда в пол считалась символом статуса. Государь часто щеголял в тяжёлой шерстяной тунике, но в тот день решил нарядиться в шёлковое платье. Можно себе позволить эту роскошь пока не наступили холода. Максимиан II – щёголь, в отличие от своего почившего пятнадцать лет назад отца Максимиана I. Тот любил практичную однотонную одежду. Зато наследник следил за манерой. Цвета верхнего и нижнего платья всегда дополняли друг друга и имели узкие длинные рукава, а вторая туника шилась для него с короткими широкими рукавами.
Облачившись в повседневные одежды, государь принял из морщинистых рук мантию, отделанную дорогим мехом шиншиллы. Он повернулся к окну, махнув слуге, что не нуждается в нём. Мужчина лет семидесяти, с шапкой длинных седых волос, стянутых на затылке шнурком, почесал подбородок, скрытый бородой, помешал угли в камине, и после удалился.