Бойцы, прикрывающие погрузку товарищей, высовывались из открытых ворот и стреляли из автоматов. Патроны были холостые, но смотрелось всё это грозно.
Кадеты, окружив погрузочный люк, втащили на верёвках тяжёлую лебёдку. Чтобы закрепить её, безжалостно ввернули в пол огромные болты. Для этого бесцеремонно содрали покрытие пола и выбросили в люк. Из-за дырок в полу и стенах и дыма холостых выстрелов, трюмовая гондола мгновенно стала выглядеть так, будто в ней снова бушевал механикл, а заодно проходила вечеринка «скота» Мирон Матьё.
Завершением погрузки стала установка лебёдки и подъём на борт целого бронепежо, увешанного ракетными установками и дополнительными пластинами брони. Лебёдка отчаянно скрипела, толстые болты, прикрученные к балкам на полу, выгнули их.
– Вот же гады, – рассердилась Генриетта. – Вообще никакого уважения к частной собственности!
«Ха, частная собственность, – подумал я. – У пэвэкашников нет уважения к жизни гражданских! Чего уж там говорить об их имуществе». А вслух пообещал:
– Ничего, я впишу это в счёт.
Тем временем погрузка закончилась. Командан кадетов подошёл к камере наблюдения. Поднял забрало визора, открывая лицо кадета, которого я узнаю из тысячи других лиц.
– Капитан, – сказал Люка Небоходов. – Закрывайте трюм и выдвигайтесь в указанные координаты, вы их получили на бортовой ординатёр.
Я с трудом разлепил губы:
– Есть… мосье кадет.
Если у тебя в прошлом был с кем-то конфликт, в котором ты был опозорен, будь уверен – в будущем этот конфликт обязательно повторится.
4
По коридору аэронефа Димон проводил меня до спуска в трюмовую гондолу. По дороге я дал ему прослушать сообщение Алёны:
«Салют, Бориска. Тебе всё ещё нельзя в Моску. Понимаю, что вы терпите из-за меня убытки. Поэтому сообщаю: нашла твоей команде работёнку…»
– М-м-м, какой у неё голосок, – прервал Димон. – Так и съел бы пухлявочку. Вы с ней шпехались? Нет? Да? Чего лыбишься?
«Друг моего отца – командан ПВК «Ан Гард» – продолжила Алёна. – Как и все пэвэкашки, Ангарды берут на летнюю практику кадетов Военной Академии. Кадетов нужно будет доставить в Санитарный Домен, выгрузить, немного подождать, пока они поиграют в войнушку, загрузить и вернуть на базу. Ты не любишь пэвэкашников, но повторяю – Ангарды люди надёжные, хлопот не доставят. За два дня срубишь пятьсот эльфранков»
– Пять сотен, – Димон причмокнул. – Даже с погрузпланом, которого у нас нет, столько не сделаем!
«До свидания, Бориска. Скоро увидимся в Лавре и завершим то, что не успели в прошлый раз…»
– Она заигрывает с тобой, – Димон вернул наладонник. – Эх, ничего мне с ней не светит.
Димон ушёл в рубку, а я сделал несколько глубоких вдохов и спустился в трюм. Передо мной тут же вырос Люка Небоходов:
– Салют, капитан. Какой пэ-вэ-пэ?
– А что это?
– Эх ты, сопляк гражданский. ПВП – предполагаемое время прибытия. Мы, военные, всё сокращаем, потому что если выговаривать каждое слово, можно умереть.
– Пэ-вэ-пэ, завтра утром, девятнадцатого июля, тысяча двадцать пятого года. Этого века.
Я попытался вложить в «предполагаемое время прибытия» как можно больше сарказма, но Люка будто не понял.
– Отлично, – кивнул Люка. – Стоп, я же тебя знаю! Мы в кабаке виделись?
Вместо ответа я что-то пискнул.
– Парни, – заорал Люка и схватил меня за шею. – Это же наш, братишка-студент. Мы с ним в Моску встречались. Помнишь, Бизон?
– Помню, – ответил один из кадетов. – Ты его в мусорку окунал.
– И в лужу тоже! А ты, капитанчик, помнишь?
– Смутно, – выдавил я. (И куда делся мой сарказм?)
Люка ещё сильнее сжал мою шею. Потом взъерошил мне волосы и больно стукнул в плечо:
– Тоже на производственной практике? Хотя, что с вас, гражданских, взять? Это мы, военные, стреляем-взрываем, рискуем жизнью. Вы же без происшествий летает туда-сюда.
– Летаем, ага… без происшествий вообще.
Я вывернулся из стальной хватки. И тут Люка поразил меня в самое сердце:
– А помнишь чёрненькую деваху из «Ра-ра»?
– Возможно. Смутно. Нет.
– Ну, та, художница, Женни Петрова, выпендриваясь перед которой, ты получил от меня по башке. Я с ней в тот же день вжих-вжих, – Люка показал ритмичные движения полового акта. – Деваха тупенькая, о романтике мечтает, но красивая.
– Д-да, красивая.
– Шпехаю её на регулярной основе. Мы, военные, каждый день под смертью ходим. У нас нет времени на романтику. Берём за зад и – в койку. Может, мне завтра придётся умирать в битве, чтобы вы мирно жили.
Люка Небоходов так двинул меня кулаком в грудь, что я схватился за сердце.
– Ладно, капитан, потом поболтаем. Надо инструктаж с бойцами провести. Я же командан – а это серьёзно, это тебе не водитель дирижабля.
– Аэронефа, – автоматически поправил я.
– Да какая разница?
– Никакой.
– Вот и я о том. У тебя всего лишь гражданская шаланда, без разницы, аэронеф она или дирижабль. Тебе статус не поможет. Видел бы ты военные дирижабли. Силища! А у тебя дерьма кусок. И название тупое. Пардон за военную прямоту.
Мусорка и лужа. Лужа и мусорка… Меня снова окунули и туда, и туда. А Люка продолжал бравировать, словно зная, как ранили его слова:
– Сейчас Женька проходит практику в эллингах Моску, разрисовывает оболочки дирижаблей. Распишет твою шаланду. Скажи, что от Люки, скидку сделает.
– Буду иметь в виду.
Продолжая держаться за сердце, я вернулся в рубку, не понимая, от какого удара оно болело: физического или духовного.
