Серильду провели по высокому мосту, по которому она прежде никогда не ходила, к той части внешней стены, по которой она никогда не прогуливалась, – напоминание о том, что этот замок огромен, полон закоулков, укромных уголков, комнат и башен. Где-то там, вероятно, лежали тела – ее и Злата.
Серильда спустилась по лестнице в длинный узкий коридор. День был солнечным и теплым, но даже сегодня в этих глухих, без единого окна, проходах царил холод. Кожа ее охотничьего костюма тихо поскрипывала при каждом шаге, и, хотя Серильда казалась себе нелепой в этих доспехах и бриджах, она в то же время чувствовала себя на удивление решительной, почти отважной.
Никто не смел ее и пальцем тронуть, а если бы и попытался, ее заряженный арбалет мог осадить любого смельчака.
У дверного проема, занавешенного тяжелой бархатной портьерой, свита приостановилась. Слуги отдернули ткань и пропустили Серильду внутрь.
Девушка вышла на каменный балкон, и ее зарождающаяся уверенность тут же дала трещину. Все тело напряглось.
Балкон располагался двумя этажами выше северо-восточного сада. На этой стороне Серильда почти не бывала. Здесь в основном располагались хозяйственные службы, голубятня, аптекарский огород, а также домик смотрителя, небольшой фруктовый сад и виноградник.
Сейчас внизу было устроено что-то вроде поля, со всех сторон огороженного деревянными столбами. Вокруг этой ограды расположился весь двор Эрлкинга. Серильда увидела Манфреда, из проколотого глаза которого, как обычно, капала кровь. Возница смотрел на нее с выражением чуть печальнее его обычного равнодушия. Рядом она заметила покрытого синяками конюха – голова опущена, пальцы теребят край туники. Безголовая женщина сменила свой обычный костюм для верховой езды на простое платье и повязала шарф на шею, чтобы скрыть рану, хотя ее кровь уже просочилась сквозь ткань.
Были там и темные, великолепные настолько, что на них было больно смотреть. Но эта красота была пустой, лишенной сострадания и радости. По большей части они казались скучающими, но когда глядели в ее сторону, их взгляды казались разгневанными. Серильда улыбнулась им в ответ.
Злат так и не появился. Серильда забеспокоилась, уж не удалось ли охранникам в конце концов его схватить. Кто знает, может быть, прямо сейчас он опять скован золотыми цепями. От этой мысли ей стало нехорошо.
Серильда надеялась, что с ним все в порядке, что он прячется где-нибудь в безопасном месте.
Еще она надеялась, что он не замышляет ничего ужасного.
Но какая-то крошечная, безрассудная ее частичка желала, чтобы он был здесь. Не среди публики, наблюдающей за разыгрывающимся кошмарным фарсом. А здесь. На этом балконе. Чтобы он взял ее руку в свои…
Глупости, глупости.
Балкон, на котором стояла Серильда, украсили для церемонии. Каменные перила были увиты гирляндами из роз цвета красного вина. Балясины украшали перевязанные черным кружевом букеты из шалфея и «овечьих ушек». На стенах замка висели золотые с черным полотнища, а внизу тлели пряные благовония, распространяя в воздухе пьянящий аромат. Все вместе выглядело роскошно и утонченно, и эта картина могла бы даже взволновать и растрогать Серильду, не будь ее жених жестоким тираном, убивавшим детей и волшебных животных ради развлечения.
Стоило ей подумать об этом, как она заметила прямо напротив своего балкона еще один, выступавший из стены замка, так же богато украшенный, как и ее собственный. Занавеси раздвинулись, и вышел король. Он был одет в прекрасные кожаные доспехи и высокие черные сапоги – как в первый раз, когда она встретила его в ночь Снежной Луны.
Охотник и король. Его вид в равной степени наполнил Серильду благоговейным ужасом и отвращением.
– Моя невеста, – произнес Эрлкинг, и его медоточивый голос разнесся в повисшей тишине от главной башни до стен замка. – Вы сияете, как солнце в день солнцестояния.
– Прелестно, – ответила она, нисколько не польщенная, и положила маленький арбалет на перила. – У нас в Мерхенфельде есть традиция разбивать глиняную посуду перед свадебной церемонией, чтобы отпугнуть злых духов. Я бы предложила начать с этого – да боюсь, мы можем лишиться половины наших гостей.
– Никакого темного не отпугнуть черепками от битых горшков и мисок. Но сама идея кажется мне забавной. – Король сверкнул жеманной улыбкой, чтобы заставить зрителей поверить, что он так обожает свою странную человеческую невесту. Но верил ли хоть кто-то? Кому вообще нужно было это притворство?
Наверняка никто из гостей и мысли не допускал, что между ними возможна любовь. Для этого потребовалось бы воображение даже богаче ее собственного, а таким обладали немногие.
– Наши обычаи, – продолжал Ольховый Король, – немного отличны от ваших.
– Это я уже поняла, – ответила Серильда. – Никогда не бывала на свадьбе, где жениху и невесте первым делом вручали бы оружие.
– Значит, вы просто еще не жили. – Любовно погладив изгиб собственного арбалета, король посмотрел вниз на толпу. – Добро пожаловать. Для меня большая честь, что вы все собрались, чтобы засвидетельствовать союз между мной и дамой, которую я избрал своей вечной спутницей. – Он взмахнул рукой. – Выпускайте дичь.
Внизу к большой огороженной площадке потянулись телеги, груженные клетками. Клетки открыли, и на площадку выпустили десятки животных. Зайцы, фазаны, пара кабанов и два маленьких оленя. Утки, гуси и перепела. Горный козел, с полдюжины овец, даже павлин, который распустил веер из ярких хвостовых перьев, стоило ему вырваться из клетки. Дюжина куропаток, которые расправляли крылья и взлетали на ветви смоковницы, не обращая внимания на ограждение, удерживавшее других животных в загоне.
Наконец, из самой большой клетки появился огромный олень с великолепными рогами, поднятыми к яркому послеполуденному небу.
Животные разбежались по полю; одни прятались, где только могли, другие бродили по загону, растерянные и испуганные. Их кряканье, вой, поскуливание сливались в нестройный хор. Горный козел занял угол двора и грозил рогами любому, кто осмеливался к нему приблизиться.
– Наш обычай прост, – сказал Эрлкинг. – Вы дадите мне брачную клятву и выстрелите. Если цель будет поражена – значит, слова ваши чисты и правдивы, и клятва будет считаться нерушимой. После того, как мы оба принесем клятвы, начнется пир – и все будут угощаться нашими жертвами.
Во рту у Серильды появился мерзкий привкус. Она ела мясо всю свою жизнь и нисколько не смущалась делать покупки у мясника в Мерхенфельде, лакомиться жареной свининой во время пира или готовить сытное рагу из говядины для себя и папы. Но она никогда не была на охоте. Никогда ей самой не доводилось прострелить сердце зверя или перерезать ему горло ножом.
Впрочем, подумала она, так устроены жизнь и смерть. Есть хищники, а есть добыча.
– Моя невеста, – сказал Эрлкинг. – Вам предоставляется честь принести клятву первой.
Серильда вздернула бровь.
– С удовольствием. Я бы многое хотела вам сказать.
Темные внизу стали пересмеиваться так ехидно, что ее пальцы сжали арбалет.
Король улыбнулся в ответ, но в его взгляде читалось предупреждение. Напоминание о том, что они не одни.
Чепуха на постном масле. Серильда обещала поддерживать ложь о том, что беременна от него. Она не давала обещания притворяться, будто в него влюблена.
– Я клянусь, – произнесла девушка, – что до тех пор, пока дух мой отделен от тела и у меня нет другого выбора, я буду с досадой оставаться рядом с вами. А теперь посмотрим.
Осмотрев животных, Серильда выбрала цель, попасть по которой – и она это прекрасно понимала – у нее не было шансов: пухленькую перепелку, которая, очертя голову, носилась взад и вперед по двору.
Девушка взяла арбалет в руки – неожиданно ей понравилась его тяжесть и ощущение силы, которое он ей давал. Оторвав взгляд от птицы, она посмотрела на Эрлкинга – Серильда и не думала угрожать, но была не в силах удержаться, чтобы чуточку не пофантазировать. Что произойдет, если она выстрелит прямо ему в голову?
Она промахнется, наверное. А если и не промахнется, его все равно не убить.
Хотя это на самом деле было бы приятно.
Словно прочитав ее мысли, Эрлкинг широко улыбнулся ей.
Серильда наморщила нос, перевела взгляд на перепелку, прицелилась и выстрелила.
Стрела упала в грязь. Даже не рядом с целью.
Зрители смеялись, но Серильду это ничуть не смутило. На самом деле она и не хотела попасть.
– Я клянусь вам, – заговорил Эрлкинг, оттягивая тетиву своего арбалета, – что никогда не забуду те великие жертвы, которые вы принесли ради того, чтобы быть частью моего двора, стать моей супругой, провести вечность со мною рядом.
Серильда нахмурилась. Как будто это не он отнял у нее все. Как будто ее жертвы были принесены ею добровольно.
Эрлкинг спустил тетиву. Стрела попала сбоку кабану прямо в голову. Смерть оказалась настолько быстрой, что зверь даже не взвизгнул от боли.
Серильда вздрогнула.
Потребовалось мгновение, чтобы понять, что от нее ожидают следующей клятвы.
Она вздохнула.
