Принеси мне их сердца

Ноктюрна восседает посреди цветов на простом деревянном стуле. Комната абсолютно пуста, не считая кристальных творений, – здесь нет ни кровати, ни шкафа, ни даже стола. Когда Ноктюрна не пребывает в облике вороны, то производит сильное впечатление: полная грудь, едва не рвущая обтягивающее белое платье, широкий стан и крепкие руки. Она настолько высокая, что в дверных проемах ей приходится пригибаться, и, хотя ей ничего не стоит изменить их высоту с помощью магии, она этого не делает. По спине ведьмы струится копна рыжевато-каштановых волос, всегда блестящих и вьющихся на концах. У нее чувственные губы, а на приятном круглом лице сверкают глаза цвета лесного ореха, чей взгляд острее лисьего и полон диких тайн.

Она встает со стула и будто скользит. Плавность ее движений завораживает меня сильнее всего – порой кажется, что ноги Ноктюрны не касаются земли. Если Бессердечные еще могут сойти за людей, то любой, кто посмотрит на нее, тут же поймет, что она вовсе не человек. Ноктюрна родилась ведьмой и воспринимала необходимость создания Бессердечных как нечто столь же естественное, что и дыхание. И она, безусловно, не худшая из них; я прочла достаточно, чтобы знать: Ноктюрна обращает лишь детей, которых убили слишком рано, детей, заслуживающих еще один шанс на жизнь. Есть – а точнее, были – в истории некоторые просто замечательные ведьмы, которые обращали людей лишь для того, чтобы посмотреть на их страдания. Некоторые даже делали это ради статуса. И только очень могущественные ведьмы могут удерживать нескольких Бессердечных одновременно: чем их больше, тем могущественней ты выглядишь. Большинство подобных ведьм погибли в Пасмурной войне. Оставшиеся обращают Бессердечных куда реже и действуют осторожнее.

– Есть новости, Зера, которыми мы должны поделиться с тобой, – начинает Ноктюрна. В этот момент я замечаю двух белых ворон, сидящих на подоконнике в дальнем углу. – Если вы не против, друзья…

Вороны начинают светиться и слетают на пол. Сияние движется, формируя два человеческих силуэта, и тут же меркнет. Перед нами оказываются двое: бледный лысый мужчина в безукоризненно сидящем золоченом костюме и женщина с короткими ярко-голубыми волосами в струящемся прозрачном платье, едва ли скрывающем ее черную как ночь кожу. Оба настолько высокие – хотя и ниже Ноктюрны – и настолько жуткие, что у меня по коже бегут мурашки от силы, исходящей от них.

– Зера, это Пламеней, – Ноктюрна указывает на мужчину, который сдержанно кивает, – и Мореш. Они прибыли ради тебя.

– Ради моей скромной персоны? – нервно переспрашиваю я. – А у меня даже чая нет, чтобы вам предложить.

– Молчать. – Пламеней делает шаг вперед, буравя меня взглядом. – Ты будешь слушать, а не говорить.

Ну прекрасно. Один из этих мужланов. Мореш шикает на него.

– Полно тебе, веди себя прилично. – Она поворачивается ко мне. – Я извиняюсь за него. Он немного… старомоден, когда дело касается общения с Бессердечными.

– Мы не можем терять время, – обрывает он, – на сюсюканье с нашими зверушками. Она нужна нам в Ветрисе прямо сейчас. Весеннее Приветствие…

– Через четыре дня, – мягко прерывает его Ноктюрна. – Мы вполне успеваем просветить ее насчет того, что происходит. От растерянной Бессердечной толку мало.

Пламеней открывает рот, чтобы возразить, но тут же его закрывает.

– Отлично. Тогда ты и объясняй. Только быстро. Карета ждет, а люди славятся своей нетерпеливостью.

– Ветрис? Карета? Весеннее Приветствие? – начинаю я. – Он всегда несет чепуху или сегодня вечером особый случай?

Пламеней сверлит меня взглядом, который, как я понимаю, должен казаться крайне устрашающим, однако в реальности маг выглядит так, будто страдает запором. Мореш наклоняется, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с моими, но ее искрящийся беззаботный взгляд ничуть не вяжется с серьезностью следующих слов.

– Мы считаем, что люди вот-вот развяжут очередную войну, Зера, – говорит она. Я бросаю быстрый взгляд на невозмутимую Ноктюрну. – Тот ассасин, который напал на тебя вечером, – у тебя сохранился его кинжал?

Я обшариваю свое окровавленное платье и протягиваю ей оружие. Знающим движением она нащупывает маленькую защелку на ручке, открывая внутреннюю полость, где покоится трубка с белой жидкостью. Пахнет чем-то едким и горьким.

– Из-за этой штуки болело сильнее обычного? – спрашиваю я.

Мореш кивает.

– Белая ртуть. Это вещество стало известно людям во время Пасмурной войны.

– Они изобрели его, чтобы убивать нас, – холодно поправляет Пламеней. – И это из-за него мы были ослаблены во время решающей битвы при Лунном Свете. Стоило даже небольшой капле оказаться внутри, и магия не действовала часами, превращая нас в легкую добычу.

Мореш кивает.

– Человек – мы не знаем, кто именно, – снаряжает наемников подобным оружием и посылает их в предполагаемые места обитания ведьм. Очевидно, чтобы проверить эффективность белой ртути против Бессердечных и подготовиться к войне.

Я хмурюсь.

– Эта дрянь не убила меня, даже не обездвижила.

– Цель вовсе не ты. – Пламеней прищуривается. – Белая ртуть подавляет магию – это касается и связи между ведьмой и Бессердечными, – так что для исцеления зараженного белой ртутью требуется куда больше магической силы. Напряги свой зверушечий мозг – если ранить всех Бессердечных ведьмы, ей придется исцелять всех, и к чему это приведет?

– К ослабленной ведьме.

Он кивает.

– Легкая цель даже для воина-новичка.

– Умно. И мерзко. – Я прикладываю ладонь ко рту. – Но причем здесь я?

Два мага смотрят на Ноктюрну, и она мягко кладет ладонь мне на плечо.

– Верховные ведьмы разработали план, Зера, чтобы оттянуть войну. Ты знаешь, что такое Весеннее Приветствие?

– Полагаю, какая-то древняя церемония в Ветрисе, помпезная, с кучей блестящей мишуры и сладостей.

– Хватит тянуть кота за хвост, – ворчит Пламеней. – Ты едешь в Ветрис. Тебя представят как знатную даму, мечтающую выйти замуж за принца, и как только появится возможность, ты заберешь его сердце и обратишь его в Бессердечного Ноктюрны.

Повисает долгая пауза. Я фыркаю.

– Ты шутишь так же отвратительно, как и я. Почти.

– Нам нужен принц в качестве пленника, – настаивает он. – Заложник. Рычаг давления на людей.

Я бросаю взгляд на Ноктюрну, но она молчит. Мореш тоже, словно обе ждут моей реакции. Вся идея настолько абсурдна, что я с трудом сдерживаю смех.

– Даже если бы я захотела поиграть в переодевания и предательства, вы забываете, что я не в состоянии отойти больше чем на полторы мили от собственного сердца, не превратившись в визжащую никчемность. С таким делом куда лучше справилась бы ведьма.

– Мы не можем, – мягко отвечает Ноктюрна. – В городе люди возвели башню под названием Багровая Леди. Мы до конца не уверены, как это работает, но, похоже, башня практически мгновенно улавливает всплеск магии в Ветрисе. Мы потеряли всех ведьм в городе в течение нескольких дней.

– Их утопили, – мрачно произносит Мореш, на этот раз без улыбки.

– Но… – Я пытаюсь уцепиться за что-то, за что угодно, начиная осознавать, что они абсолютно серьезны. – Я? Я жива только потому, что меня поддерживает ваша магия. Та башня вычислит меня…

– Ты не являешься проводником магической силы в отличие от ведьм. – Пламеней закатывает глаза. – Магия лишь привязывает тебя к этому миру. Эта проклятая башня заметит Бессердечного не раньше, чем глаза увидят ветер.

– И вы решили, что для этой роли лучше всего подхожу я? Разве у других ведьм нет Бессердечных, которые умеют танцевать и целовать вельможные задницы лучше меня?

– Всего несколько подходят по возрасту для Весеннего Приветствия, – уточняет Ноктюрна. – Это церемония официального представления потенциальных супругов королевских отпрысков при дворе Ветриса. Принц отверг столько невест, что людей уже охватило отчаяние. Это великолепная возможность. И Верховные ведьмы решили, что из всех наших Бессердечных ты наиболее привлекательна внешне.

Мореш встревает в разговор.

– Если мы хотим заполучить в Бессердечные самого принца, нам понадобится сногсшибательный капкан. И ты идеальная приманка!

– С-сногсшибательный? – запинаюсь я. – Сногсшибательно раздражающий? Или сногсшибательно горластый?

– Сногсшибательный в плане… Ну, в общем, у тебя милая мордашка, – говорит Мореш, останавливая взгляд на моей груди. – Среди всего прочего.

– Вы шутите, да? Выбор пал на меня из-за моих?..

– По нашим сведениям, у него есть любимый типаж, ясно? – Мореш поднимает руки. – И ты подходишь!

– Слушайте, я польщена, но…

– Ох. Избавь меня от ложной скромности, – рычит Пламеней. – У меня кончается терпение.

– Плам, – строго обрывает Мореш, – хватит. Она ошеломлена.

– Мне бы хотелось, чтобы ты перестала ее оправдывать, – холодно цедит он. – Она Бессердечная. И должна повиноваться, а не задавать вопросы.

– Я служу только Ноктюрне. – Я расправляю плечи. – И никому больше. Уж тем более не такому слизняку, как ты.

Лицо Пламенея темнеет, но Мореш с широкой улыбкой встает между нами.

– Значит, ты согласна, не так ли?

– Восемнадцатилетний Люсьен Древенис д’Малвейн, – перебивает ее голос Ноктюрны. – Наследник всего Каваноса и Высоких рубежей, эрцгерцог Толмаунт-Килстеды. Также известный как Черный Орел Запада.

– Впечатляющий список титулов и все такое, но я все равно не могу покинуть этот лес.

Мореш пихает мне что-то под нос – небольшой медальон в форме сердца с выгравированными звездами и тремя лунами. Заинтригованная, я беру его, и она улыбается во весь рот.

– Давай, открой его.

Я осторожно открываю медальон и вижу внутри кусок розовой плоти. Бьющейся в крайне знакомом ритме.

– Это?..

– Кусочек твоего сердца! – заканчивает Мореш. – Я сама сделала медальон. Это позволит тебе уйти намного, намного дальше от твоего сердца, чем обычно. Достаточно далеко, чтобы добраться до Ветриса, это уж точно.

– Она забыла упомянуть, что знание о магии такого уровня было утеряно во время Войны, – вставляет Пламеней. – И что четыре ведьмы погибли в попытке сотворить подобное заклинание.

– О, не нагоняй жути. – Мореш несильно шлепает его по руке. – Все ради дела, не так ли? Уверена, цена себя оправдает. Если только Зера согласна ехать.

– Вам обязательно нужно превращать его в Бессердечного? Почему нельзя просто похитить? – спрашиваю я.

Пламеней фыркает.

– Потому что Бессердечным можно приказать, что делать. Их можно заставить.

– Заставить? – Я морщу нос. Лицо Пламенея озаряет догадка, и он переводит взгляд на Ноктюрну.

– Только не говори мне, что ты никогда так не делала? – спрашивает он. Ноктюрна прячет глаза. Пламеней смеется, в первый и, возможно, в последний раз. А затем переводит взгляд обратно на меня. – Забавно. Хотя и следовало ожидать. Ноктюрна всегда была мягкотелой.

– Что ты имеешь в виду?..

– Вложив достаточно магической силы, ведьма способна не просто приказывать Бессердечным, а заставить их подчиниться. Вот почему нам нужен Бессердечный принц – в противном случае он может сбежать или попытаться убить нас. Или послать весточку отцу. Если же принц будет Бессердечным, Ноктюрна прикажет ему вести себя тихо, быть сговорчивым. Так ведь?

Пламеней буравит взглядом Ноктюрну, но та отводит глаза. Я не знала. В книгах никогда о таком не писали. Я-то наивно полагала, что сырая оленина на ужин и охота на незваных гостей в лесу – плохо. Но это? Она может полностью нас контролировать, хоть и не использует свою силу? В зеленых глазах Ноктюрны застыла глубокая грусть.

– Ты сделаешь это, Зера? Принесешь сердце принца Люсьена?

Она спрашивает меня, а не приказывает. Ноктюрна отличается от Пламенея и от всех остальных ведьм, которые, очевидно, раздают своим Бессердечным приказы. В груди сдавливает так, что я начинаю задыхаться.

Ноктюрна считает людей отчаявшимися, но как же должны были отчаяться ведьмы, если им так нужен принц в качестве пленника. Настолько сильно, что все надежды они возлагают на первую попавшуюся смазливую мордашку и надеются, что это сработает? Внезапно я чувствую брезгливость. Словно я кусок мяса, выставленный на продажу. Ноктюрна молча подходит сзади, вынимает кулон из моих рук и застегивает цепочку у меня на шее.

– Разве Багровая Леди не отследит это магическое ожерелье? – спрашиваю я.

– Я же говорил, – ощетинивается Пламеней. – Они не могут обнаружить связь…

– Ладно, ладно. Допустим, я отправлюсь в Ветрис, – прерываю я. – Что дальше? Просто подойду к принцу и скажу: «Привет, красавчик, надеюсь, ты в восторге от тяжелых увечий?» А потом заберу сердце?

– Если бы все было так просто. – Мореш качает головой. – Есть одна придворная дама – она ждет тебя в карете у леса. Ее семья одна из немногих среди рода людского, что все еще чтит Старого Бога. Она представит тебя своей давно пропавшей племянницей и поможет заручиться расположением двора.

– Как вы можете быть уверены, что она не предаст…

– Мне это надоело, – выплевывает Пламеней. – Твои вопросы бессмысленны. Все уже спланировано – ты должна ехать сейчас же. Ноктюрна, если она будет упираться, прикажи ей…

– Дадите нам минутку? – голос Ноктюрны звенит как струна. Пламеней выглядит рассерженным, но Мореш тактично оттаскивает его в сторону. В ослепительном сиянии они превращаются в ворон и вылетают в окно. Ноктюрна поворачивается ко мне с мягкой улыбкой.

– Извини. Они… на взводе. Мы все на взводе с тех пор, как узнали о приближающейся войне.

– Неужели они действительно готовы доверить будущее моим маленьким грязным пальчикам? – Я поднимаю ладони вверх, под обкусанными ногтями – грязь. Она нежно обхватывает мои руки своими.

– Нет. Но нас очень мало. А это оружие с белой ртутью, созданное людьми… – Она вздыхает. – Я буду откровенна с тобой, Зера: мы не переживем очередную войну, если только не опередим людей. Обращение принца – не единственный наш план, но один из немногих, что способен выиграть время для подготовки других. Мы надеемся, что король не пожелает терять единственного наследника и воздержится от нападения до тех пор, пока принц будет у нас.

Я разглядываю парящую стеклянную розу, мое лицо искажается в отражении. Кожа у Ноктюрны мягкая и прохладная, ногти длинные и женственные.

– Ноктюрна, я…

– Я не прошу тебя защищать нас даром, – быстро добавляет она. – Я и так делала это слишком долго. Если ты выполнишь задание, я верну тебе сердце. И Пелигли, и Краву – все ваши сердца будут возвращены. Ты получишь свободу, о которой так часто просила, если добьешься успеха.

Надежда заполняет мою пустую грудь палящим светом. Снова стать цельной? Быть человеком, идти куда захочу, есть настоящую еду, слышать в голове только свой голос? Вернуть воспоминания о матери и отце, их любви ко мне перед тем, как они умерли? Это все, чего я жаждала так долго, все три года блужданий в темном лесу. Отголосок стыда направляет мои мысли в другую сторону; стоит мне согласиться, другой сосуд появится на полке Ноктюрны. Но если я скажу да, он станет единственным.

– Я это сделаю, – в конце концов говорю я.

– Это будет трудно. И опасно.

– Неважно. – Я выпрямляю спину. – Если бы ты сказала мне спуститься под землю и убить сотню огнедышащих валкераксов ради моего сердца, я бы и это сделала. Но ты не сказала. Ты всего лишь попросила меня добыть чье-то надменное знатное сердце. А это куда проще.

Ноктюрна посылает мне улыбку, редкое и потому особенно приятное зрелище. Мы вместе спускаемся по лестнице. Крав вернулся и спит на овечьей шкуре рядом с Пелигли. Я начинаю собираться, но Ноктюрна шепотом меня останавливает.

– Леди И’шеннрия обеспечит тебя новой одеждой. Идем, я провожу тебя к ней.

Я смотрю на сонное личико Крава.

– Можно мне попрощаться?

Она кивает.

– Встретимся снаружи, когда будешь готова.

Я становлюсь рядом с ними на колени так тихо, как только возможно. Темные кудряшки Крава поблескивают у него на щеках. Веки мальчика слегка красноватые и припухшие, а ботинки грязные. Возможно, он бегал к истоку ручья. Там спокойно, а я знаю, что он плачет только когда остается один, прямо как я. Мы оба слишком гордые – не желаем, чтобы кто-то видел нас в минуту слабости.

– Не переживай, Ворчун. – Я глажу его по щеке. – Я верну твое сердце.

Если смотреть под определенным углом, они кажутся обычными человеческими детьми. Детьми, обладающими сердцами и свободой, растущими и меняющимися, а не застывшими в волшебной неподвижности. Глядя на их мирный сон, я начинаю верить, будто могу все исправить – отыграть назад совершенные убийства, освободив друзей. И неважно, что это не так.

Я покидаю коттедж лишь со старым отцовским мечом в руках – с ржавой рукоятью и выщербленным лезвием, но все еще сохраняющим подобие достоинства. Это все, что осталось у меня от отца и всей моей прежней жизни. Три мага обсуждают что-то, стоя в гуще наперстянки, пока вокруг них танцуют светлячки. Как только я подхожу, они замолкают.

– Решено. – Пламеней поправляет лацканы пиджака. – Если люди вычислят, кто ты такая на самом деле, они, скорее всего, попытаются пытками выбить из тебя информацию. Мы не можем допустить разглашения. Леди И’шеннрия пошлет весточку, если тебя обнаружат, и Ноктюрна осуществит твое «уничтожение».

Взглядом пронзаю Пламенея, словно острейшим кинжалом.

– Меня рвали на части дикие кошки, а люди протыкали насквозь. Я падала со скалы, и в моем теле не оставалось ни одной целой косточки. Забавно, что ты считаешь, будто какие-то пытки развяжут мне язык.

– Речь не о «каких-то» пытках, – усмехается он. – Мы не можем никого отправить в Ветрис, чтобы освободить тебя. Участь пойманного шпиона всегда незавидна. Годы боли, которой ты не в силах даже представить, – люди начнут заполнять твои вены белой ртутью, будут сжигать тебя изнутри вновь и вновь. Медленно. И это лучший из возможных сценариев.

Мое лицо цепенеет, но я стараюсь держаться, чтобы не доставить ему удовольствие. Даже не моргаю.

Ноктюрна шепчет, стараясь не встречаться со мной взглядом:

– Я бы предпочла, чтобы тебе не пришлось страдать больше, чем сейчас, Зера. Надеюсь, ты понимаешь, почему это необходимо.

Конечно, я понимаю. Понимаю, что моя жизнь в ее руках, и она вольна делать с ней что угодно. Что у меня нет прав настаивать, или решать, или даже изменить что-либо. Это судьба Бессердечной, цена нашей бессмертной жизни – цепи тяжелее свинцовых.

Но я могу разбить их. Наконец я знаю, как это сделать – с помощью маленького избалованного сердца принца Люсьена.

– Вы двое готовы? – спрашивает Пламеней. – Карета ждет.

Я бросаю на него быстрый взгляд. В лунном свете на лице Пламенея проступает страх, прячущийся за приказным тоном и гневом. Даже улыбка Мореш теперь кажется мне какой-то бумажной, ее губы дрожат, словно она старается удержать что-то внутри. Несмотря на всю их силу и могущество, они все равно боятся войны – и смерти. Быть стертыми из этого мира – страх всех живых существ. Страх, который я однажды обрету вновь.

– Да. – Я выпрямляюсь. – Я готова.

– Хорошо. – Наконец-то он выглядит довольным мной. – Тогда вставай в центр, между нами. Мы переправим тебя на место – это быстрее, чем идти пешком, а ты явно нуждаешься в форе.

Три мага формируют треугольник. Мореш обеспокоенно смотрит на Ноктюрну.

– Ты уверена, что помнишь заклинание, Нокти? Тебя так долго не было подле Древа…

– Я помню, – мгновенно отзывается Ноктюрна. Ведьмы стоят молча и неподвижно. В одно мгновение их глаза выглядят совершенно обычными, а в следующее уже заполняются чернотой, от одного уголка до другого. Кончики их пальцев чернеют, ногти вытягиваются и заостряются, как когти, тоже полностью черные. Сгущающаяся тьма неестественна – она холодная и пустая, намного чернее ночи, будто магия пожирает саму суть цвета. Она поглощает их кожу до самых запястий. Чем сильнее заклинание, тем выше чернота поднимается по конечностям ведьм… Раньше я видела у Ноктюрны лишь черные уголки глаз да кончики ногтей… Видимо, это заклинание весьма могущественное. Рты ведьм синхронно открываются, они произносят одинаковые слова, но я слышу лишь ревущую тишину леса. Они говорят на языке Старого Бога – возносят беззвучные молитвы. Наперстянки вокруг меня колышутся от внезапного порыва ветра, светлячки разлетаются в стороны.

Ноктюрна резко открывает глаза – уже не черные, а зеленые, как обычно, – и улыбается мне.

– Будь осторожна, Зера.

– Ты… тоже. – Едва моргнув, я заканчиваю фразу уже в совершенно другом месте, с грязной дорогой и мглистым полночным горизонтом. С одной стороны тянется лес, с другой – огромные травянистые равнины, а под моими ногами лежит Костяная дорога.

Я не видела мир по эту сторону леса целых три года и теперь жадно наслаждаюсь пейзажем. Высокая трава нежно шевелится от дуновения ночного ветерка. Все выглядит таким огромным, что давит на меня; три луны кажутся еще больше вдали от крон, скрывающих их лики. Я пользуюсь моментом, чтобы глубоко вдохнуть – не липкий, густой сосновый воздух, но яркий, живой запах земли, до ядра прогреваемой солнцем и охлаждаемой лунами каждый божий день.

Карета, затянутая в синевато-серые шелка и запряженная двумя чалыми кобылами, ждет неподалеку. Кучер машет мне шляпой. Я бросаюсь к нему, лишь раз оглянувшись на бархатный лес. Я и забыла, какое это странное чувство – уезжать куда-то. Оно тает на языке, как горько-сладкая снежинка. Это вкус свободы, который я жаждала ощутить все последние три года – свободы, что ждет меня в груди принца Люсьена Древениса д’Малвейна.

Глупая девчонка. Никогда ты не обретешь свободу. – Голод, точно паук, засевший в темных уголках моего сознания, закатывается в хохоте. – Неважно, как сильно ты мучаешься, как далеко пытаешься убежать, те люди по-прежнему мертвы из-за тебя. Вечные тени содеянного слишком длинны.

Обычно я не отвечаю голоду. Тьма, поселившаяся у меня внутри, напоминает мне обо всех моих ошибках. Я предпочитаю ее игнорировать, подавлять своим собственным внутренним голосом, любой шуткой или мыслью, приходящей на ум. Но сегодня, чисто из принципа, я подаюсь вперед и шепчу в ответ:

– Тогда, возможно, пришло время разжечь пламя поярче.

Глава 2

Железная леди

Бодрым шагом подхожу к карете, клубы теплого лошадиного дыхания парят в холоде ночи.

– Значит, это вы мои новые сообщники? – спрашиваю я мужчину, который махал мне шляпой.

Он слезает с облучка, ужасно долговязый, с длинным лицом в орехово-коричневых морщинках. Он настолько худой и высокий, что напоминает пугало, лишенное набивки. А вот улыбка производит куда большее впечатление, чем его тело.

– Так и есть, мисс. Я Фишер Джелл, кучер леди И’шеннрии. – Он протягивает ладонь для рукопожатия, но тут же отдергивает ее, нервно вытирает о штаны и расплывается в извиняющейся улыбке. – П-простите.

– За что? – Я недоуменно моргаю.

– Вы э… Ну. – Он собирается с духом, чтобы закончить мысль.

– Не напрягайся, Фишер, – глухой голос доносится из окна кареты. – Она Бессердечная, а не человек. Нет нужды быть вежливым.

Женщина слегка высовывается из окошка, ее темные пышные волосы собраны на макушке и аккуратно скреплены аметистовыми заколками. Платье с фиолетовыми кружевами прекрасно оттеняет темную кожу, а взгляд пронзительных ореховых глаз на фоне высокого воротника каким-то образом кажется еще более властным. У леди гладкая кожа, настолько ухоженная, что возраст выдают лишь морщинки у глаз и губ.

Она окидывает меня оценивающим взглядом с головы до ног. И морщит носик при виде окровавленного платья и потертых, чиненных-перечиненных ботинок. Уверена, это и есть леди И’шеннрия, о которой говорили ведьмы. Она настолько царственна, что я почти робею. Почти. Все три года бессонных ночей я клялась себе, что сделаю что угодно ради освобождения своего сердца, и вот, когда час пробил, я не отступлю.

Прочистив горло, я заявляю:

– Я Зера. Вторая Бессердечная ведьмы Ноктюрны…

– Я в курсе, – вздыхает И’шеннрия. – Иначе зачем бы мне здесь находиться? – Рукой в перчатке она открывает дверь. – Входи. У нас много работы и слишком мало времени, чтобы все успеть.

Я залезаю внутрь и усаживаюсь на плюшевое сиденье напротив нее. Леди тут же отодвигается в угол, точно боится чем-то заразиться.

– Разве вы не слышали? Бессердечные не переносят болезни. – Я широко улыбаюсь, но леди меня игнорирует.

– Доставь нас домой, Фишер, – приказывает она в окошко. Фишер понукает лошадей, и карета приходит в движение, покрытые сталью колеса с усилием взрезают дорожную грязь. Я ни разу не ездила в карете с тех пор, как перестала быть человеком, а уж в такой изысканной – вообще никогда. Внутри все пахнет корицей и розами, хотя, возможно, это запах духов леди.