Великий Север. Хроники Паэтты. Книга VII

– Пошли вон отсюда! – став пунцовым от стыда и гнева, рявкнул обычно сдержанный и мягкий Хэддас.

Слуги, не на шутку струхнув, мгновенно испарились. Они поняли, что случайно сунули нос в ужасную тайну, и, похоже, всерьёз опасались последствий. Сеньор Хэддас же, взяв себя в руки, насколько это было возможно, попытался поговорить с дочерью.

– Динди… – проникновенно начал он, но при этом необдуманно сделал шаг к постели.

Динди вновь истошно завопила, или даже скорее завизжала, так что отец буквально отскочил назад.

– Динди, – когда девушка умолкла, вновь заговорил он. – Пойми, так будет лучше. Представь, какой будет скандал, когда узнают, что ты родила, а паскудыш, что тебя обесчестил, уехал в Кидую… Это поставит под удар не только твою репутацию, но и репутацию всей нашей семьи…

Сеньор Хэддас продолжал лепетать подобный бред, а Брум стоял и удивлялся. Он наверняка знал про себя, что туповат, но всегда считал отца очень умным человеком. Однако сейчас он ясно видел, что тот совершенно не понимает, что и как нужно говорить, и что всё сказанное ни коим образом не может повлиять на Динди. Вряд ли она вообще понимала бо́льшую часть сказанных им слов…

На протяжении всего спича сеньора Хэддаса Динди глядела на него немигающим взглядом и так крепко прижимала малышку к себе, что Брум всерьёз опасался, как бы она не раздавила её. Госпожа Хэддас, прижав руки к груди, тихонько плакала, страдая сейчас, кажется, больше всего от того, что их тайна теперь раскрыта.

Брум дёрнулся от внезапного визга – это отец сделал шаг в сторону Динди, а та вновь завопила.

– Динди, прекрати! – укоряюще произнёс Хэддас, однако же, послушно отступая назад. – Это всё равно неизбежно, милая…

– Но почему, отец? – внезапно подал голос Брум, не успев даже удивиться тому, что посмел перечить родителю. – Почему это неизбежно? Прислуга видела всё. Неужели ты думаешь, что они удержат язык за зубами? Никакой тайны больше нет. Незачем больше отнимать дитя у Динди!

Надо сказать, что отца, судя по всему, не нужно было очень уж уговаривать. Попав в переделку, он был бы рад найти из неё выход. Добряк Хэддас совершенно не представлял, что ему делать дальше. Он понимал, что вырвать младенца из рук дочери можно будет, наверное, только вместе с этими руками. И даже если сейчас оставить его, чтобы выкрасть позже – Динди не успокоится. Он впервые видел дочь такой, и, признаться, порядком испугался. Это была не юная девочка, а настоящая волчица, к тому же не обременённая излишним интеллектом. Она была способна на всё, и Хэддас это прекрасно понимал.

Другое дело его супруга. Она по-прежнему цеплялась за фантазии, что ей каким-то образом удастся заставить дворню молчать, и что тайну ещё можно было уберечь. Ей не хотелось верить в очевидное, и потому госпожа Хэддас продолжала с надеждой смотреть на мужа, ожидая, что тот проявит характер, а также с явным неодобрением поглядывала на сына.

Сеньор Хэддас оказался меж двух огней. С одной стороны его прожигала страшным безумным взглядом дочь, и рядом с ней верным союзником возвышался Бруматт. С другой стороны он ловил укоряющий и молящий взгляд жены. Он ощущал то же, что, должно быть, чувствует человек, втащивший на острый скалистый пик огромный валун. Любое движение – и камень обрушится вниз по одну, или по другую сторону пика. Беда в том, что и там, и там – многолюдные города, и какие-то из них неизбежно будут сметены вырвавшейся из повиновения глыбой…

– Папа… – внезапно чётко и внятно проговорила Динди и заплакала. Ещё мгновение назад она казалась городской сумасшедшей, что тянут изъязвлённые руки навстречу прохожим, сидя в собственных испражнениях, а теперь же больше походила на маленькую девочку, горько плачущую над потерянной куклой.

Это решило всё. Сеньор Хэддас больше не сомневался.

– Ребёнок остаётся с нами! – срывающимся от слёз голосом произнёс он.

Он вновь сделал попытку подойти к дочери, и на этот раз она молчала, лишь широко и нелепо улыбаясь сквозь потоки слёз. Она ласкала дочь, а та смешно морщилась, когда ей на лицо падали горячие крупные капли. Хэддас осторожно присел на краешек кровати и нежно поцеловал протянутую ему руку Динди. С другой стороны на кровать плюхнулся счастливый Брум, понимая, что уже безумно любит это маленькое чудо, и что сердце его было бы разбито так же, как сердце сестры, если бы малютку всё же отняли.

Лишь госпожа Хэддас, недовольно фыркнув, развернулась и ушла. Впрочем, Брум знал свою мать – она не сможет долго дуться. Он был уверен, что вскоре она станет любящей и нежной бабушкой.

На двенадцатый день после рождения девочки, Брум торжественно внёс племянницу в небольшую арионнитскую часовню, расположенную в поместье, для обряда наречения18. Гордый и счастливый нарекатель перед лицом Арионна и его служителя, местного жреца, а также перед десятком присутствующих здесь же гостей и членов семьи, объявил имя нового человека, пришедшего в этот мир – Риззель.

Динди, принявшая вновь наречённую на руки, сейчас выглядела почти нормальной – счастье и какое-то умиротворение практически стёрли черты дебильности с её лица. В этот миг она была действительно красива, так что сердце Линда, будь он здесь, вполне могло бы ёкнуть при виде неё. Тем более, что формы девушки после родов обрели полноту и округлились, так что она не выглядела сейчас как девочка-подросток.

Примечания