– Что?!
– Ноги шире! – с возмущением ответила девушка.
– Зачем?
– А это вы Костика спросите, – сказал я.
– Какого? – полицейский был на грани помешательства.
– Да, капитана вашего, который нас сюда привёз! – несдержанно выпалила девушка.
– Ах, этого… – майор подошёл к окну и посмотрел на улицу, словно сверяя своё состояние с действительностью происходящего.
Я покосился на незнакомку, и она подмигнула, мол, дальше – в том же духе.
– Ну хорошо! – бодро произнёс майор. – Тогда предлагаю посмотреть, что же пишет Костик! Прошу ознакомиться с рапортом капитана Варавы.
Он протянул мне листок с рукописным текстом. Погрузившись в чтение, я узнал, что, выполняя свои служебные обязанности, которые подавались пафосно и геройски, как в наградном листе, Варава столкнулся с циничным проступком. В результате чего ему были нанесены оскорбления в словесной форме. В скобках была указана суть оскорблений: «дурнопахнущая ж.».
– Простите, товарищ майор, а что означает это «ж»? – с неподдельным любопытством поинтересовался я.
– Ну, очевидно, капитан Варава имел в виду… – он посмотрел на девушку и осёкся. – В смысле…
Недоговорив, полицейский кивнул как бы назад.
– Простите, не понял? – переспросил я.
– Ну как что? Задница, одним словом, только в более разговорной форме.
– Не было этого! – решительно возмутилась девушка.
– Ну как же не было – Варава-то пишет! – настаивал он. – Вот и свидетель Чибанашкин подтверждает.
– Не знаю никакого Чебурашкина! Не было этого! – настаивала девушка.
– Кажется, понял, товарищ майор, – сообразил я. – Действительно, во время инцидента мной было произнесено слово, которое не было адресовано капитану Вараве, а характеризовало ситуацию в целом.
– И что же это было?
– В начале было слово, и слово это было «пердимонокль».
– Что?!
– Ничего особенного. Пер-ди-мо-нокль, – повторил я по слогам. – Это французское слово, использовавшееся в русском обиходе ещё до революции. И произошло оно от двух слов «перди», что значит «терять» и «монокль», помните стёклышко с диоптриями, которое зажимали бровью. А означает это словосочетание «крайнее удивление». Я думаю, что Варава не совсем правильно интерпретировал меня, хотя и понимаю – в попытке разобраться он пошёл по пути упрощенчества и как школьник стал переводить иностранные выражения тупо… Простите, я хотел сказать, просто… подставляя русские аналоги. Так, монокль в его трактовке мог быть истолкован как половина очков, то есть…
– Я понял! – прервал меня майор, на лице которого читалось недоверие.
Он поднял трубку телефона, пробежал пальцами по кнопкам и произнёс, когда на том конце провода ответили:
– Борзов, у тебя интернет работает?.. Это хорошо. Посмотри пердимонокль… Нет, я тебя не обзываю! Есть такое слово или нет?
В кабинете воцарилась пауза, девушка склонилась ко мне и шёпотом спросила:
– Где вы такие словечки находите?
– Студентом в электричках кроссвордами приторговывал.
– Говори, Борзов… – прервал нас голос полицейского. – Есть? И что оно означает? Да хватит ржать, Борзов!.. Ага, понятно.
Положив трубку, майор глубоко вздохнул и, посмотрев на нас, коротко бросил:
– Идите-ка вы отсюда, филологи фиговы! Работать не дают!
– А это? – я показал глазами на лист в своей руке. – А это оставьте мне. В рамке повешу – на память! Попрощавшись с майором и пожелав ему как можно быстрее получить вторую звёздочку, мы без всяких осложнений покинули отделение. Несмотря на прохладный ветер, на солнце было тепло, а молодая нежно-зелёная листва создавала прекрасное весеннее настроение.
– А вы неплохо держались! – сказал я девушке. – В вас явно пропадает актёрский талант.
– Хотите предложить мне роль Пятой крысы в вашем спектакле?
– Ну, зачем же пятой. Третьей будете?
– А роль со словами?
– Не волнуйтесь, специально для вас автор перепишет сцену.
– А можно такие, чтобы я обращалась к Четвёртой крысе, той, что с секирой: «Дорогой крысец! Как же вы меня задолбали!»
– А вы предпочитаете монолог или диалог?
– Монолог, в котором все остальные, а особенно Четвёртая, безмолвствуют!
– И это в наших силах! – сказал я и, не желая более навязывать своё общество столь экзальтированной особе, улыбнулся и пошёл к машине.
Сумасшедшая история! За два дня незнакомка вызвала у меня столько эмоций, что хватило бы на несколько лет весьма насыщенных отношений. Обидевшись на «крысца», я шёл и не находил слов. В груди всё клокотало. Срочно нужно было подумать о чём-то хорошем. О чём же? О! Может, помечтать о профессорской внучке? Итак, лет в сорок я по протекции родственников жены уже первый заместитель директора института. С Борисом Серафимовичем – директором – на короткой ноге. Вот он кладёт руку мне на плечо и говорит что-то о науке, о моей роли в наших работах, конечно же, что я – его опора и надежда… Фу, примитивно!
– Эй вы! – раздался сзади голос, который не предвещал ничего хорошего.
Я остановился и, не оборачиваясь, произнёс:
– Мне кажется, несколько минут назад мы нежно простились. Так позвольте поинтересоваться, что вам ещё нужно?
– Почему вы всё время хамите?
– Позвольте, я лучше пойду, – сдерживаясь, выдохнул я.
– Нет, не позволю!
Голос прозвучал весьма воинственно! Я даже обернулся. По её лицу понял, что она тоже еле сдерживается.
