Тот лежал на спине, широко раскинув в стороны все четыре лапы, и, громко урча, наслаждался тем, как нежная рука хозяйки поглаживает его бархатистое брюхо.
Изабелла делала это с самозабвением, как вдруг ее чувствительные пальцы нащупали на животе зверя что-то непривычное, некое уплотнение с правой стороны. В паху.
«Что это?» – испугалась Изабелла и принялась исследовать живот Гуяра внимательнее.
Кот выглядел вполне здоровым, и серьезных причин для беспокойства вроде бы не было, но настроение Изабеллы было безнадежно испорчено. Тревога красной ржавчиной осела на ее сердце.
Вечером к Гуяру был приглашен врач.
Изабелла пригласила его, чтобы избавиться от этого тревожного чувства. Она надеялась, что ветеринар лишь посмеется над ее мнительностью и она спокойно заснет.
Но ветеринар, обследуя живот Гуяра, сделал страшные глаза и перепугал Изабеллу окончательно.
– Кота нужно срочно отвезти в больницу, – заявил он, закончив осмотр. – Надо сделать анализы.
– Какие анализы? Что с ним? – прошептала Изабелла побелевшими губами.
– Пока никаких поводов для беспокойства нет, – сдал на тормозах ветеринар. Он испугался, что ему опять придется откачивать вместо кота хозяйку. – Но что-то конкретное я смогу сказать только после обследования.
Обследование закончилось в один день, и в результате его выяснилось ужасное.
У Гуяра обнаружили рак в такой стадии, что московские врачи от операции и лечения отказывались.
На Изабеллу было страшно смотреть.
– Лучше бы уж я заболела, лучше бы я! – рыдала она.
И никто не мог облегчить ее страданий.
Антон не отходил от супруги ни на шаг.
«Что за несчастная судьба, – думал он, – одно горе за другим».
Ему хотелось убежать, спрятаться, чтобы не попасть в магический круг этих несчастий.
У него была своя, восхитительная жизнь, и он боялся несчастий, как мнительные люди боятся инфекций. Боялся, но вахту возле супруги не сдавал. Существуют же какие-то важные вещи!
И в тот самый момент, когда Антон, умирая от жалости, стоял на коленях перед кроватью Изабеллы и клялся, заламывая руки, сделать все для спасения Гуяра, отец Михаил с Лидочкой вышли из здания аэропорта.
Он знал, знал заранее, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет, но, не понимая, что еще можно предпринять, продолжал двигаться по намеченному маршруту, веря, что Господь не оставит его.
На улице стоял страшный мороз. Какой-то ненормальный для средней полосы. Казалось, что даже воздух превратился в прозрачный лед.
Достав из сумки шерстяное одеяло, батюшка закутал в него Лидочку и встал перед входом в аэропорт, не понимая, как быть дальше.
В таком огромном кипучем городе он еще никогда не был.
И опять, как все в этом путешествии, решение из его рук выскользнуло, потому что к нему, осеняя себя на ходу крестами, подошел солидный мужчина средних лет.
Солидность его состояла в том, что он был очень надежно одет, во все чистое, теплое, и взгляд священника, непривыкший видеть хорошо одетых людей, почему-то перенес это впечатление на личные качества незнакомца. Поэтому, когда мужчина предложил подвезти, батюшка, обрадовавшись такой удаче, бездумно уселся на заднее сиденье заграничного автомобиля.
Лидочка cразу уснула. Она была так безразлична к своей судьбе и окружающему ее миру, что любопытство, столь свойственное детям ее возраста, в этом измученном тяжелой болезнью ребенке никак не проявлялось.
Зато любопытству батюшки не было предела. Он без устали крутил головой, поражаясь тому, что люди сотворили из мира Божьего.
Конечно, он не раз видел по телевизору московские улицы, но это было совсем другое, нежели самому оказаться в самом сердце вертепа.
Картины за окном менялись с такой невероятной скоростью, что казалось: вот сейчас все промелькнет в одно мгновение, и жизнь закончится.
Было страшно и как-то по-нехорошему весело. Но все-таки больше страшно. На протяжении всей поездки водитель угрюмо молчал, и только время от времени батюшка встречался глазами с его напряженным взглядом в зеркале заднего вида.
Не прошло и получаса, как машина остановилась в маленьком проулке. Справа и слева ровными рядами тянулись гаражи, своим видом напоминавшие их деревенские сараи.
– Приехали, – заявил водитель.
– А где же дом-то? – поинтересовался батюшка.
– А дом там, за гаражами, – заверил водитель. – Я туда подъехать не могу. С тебя… – Водитель на мгновение задумался и назвал такую сумму, что у отца Михаила перехватило дыхание.
– Ты что, мил человек, – попытался протестовать он, – разве за полчаса такие деньги брать можно?
– Можно, нельзя! – возмутился водитель. – Сначала цену спрашивать надо, а потом садиться. Ты все-таки в Москву приехал, здесь все так.
От трубного голоса водителя Лидочка беспокойно заворочалась.
«Не буду препираться», – подумал батюшка, расплатился и вышел. А водитель завернул за гаражи, припарковался у подъезда и пошел на девятый этаж рассказывать жене, как ловко он объегорил иногороднего попа.
Доехал из аэропорта до дома, а поп расплатился да еще тройную сумму дал.
Батюшка с поклажей и Лидочкой на руках долго шел вдоль гаражей и наконец выбрался на большую дорогу.
Здесь в бешеном вихре мелькали прохожие и автомобили. Достав из сумки записку с адресом, отец Михаил выделил из толпы несущуюся прямо на него молодую женщину и открыл рот, чтобы спросить, как пройти к дому.
Но женщина неожиданно пронеслась сквозь него и так же неожиданно растворилась в пространстве.
Тогда батюшка обратился к мужчине, который стоял у фонаря и совсем по-деревенски лузгал семечки.
Мужчина взял из рук священника записку, долго, с удивлением рассматривал ученический почерк Лизаветы, которым она записала адрес, и безмолвно вернул записку обратно.
– Так вы не знаете, как мне по этому адресу пройти? – поинтересовался батюшка.
– Тоже, нашел, у кого спрашивать! – послышался сердитый женский голос откуда-то сзади.
Батюшка оглянулся и увидел размалеванную физиономию в завитых кудрях.
– Чурка, он же по-русски ни бум-бум… – Для убедительности женщина постучала по кудрям кулаком и тут же, перепрыгнув через священника, вскочила в автобус и уехала.
Отца Михаила охватило отчаяние. Силы его были на исходе.
