Страшно только в первый раз
– Не хочу я тебе ничего доказывать, – возбужденно бурчал квадратный Сбитнев, в котором без труда угадывалась как минимум вторая степень ожирения. – Господь велел приносить скотину в жертву. Вот пост – другое дело, а во все остальные дни…
– Я за тобой наблюдаю, – невозмутимо твердила Инга, открывая бутылку минералки. – Ты за заливным уже горячее отправил в желудок, и это не считая спиртного и оливье. А водка – это серьезные калории!
– Вот и посвящай всю жизнь их подсчету. А я жить хочу. Сейчас масса способов быстро и без последствий сбросить вес. Хоть двадцать кило в месяц!
Инга снисходительно покачала головой, как бы говоря: «У-у-у, как все запущено!» Вслух она высказалась несколько иначе:
– Все, что сбрасывается быстрее трех кило в месяц – либо онкология, либо недиагностированный диабет первого типа, либо все это временно, то есть скоро килограммы обязательно вернутся. Кстати, недавно американцы провели интереснейшее наблюдение. Оно длилось два года с лишним. Шоу Маккормик – для тех, кто интересуется. Могу рассказать, если хотите.
Со всех концов стола послышались заинтересованные голоса, один лишь Сбитнев сидел и молча улыбался, дескать, мели, Емеля…
– Американцы – люди конкретные, – начала издалека Ревенчук, зачем-то подмигнув Петру. – И если какую-то цель поставят, то расшибутся в лепешку, но сделают. Они нашли спонсоров, разыскали пятерых самых тучных людей, вес которых зашкаливал за полторы сотни. Я все привожу в килограммах, не в фунтах, чтобы было наглядней…
– Мы понимаем, не лохи, – уточнил Лунегов, за что был удостоен такого испепеляющего взгляда рассказчицы, что замолчал и принялся накручивать на палец свои кудри.
– И в одном из выпусков шоу толстякам было поставлено условие: если они за год достигнут идеальной массы тела, ориентируясь на свой рост, то получат сто тысяч долларов. Маккормик, если вы помните, сама – толстуха, заявила это на всю страну. Естественно, всех официально взвесили, все зафиксировали. Никто из зрителей не верил в успех, подчеркиваю, это были те еще толстяки.
– Что им разрешалось делать? – поинтересовалась Монро. – Фитнес, тренажеры, диеты, сжигатели жира? Мне, надеюсь, такое не грозит, но, на всякий случай, надо… взять на вооружение.
Последние слова девушки потонули в хохоте.
– Уж кто бы говорил, Анжел, – хохоча громче всех, заметила Пресницкая. – Помалкивай уж!
– Можно было использовать любые методики, – продолжала Инга поставленным голосом, – вплоть до липосакции. Понимаете, это были люди, которые вообще никогда не худели, только полнели. Но сумма в сто тысяч кого угодно заинтересует. За редким исключением.
И снова Инга бросила короткий взгляд на Петра, чем вывела его окончательно из себя. Он, что ли, это редкое исключение?
– Ладно, не томи, – взмолилась Элла. – Хоть один достиг поставленной цели? Все-таки год – достаточный срок.
– Все пятеро достигли, представляете! Выпуск, когда они демонстрировали свои стройные фигуры, набрал фантастический рейтинг, был напичкан рекламой по самое «не хочу» и, тем не менее, оправдал себя. Каждый получил свой выигрыш, но никто не знал, что им уготовано на десерт.
– Ха-ха, это еще не все? – восторженно заметил Буйкевич, собираясь выпить за окончание рассказа. – А я-то обрадовался, лопух!
Уже поднятую рюмку с водкой ему пришлось поставить на стол.
– В качестве десерта прозвучало суперпредложение Маккормик, – в полной тишине продекламировала Инга, словно вела свое собственное шоу. – Тот, кому удастся сохранить данный вес в течение следующего года, получит приз в полмиллиона баксов!
– Почему мы живем не в Америке? – затопал ногами Сбитнев. – Я бы там разбогател всего за какую-то пару лет.
– Не льсти себе, – отреагировала рассказчица. – Там такого добра, как ты, выше крыши. Тебя бы не взяли в шоу.
– Давай заканчивай, – загудел Буйкевич. – Очень выпить хочется. Каков результат на следующий год?
– Результат нулевой, – махнула рукой Ревенчук. – Ни один не удержал вес! Все показали прежние цифры, а кто-то даже переплюнул их. И пятьсот тысяч долларов не помогли. Это я к тому, что похудеть – даже не полдела… Четверть! Удержать достигнутый вес намного сложней. Особенно, если худеешь быстро. Здесь работает чистая психология: мне осталось потерпеть совсем немного, получу бабки – потом уже можно расслабиться. Поэтому худеть надо медленно, настраивая себя на всю оставшуюся жизнь.
– Короче, мораль такова, – решил подытожить уролог, – каждый выбирает свою стезю. И питается, и живет, как хочет…
– Так живи, питайся, – взмахнула руками Инга, – но братья меньшие почему за твой неуемный аппетит, за лишние твои килограммы должны расплачиваться? Не чем-то, а своими жизнями! Ты покупаешь котлеты, пельмени, рагу… Фактически тем самым убиваешь их.
– Меня в детстве собака покусала сильно, – выдал последний аргумент Энтони, поднимаясь из-за стола и направляясь почему-то к Петру. – Вот я и решил всю оставшуюся жизнь посвятить их поеданию.
– Собака покусала, так и питайся собачатиной. А ты поедаешь куриц, свиней да коров. Они тебя тоже покусали?
– Зато у тебя в крови не хватает нескольких аминокислот, – озлобленно бросил в ответ Сбитнев, – которые только в мясе встречаются. Может, от этого ты такая злая.
– Как мы любим переходить на личности, – едко заметила Инга. – Мясоеды – все злые. Мясо – это зло. А насчет аминокислот… Ешь орехи и семечки, восполняй – не хочу. Но тебе их нельзя.
– Это еще почему? – уролог остановился на полпути, округлив глаза.
– Потому что они очень калорийные, неужели непонятно?
Подойдя к Петру, Антон Сбитнев положил ему руку на плечо:
– Как она меня заколебала! Ты насчет покурить как? Насколько я в курсе, курильщиков больше за столом не наблюдается.
Шифровка с Марса
Петр обрадовался предложению, так как это был шанс отдохнуть от пьяной соседки. Кивнув, он поднялся и, ни слова никому не говоря, направился вслед за урологом. Уже на выходе из кают-компании поймал осуждающий взгляд Инги.
– Пора начинать съемку, – определил Сбитнев, выпуская струю синего в свете фонарей дыма. – Водка по мозгам здорово ударила, я и спекся. А от операторских обязанностей меня никто не освобождал. Следующие поколения мне не простят такой слабости.
– У тебя камера с собой? – поинтересовался Петр для приличия, хотя знал это от Эллы.
– Она всегда со мной, где бы я ни был. Мой третий глаз. А если понадобится, и четвертый. Человек не может сам объективно зафиксировать окружающий мир, он слишком эмоционален. Человек, я имею в виду. Камера все – вплоть до мело-чей – запечатлит беспристрастно. Просмотр отснятого материала помогает многое понять в происходящем, переоценить. Это моя философия, если хочешь.
В этот момент во внутреннем кармане уролога пикнуло. Он достал смартфон, сделал неуловимое движение и снова спрятал его в карман.
– Эсэмэска? – поинтересовался Петр, прикуривая потухшую сигарету.
– Ага, шифровка с Марса, – пошутил Сбитнев, чем еще больше подстегнул любопытство доктора. – У меня и ноут с собой. Сегодня же просмотрю все, что наснимаю. Каким бы пьяным ни был – это закон. Так сказать, по горячим следам. Жутко интересно.
Петр вспомнил объемистую сумку, которую видел у Сбитнева на стоянке. Вот и ответ на вопрос. Камера плюс ноут – объем что надо.
– Пациентов в кресле во время осмотра не пробовал снимать? – решил съязвить Петр, которого словоохотливость коллеги начала понемногу напрягать. Как и минуту назад рядом с Пресницкой. – Отснятый материал пользовался бы спросом.
– Это что, шутка такая? – напрягся уролог. – Я смеяться должен?
– Извини, – пошел на попятную Фролов, – если неудачно пошутил. Но ты же сказал, что камера всегда с тобой. Вот я и подумал, что и на работе тоже.
– Ладно, проехали… Слушай, я спросить хотел, – уролог осмотрелся вокруг, словно боялся, что их подслушают. – Что за мужика странного ко мне подселили? Валеркой зовут. Говорит, на «Скорой» работает, твой коллега, значит. Видишь, все парами как бы, а нас с ним… Он очень странный.
Петр поперхнулся дымом, закашлялся. Когда приступ прошел, положил руку на плечо уролога и с сочувствием произнес:
– Еще какой странный! Не повезло тебе, брат. Без пары нельзя.
– В каком смысле? – Уролог вновь напрягся, на этот раз не на шутку, даже глаз слегка задергался. – В том, о котором я подумал?
– В самом нехорошем. Ты – классный доктор, если почуял его странность с первого взгляда. Твои опасения не напрасны.
– Иди ты! – Энтони присел на корточки возле урны. – Этого еще не хватало! Кто его пригласил?
– Я бы и сам хотел знать кто, – щелкнул пальцами Петр. – Это ключевой вопрос на сегодня. И главное – зачем. Не может быть, чтобы просто так, без всякой цели. Что-то тут неладно в этом приглашении.
На уролога было больно смотреть. Затушив сигарету о край урны, он поднялся и застыл – растерянный, неприкаянный.
– Хоть не спи всю ночь, честное слово.
– Это как это – не спи? – развел руками Петр. – После такого возлияния? Никак нельзя.
– Ладно, посмотрим, куда кривая выведет, – махнул рукой Сбитнев. – Я, в крайнем случае, могу и в рыло заехать. Пусть только попробует!
– Вот это по-нашему, – улыбнулся Фролов.
Смартфон коллеги снова подал сигнал. На этот раз Петру удалось краем глаза увидеть дисплей.
Возвращаясь в кают-компанию в одиночестве – Сбитнев ушел за камерой, – Петр твердо знал, что это не эсэмэски. На смартфон Энтони поступала информация совершенно иного характера. Но какого именно – Петр не знал. Что делать – он не был продвинутым юзером и не раз пожалел об этом за свою жизнь. Спросить у Антона он постеснялся – не его это дело.
За столом было по-прежнему шумно. Инга снова спорила, на этот раз с Эллой. Речь касалась платных услуг.
– И так всех зажали, дальше некуда, – горячо говорила бывшая супруга Петра. – Будто у нас зарплаты, как на Западе. Ответственность – та же, уровень подготовки даже выше. С тем же лазером. Ведь помогает же процедура, пользуется спросом…
– Не только с лазером, – отчаянно жестикулируя, Инга выдавала аргумент за аргументом. – В гинекологии у нас полно платных коек, кладут на медаборты со стороны, проводят как работников профильного предприятия, то есть бесплатно, а денежки – себе в карман. Это как называется?
– Конечно, – усмехнулась в ответ Элла. – Вы же с Пресницкой подруги, ты про гинекологию знаешь все. Или почти все.
– Я правильно понял, девоньки, – вклинился в спор Стас Буйкевич. – Если Ингу Яковлевну поставят у руля медсанчасти, то всем платным услугам придет кирдык? На что тогда жить станем?
– Ни в коем разе! – возразила та, о которой только что говорил Ковбой. – Просто я наведу порядок. Нельзя зарабатывать за счет других! Необходимо все средства проводить через кассу.
– Применительно к гинекологии это звучит так, – кивая головой, резюмировал Стас, – хочешь зарабатывать на медабортах – делай их где-нибудь в другом месте. На криминал толкаешь, голубушка!
В кают-компании появилась Пресницкая, нетвердой походкой направилась к своему месту. Петр вспомнил, что несколько минут назад она изъяснялась загадками относительно Лунегова и Эллы.
– Что тут про гинекологию говорят в отсутствие гинеколога? – заявила она, усевшись рядом с Петром. – Это не дело!
Сбитнев, колдовавший до этого над смартфоном, отложил его в сторону и, взглянув в глаза Олеси, спросил:
– Говори честно, все свои медаборты через кассу проводишь или что-то себе в карман кладешь?
Уловив двусмысленность вопроса, подвыпившая гинеколог поправила очки и, ничуть не смутившись, парировала:
– Да будет тебе известно, что у меня медабортов пока не было. И если я забеременею, то непременно буду рожать, поскольку первый медаборт, даже на ранних стадиях… так называемый фармаборт… как правило, бесследно для организма не проходит!
Под аплодисменты и хохот взбудораженный Энтони уточнил:
– Для организма кого – пациентки или врача?
Пресницкая по достоинству оценила шутку уролога, изобразив аплодисменты. Потом наклонилась к Петру и вполголоса заметила:
– Это они без меня сцепились? Я имею в виду твою Эллу с Ревенчук. Немудрено. Обе – кандидатки на место главврача, которое вот-вот должно освободиться. Набирают очки. Кирилл Станиславович на пенсию собрался, вот и грызутся. Правда, у Инги шансов побольше, все-таки кандидат наук.
– Странно, – задумчиво ответил Фролов, глядя то на Эллу, то на Ингу. – Мне она ничего об этом не говорила. А еще есть кандидаты?
– Возможно, но я про них ничего не знаю. Основные фаворитки – эти две. Они, кстати, не скрывают своих амбиций. И совершенно зря! Главврач – не президент, не депутат, его не избирают, а назначают. Как в Москве решат, так и будет.
– А Кирилл Станиславович – это нынешний главврач?
Олеся в ответ кивнула, снова поправила очки и начала рассказывать о заслугах собравшегося на пенсию, но Петр не слушал. Он задумался, много ли еще секретов от него у бывшей супруги. Надо же: собралась пересесть в кресло главврача, а ему – ни слова. Сюрприз на сюрпризе сидит и сюрпризом погоняет.
Неожиданно на глаза Петру попался Сбитнев с камерой «Sony». Он, не спеша, двигался вокруг стола, медленно переводя объектив камеры с одного лица на другое.
– Ишь, приступил к своим обязанностям, – процедила сквозь зубы гинеколог. – Оператор, блин.
– Мне кажется, вы его недолюбливаете, – предположил Петр, взглянув на Пресницкую. – В чем он провинился?
– За что его любить? Порвись на мне платье, к примеру, в самом пикантном месте, он сразу же наведет туда камеру. Операторское искусство зависит еще и от того, в чьих руках камера.
Увидев, как официант поставил перед ним распечатанную бутылку красного сухого вина, Петр наполнил бокал соседки. Она, едва он поставил бутылку на место, тотчас схватила бокал:
– Дорогие друзья! Коллеги! Я хочу поднять этот бокал за единственного из присутствующих кандидата медицинских наук, за мою дорогую подругу Ингу, проложившую свой путь в науку, несмотря на все преграды. Она защитилась совсем недавно. Теперь во всех статьях, которые будут публиковать толстые медицинские журналы, рядом с ее фамилией будут красоваться эти три магические буквы – «к. м. н.»…
Морс из клюквы, наконец…
Петр слушал Пресницкую и не мог понять: куда испарился весь ее хмель? Еще пять минут назад она, что называется, «лыка не вязала», а сейчас абсолютно трезво строчит фактами – только успевай записывать. И ей аплодирует аудитория, и все действительно пьют! И он тоже выпил и закусил. Что происходит?
– Коллеги, у меня тоже родился тост! – с наполненной рюмкой поднялся Стас Буйкевич. – Давайте выпьем за тех, кого уже нет с нами. Кто отдал медицине жизнь, кто сгорел на работе, можно сказать, не жалея себя… Пусть земля им будет пухом…
Петру не понравился тост анестезиолога. Он демонстративно отодвинул рюмку и тотчас наткнулся на удивленный взгляд Пресницкой:
– Вы что, не хотите выпить за учителей?
– Я не хочу пить за покойников. Мне кажется немного неуместным этот тост здесь и сейчас.
Все вокруг одобрительно закивали, поднялись и выпили. Петр заметил, как красавица Монро, воспользовавшись тем, что ее кавалер произносил тост, выскользнула из-под его руки и поспешила покинуть кают-компанию.
Она хотела сделать это незаметно, но Сбитнев невозмутимо повернул камеру в ее сторону. Пресницкая хотела возразить Петру, но он извинился, резко встал и направился следом за Гридиной.
Если бы его спросили в тот момент, зачем он это делает, он бы не нашелся, что ответить. Просто захотелось пройтись, затекли ноги.
По пути к выходу он твердил себе: «Ничего удивительного в поведении оператора нет. Будь у меня камера, я бы тоже поспешил снять походку такой красавицы. Может, даже с большим рвением. Это нормально!»
В том, что Анжела Гридина – самая симпатичная и сексапильная из всех представительниц прекрасного пола на этом празднике, сомневаться не приходилось. Петр мысленно извинился за эту констатацию перед Эллой.
Насколько он помнил «досье», девушка работала в хирургическом отделении всего несколько месяцев. У мужчин при появлении на горизонте такой куколки возникает рефлекторное желание втянуть живот, дабы казаться стройнее, то есть – моложе. А в хирургии большинство пациентов – прооперированные, им втягивать живот не рекомендуется. Да и непросто это в раннем послеоперационном периоде.
«Собственно, ты, Фролов, сейчас нисколько не отличаешься от этих самых среднестатистических мужиков, – сказал он мысленно себе, покидая кают-компанию. – Ты, подобно кобелю, семенишь за симпатичной сучкой, пытаясь любыми путями найти оправдание своему гнусному поступку. А его нет, этого оправдания! Нет и быть не может!»
Насколько он знал из рассказов Эллы, работая в отделении несколько месяцев, Анжела столкнулась с открытой неприязнью женской части коллектива отделения. Еще бы! Опытные интриганки сразу распознали в ней серьезную соперницу. А хирурги – в основном мужчины и отнюдь не пенсионного возраста. Что ж тут непонятного?
Оказавшись в коридоре, Петр оглянулся и никого не увидел. Потом прислушался, насколько позволял гул голосов, доносившийся из кают-компании, и – снова ничего. Поднялся на второй этаж, прошел из конца в конец. Через пару минут услышал мужские голоса и топот на лестнице, понял, что добежать до туалета не успеет, толкнул ближайшую дверь – она оказалась открыта. В комнате горел свет, у окна стояла сбежавшая красавица Анжела и жадно пила воду из бутылки.
При появлении Петра она поперхнулась, нечаянно плеснув содержимое бутылки себе на платье. На то самое, бордовое, которым Петр еще на стоянке залюбовался.
– Вы что здесь делаете?! – испуганно вскрикнула она.
Петр приложил палец к губам, притворил за собой дверь, оставив узкую щелку, и принялся наблюдать за происходящим в коридоре. Вскоре на этаже появился Стас Буйкевич, за ним следовал патологоанатом Лунегов.
Подбежавшая к Петру Монро тоже увидела обоих и горячо зашептала ему в ухо:
– Если меня Стасик увидит вместе с вами здесь, будет скандал.
– Поэтому сиди тихо и не высовывайся! – приказал Петр, отодвигая девушку от двери. – Главное, не мешай. Тут затевается нечто… непонятное.
– Праздник как праздник, – недоверчиво хмыкнула она, неохотно отходя от двери. – Я из-за вас могу влипнуть. Мне скандалы не нужны!
В памяти Петра невольно всплыла фраза, брошенная совсем недавно Ингой. Той не нужны были сплетни, этой – скандалы. Какие рациональные женщины в медицине работают, однако!
– Они никому не нужны, – пожал он плечами. – Но иногда случаются, без них скучновато, вы не находите?
– Хватит философствовать! Выпустите меня, слышите…
Ответить Петр не успел, так как в коридоре Лунегов догнал Буйкевича, развернул его к себе и жестко сказал:
– Зря ты в прошлый раз это сделал. Думаю, пожалеешь еще не раз и не два… Ты раскрыт, по-моему.
В эти минуты Макс особенно напоминал Петру известного барда. Горячий, азартный, бескомпромиссный, казалось, дай ему сейчас в руки гитару – и все услышат: «Надежды маленький оркестрик под управлением любви…»
Стас, оказавшись лицом к лицу с Лунеговым, удивленно вскинул брови и развел руками:
– Ни хрена себе! Максимка? Тебе, вообще, что здесь надо? Не тебе решать, что я должен делать и как… Или забыл свои долги? А это… – Петр видел, как Буйкевич мечтательно поднял глаза в потолок, улыбнулся. – Это было давно – целый год прошел. Кто старое помянет… Сам знаешь… По-моему, все получилось достаточно эффектно, стильно, и никто ничего не заметил. Мне приятно вспоминать такое. Тебе – нет, я понимаю…
– Если я заметил, то и другие могли заметить, тем более – она.
Стас резко оттолкнул Лунегова, тот едва удержался на ногах.
– Заткнись, тебе не ясно? Не пори горячку! Ты будешь молчать – все будет о’кей, а проболтаешься – сам знаешь…
В этот миг Петр почувствовал, что его кто-то треплет по плечу. Оказывается, уже какое-то время Анжела пыталась оттолкнуть его от двери.
– Пора спускаться, пауза затянулась! Вам не кажется?
– Сейчас, – отмахнувшись, как от назойливой мухи, он бросил на Анжелу короткий взгляд. – Путь освободится, и мы спустимся.
Когда он снова прильнул к щелке, то коридор уже был пустым. Куда делись двое участников недавней перепалки, он не заметил. Однако сообщать об этом Монро он не стал:
– Ты пришла сюда водички попить? – повернувшись к ней, придирчиво поинтересовался Фролов. – Только за этим?
– Ага, жажда замучила, – кивнула она, пытаясь отодвинуть его от двери. – Давайте освободим комнату, а то мы оба рискуем, и достаточно серьезно. Неужели непонятно?!
– Но ведь на столах полно минералки, морс из клюквы, наконец. У тебя здесь какая-то особая вода?
Вздохнув, она встала перед ним, уперев руки в бока, – возмущенная, агрессивная. Он невольно залюбовался ею. От того испуга, что вспыхнул в ее глазах несколько минут назад, когда он столь бесцеремонно вломился к ней, не осталось и следа.
«М-да, настоящая куколка, – прозвучало отчетливо в мозгу. – Золотистые волосы, крохотный вздернутый носик, губки – вишневым бутончиком, а уж глаза… Кажется, такой цвет называется бирюзовым. Чувствует девица, что ей многое прощается, и беззастенчиво пользуется этим. Еще вчера – маменькина дочь, а сегодня – капризнейшее создание, проклятие мужиков. Хозяйка из нее, скорее всего, никакая. Ей бы за конспектами сидеть, сессии сдавать… В вузах, где профессура – в основном мужики. За десять лет докторскую бы защитила. Барби, одно слово… Кажется, сейчас зайдет за ширму, снимет халатик, начнет примерять одно, другое, третье…»
– Хватит на меня пялиться! – истерично крикнула Монро. Потом, испугавшись собственного крика, продолжила мягче: – Это в кайф, я понимаю, но…
Петр махнул рукой, дескать, так и быть. Повернулся, осторожно приоткрыл дверь, выглянул в коридор, осмотрелся и тихо прошептал:
– Путь свободен.
Одно с другим не стыкуется
Когда они с Монро с разницей в одну минуту вернулись в кают-компанию, то застали там странную картину. Стас Буйкевич читал стихи, как понял Петр, собственного сочинения:
И все же выше голову, коллеги!За альма-матер самый первый тост!Ведь кто-то должен в наступившем векеГадюке-СПИДу наступить на хвост!На поэта обрушился гром аплодисментов, а немного смущенный Буйкевич продемонстрировал всем небольшую книжку с ярко-малиновой обложкой:
– Друзья, вы не поверите, в издательстве «Трость» у меня неделю назад вышел сборник стихов «Капризы погоды, капризы любви». Все желающие могут приобрести его с автографом автора, подходите, не стесняйтесь. Стихи посвящены медицине, дежурствам, нашим будням. Профессии, короче…
Народ кинулся приобретать книги, а до ушей Петра донеслась едкая фраза:
– Тоже мне, автограф-сессию устроил. Капризуля, блин. Хотя, может, оно и к лучшему. Авось, не заметит отсутствия своей благоверной.
Петр не сразу понял, что голос принадлежал его бывшей жене. Ну, Эллочка… Ничего от нее не ускользает!
Он смотрел на то, как Стас подписывает свои книги, и не мог понять: тот ли это Ковбой, что каких-то пять минут назад разговаривал непонятно о чем с Лунеговым на втором этаже турбазы. Одно с другим никак не стыковалось: там – цинизм, открытое пренебрежение; здесь – высокая поэзия. Неужели перед ним один и тот же человек, не показалось ли ему там, сквозь щелку? Мог запросто ошибиться.
Что-то в этой поэтической идиллии было не так, что-то никак не клеилось с остальным, выпирало, а Петр не мог понять – что. Ковбой тем временем был поглощен раздачей автографов.
– Удивлен? – раздалось совсем рядом.
Петр вздрогнул, повернулся и увидел черные кудри Лунегова. Оказывается, лишь они вдвоем с патологоанатомом не стремились заполучить автограф поэта. Все остальные – даже скептически настроенная Элла – выстроились в очередь.
Макс держал в руке две наполненные стопки:
– Он такой у нас во время операций бывает, матом хирургов кроет, а потом – рифма за рифмой, глядишь, на книжку и насочинял. Выпьем, Петро…
– Ну, раз ты настаиваешь, – Фролов взял предложенную стопку. – Хотя еще час назад мы не были знакомы.
– Я тебя знаю, Элла много рассказывала. Я – Макс, приехал самый последний, если ты помнишь.
«И жену мою подвез заодно», – хотел добавить Петр, но вспомнил только что увиденное на втором этаже и произнес:
– Что она еще про меня… тебе? – он застыл со стопкой, которую хотел уже опрокинуть в рот. – Мне очень интересно.
– Расслабься, – Лунегов выпил, как бы показывая пример, смачно крякнул, схватил со стола ломтик черного хлеба, зажевал. – Ничего такого у нас нет. Мы – просто коллеги.
«Конечно, коллеги… – подумал про себя Петр, так и не решаясь выпить зажатую в пальцах стопку. – И со Стасом Буйкевичем ты просто коллега. Однако только что подслушанный разговор приподнял завесу над такими отношениями, где вы коллегами отнюдь не являетесь. Там, скорее, волчья стая, причем Буйкевич – вожак, а ты так, на подхвате. И год назад вы что-то натворили такое, за что ты ненавидишь вожака, но сделать ничего не можешь. Лишь скрипишь зубами да тявкаешь негромко».