Потом на административный телефон позвонила дама, которую я сегодня принимал вместе с мужем в приёмном отделении и требовала, чтобы их отпустили домой. Теперь она возмущалась в ночи, почему к ней и её мужу не пришёл доктор, не посмотрел их и не начал обследовать и лечить. Я объяснил ей, что осмотр и назначение терапии уже имело место быть в приёмном отделении, мол, отдыхай, спи себе спокойно.
– Как?! И это ВСЁ?! – вскричала она.
Как в том анекдоте: «А поговорить?!»
Такие смешные. Много сериалов смотрят, наверное, типа «Интернов» или «Доктора Хауса». По их понятиям, пациента в больнице должна встречать команда из 20 медработников минимум, его должны уложить на каталку, воткнуть капельницу и везти на огромной скорости по длинным коридорам, на ходу делая уколы, давая таблетки и делая прочие ритуальные действия. Ну и дальше огромное количество обследований на красивых ультрамодных аппаратах, интенсивная терапия, всё такое прочее.
А тут нате из-под кровати – скучно встретили, поместили в обычную палату, дали горсть таблеток. А поговорить?!)))
В начале третьего ночи я добрался, наконец, до палаты. Лола ждала меня…
В этот раз она громко стонала во время секса, я просил вести себя потише, в коридоре и соседних палатах всё слышно, на мои слова она не реагировала, и у меня не получалось заткнуть ей рот поцелуями, она целовалась, но продолжала издавать звуки.
– Не могу сдерживаться, – сказала она потом извиняющимся тоном.
У меня сложилось впечатление, что она это делает специально. Прошлый раз она же смогла сдержаться, причём без видимых усилий, без сжатых зубов, судорог, засосов, и царапанья моей спины. Так же, как в санпропускнике, в котором никого не было, и там можно было орать в полный голос.
Утром я спросил, храпел ли я во время сна, она ответила, что нет, вот только шибко сильно «юлтузился». Что означало «ворочался». Да, что было, то было, я не могу спокойно спать, постоянно ворочаюсь, пытаясь найти удобное положение.
Глава XXX, в коей повествуется о суточном дежурстве 7–8 июня в моём родном ковидарии, о милых чертах характера мой юной подруги Лолы, а также подводятся итоги месячной работы нашего ковидария и делаются некоторые выводы
Суточное дежурство 6–7 июня в больнице № 1 (родном ковидарии) оказалось на редкость спокойным. Меня дважды вызывали в приёмное отделение, всего я провёл в противочумном костюме около 6 часов и принял 8 больных, плюс, как невролог, осмотрел одного больного в реанимации. Ночью привезли ещё двоих, но меня не стали будить, и за меня сходил в приёмное отделение другой доктор, в обязанности которого входило ведение инфоклиники и обходы больных в отделении.
– Не стал тебя беспокоить… – многозначительно кивая головой, сказал он мне утром.
Касаемо моей юной подруги Лолы – у нас сразу сложился формат отношений, отличавшийся лёгкой развязностью и граничивший с благостным дуракавалянием. Она была из тех немногих, кто весьма непринуждённо матерится и говорит скабрезности, и кому это идёт. Кому то мат не идёт вообще, в устах Лолы это звучало вполне естественно и даже мило. Будучи нерусской, Лола использовала в своей речи всё богатство русского языка и в плане владения оным могла заткнуть за пояс иного чистокровного русского.
– Здравствуй-здравствуй, хуй мордастый, – такими словами она меня приветствовала, нараспев, своим тоненьким птичьим голоском, и я «валялся под столом» от хохота. Если бы мне это сказал кто-то другой, я бы обиделся.
«Расскажи… как ебутся ежи», «Андрей Болт Конский», «Ты чего такой грустный, хуй сосал невкусный?»
Мне и до этого было известно, что язык не абсолютная вещь, что никакое слово не может быть абсолютно неправильным или абсолютно оскорбительным. Всё зависит от контекста и намерений. Особенностью Лолы было то, что она возвела всё это в абсолют. Она могла сказать: «Пошёл в пизду!», что в её устах означало «Скорей войди в меня!»
Ни с кем из бывших девушек не мог я так непринуждённо разговаривать о выделениях, выходящих из тела, об отверстиях в теле, сексуальных фантазиях, и тому подобном. Какими бы раскрепощёнными они ни были, у каждой были какие-то запреты, границы, и правила. У Лолы никаких табу не было в принципе.
Однако, несмотря на заключённую в её слова телесность, своим поведением Лола устанавливала для собеседника рамки приличий. Резонно было бы предположить, что она какая-нибудь «шалашовка», «спермобак», и постоянно должна находиться в окружении брызжущих слюной кобелей, в грубой форме предлагающих совокупиться. Но ничего такого не происходило. Да и её Медвежонок напоминал скорее домашнего пёсика, чем уличного кобеляру. Было что-то, женственность и здравомыслие, и что-то ещё неуловимое, что защищало её от прямолинейного подхода со стороны мужчин. Она заставляла их относиться к ней, как к хорошей девочке, и только последний мужлан мог быть невежливым при таком раскладе.
Что касается работы.
За месяц, что мы работаем как инфекционная больница, через нас прошло 302 пациента (сейчас находится 124, из них 100 ковид-подтверждённых, из этих 124-х – 75 пневмоний, из которых 44 ковид-подтверждённых, 10 человек в реанимации, один на ИВЛ).
Скончалось за месяц – всего 7, это 2 % от общего количества. Все пожилые, изначально тяжёлые, с кучей хронических диагнозов. Сомневаюсь, что это лично коронавирус их убил. Для сравнения: за январь похоронили больше 40 больных из около 300 прошедших лечение в стационаре, это к вопросу о тяжести ковидных пациентов и тяжести наших обычных профильных пациентов.
Большинство этих наших нынешних коронных пациентов – бессимптомные или лёгкой степени тяжести, которые, согласно рекомендациям, могут наблюдаться/лечиться амбулаторно.
Эти данные некорректно экстраполировать на все больницы города и тем более страны, потому что, возможно, нам повезло, а, скорее всего, руководство больницы взаимодействует с отделом эвакуации и «скорой помощью», и нам везут в основном нетяжёлых больных, потому что у нас нет пульмонологического отделения, и, соответственно, нет специалистов-пульмонологов. У нас нет компьютерного томографа, мало кислородных концентраторов, нет стационарного кислородного концентратора, производящего кислород в промышленных объёмах. Кислород к нам по старинке привозят в баллонах.
Таким образом, основной удар принимают на себя хорошо оснащённые больницы, в которых есть пульмонологическое отделение. Смертность у них выше.
Итого, оценивая ситуацию в целом, можно сделать вывод: перепрофилирование практически всех больниц под инфекцию и «обсервацию» оказалось ненужным, бессмысленным и даже вредным, с учётом того, что из этих больниц вышвырнули реально тяжёлых пациентов. Которые нуждались в госпитализации и желали остаться в больницах, в отличие от нынешних наших пациентов, которые практически поголовно не понимают, зачем их упекли в больницу, которые возмущаются и пишут жалобы. Что характерно, нынешняя лечебная тактика идёт вразрез с клиенто-ориентированной политикой «удовлетворения пациента», которую обозначил министр здравоохранения в начале года.
Справиться с «пандемией» могли бы инфекционные больницы и пульмонологические центры. «Обсервации» в том виде, в каком они существуют, это рассадники заразы. Того, кто это придумал, надо самого туда поместить на обсервацию, чтобы он оценил все прелести соседства с туберкулёзными бомжами и прочей швалью.
В нашей больнице закрытыми оказались отделения травматологии, хирургии, урологии, реабилитации, гастроэнтерологии и терапии, которые никогда не пустовали. Пациенты, которых насильно выписали в конце марта, оказались без необходимой им помощи. Никуда перегоспитализироваться они не смогли, потому что остальные больницы также закрылись.
Вот она, цена победы над ковидлой. Мы лечим одних за счёт других.
Глава XXXI, в коей повествуется о новогодней поездке в Сочи, злополучной, бессмысленной и беспощадной
Итак, мы взяли билеты на поезд… точнее, Ирина оплатила их моей картой… также она забронировала двухкомнатную квартиру в семиэтажном доме в центре Сочи в трёх минутах ходьбы от моря.
30-го декабря 2017 г мы выехали из N-ска, а на следующий день около часу дня прибыли в Сочи. На такси доехали до места, обустроились, расплатились за жильё, прогулялись по набережной, пообедали в кафе. Ближе к вечеру отправились в супермаркет за продуктами. Народу было не протолкнуться. Пришлось выстоять очередь за едой. Выбор, надо заметить, был огромный – салаты, закуски, мясные блюда, всё, что душе (и желудку) угодно. Набрали полную тележку и еле дотащились с пакетами продуктов до дома.
До полуночи ещё оставалось время, и мы снова пошли на море. Пешком дошли до порта, поглазели на яхты, пофотографировались, не спеша пошли обратно. Народу было очень много, почти как летом.
Я улучил момент, чтобы позвонить сыну, пока Ирина с детьми пошли к морю. Пришлось отойти подальше, чтобы не было слышно шума прибоя.
Поздравив сына с наступающим новым годом, пожелав всего самого наилучшего, приняв ответные поздравления и закончив разговор, я вернулся к своим. О которых сыну ничего не было известно. На самом деле, зачем уподобляться героям идиотских сериалов и знакомить детей с новыми сожительницами: «Вот, сынок, познакомься, это моя новая… кхм… не знаю, как назвать… а это её дети, кхм». Или рассказывать о них детям по телефону, если они живут в другом городе, как в моём случае: «Привет, сынок, звоню тебе с моря, слышишь шум прибоя… как-то так, да… я тут не один, приехал отдохнуть со своей новой… кхм… не знаю, как назвать… и её детьми, кхм… Ну как ты там? Как там твоя мама?»
А потом он приезжает к тебе в гости, ты его встречаешь на вокзале с этой, как её там, не знаю, как назвать… и он спрашивает: «Это та самая, с которой ты был на море, вместе с её детьми?» А ты такой: «Нет, сынок, это уже другая, познакомься!»
Незачем мешать солёное с кислым.
В начале двенадцатого мы вернулись в арендованные апартаменты и стали готовиться к новогоднему застолью, сервировать стол, разливать напитки.
Дом был современный. Квартира на третьем этаже, которую мы арендовали, изначально была студией без перегородок, площадью примерно 70 квадратных метров. Покупатель изменил её таким образом. Когда заходишь в квартиру, попадаешь в просторный, метров на 40, холл, без деления на прихожую, кухню и зал. Напротив входа – кухонный гарнитур с плитой, мойкой, шкафами и тумбами. По правую сторону диван-кровать, кресла и журнальный столик. По центру помещения и чуть правее – обеденный стол со стульями. Телевизор в правом углу. Стеклянная, а точнее, «стеклопакетная» стена отделяет холл от спальни. Получается, это два смежных помещения. В спальне большая кровать, две тумбочки и шкаф-купе. Окна спальни на две стороны.
Санузел находится в противоположной стороне от спальни, то есть налево от входа. В нём ванна, душевая кабинка, раковина, унитаз, стиральная машина. Есть окно на улицу, очень удобно для проветривания.
…Новый год мы встретили самым обыденным образом: шампанское, оливье, селёдка под шубой, телевизор)))
* * *
Первого января, после пробуждения, мы позавтракали и вышли на прогулку. Было около полудня. Ночью шёл дождь, было свежо и сыро. Мы шли по главной улице, идущей параллельно набережной. На лавке лежал гражданин, видимо, наотмечавшийся вчера до полной отключки. Что характерно, никто к нему не подходил, не вызывал «скорую помощь». Меня это приятно удивило, – после творящейся в нашем городе вакханалии, где пьяный сброд подбирают не только в центре города, но и в таких местах, куда нормальный человек никогда не пойдёт. Всегда удивлялся, когда фельдшера «скорой помощи» рассказывали, откуда привезли очередного бомжа. Они с трудом находили место, откуда поступил вызов от очередного гражданского активиста. Что он делал в этой глухомани, которую даже бродячие собаки обегают стороной?!
Итак, мы прогуливались по центру города, когда я увидел «скорую помощь» и чисто непроизвольно выругался. Хотя я был не на работе, и не мне принимать клиента, которого везёт этот транспорт. Я проследил взглядом – машина направлялась не в ту сторону, где лежал на скамейке алкаш. И вздохнул с облегчением. Есть же нормальные города, в которых напрочь отсутствуют гражданские активисты.
Мы прогулялись по парку «Ривьера», выпили бодяжного кофе, и сходили на шоу с дельфинами.
Вечером Ирина пообещала, что уложит детей спать и придёт ко мне, разбудит, если я к тому времени засну, чтобы вон чего сделать… но так и не пришла и не разбудила, а осталась спать с детьми на диване в зале.
* * *
2 января.
Меня бы вполне устроило времяпровождение в шезлонге на берегу моря, но у Ирины была идея фикс: показать детям все достопримечательности. И мы поехали на автобусе в Олимпийский парк.
По прибытию, не успели пройти и 500 метров, как сын Ирины Дима стал ныть и выть, по обыкновению, что он устал и не может больше идти. Меня всегда удивляло, что он таким образом пытался добиться – чтобы его понесли на руках? Или вызвали лимузин для перевозки Его Высочества!?
