Имея на борту много железа довольно близко к этому чудесному тонкому прибору, я решил пойти для определения поправки компаса в Гринхит, где прилив слабый и самые большие суда удобно настраивают свои компасы. Эта операция заняла целый день, как и у стоявшего там русского парохода. Мне так же важно было направлять «Роб-Рой» верным курсом, как и любому московиту, чтобы он мог правильно идти на своем корабле с непроизносимым названием.
Поправки компаса определяют следующим образом. Судно ставят в бухте Гринхита и с помощью верпов и специальных буев выставляют носом на разные компасные курсы. Пеленг по компасу на борту (под влиянием притяжения судового железа) определяет наблюдатель на судне, а истинный пеленг сигнализирует ему другой наблюдатель на берегу, компас которого не подвержен влиянию железа на судне. Таким образом устанавливается ошибка в каждой позиции, и необходимые поправки записываются на карточку в виде таблицы, например:
Для курса N держать на N?E,
для курса NtE держать на NNE, и так далее.
Половина румба на картушке компаса кажется мелочью, но такое отличие в курсе может оказаться важным, чтобы избежать мелководья или найти гавань.
Но вот компас идеально откалиброван для работы, и теперь можно поговорить о якорях. Мне нужен был достаточно тяжелый якорь, чтобы он хорошо держал при сильном приливе, в плохую погоду и особенно ночью, чтобы можно было спать без беспокойства. С другой стороны, якорь должен быть достаточно легким, чтобы его мог поднять и уложить один человек, причем в те драгоценные секунд 20 времени, когда якорь уже оторван от грунта, но паруса еще не забрали ветер и яхту несет приливное течение, а на тебя смотрят с соседних яхт, опасаясь навала – как это неизбежно и случается с разиней и увальнем.
После долгих раздумий и сбора мнений многочисленных консультантов «Роб Рой» был оснащен 50-фунтовым оцинкованным якорем Тротмана с 30 фатомами[4 - Якорь Тротмана похож на адмиралтейский, но его веретено качается в плоскости тренда и рогов; фатом – 6 футов, 30 фатомов – около 55 м. Прим. перев.] цепи, а также еще одним 20-фунтовым Тротманом с пеньковым канатом.
В таком плавании операции постановки на якорь и снятия с него, безусловно, относятся к наиболее трудным и рискованным. Каждый раз в новом месте, в новых обстоятельствах, и все должно быть сделано одной парой рук.
Вы входите в гавань, и менее чем за минуту вы должны охватить взглядом положение двадцати судов, ход прилива, направление ветра и глубину воды; причем не только в данный момент, но и представив, что будет через шесть часов: ветер переменится, изменится течение и суда развернутся, или соседу потребуется место для отхода, или подойдут другие суда.
Приняв все это во внимание, вы должны немедленно определить место, где будет достаточно воды, чтобы не сесть на мель в отлив (и в то же время не слишком глубоко); причал, до которого вы сможете добраться сейчас и отойти завтра; рядом не должно быть мурингов отсутствующих судов, за которые можно запутать свою якорную цепь; холодный ночной ветер не должен дуть прямо в каюту, и тем более в нее не должна лететь пыль с известковой баржи. А вон еще и угольный бриг с чумазыми грузчиками; если остановиться тут, намазанный вкусным желтым маслом бутерброд может тут же оказаться черным.
Заинтересованность в благополучном совершении этого подвига усиливается, когда видишь, как настороженно смотрят на незнакомца причалившие раньше, всем своим видом говоря, как они надеются, что вы не подойдете слишком близко. Неудача грозит тяжелым штрафом в судебном разбирательстве, поломкой фальшборта или дырой в боку, или бессонной ночью, или долгой возней с распутыванием якорных концов, или всем этим вместе. А также возражениями и комментариями каждого яхтсмена в пределах угрожаемого круга.
Несомненно, самый неприятный результат плохого управления – повреждение чужой лодки; не могу не отметить с величайшим удовлетворением, что после не менее чем двухсот якорных стоянок, а также плавания в переполненных портах и реках «Роб Рой» ни разу даже не поцарапал краску на другом судне.
Недалеко от меня был пришвартован прекрасный старый фрегат, теперь бесполезный для войны, но бесценный для мира – «Чичестер», учебный корабль для лондонских беспризорников. Эти юноши были совершенно отличны от тех, что на «Вустере», но они тоже английские ребята, и каждый англичанин должен что-то сделать для них, если заботится о настоящем или будущем Англии.
Раньше бледные и убогие, худые, бездомные и бессердечные, теперь в своем деревянном речном доме они румяные, опрятные и чистые, полные энергии. Капитан и офицеры учат их новой жизни, открывая добрые перспективы и честные средства к существованию британского моряка вместо жалкого попрошайничества или ужасной компании тюремной камеры. Эти дети – вопиющий позор для миллионов соверенов в банковских книгах, и нам придется тяжело ответить, если мы позволим этому продолжаться. Напомню и о исправительном судне «Корнуолл» в Пурфлите. В Приложении мы вернемся к ним и расскажем об этих судах подробнее.
Над «Роб Роем» всегда развевался вымпел Клуба каноэ (белый, с веслом поперек буквы «С»), а на бизань-мачте – еще один белый флаг с названием яхты. Шесть цветных сигнальных флагов поднимались по мере необходимости.
В погожий ясный день, когда действительно началось мое плавание, все флаги были подняты, а «Чичестер» приспустил свой флаг в знак приветствия. Ребята облепили такелаж, трижды звонко прокричали «Ура!» и «Во Францию, сэр!». Мой флаг-лейтенант ответил на приветствие, и мы попрощались.
Каждый раз, когда я плыву по благородному потоку Темзы к морю, она выглядит для меня по-разному. Я видел Темзу с больших и малых пароходов, с палубы индийского корабля, с планширя куттера и кормы броненосца, с гребной лодки и с байдарки, проникал почти во все закоулки и протоки, в некоторые из них по дюжине раз, но всегда перед глазами было что-то новое.
Жизнь на Темзе образует собственный мир, отдельный от жизни на берегу. День на реке начинается за час до восхода солнца. Вас приветствуют веселые голоса и приветливые лица, и кажется, что тут нет ни увечных, ни больных, ни бедных. Тот простой факт, что ты на реке, вызывает своего рода братское чувство к другим морякам и лодочникам. Возникает чувство, что эти люди и даже их суда составляют вместе с вами особый народ. Да, конечно, на берегу довольно много других людей, но ведь они на берегу. Несомненно, они полезны, чтобы обеспечить нас, водоплавающих, маслом, яйцами и хлебом, которые они производят; мы с удовольствием смотрим на их зеленые лужайки и густые деревья; слышим, как поют жаворонки на высоте, и кричат павлины, и все это очень красиво. Мы стараемся сочувствовать людям, укорененным на земле, но сами в это время свободно скользим на свежем ветерке по набегающим волнам.
В свою очередь, сухопутное население часто смотрят на нас с некоторой жалостью: «вон, в кораблике, бедные ребята сидят в каюте, спят в гамаках, взаперти». Возможно, для каждого из нас хорошо, что его точка зрения, какой бы она ни была, становится для него центром мировоззрения.
Проселочная дорога через лес и поле обладает несомненным очарованием для ботаника (которое сильно задержит прогулку с таким компаньоном); так же и для водника каждый участок большой реки порождает поток событий, незаметных для сухопутных жителей.
Среди сотен проходящих вокруг лодок и судов нет даже двух совершенно одинаковых на вид, и каждое судно занято своим делом. Какое пиршество для жадных глаз и ушей! Звон якорной цепи, «Йо-хо!» работающих матросов, хлопанье огромных парусов – я люблю все эти звуки, даже пронзительный визг шкива с удовольствием треплет мой слух, а нос благодарен запаху дегтя.
Тем временем мы идем к Ширнессу; «Роб Рой», будучи самым маленьким и самым последним пополнением яхтенного флота Англии, приковывает взгляды многих моряков. Яркое солнце сияет на его новых белых парусах, яркие флаги радостно развеваются на ветру, волны плещутся и играют на полированных бортах из красного дерева.
Пройдя Мидуэй и обогнув Гарнизон-Пойнт, мы бросили якорь рядом с яхтой «Whisper». Тотчас же нас гостеприимно встретили другие моряки, англичане, французы и бельгийцы, и приятные встречи продолжались потом все путешествие.
После чая с клубникой и дамской болтовни (приятной и на берегу, а на воде в десять раз больше) оркестр в синих жакетах на борту военного корабля играл музыку; над нами светила луна Огромные старые боевые корабли стояли вокруг, красивые, но уже ушедшие в прошлое. Новый фрегат рядом выглядел вовсе не поэтично и даже уродливо, но, без сомнения, мог очень веско высказаться тяжелым бортовым залпом. Когда он громоподобно вздохнул, выпустив пар, содрогнулись все окна.
В Ширнессе начался прилив… посетителей к «Роб Рою». Поймав среди них мальчишку, я велел ему смазать мачту. Он и его друзья были так довольны, что, когда мы снова пришли туда несколько месяцев спустя, они принесли мне в подарок свежих мидий. Они высоко ценятся, правда, только любителями, но гораздо ценнее была сама их благодарность – редкий дар.
Внутреннее устройство «Роб Роя» своеобразно, поскольку оно было разработано специально для одиночного плавания. Я не встречал (по крайней мере, не смог найти) описания яхты, предназначенной для такой цели и успешно проверенной в плавании, поэтому думаю, что будет полезно описать устройство «Роб Роя».
Как уже говорилось, самым важным было обеспечить безопасность. Она обеспечивалась шириной (семь футов), прочно прикрепленным болтами железным кильсоном, водонепроницаемыми отсеками и двойной обшивкой. Наружная обшивка была сделана из полированного гондурасского красного дерева, а внутренняя – из желтой сосны с прокладкой парусины между ними. Свой вклад в безопасность яхты вносили также ее крепкая, прочная палуба, невысокие мачты и паруса, а также спасательная шлюпка (тузик).
Затем мы должны рассмотреть способность яхты устроить свой «экипаж» с надлежащим комфортом. Разумеется, речь не идет о роскоши. Но яхта должна позволять сохранять здоровье и хорошее настроение, в ней должны быть условия для отдыха и экономии сил, которые нужны для физической работы. Было бы недопустимо переутомление длительной тревогой, бодрствованием и напряжением.
Усилия, необходимые для поддержания приемлемых (можно сказать – цивилизованных) условий жизни на борту должны быть минимальны, а действия, необходимые в случае опасности, как можно менее обременительны. Все устройство яхты не раз было тщательно продумано и усовершенствовано, в том числе во время стоянки в Каусе, где находятся лучшие яхтенные верфи. Я могу утверждать, что для мореплавателя-одиночки каюта «Роб Роя» – по крайней мере, хороший образец, а может быть, и основа для следующей разработки.
Сейчас я не могу предложить радикальных улучшений планировки, но конечно, буду рад использовать опыт других моряков. Оборудование маленькой лодки для одного человека нельзя считать пустяком, поскольку в какой-то степени этот опыт полезен и для яхт большего размера, а значит, для всего благородного флота морских бродяг, восстанавливающего мужество и энергию, открывающего новые стороны природы и воспитывающего моряков для защиты наших берегов.
На рисунке ниже видно, что «Роб Рой» полностью запалублен, за исключением открытого кокпита у кормы, который имеет площадь три квадратных фута и примерно такую же глубину. Для защиты от заливания кокпит и главный люк окружены прочным комингсом.
Со стороны кормы кокпит закруглен и полностью закрыт. Посередине находится сиденье, на котором может лежать большая пробковая подушка, она же спасательный круг. Пробковый пояс, который нужно носить вокруг талии, убран под сиденье. Под настилом уложен балласт, перед которым есть колодец, в котором собирается вода от брызг и течи. Ее можно откачивать на палубу ручным насосом с резиновой трубкой.
Кокпит отделяет от каюты прочная переборка. Она сделана наклонной, чтобы внутри образовалась удобная покатая спинка и увеличилось пространство, в котором можно вытянуть ноги и сменить позу. Переборка поддерживает большую мягкую подушку, и все это служит диваном, на котором можно сидеть, откинувшись, во время чтения или письма. Подушка хороша и когда укладываешься на ночь, по крайней мере, когда обстановка позволяет поспать.
Приготовление еды во время дождя.
Перед сиденьем на перегородке висит нактоуз с компасом, защищенным толстым стеклом, и фонарь, всегда готовый к работе. Опыт показал, что не стоит откладывать подготовку фонаря (да и всего прочего) до ночи или момента, когда что-то понадобится. Вы всегда должны быть полностью готовы ко всем событиям.
Над нактоузом находится карта, вернее, ее прямоугольный кусок, вырезанный из большего листа и содержащий все, что будет нужно на день. Другие части также должны храниться там, где они будут легко доступны. Дождь и брызги размягчают бумагу карты; однажды моя карта в плохую погоду почти растаяла, и мне пришлось запомнить ее линии и цифры и весь остаток дня доверяться памяти.
Чтобы в следующий раз не допустить такой неприятности, я сделал рамку со стеклянной передней частью и подвижной задней, что позволило хорошо защитить карту. Отличное приспособление, когда руки и все вокруг мокрое, и бумага размокнет за пять минут.
Рамка снимается со своего места, так как иногда ночью необходимо поднести ее к фонарю. Рядом в кожаной петле закреплена небольшая лупа, пользоваться ей приходится часто.
Компас[5 - Во время плавания был подготовлен ряд предложений по использованию жидкостного компаса, которые положительно оценены RNLI.] установлен так, что его хорошо видно и сидя, и стоя. И даже, как на следующем рисунке – лежа на палубе и прислонившись к подушке, подпираемой бизань-мачтой. Не помешает обернуть вокруг себя пару раз шкот, чтобы сонный рулевой не свалился в воду. Эта несколько женственная, но очень удобная поза для несения вахты на палубе была найдена только в ходе плавания. Теперь мне кажется странным, что я в хорошие дни часами продолжал сидеть в кокпите прямо (стараясь лишь немного сменить позу). Только после многих дней я для разнообразия выбрался на палубу в корме и улегся там, весьма эффективно отсрочив усталость даже при плавании круглые сутки.
Разумеется, рулевой может выполнять свои обязанности лежа как на диване только при легком ветерке, мягких волнах или при длинных переходах одним галсом на большой глубокой реке.
При посвежевшем бризе и волнующемся море, а также на лавировке такая расслабленность скоро прекратится, да она и не нужна. Мускулы и энергия моряка подкрепляются живым движением и освежающими порывами ветра, скуке тут места нет. Для разминки достаточно работы со снастями и изменений положения тела, требующихся для управления яхтой. В такое время яхтсмен на практике научится управлять движением любой части своего тела от головы до ног, слившись воедино с румпелем, этим чутким и чувствительным центром яхты, передающим ей все чувства рулевого.
Иногда я сидел низко, едва выглядывая из колодца кокпита и время от времени поглядывая на компас, а румпель при этом прижимался к моей шее. Иногда лежал ничком на люке, положив голову на обе руки, локти на палубу и ногу на румпель. Каждый день надо было готовить и есть, не оставляя при этом управление яхтой. Самая трудная операция состояла в том, чтобы с комфортом съесть в таких условиях вареное яйцо, потому что одна рука держит яйцо, а другая – ложку; кроме того, еще есть хлеб и соль, и все это может опрокинуться или рассыпаться с ужасным результатом.
На дне кокпита лежит острый топор, ничем не закрытый и готовый для немедленного использования. Им можно перерезать или обрубить любую снасть, якорный конец или что-нибудь еще, требующее немедленного исправления. Рядом лот с веревкой, намотанной на дощечку, как делают мальчишки, запуская воздушный змей. Лучший способ определить глубину, особенно ночью – измерить конец лота во время его протягивания, расправляя руки на всю ширину между ладонями.
В двух больших кожаных карманах, закрепленных в кокпите, лежали длинный нож, различные веревки, линейка из слоновой кости (на ней показания можно считать и ночью) и хороший бинокль Стюарда, купленный на Стрэнде[6 - Даже в самый хороший бинокль трудно увидеть еле видный на горизонте объект, и мне было легче различить первую тусклую полосу земли вдали невооруженным глазом. Важно не только увеличение, но и широкий угол зрения. Но бинокль очень помогал, когда нужно было разглядеть надпись на буе или цвета на башне маяка.].
Слева от сиденья на стенке кокпита есть дверца примерно с квадратный фут, закрепленная на петлях так, что в открытом положении она становится столиком; за ней находится наше кухонное хозяйство, или, говоря на морском языке, камбуз.
Это цинковый ящик с отделениями, в которых помещаются плоский медный чайник, сковорода, в которой можно разогреть на обед, и еще одна, в которой мы будем готовить яичницу на завтрак.
Бесценная русская горелка (см. Приложение) стоит внизу, рядом с ней запасная – она очень мощная и нужна в ненастье. Иногда я спешно закрывал камбуз, чтобы его не залило, и гудение горелки было слышно даже изнутри.
Оборудование камбуза завершают железная эмалированная тарелка и тряпка. Все остальное, с чего мы начинали, было усовершенствовано до неузнаваемости, ибо как душа остроумия – краткость, так и сердце изобретения – простота.
В пространстве позади камбуза лежит трубчатый футляр с флагами, которые могут украшать мачту при входе в новую гавань. Просунув руку в углубление за сиденьем, мы извлечем штормовую бизань, прочный треугольный парус, который следует использовать только в тяжелую погоду. К его установке надо подготовиться, опустив реек бизани и поменяв положение фала, галса и шкота.
Тогда «Роб Рой» с зарифленным гротом и стакселем окажется под уменьшенными парусами, как на рисунке на стр. 43.
