– Да, испачкается, – кивнула Карла, снова надев перчатку. – Но разве из-за этого она перестанет быть тем, чем является на самом деле? Она останется все той же белой перчаткой, просто ее белизна будет спрятана под слоем грязи. И, если ее постирать, она снова станет такой же чистой, как была. Вот так и люди. Родившись чистыми в грязном мире, они пачкаются, и, чем ближе к старости, тем сильнее.
– Жаль только, что их нельзя отстирать, как эту перчатку, – вздохнула Дашунька, глянув на отца.
– Как знать… – пожала плечами Карла.
– Вот, держи! – Дашунька протянула старушке три надутых шарика.
– Какая молодец, – одобрительно кивнула Карла. – А за то, что ты мне помогла, я могу исполнить любое твое желание. Чего бы ты хотела больше всего на свете?
– Чтобы у меня был папа! – не задумываясь ответила девочка.
– А разве у тебя нет папы? – удивилась Карла.
– Есть, но он… – Дашунька снова грустно покосилась туда, где спорили люди в черных костюмах. – Он как камень!
Карла проследила за ее взглядом.
– Да, с годами люди настолько черствеют, что становятся тверже и холоднее гранита, – вздохнув, согласилась она. – Это дети – материал мягкий: что вылепишь, то и выйдет.
– Вот был бы мой папа мягкий, я бы обязательно вылепила из него что-нибудь хорошее, – мечтательно сказала Дашунька.
– А что, хорошая идея! Есть у меня подходящий материал. – Карла полезла в свою расшитую бисером цветастую сумку, что-то вытащила оттуда и протянула девочке. – На, держи!
– Пластилин? – удивилась девочка и похвасталась: – У меня дома много пластилина. И я очень хорошо леплю!
– Такого, как этот, у тебя нет. Он волшебный! Запомни, твои теплые детские ручки смогут придать этому мягкому материалу любую форму, какую пожелаешь. Что вылепишь – то и сбудется.
Девочка восторженно приняла подарок – брусок белого пластилина.
– Ты что, волшебница? – Дашунька удивленно глянула на Карлу.
– Все мы волшебники, когда чего-то искренне хотим. Главное – верь!
В этот самый момент к ним и подбежал обескураженный увиденным Сева Пластилин.
– Ты что, с ума сошла, разговаривать с этой ненормальной? Может, она заразная! – набросился он на дочь и прорычал в сторону фотографов, которые уже защелкали фотокамерами: – Уберите свои чертовы камеры! Представляю заголовки завтрашних газет…
– Бабушка научила меня колдовать! – гордо заявила Дашунька.
– Я ей сейчас так наколдую!.. – рассвирепел Пластилин и прошипел в сторону Карлы: – А ну, пошла отсюда, жаба! Давно пора тебя в дурку сдать!..
Карла спорить не стала. Встав с лавочки, она поплелась прочь, увлекая за собой связку разноцветных шариков.
– Главное – верь! – крикнула она, обернувшись, и растворилась в однообразной толпе.
Сева же уже волок Дашуньку обратно на газон.
– Следи за своей дочерью! – рявкнул он, толкнув девочку к матери.
– Она, вообще-то, и твоя дочь! – Бывшая супруга обняла закусившую от обиды губу Дашуньку.
Сева хотел было по привычке ответить что-нибудь резкое, как вдруг встретился взглядом со своим верным заместителем Выкрутасовым. И тут же у кандидата в мэры всплыли в памяти слова этого хитрого лиса о том, что сейчас важнее думать о рейтинге.
– Да, кстати… – несколько смягчившись, сказал он жене. – Марина, сколько бы ты взяла за то, чтобы вернуться ко мне?
– Чего?!. – поразилась та.
– Ненадолго, – поспешно прибавил Сева. – Только до конца предвыборной кампании.
– Знаешь что! Я тебе не шлюха, которую можно купить за деньги! – вспылила та, кивнув на секретаршу Люсю. Та потупила взгляд. – Если я и согласилась привести на эту фотосессию Дашуньку, то лишь потому, что она – твоя наследница и от твоего успеха зависит ее будущее. Для меня же ты лишь отвратительное прошлое!
– Мариша, я вовсе не хотел тебя оскорбить, – положа руку на сердце, сказал Пластилин. – Извини. Про деньги это я и правда зря… Ну а ради, как ты сама сказала, будущего дочери? Ведь от моей карьеры зависит и ее судьба. Нам не обязательно быть семьей. Но хотя бы видимость семейной жизни мы изобразить сможем?
Марина задумалась, с сомнением поглядывая на бывшего мужа. И все же покачала головой:
– Нет, Сева. Даже видимость противна.
И, взяв Дашуньку за руку, она пошла с дочкой к автобусной остановке.
– Ну и дура, – равнодушно пожал плечами Сева и, обняв Люсю, повел ее к своему припаркованному неподалеку новому шикарному черному автомобилю.
Весь остаток дня слова старой Карлы не выходили у Дашуньки из головы. Она была еще в том возрасте, когда верила в сказки. А потому мысли девочки то и дело возвращались к подарку: а вдруг правда? Вечером, лежа в постели и кутаясь в одеяло, малышка неожиданно прервала мать, читавшую ей сказку, и спросила:
– Мама, а ты веришь в чудо?
– Конечно, верю, – улыбнулась Марина. – Вот же оно, передо мной. Чудо ты мое ненаглядное!
Она наклонилась и поцеловала дочку в светлую макушку.
– Я серьезно.
– И я серьезно. – Марина захлопнула книжку. – Ладно, чудо, спать пора.
Дашунька накрылась одеялом с головой и отвернулась лицом к стенке. Марина погасила настольную лампу и на цыпочках вышла из комнаты.
Только за ней захлопнулась дверь, девочка тут же вынырнула из-под одеяла и прислушалась. Убедившись, что в прихожей больше не слышны мамины шаги, она опять зажгла лампу и достала из-под подушки полиэтиленовый пакетик с завернутым в него подарком Карлы.
– Правда, не правда… Сейчас проверим, – прошептала Дашунька. – Ну что ж, папулечка, приступим!..
Между тем на другом конце города ее папулечка вынул из домашнего бара бутылку шампанского и, выстрелив пробкой в потолок, наполнил два бокала. Один взял сам, второй протянул Люсе. Принимая бокал, та едва его не пролила, так сильно у нее дрожали руки.
Дашунька достала пластилин. Он оказался твердым, как булыжник. Девочка принялась согревать его ладошками, дыханием, даже прижала к щеке. Пластилин долго не поддавался. И все же Дашунькино терпение взяло верх – мало-помалу материал согрелся и стал менять форму под теплыми пальчиками малышки.
Сева Пластилин в это время бросил Люсю на кровать и принялся грубо расстегивать блузку. Когда первые пуговицы поддались его нетерпеливым пальцам и блузка сползла с плеча секретарши, та стыдливо вернула ее на место.
– Я думал, что мы уже все решили. – Сева вперился в нее ледяным взглядом. – Или нет? Забыла уговор?
Люся обреченно опустила руки и позволила блузке соскользнуть с плеч.
