Я ненавижу полнолуние вовсе не из-за того, что у меня фобия, нет. Это всё из-за моей любимой Танечки. Её болезненная, иначе не назовёшь, зависимость от полной луны, появилась с тех пор, как она узнала о своём бесплодии. Вот и сейчас, едва город окутали сумерки, ненавидимый мной спутник Земли, черт бы его подрал, тут же уставился в окно, чтобы в очередной раз попытаться разрушить наше семейное счастье.
Настоящее полнолуние длится всего сутки, слава тебе, Господи! Но Таня начинает нервничать за день, а, то и за два до его начала. В принципе, я к этому уже привык и научился подстраиваться под её настроение, стараясь не доводить дело до скандала. Самое трудное – пережить пик этого природного явления. В этот день, вернее, вечер, как, например, в сегодняшний, Татьяна бывает особенно ранима. Резкие смены настроения, повышенная возбудимость, а, иногда даже истерические припадки, и всё это из-за проклятой луны!
Я сделал попытку помириться с Таней, да где там! Она даже не удостоила меня взглядом, только молча прошла в спальню и закрыла за собой дверь. Я вздохнул и направился в прихожую, решив позвонить Женьке Скворцову. Женька – это наш однокашник. В школе он был моим самым лучшим другом. В принципе, мы и сейчас дружим, просто видимся редко, он врач-психотерапевт, работает в городской поликлинике, а я инженер-программист, и работаю на одну известную АйТи – компанию. В силу этого мы видимся реже, чем нам бы хотелось. И вот, впервые, я решил обратиться к Женьке не только как к другу, но и как к специалисту. Тем более, что сегодня появилась ещё одна причина, заставившая меня это сделать, и по мне, она была не менее серьезна, чем наша вечерняя ссора.
Я, по натуре, педант, но, не до фанатизма. Просто люблю, чтобы каждая вещь в доме занимала своё место и, если вдруг замечаю, что это не так, не устраиваю истерик, а молча восстанавливаю порядок. Сегодня утром, перед уходом на работу, моё внимание привлекла оконная штора в зале. Она была небрежно отдёрнута в сторону. Я подошёл, чтобы вернуть занавеску в прежнее положение. И тут мой взгляд упал на подоконник. То, что я увидел заставило моё сердце учащённо забиться. На испачканной из-за опрокинутого цветочного горшка пластиковой поверхности отчетливо были видны отпечатки босых ног небольшого размера. По моему телу пробежал озноб. Я обернулся, и с тревогой посмотрел на закрытую дверь спальной комнаты. Постояв так некоторое время, я вернулся к следам. Их было несколько. Создавалось впечатление, что кто-то забрался на подоконник, потоптался на нём, а затем слез. Я взглянул на ручку оконной рамы – она находилась в положении «заперто». И вдруг я вспомнил, что именно сегодня будет пик полнолуния и от этого, моя тревога только усилилась. Словом, я очень испугался за Танин рассудок и, прежде чем общаться с ней на эту тему, решил поговорить с Женькой. Он выслушал меня не перебивая.
– Ничего страшного не произошло, mon cher, – резюмировал он, когда я закончил. И от этого «mon cher» мне сразу стало как-то спокойнее.
– С лунатиками такое бывает. Не обращай внимания, – продолжал он.
– Тебе легко говорить, – сказал я.
– А где сейчас Таня? – спросил Женька.
– В спальне, заперлась. Хоть бы уснула, что ли, – ответил я.
– Ты вот, что Егор, ты приезжай сейчас ко мне, поговорим в спокойной обстановке, обсудим всё…
– Ты что с ума сошёл?! – вскричал я. – А Таня?! В такой вечер, я её одну не оставлю!
– Ну, хорошо, давай встретимся завтра. Приезжай ко мне в поликлинику, можешь прямо с утра. Только Тане пока ничего не говори. Лады?
– Договорились, – буркнул я и, прежде чем он успел что-либо сказать, отбился. Через секунду, телефон зазвонил.
– Ну, ты чего трубу бросаешь? – обиженно спросил Женька и, не дожидаясь ответа, продолжал, – у тебя водка, или там, коньяк, имеется?
– Ну, имеется.
– Мой совет, это я тебе, как врач говорю. Перед сном выпей грамм сто пятьдесят и ложись спать.
– А Таня? – спросил я.
– Что Таня? – не понял Женька.
– Ей можно?
– Почему бы и нет. Вам обоим расслабиться надо и хорошенько выспаться. А завтра, обязательно ко мне, слышишь?!
– Слышу, слышу, – ответил я, – а ты уверен, что я должен быть один, без Тани?
– Уверен. Так надо, Егор. Чтобы понять, что происходит с твоей женой, мне, для начала, нужно побеседовать с тобой. Меня интересуют подробности Егор, даже мельчайшие, причём, они должны быть из твоих уст, понимаешь?
– Ладно, будут тебе подробности. Давай, пока! Спокойной ночи!
– И вам того же. Пока.
Однако, Женькин совет так советом и остался. Татьяна наотрез отказалась выходить из спальни, а один, я коньяк пить не стал. Было уже одиннадцать вечера, когда Таня, наконец, покинула своё убежище. Я страшно обрадовался, надеясь, что прощён. Но меня ждало разочарование, потому что, вместо ожидаемого примирения, я получил комплект постельного белья, означавший, что нынешней ночью, я буду спать один в зале на диване. Что ж, делать нечего и я стал устраиваться на ночлег. Обычно я сплю крепко и почти никогда не вижу снов, но в этот раз решил не спать. Мне хотелось проверить, как проведёт эту ночь моя жена. Почти целый час я ворочался, щипал себя, словом, боролся со сном всеми доступными средствами. Но, в конце концов, сдался и задремал. Проснулся я от отчаянного крика младенца. Плач был настолько громким, что у меня едва не полопались барабанные перепонки. Как ужаленный, я вскочил с дивана и с дико бьющимся сердцем бросился к спальне. Рванул на себя дверь. Свет горящего ночника открыл моим глазам ужасную картину. Наша супружеская постель была пуста! Тани в спальне не было! Страшная догадка заставила волосы на моей голове зашевелиться. Еле передвигая негнущиеся ноги, я вернулся в зал и увидел то, что панически боялся увидеть. Распахнутое настежь окно! Почти теряя сознание от дурного предчувствия, я подошёл к окну, выглянул наружу и… с облегчением выдохнул. Хорошо освещённая лунным светом, женская фигура в ночной рубашке, быстро удалялась от дома. Времени одеваться не было, и я, как был, в одних трусах и футболке, пулей выскочил на лестничную клетку. Перепрыгивая через несколько ступеней кряду, я, в считанные мгновения преодолел семь этажей и выбежал на улицу. Душераздирающий крик младенца, продолжавший звучать в ушах, и светлое пятно развевающейся на бегу ночной сорочки служили мне ориентиром. Я пустился в погоню. Я был уверен, что быстро догоню Таню, а в том, что это была она, я не сомневался. Но, откуда у неё мог взяться ребёнок? Этот вопрос прочно засел у меня в голове.
– Таня! Таня! – задыхаясь от быстрого бега, кричал я. – Остановись! Прошу тебя!
Но мой отчаянный призыв никак на неё не подействовал, более того, я с изумлением и тревогой обнаружил, что расстояние между нами не сокращается, хотя бежал я очень быстро. А вскоре я сделал ещё одно неприятное открытие. Город исчез! Испарился! И я уже бежал не по городским улицам, а по сильно пересечённой местности, среди поросших густой растительностью старых недостроенных, а может, разрушенных временем, непонятного назначения, строений. Маячившая впереди фигура в светлой сорочке то исчезала, скрываясь за очередным препятствием, то появлялась вновь. Неизменным было одно – расстояние между нами, по-прежнему, не сокращалось, но, правда, и не увеличивалось! Через некоторое время я почувствовал, что силы покидают меня. Мои ступни, исколотые мелкими острыми камушками, обильно кровоточили, а, лицо и руки, из-за частого контакта с ветками деревьев и кустарников, через которые иногда приходилось буквально продираться, чувствительно саднили. Я стал сбавлять темп и, вскоре, растеряв последние силы, вынужден был остановиться. Женщина в ночной рубашке, теперь я уже стал сомневаться, что это была Таня, в тот же миг исчезла. А с нею и крик младенца. Наступила зловещая, не предвещавшая ничего хорошего, тишина. Всё вокруг, как-будто застыло, ни дуновения ветерка, ни шелеста листьев, ничего!!! Вакуум! Я открыл рот, хотел позвать Татьяну, но крик застрял у меня где-то внутри. На ум пришло сравнение с только что выловленной рыбой, снятой с крючка. Она также открывает свой рот, пока её не стукнут по голове. Внезапно, я, с ужасом и омерзением, почувствовал, как моё тело становится добычей склизких ползучих гадов, невесть откуда появившихся у моих ног. Гигантские, толщиной с палец взрослого человека, черви, проворно ползли по моему телу вверх, и, уже, почти, достигли лица! Я попытался сбросить их с себя – да где там! Справиться с таким количеством мерзких беспозвоночных оказалось не так просто. Я снова попробовал закричать, но сделал только хуже, сразу несколько черных извивающихся особей полезли мне в рот. Превозмогая брезгливость, я сомкнул зубы и почувствовал накатывающую на меня тошноту. «Боже»!!! – едва успел подумать я, и, в следующее мгновение, ощутил, как почва уходит из-под ног. Разверзшаяся земля поглотила меня так быстро, что я, ничего не успев предпринять для своего спасения, оказался в самой настоящей могиле, похороненный заживо! Сотни, а может, и тысячи, земляных тварей тут же облепили тело. И вдруг, перед глазами, возник образ Тани. В руках она держала младенца и протягивала его мне. Я сразу почувствовал прилив сил. Задыхаясь и ежесекундно отплёвываясь, я, словно гигантский крот, стал неистово рыть жирную, кишащую червями и опарышами землю. Но мои нечеловеческие усилия ни к чему не привели, несмотря на титанический труд, я не смог вырваться из могильного плена! От недостатка кислорода лёгкие запылали адским огнём. Тело, сотрясаемое непрекращающимися судорогами, перестало подчиняться. Паническое отчаяние охватило мой надломленный разум, потому как сил, чтобы сопротивляться неизбежному не оставалось. Пронзительный крик младенца – последнее, что я слышал, прежде чем уйти в небытие.
Очнулся я в просторном, невероятно светлом помещении, в котором, к своему удивлению, не обнаружил ни окон, ни дверей. Причудливые росписи стен и потолка, стоило задержать на них взгляд, оживали, создавая иллюзию ирреальности окружающей обстановки. Что служило источником ослепительного света – оставалось загадкой. С трудом оторвав взгляд от очередного узора, я перевёл его на середину зала. Там, образуя круг, неподвижно стояли люди, одетые в длинные до пят – плащи. Их лица, скрытые под остроконечными капюшонами, разобрать было невозможно. И тут моё сердце, заколотилось так, что я начал задыхаться! В самом центре круга, босоногая, в одной ночной сорочке, стояла Таня! Бледное, исхудавшее лицо моей супруги было одновременно и торжественным, и тревожным. Я хотел броситься к ней, но не смог сдвинуться с места, ноги словно, приросли к полу. Попытка окликнуть Таню не принесла успеха. Я снова превратился в рыбу, снятую с крючка. Тогда я стал махать руками в надежде привлечь её внимание. Но это тоже ни к чему не привело. Таня упорно меня не замечала. Внезапно, справа от меня стена раздвинулась и, в образовавшемся проёме появился человек одетый в черную сутану. В руках он нёс младенца, завернутого в белоснежное шёлковое покрывало. «Монахи», как по команде, расступились, впуская «священника» в круг. «Священник» молча приблизился к Тане и протянул ей ребёнка. Не передать словами, каким счастьем засветились её глаза, когда младенец оказался у неё на руках. Не обращая ни на кого внимания, Таня оголила грудь и прижала к ней дитя. Царящую вокруг торжественную тишину нарушило аппетитное причмокивание малыша. «Священник» протянул руку и коснулся Таниной головы. Постояв так некоторое время, он убрал её и ушёл, так же бесшумно, как и появился. Я не знал радоваться мне или огорчаться. Всё, что происходило на моих глазах, напоминало сектантский обряд, и это вызывало тревогу. О чудо! Наши глаза, наконец, встретились и моё сердце, радостно забилось. Таня смотрела с такой любовью и нежностью, что у меня из глаз ручьём полились слёзы. А потом свет погас, и я вновь оказался в кромешной тьме.
– Таня! Таня! Где ты?! – позвал я. Ответа не было, казалось слова отчаяния утонули в чёрном пространстве. Совершенно обессиленный я опустился на холодный мраморный пол и закрыл глаза.
А когда открыл их, то обнаружил, что стою перед своим домом с гостеприимно распахнутой дверью подъезда. Радостное предчувствие, озарило мою израненную душу. Не мешкая ни секунды, я, одним махом, взлетел на седьмой этаж.
– Таня!!!
Я метался по квартире, словно, раненый зверь, не переставая повторять её имя. Но всё было тщетно. Горький вздох разочарования вырвался из моей груди – квартира была пуста! Я упал на колени и устремил взгляд в открытое окно. Нестерпимо яркая луна светила мне прямо в лицо. И вдруг я завыл, жалобно и протяжно. Это продолжалось до тех пор, пока я не почувствовал, как лунный свет наполняет меня, проникает во все уголки тела и от этого мне становиться легко и свободно. Двигаясь словно сомнамбула, я поднялся с колен, направился к распахнутому окну и забрался на подоконник. В то же мгновение от луны к моим ногам протянулась «лунная дорожка»! И на ней я увидел Таню! Она спускалась ко мне, словно сошедшая с картины бессмертного Рафаэля, «Сикстинская мадонна». «А ребёночек-то, на меня похож»! – подумал я и шагнул ей навстречу….
Красная стрела
Фирменный поезд «Красная стрела» сообщением Санкт-Петербург – Москва отправился с Московского вокзала Северной столицы точно по расписанию: в 23 часа 55 минут. Николай Гедеонович Глотов аккуратно пристроил под столиком свой нехитрый багаж, видавший виды черный кожаный портфель с металлической защёлкой и посмотрел в окно. Яркие огни уплывающего вокзала постепенно исчезали вдали, уступая место кое-где ещё освещённым окнам да городским фонарям, уныло созерцающим пустынные улицы большого города. Не найдя в ночном городском пейзаже ничего для себя интересного, Глотов со вздохом задёрнул шторку с ярко-красным логотипом легендарного поезда и выпрямился. Отвернувшись от окна, он с хрустом потянулся и аппетитно зевнул, предвкушая долгожданный отдых. В дверь купе негромко постучали.
– Черт! – скорчил недовольную мину Глотов, – не повезло! Всё-таки будет сосед!
– Войдите! – со вздохом произнёс он.
Дверь мягко, почти беззвучно (что значит фирма!) отъехала в сторону и в проёме показалась фигура проводника в форменной с иголочки одежде. Глотов облегчённо выдохнул.
– Ещё раз добрый вечер! – с дежурной улыбкой произнёс проводник, круглолицый гладко выбритый мужчина лет сорока.
– Чай, кофе? – предложил он, не стирая с лица вежливой улыбки, – может, что-нибудь хотите заказать из ресторана?
– Из ресторана?! – оживился Глотов, внезапно почувствовав, что основательно проголодался. – Он что работает?
– Конечно, как всегда, – ответил проводник, продолжая выжидательно смотреть на него.
– Вы знаете, – немного подумав, произнёс Глотов, – а не надо, пока, ни чаю, ни кофе. Я, пожалуй, поужинаю в ресторане. Как считаете?
– И вы будете абсолютно правы, – ещё шире улыбнулся проводник, – кухня у нас пальчики оближешь. Не пожалеете.
– Прекрасно. Что ж…
– Да, да, прошу прощения, – понял намёк проводник и закрыл дверь. Глотов окинул взглядом купе и мечтательно зажмурил глаза. Он уже и не помнил, когда в последний раз ехал в вагоне СВ и сейчас ощущал себя абсолютно счастливым человеком. Он открыл глаза и критически оглядел своё отражение в натёртом до блеска зеркале. – В целом ничего, – сделал вывод Глотов и пятернёй пригладил на голове волосы. Вернее то, что от них осталось. Глотов был почти лыс, что, впрочем, не редкость для мужчин его возраста. Месяц назад ему стукнуло пятьдесят четыре. Закончив осмотр, он сел на диван, взял со столика газету, не торопясь развернул её, но, не прочитав и строчки, отложил в сторону. Просидев неподвижно несколько секунд, он откинулся на мягкую спинку дивана и уставился в потолок невидящим взглядом. Лицо его приняло озабоченное выражение. Он силился и не мог понять причину внезапно испортившегося настроения. Поездка в Петербург принесла исключительно положительные эмоции. Да и какие они ещё могли быть у скромного бухгалтера, коренного москвича, последний раз посещавшего Северную столицу несколько лет назад. Глотов освежил в памяти всё, чем запомнился его нынешний вояж в город на Неве и убедился, что придраться было не к чему. И Эрмитаж, куда ж без него, и Спаса на крови, и, наконец, ужин в уютном ресторанчике на Грибоедовском…. При воспоминании о вечере после ужина сердце Глотова учащённо забилось, а лицо расплылось в довольной улыбке. Он прикрыл глаза, смакуя подробности, и почувствовал, как его охватывает приятная истома, возвращая ему приподнятое настроение. Повеселев, он громко хлопнул в ладони, бодро встал с дивана машинально отряхнул брюки и снова посмотрел на себя в зеркало. Темно-коричневый в тончайшую черную полоску костюм из смеси хлопка и вискозы выглядел несколько старомодным и слегка помятым, но сидел неплохо на худощавом долговязом теле хозяина. Удовлетворённо хмыкнув, он поправил узел чёрного в мелкий белый горошек галстука и вышел из купе. Освещённый приглушённым светом коридор был пуст. Это немного расстроило Глотова, неожиданно остро ощутившего потребность с кем-нибудь поговорить.
«Спят уже все, наверное. А может в этом вагоне я единственный пассажир»? – предположил он, вспомнив, что на момент посадки на перроне у вагона СВ, кроме него и проводника, никого не было. Вагон тряхнуло и Глотов, удерживая равновесие, невольно схватился рукой за поручень под окном. «Дудук-тук, дудук-тук, дудук-тук», – мерный стук колёс и лёгкое покачивание вагона действовали не хуже снотворного. Глотову даже расхотелось идти в ресторан. Он отдёрнул шторку и вгляделся в чернильную густоту бесконечного ночного неба. «Дудук-тук, дудук-тук», – веки его отяжелели, и глаза под их напором стали слипаться. Из дремоты его вывела собственная голова, которой он больно стукнулся об стекло.
– Шли бы вы спать, а то, ненароком, травму получите.
Сонливость, охватившая Глотова, мигом исчезла. Он повернулся на голос и почувствовал нарастающее волнение. Примерно в пяти шагах от него стояла молодая, определённо красивая женщина и смотрела в окно.
«Значит, я, всё-таки, не один», – подумал Глотов, пожирая глазами незнакомку.
«Однако, странно. Неужели я настолько отрубился, что не почувствовал её появления»?
