– Что же вы молчите? – настаивала Лина, не отводя от него глаз.
– Вы про кулон? – рассеяно отреагировал сбитый с толку Глотов.
– Да. Нравится?
– Нравится. Очень. Вы позволите? – Глотов навис над столом и вытянул шею намереваясь повнимательнее рассмотреть украшение. Лина чуть расправила плечи и нарочито медленно стала расстёгивать на блузке микроскопическую перламутровую пуговку. Сначала третью, потом четвёртую…. Сверху. Глотов не выдержал и клацнул зубами.
– Прошу прощения, ваш заказ.
Не меняя позы, Глотов повернул голову и уставился на официанта мутным ничего непонимающим взором.
– Ваш заказ, – вежливо, но настойчиво повторил официант. Наконец, до Глотова дошло. Шумно вздыхая, он нехотя выпрямился и равнодушно махнул рукой, предлагая официанту делать своё дело.
– Ну, так как вам моя подвеска? – обворожительно улыбаясь, спросила Лина, когда официант ушёл. Глотов посмотрел на неё, словно увидел впервые.
– Подвеска?! – удивлённо переспросил он и тут же шутливо хлопнул себя по лбу. – Ну, да! Подвеска! Она великолепна!
И восхищённо добавил после небольшой паузы: – Так же как, впрочем, и её оправа!
– Вы это имеете в виду? – Лина расстегнула ещё одну пуговку, тем самым увеличив размер декольте до неприличия. Глотов сощурил глаза и бросил на неё быстрый оценивающий взгляд. Между тем Лина, не дождавшись ответа, придвинула к нему свой бокал.
– Долейте до полного, гулять, так гулять!
– Предлагаю выпить за наше неожиданное и, смею надеяться, многообещающее знакомство! – широко улыбаясь, провозгласил Глотов, поднимая подрагивающей рукой, наполненный до краёв бокал.
– Поддерживаю! – весело отозвалась Лина, не сводя с него своих прекрасных глаз. Она только пригубила вино, в отличие от Глотова, большими жадными глотками осушившего свой бокал до дна.
– Что же вы не пьёте? – удивлённо спросил он, промокая губы салфеткой.
– Такое вино не следует пить залпом, – назидательно пояснила Лина. Глотов в ответ лишь слегка пожал плечами и неожиданно спросил: – Как насчёт выпить на брудершафт и перестать друг другу «выкать»?
– Насчёт второго – без проблем. Что касается первого…, – она укоризненно покачала головой, – ну, не здесь же!
– Тогда где и когда?! – настаивал слегка захмелевший Глотов.
– Позже, Коля. Немного позже, надо же поесть, в конце концов! – улыбаясь, проговорила Лина и потянулась за бутылочкой оливкового масла. Блузка на её груди напряглась, кулон, сверкая завораживающей желтизной благородного металла, немедленно выскользнул за её пределы и, раскачиваясь на изящной цепочке, повис в воздухе. Глотов невольно упёрся в него взглядом.
– Так это же…. Это же…! Две цифры! – догадался он и, не удержавшись, цокнул языком, выражая восхищение оригинальной работой ювелира.
– Наконец-то! – снисходительно усмехнулась Лина. Эта усмешка не понравилась Глотову, он снова напрягся, но лишь на пару мгновений. Винные пары, бушующие в голове, заставили его отбросить неприятные мысли.
– Двойка и семёрка. Хм?! Двадцать семь. Для вас…, прости, для тебя, это число что-нибудь означает? – поинтересовался он, поднимая на неё глаза.
– А для тебя? – теперь Лина смотрела на него холодным пронзительным взглядом, от которого у Глотова разом перехватило дыхание.
– Не понял! – он резко отпрянул от стола, холодея от дурного предчувствия.
– Что ты так заволновался Коля? Вспомнил что-нибудь или просто испугался? – вкрадчивый, почти ласковый голос Лины не обманул Глотова, он уже чувствовал скрытую в нём угрозу.
– Кто ты такая?! – свирепея, он резко подался вперед. Нисколько не испугавшись его порыва, Лина взяла бокал и ещё чуть-чуть отпила из него.
– Так и не можешь вспомнить меня? Ну же, Коля! Постарайся! Я слышала у таких как ты отличная память.
Глотов молчал. Его обуревали два чувства. Глубокое разочарование и закипающая злость.
– Хорошо, – сдалась Лина, – дам тебе подсказку.
Она опустила глаза и посмотрела на украшение. Потом медленно подняла взгляд на Глотова.
– Ты разве не считаешь свои жертвы Коля? Нет? Так вот я, двадцать седьмая, вспомнил?! – не отрывая от Глотова пристального взгляда Горгоны, Лина поднесла бокал к губам. Её слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. И эта бомба взорвалась в голове Глотова. Пару секунд он сидел неподвижно, глотая ртом воздух, потом судорожно вцепился руками в край стола и, скрежеща зубами от ярости, почти выкрикнул: – Ты что несёшь, тварь?! Ополоумела?!
– Неужели не считаешь? – ровным тоном продолжала Лина, пропустив оскорбление мимо ушей, – Однако странно, учитывая твою профессию. Ну, тогда может ты вспомнишь девушку, которую ты четыре года назад подкараулил на пустынной улице, усыпил хлороформом и, выдав за пьяную, увёз на такси в парк на Васильевском? А? Нет?! Не помнишь?! А что ты потом со мной сделал?! Помнишь?! Пооомнишь! По глазам вижу, что помнишь! Целых четыре года я ждала, чтобы ты, сволочь, вновь приехал в Питер. Целых четыре года! Хотя, что такое четыре года для того, для кого время уже не имеет никакого значения.
Лысина Глотова заблестела от выступившего пота. Он нервно сжимал и разжимал кулаки готовый в любую минуту броситься на неё и растерзать прямо здесь, за столом. Но вместо этого он, с трудом сохраняя спокойствие, пробормотал сквозь зубы.
– Кем бы ты ни была, твоё место в психушке!
– Моё? – удивилась Лина, – не думаю. А вот тебя туда нужно было упрятать ещё в детстве, причём навсегда.
Глотов скользнул быстрым взглядом по сторонам, нервно хохотнул и склонился над столом.
– Ты меня не проведёшь, сука! Удавлю!
Лина презрительно фыркнула.
– Это вряд ли! – издевательским тоном проговорила она. – Дважды войти в одну и ту же реку невозможно.
Глотов чуть не задохнулся от бешенства и желания схватить её за волосы и бить! Бить головой об стол до тех пор, пока её красивое лицо не превратится в хорошо знакомую ему кровавую маску. Он потянулся было к ней руками, но на полпути спохватился и опустил их.
– Что? – насмешливо спросила Лина, – кишка тонка?
Глотов опасливо покосился на посетителей ресторана и снова с ненавистью уставился на Лину.
– Этого не может быть! Ты не та за кого себя выдаёшь! – процедил он, почти не разжимая губ.
– Хороший поезд, правда? Он мне, как родной. «Сапсан» конечно быстрее и удобнее. Но «Красная стрела» для меня нечто особенное, ведь здесь работал мой отец, – Лина медленно обвела глазами помещение ресторана и вновь устремила взгляд на Глотова.
– Он был машинистом, – продолжила она после паузы, – этот поезд за двадцать пять лет стал частью его души. Так он говорил. Папа умер. Прямо на рабочем месте. Инфаркт. Видимо не смог пережить…, – Лина смотрела Глотову прямо в глаза, смотрела так, как смотрят психиатры и гипнотизеры. От её тяжёлого, проникшего в самый центр мозга взгляда, ему вдруг почудилось, что он уже никакой не Глотов, а парализованный кролик, которого готовится проглотить удав. Ярость, клокотавшая у него в груди всего минуту назад, внезапно сменилась леденящим, мгновенно и целиком захватившим его душу страхом. Он попытался встать из-за стола, но не смог, взгляд Лины буквально приковал его к месту. «Так вот я, двадцать седьмая, вспомнил»?! Каждое слово этой фразы отпечаталось в мозгу Глотова Каиновой печатью. Не в силах и дальше выносить уничтожающий взгляд Лины он отвёл глаза в сторону и вдруг поймал себя на мысли, что в ресторане, кроме них, не осталось ни одного клиента. Это открытие мгновенно вернуло ему былую уверенность. Гадливо улыбаясь, он повернулся к девушке, и оторопел от ужаса, почувствовав, как липкая паутина страха вновь обволакивает его, превращая в беспомощное существо. На глазах Глотова происходило такое, от чего кровь в его жилах превратилась в лёд. Красивое лицо Лины изменялось с пугающей быстротой!!! Оно плавилось словно свеча, гниющими клоками плоти сползая вниз. Вслед за лицом последовали шея, затем плечи, а потом и всё остальное. Довольно быстро от его недавней собеседницы ничего не осталось. Ничего!
Из полуобморочного состояния его вывел голос неслышно подошедшего к столу официанта.
– У нас солидное заведение, а вы ведёте себя крайне неприлично, – без обычной улыбки произнёс официант, – мне поручили научить вас хорошим манерам.
С этими словами, он неожиданно схватил руку Глотова, прижал её к столу и, не меняя каменного выражения лица, с размаха всадил ему в тыльную сторону ладони вилку. От нестерпимой боли, резанувшей его словно бритва, Глотов заорал, как умалишенный. Обожавший причинять боль другим, сам он её панически боялся. Не сводя глаз с торчащей из ладони вилки, он вскочил из-за стола и чуть не растянулся на полу, споткнувшись о складку ковра.
– Ты что наделал, сука?! Что ты наделал?! – падая и снова вставая, он метался между столиками, словно игральный кубик в стакане. Наконец, его прибило к стойке бара.
– Что-нибудь случилось приятель? – спросил бармен, не прерывая своего обычного занятия – протирания бокалов.
