– Двадцать восемь, – повторил Геннадий.
– Это где ж тебя так помяло-поломало… Ты где служил?
– Я не служил, – ответил Ратов.
– Ну, надо же! А я, признаться, думал, тебя в какой-нибудь горячей точке так потрепало – вишь, седой весь! Как же это тебя так угораздило?
– Угораздило, – эхом отозвался Геннадий.
Они помолчали, дожидаясь, пока официант расставит на столе тарелки, закуски, разложит приборы и разольет по маленьким рюмкам водку из запотевшего графина.
– Ну, за твое здоровье! – произнес Воловик.
– И вам не кашлять.
– Опять «выкаешь»?
– Извините, но мне так привычнее.
– Как знаешь.
Они выпили и захрустели малосольными огурчиками.
– А почему Пузырь назвал тебя генератором? – поинтересовался Леонид.
– Это прозвище.
– Любопытно.
– Ничего особенного, – сказал Геннадий, поддевая вилкой квашеную капусту. – Меня так еще в институте прозвали.
– А можно поподробнее?
– Выйдет очень долго.
– У нас еще целая ночь впереди.
– Вы меня посадите? – спокойно спросил Ратов.
– Трудно сказать, я ведь пока ничего о тебе не знаю. Что ты, например, делал на подпольном складе, что тебя связывает с Пузырем? Я понимаю, что ты, скорее всего, не преступник, но мне нужно понять, кто ты.
– Хорошо. С чего начать?
– Начни с института, с прозвища. А там посмотрим.
– Ладно, – сказал Ратов. – Когда-нибудь я все равно должен был кому-то это рассказать…
Глава 4
…Мне тогда было лет десять. Мы с друзьями отправились погулять в парк Горького. Возле неработающей карусели под навесом толпились любопытствующие. Нам тоже стало интересно. Там на небольшом столике лежал электрический прибор, как я потом узнал, амперметр, такой черный ящик с большой белой шкалой и тонкой стрелкой. Две металлические пластины соединялись с амперметром тонкими проводками. Каждый желающий мог за деньги измерить силу своего внутреннего тока, приложив руки к пластинам. И мы, нас было трое, тоже решили себя испытать, тем более, стоило это совсем недорого, а по результатам теста дядька, который все это придумал, даже выдавал какую-то бумажку. Когда подошла моя очередь, я почему-то весь напрягся, мне захотелось блеснуть перед друзьями. Я сказал себе, что я большая электростанция, и осторожно приложил руки к пластинам. Стрелка амперметра метнулась вправо и зашкалила. Мужик, следивший за прибором, даже подпрыгнул на своем стуле.
– Ну-ка погоди, парень, – сказал он и щелкнул переключателем.
Но стрелка не шелохнулась. Она оставалась в том же положении, даже когда мужик повернул переключатель до упора.
– Ничего не понимаю, – смутился он. – Или прибор сломался, или от тебя можно лампочки зажигать.
Я торжествующе посмотрел на друзей, у которых рты от удивления раскрылись, и зашагал прочь, даже забыв взять у мужика бумажку с результатом моего теста. Хотя, наверное, там и не было никакой бумажки, поскольку результаты мои превзошли возможности амперметра.
– Как ты это сделал? – спросил Игорь, один из моих друзей.
– Ну, ты фокусник! – воскликнул другой, которого звали Рубен, хлопнув меня по плечу.
Я, конечно, загордился, но мы в эту минуту подошли к одному из немногих работающих аттракционов и благополучно забыли об удивительном тесте. Причем забыли напрочь и надолго – и мои тогдашние друзья, и я сам.
А вспомнил я об этой истории спустя много лет, уже по окончании школы. Как-то сидел вечером и готовился к вступительным экзаменам в институт. Решил чайку попить. Пошел на кухню, а когда вернулся, включил в комнате свет, и вдруг – хлоп! – лампочка перегорает.
Что делать? Я ведь до того никогда не менял лампочки – у меня какой-то панический страх перед электричеством был, после того как я в детстве полез рукой в розетку и меня так шарахнуло, что я сознание потерял.
В общем, набрался я смелости и полез в стенной шкаф за лампочкой. Возвращаясь в свою темную комнату, я вдруг вспомнил тот поход в парк и просто так, ради прикола, взялся левой рукой за цоколь лампочки, а указательным пальцем правой руки прикоснулся к контакту. Каково же было мое удивление, когда спираль медленно покраснела. Я чуть не выронил лампочку. Но любопытство взяло верх – я повторил свой опыт. На этот раз спираль слегка загорелась, распространяя по комнате рыжеватое свечение. Я опять, как тогда в парке, сказал сам себе что-то про электростанцию или про батарейку, и лампочка вспыхнула в моих руках.
Я стал расхаживать по комнате, держа лампочку над головой, словно фонарик, заглядывая во все углы, но в этот момент послышался звук открываемой двери, и я поспешно прервал свой эксперимент. Это вернулся с работы отец. Увидев меня стоящего в темной комнате с лампой в руке, он бросился ко мне со словами:
– Ну, ты что, подождать не мог? Дай-ка сюда.
Он знал мое отношение к электричеству и никогда не пытался заставить меня преодолеть этот страх, поскольку сам боялся тока, не раз за свою жизнь попадал под напряжение. Прежде всего он отключил электричество в щитке на лестничной клетке. Потом, сунув мне в руку зажженную свечу, взгромоздился на табурет и осторожно, словно в патроне по-прежнему оставалось напряжение, вывернул перегоревшую лампочку. Затем так же осторожно ввернул новую и спрыгнул на пол.
Меня, конечно, подмывало рассказать ему, а потом и маме о моем уникальном эксперименте. Но я к тому времени начитался о том, как людей с необычными способностями запирают в секретных больницах и ставят на них опыты. А выступать в качестве кролика мне не хотелось. Поэтому я твердо решил сохранить это в тайне, даже от родителей.
Если я скажу, что больше ни разу не пытался воспроизвести тот необычный опыт, то это, конечно, будет неправдой. Пытался, и не раз. И у меня ничего не получалось, я даже перепробовал все лампочки в доме – думал, что первая бракованная или перегорела. Но, как я ни старался, ничего не вышло. А однажды вновь попробовал, и лампа ярко вспыхнула и взорвалась прямо у меня в руках, осколки даже лицо порезали. Хорошо хоть глаза целы остались.
Я знал про постоянный ток, про переменный и, честно говоря, не понимал, почему в одном случае лампочка загоралась, а в другом нет. Я даже заставил работать пылесос и утюг. К телевизору прикасаться не рискнул, памятуя, как взорвалась лампочка. В конце концов, пришел к двум выводам. Во-первых, каким-то непонятным образом мое тело было способно вырабатывать электричество, причем сила тока могла быть довольно высокой, и внешними контактами, на которых концентрировались заряды, служили руки. Ногами такие фокусы пока проделывать не удавалось, только руками. Причем для приборов, питающихся постоянным током, полярность всегда была одинаковая: плюс на правой руке и минус на левой. А если прибор работал от переменного тока, эта переменность включалась в моих руках сама собой. Второй вывод, который я сделал, заключался в том, что сила тока, да и вообще его наличие, зависела от моего настроения. Чем больше возбуждение, чем сильнее эмоции, неважно, радость или гнев, тем более мощные заряды концентрировались на руках. А в минуты безразличия, апатии даже крошечной искорки не высечь.
Кстати, об искорке: если я складывал руки вместе, никакого короткого замыкания не происходило, но когда я подносил ладони друг к другу, особенно в минуты сильного возбуждения, между ладонями проскакивала настоящая электрическая искра. Но обычно происходило это только тогда, когда я сам этого хотел. В другое время это были самые обыкновенные руки. Случались, правда, и самопроизвольные разряды, но крайне редко. Из всего этого я сделал вывод, что в принципе могу управлять этой энергией или, по крайней мере, могу научиться управлять ею.
Конечно, я пытался понять и причины этого явления. Ведь это же не совсем нормально, когда человек вдруг превращается в ходячую электростанцию. Все это подвигло меня даже переменить свое решение относительно будущей профессии. Первоначально я собирался стать инженером-теплотехником, как отец. А тут решил поступать на электроэнергетический факультет, о чем я заявил родителям. Они, в принципе, не возражали, тем более что это был все тот же Московский энергетический институт, куда я готовился. Решение было принято, и я отправился подавать документы.
Глава 5
В институте царило столпотворение. Наконец я нашел, где записывают на нужный мне факультет, заполнил заявление и пристроился в хвосте внушительной очереди. Спина и затылок стоявшего впереди меня парня показались мне знакомыми. Из-за оттопыренного уха показался крупный, с характерным набалдашником на конце нос, а под ним толстые и абсолютно ровные, как две мандаринные дольки, губы.
– Игорь! – я хлопнул его по плечу.
Мандаринные дольки растянулись в улыбке, и он протянул мне руку.
– Здорово! Ты тоже сюда?
– Что значит тоже?
