– Что делаешь? – поинтересовался я.
– Работаю….
– Так уже вечер?
– Я на дежурстве.
– И когда твое дежурство закончится?
– Утром.
– И с чем связано твое дежурство?
– Реанимация…
Ооо… нэт, только не это, только не медицина… Ооо…, нэээт…, нээ…т, как пел и взывал Тартарен из Тараскона. В известном произведении классика.
Подобные звуки издал и я, услышав слово, – реанимация.
Ноги
В молодости, у меня был славный и заводной друг Алик, он был чуть старше меня и чуть выше, заканчивал Мед и уже работал почти доктором, прошёл школу в скорой года три, а это даже похлеще чем Армия, в которой он конечно же отслужил в медчасти, и мы с ним составляли прекрасный тандем по охмуриванию девок. Из него, Алика, наверное, получился бы Великий всесоюзный профессиональный сводник, но тогда в СССР – «секса не было». Жаль, а так бы он точно получил эту медаль и звание «Заслуженный сводник СССР».
Так и представляю эту Госнаграду, – два стоящих в полный рост голых тела непорочных юноши и девушки, переплетенных руками и ногами в объятии, обрамлённых ромашковыми венками выполненных в золоте на подвесе, прильнувшие головы слились в целомудренном и нежном первом поцелуе, а вот цвет и рисунок ленточки на колодочке так и не могу вообразить… Возможно, что это могло бы быть красивое переплетение голубой и нежно-розовой ленточки.
Алик всегда, по зову сердца и по призванию его натуры и мятежной, и неугомонной его души, занимался духовным сводничеством друзей с девчёнками, а что у вас там дальше получалось в физическом и духовном отношении, это уже зависело от вашего умения и вас лично.
Всегда, когда Алик описывал кандидатку на знакомство приятелю, это была лишь чистая и высокая физиологическая поэзия в прозе и в простой русской речи со всеми её богатыми эпитетами и ненормативом, вся та эпоха Возрождения с её поэтами и жалкими трубадурами прошлого, выглядела уныло-хмуро и тоскливо на фоне его описаний. И романисты и поэты, древних и наших времён ни до и после него, не могли бы привести такие возвышенные и телесно возвышенные подробности в описании тела женщины, и даже если и могли бы приблизиться к Аликовским описаниям, то им не хватило бы настоящей глубины, чувственности, такого выброса искренних эмоций и достоверности в описании красоты даже простой невинной или уже познавшей порок Советской девушки. Алик, всё это описание делал с виртуозным и высочайшим природным мастерством высоконравственного и глубоко порядочного и порочного сластолюбца, начиная описывать девушку он невольно погружал слушателя в транс или гипноз своего описания, слушатель слышал не просто слова, он видел жесты и движения рук этого мастера-сводника, как мазки художника по холсту красками, и уже не нужно было никакого фото, Алик настолько точно и ясно рисовал картину в телесном строении девушки, что его описание в дальнейшем совпадало до самой мелкой детали в её внешности, все его великолепные мазки и штрихи его слов всегда находились на тех самых интересных и не очень привлекательных местах её молодого тела. И мозг слушателя уже был охвачен всеклеточным пожаром и жаром в мозге в желании увидеть именно эту девушку, с этой минуты охватывало его навсегда.
И вот, когда Алик подходил к моменту описания ног кандидатки, он мог говорить о них многими часами. Он просто завораживал и вводил вас в долгий временной ступор, как истинный поэт дадаист. О двух простых, человеческих, тем более женских и о ногах обычной девушки он мог говорить бесконечно и очень долго.
Он был как настоящий профессор медицины, который в очередной раз улетает в настоящее безумство любви и безупречного и точного знания своего предмета и бесконечности своих бескрайних знаний, и делится ими в аудитории перед своими любознательными студентами. Студенты, это конечно же видят и понимают, но они не могут противостоять этой волшебной магии учителя, настолько он завораживает и очаровывает блеском своих знаний, силой опыта и количеством доводов, что они добровольно и с радостью поддаются этому всеобщему безумию и обожанию преподавателя и предмета, и коллективно впадают в такую же гипнотическую радость от его блестящих познаний. И этот круг передачи сложных знаний, торжественно и радостно замыкается всеобщей радостью и тихим ликованием в аудитории.
Одной секунды взгляда Алика на женские ноги, хватало на часовые разговоры об этих прекрасных, или кривых, или коротких, худых или полноватых ногах. Но, если ему попадались подобающие его собственному эталону ноги, то, перед вами представал и расцветал, – Великий поэт и композитор современности, и он пел словесную оду не вот этим конкретным ногам, скажем Насти или Светы, он возносил все эти всемирные женские ноги в примере вот этих конкретных живых ног, это была вселенская ода женским ногам, это была его общая всемужская симфония ногам, это была высочайшая проза и поэтика ногам, в эти минуты, замирало всё, наверное, даже движение Земли, и выслушивая его описания девичьих ног, ну никак нельзя было остаться незаинтересованным и оставаться в стороне, и быть простым и бестелесным слушателем, у которого бы не начал воспаляться мозг в фантазиях и искреннее желание хотя бы издали увидеть эти обещанные девичьи ноги. В его словах и интонациях речи, звуках его голоса, было что-то от музыки и тонкой нежной романтичности Верди, и одновременно сила напора беспощадного Вагнера, да, Алик умел убеждать, это была величайшая мощь его слов, каждое его слово, каждое движение его руки рисующее линию ног девы в воздухе, – лодыжка, колено, ступня, полнота бедренной мышцы и обожаемая им икроножная мышца. Перед его словами, было невозможно устоять, его описания завораживали, и ты, уже безвольно впадал в гипноз от того, как он руками гладил в воздухе эти нежные и прекрасные невидимые ноги, как он воспевал оду этим мышцам и нежному смуглому или бледному кожному покрову прекрасной девушки, закрытых нейлоном колготок или которые по-королевски длинноного выглядели в прямом или расклешённом потёртом дениме клёш и на высоченных каблуках-платформах, или которые росли вполне обычным и шикарным природным способом, – из короткой женской юбки и из любой ткани или расцветки платья, которая всей своей длиной старалась и стремилась показать и восхитить мужские глаза и внушить мужчинам только одну мысль. «Только один твой взгляд, только спереди или строго сзади и оцени в своей голове это великолепие, нет, на лицо не сравнивай меня с другими, на лицо конечно же я прекраснее их всех, но, ты посмотри на мои самые стройные ноги в этом мире и оцени красоту моих коленей и длину или прелестную полноту и даже излишнюю полноту, моих стройных или полноватых, но всё равно безупречных ног…»
Алик, всегда, и как психолог рассказывал и просвещал нас о самовосприятии женщины в этом мире и её собственной самооценки от качества, и вида ног на них ходящих женщин.
По его убеждениям, – ноги любой женщины идеальны и прекрасны и это не только он так считал, всегда есть и найдётся ценитель и обожатель даже неидеальных ног. Точнее будет сказать, – любых женских ног. И это нельзя назвать перверсией или извращением. Ведь и мужчины так же загадочны в своём выборе. И притом, это никогда не выглядело со стороны Алика странно или более… И никогда никакой похабщины, только высокая поэзия и анатомия.
Странно, но он никогда не поднимался выше линии ног в своих сладких и трепетных описаниях, вот девичьи попы или груди, им почему-то никогда не воспевались.
На знакомство по его рекомендации соглашались абсолютно все парни. Перед Великой магией Алика ещё никто не смог устоять. Иногда, он честно говорил,
– Ну, на лицо она конечно не очень, но ноги!
И вновь срабатывало безотказное, как АКМ оружие, – описание ног юной или не очень юной дивы. В ногах, и о ногах, он никогда не врал, и если была излишняя полнота или изъяны в кривизне в ту, или иную сторону, он всегда говорил об этом прямо и правдиво, но даже о неидеальных ногах он говорил с искренним огнём, обожанием и блеском в глазах. И как правило, его описание ног всегда до точности совпадало с живой плотью этих прекрасных небесных созданий, как хорошая копия с картин великих мастеров.
Думаю, что клиника Илизарова, потеряла большого и талантливого хирурга по девичьим ногам. Ну, переучиться тогда, это стоило совсем бесплатно…
Меня, всегда забавляло это действо, когда Алик устраивал этот прелестный перформанс и путешествие в этот прекрасный девичий живой анатомический мир строения тела див от стопы до попы для друзей и приятелей, и хотя у меня и был свой стандарт ног, но мне Алик всегда нравился, он как доктор и товарищ, заботился о нашем здоровье. Как физическом, так и в духовном плане тоже. Он, как доктор понимал, что мы должны быть удовлетворены жизнью во всех её аспектах, как духовных, так и физических. И ещё, у него всегда с собою был медицинский спирт, который он в самых трагических и безнадёжных моментах, когда заканчивались все спиртные напитки в нашей разношерстной компании он доставал как кролика из цилиндра и всегда получал оглушительное голосовое одобрение от нас. И поэтому, он всегда был кумиром исхода наших вечеров.
В то время, я был таким стеснительным раздолбаем и пофигистом, и отличался непостоянством подруг, нет, я не был ветреным негодяем и ловеласом, который пользовался доверчивостью и неопытностью девушек, я просто был в искреннем поиске, в поиске своего романтического идеала, и Алик меня понимал, и всегда поднимал меня из грязи падений моих любовных историй из-за малоопытности, и из глупых ситуаций с девушками и поддерживал и наставничал как старший брат, и только успевал знакомить с новыми красивыми женскими созданиями.
Романы мои были бурные и страстные и конечно же утопали в безумном огне и пожарах романтики, битья посуды не было. Хотя, классические сцены ревности и пощечины были с обеих сторон.
Спустя несколько лет, в этой медицинской компании- котле, который всегда бурлил ежедневными событиями, спорами, мнениями и как всегда почему-то тёплым спиртом, я уже мог, если не на доктора, то на диплом медбрата уж точно претендовать. Думаю, теоретических знаний у меня было уже достаточно, иногда в спорах, мои друзья и подруги студентки переходили на латынь, уже на автомате говоря или споря о медицине, после употребления спирта не наружно, тем более, я был тогда очень любознателен, имел отличную память и зная уже пару языков, мог впитать ещё даже не один язык, и эта их латынь вперемежку со спиртом, матом и дымом сигарет и перекрёстными вопросами и ответами в диалогах проникала в мой мозг подневольно и свободно, когда спирт расширял сознание и сосуды, а дым сигарет приятно одурманивал мозг вводя в память новые слова на латыни…
Будущие молодые медики спорили о симптомах, диагнозах, анализах, методах диагностики, в тонкостях этой диагностики, курсе лечения, и многом другом, и долго пребывая в этой среде, подневольно становишься тоже «доктором», вот только чисто медицинской практики у меня естественно не было никакой, вернее была, но однобокая, с уклоном в физиологию и половые отношения между М и Ж, и это от них, от будущих медиков я впервые услышал это странное и даже страшное для моего тогда идеалистического слуха и восприятия отношений слово, – трахаться. Какое-то скотское слово, как мне тогда показалось.
Вот такой у них был цинизм в описании этого светлого и возвышенного для меня тогда чувства. Точнее самого наивысшего акта близости с девушкой.
Цинизм медиков неистребим, и если, вы с ними плотно и долго общаетесь, то вы незаметно для себя пропитываетесь цинизмом как формалином, и это плата за вашу дружбу, и это неизбежно и, если бы вас водили на занятия в анатомичку, кто знает, как бы вы выражались после вскрытия грудины или копошения в черепной коробке или пищеварительном тракте, и возможно, что это уже происходило бы с вами в стационаре психиатрического отделения.
Так вот, оказывается, чем я занимался, это и были мои практические первые занятия и близкое знакомство с анатомией и строением женского организма.
И спасибо моим сестрам милосердия и будущим докторшам, бескорыстным и добрым подругам, что научили многому без пошлости и привили любовь к познанию и изучению медицины, а точнее психологии и физиологии до сих пор так никем и не изученного существа, – женщины. Надеюсь, что наши совместные немедицинские телесные и душевные опыты обогатили практикой не только меня.
При близком общении и наедине, эти девушки были всегда просты, милы, добры и даже стеснительны, они так мило и нежно краснели и улыбались как барышни начала прошлого века, хотя в компании они всегда старались казаться более грубыми и более опытными чем наедине, и некоторые из них даже пытались курить, хотя их потом тошнило жутко и лицо приобретало цвет бриллиантовой зелени. Но, это у начинающих медиков у всех показная профдеформация по молодости, хотеть казаться грубее, циничнее и более опытнее. Ещё раз повторю, что все девушки были, просты, милы, душевны и очень нежны, и тактичны в близких отношениях. Никогда, в близости, ни одна из них не переступила грань пошлости или бестактности, или неуважения.
Меня в этих девушках, всегда поражал их цинизм в отношении к больным и медицине, и всегда восторгало их трепетное отношение ко мне и их близким, их чуткость, доброта и отзывчивость и готовность всегда помочь бескорыстно, и даже в толпе и даже неизвестно кому… Парадокс. Думаю, что это особый тип людей. И спасибо что они есть.
Почти «коллега», шутя подумал я о новой знакомой. В голове, у меня всплыли ясные и живые образы подруг давних лет и конечно же их стройные ноги, вместе с остатками скудной латыни в моём лексиконе, и я себя почувствовал фараоном, но только лишь в виде старой засохшей мумии, которую достали из свежевыкопанной гробницы и даже заставили ходить, и как же давно всё это было у меня… наверное, для неё я уже представляю обитателя загробной жизни.
Древность, моль и тлен…
Сигнал на планшете у неё был слабый, она то появлялась в сети, то пропадала, и иногда убегала по своим сестринским обязанностям и не отвечала. Но в целом, её дежурство было спокойным, новых пациентов не поступало и это давало нам возможность вести переписку. Так, просто, – разведка без боя, ничего особенного, просто знакомство в общих чертах и трёп. Так продолжилось до полуночи, потом поступил пациент, тут уже ей было не до меня. Она сразу предупредила, что если пропадёт в сети, то значит привезли больного, а в реанимации со временем не шутят, в этой фабрике оживления секунды решают жизнь реального человека. Всё сказанное ею, я прекрасно понимал, доводилось и мне кататься под одной лишь простынёй на каталке в оперблок, и так же наблюдать всё это будучи в гостях у уже закончивших Мед друзей. И что там твориться в реанимации в дни и часы пик, приходилось видеть не раз.
В конце разговора, выяснилось, что утром, по окончании смены она идёт на другую работу. Это меня сильно озадачило, и мне было совсем непонятно откуда столько сил в этом хрупком создании.
Так продолжалось дня три или четыре, она по моим подсчётам больше работала чем отдыхала и спала, да ещё умудрялась два или три раза сходить в тренажёрку на неделе, и как я понял не для того чтобы делать селфи.
– Слушай, ну нельзя же так себя изнурять, это же нереальная нагрузка, тем более на женский организм…
Её ответ ошеломил меня.
– Ничего, я привыкла.
– Ты хочешь быть сильной или что, я не понимаю?
– Да, хочу быть сильной. Я в зал давно хожу, нужно форму поддерживать.
– Слушай, мужчинам не нравятся сильные женщины, им нравятся женственные и слабые. Сильные и слишком самостоятельные женщины не привлекают мужчин. Счастливы именно слабые и женственные женщины. В женщине должна быть слабость, чтобы мужчина хотел её защищать, оберегать и опекать.
– Ну, что поделать, видимо не быть мне никогда счастливой…
– А, ты вообще везучая по жизни?
– Да нет, не особо. Скорее невезучая….
