А-линия

– Голодная, спрашиваю? Хочешь, в «Фарш Рояль» зайдём?

Руслана перевесила сумку на левое плечо и кивнула. Тряхнула волосами – густыми, чёрными, лёгкими, будто она надела на голову душистую ночь.

***

После прохлады улицы в «Рояле» оказалось душно и дымно. За полукруглым столом, где мы сидели обычно, ворковала парочка: моложавый мужчина и девица в драной майке. Пришлось сесть у окна; зато было видно всю площадь и кусочек речки.

– Что будешь?

Руся, надув щёки, уставилась в меню. Задумчиво постучала пальцами по исцарапанной лакировке. Долго думала и наконец произнесла:

– Цезарь. И бургер с синим сыром. В общем, как всегда. Тысяча лет просмотра меню и стандартный заказ.

– Ладно. А я… Суп, пожалуй, и бургер с двойным беконом. И, слушай, как насчёт мороженого?

– Супер!

В тепле Руслана раскраснелась, заблестели глаза. Когда официантка приняла заказ и отошла, Руся спохватилась:

– Кофе! Можно ещё капучино, пожалуйста?

– Э… Купите? Кофе? А что это?..

Голос Алины в голове прозвучал так явно, что я вздрогнул. Девушка за соседним столом обернулась, и мне на секунду показалось, что это она.

– Игорь?..

– А?

– Задумался?

– А? Да. Я тоже буду кофе. Девушка, девушка, извините, можно нам два капучино, пожалуйста?

***

Ближе к одиннадцати в кафе стало слишком накурено и шумно. Мы выбрались на воздух, и Руслане пришлось снова надеть ветровку. С реки задувал холодный, неласковый ветер, попахивало гарью – где-то сжигали листья. Сладкий запах…

Нас обоих слегка вело: у Руси из-за ночных смен давно сбился всякий режим, да и я в последнее три недели почти каждый день вставал к шести. Ира лишь недавно позволила нам с Алиной спать подольше – Алинина мозговая активность становилась всё более бурной, впечатлений, знаний и навыков с каждым днём накапливалось всё больше. Из кратковременной в долговременную память всё это переходило во сне – в настоящем, обыкновенном сне, не в медикаментозной дрёме. А судя по анализам, лучше всего это происходило с пяти до семи утра.

Из-за дурацких расписаний и сытного ужина мы с Русланой оба клевали носом, но домой в такую ясную сентябрьскую ночь не хотелось. Хотелось растянуть её на подольше, на бесконечно.

Мы прошлись вдоль набережной, потом по заросшему склону спустились к самой воде. Руся чуть не поскользнулась и в последний момент уцепилась за стебель цикория. Я подхватил её под локти.

– Оп-па!

Под ногами шуршала сухая трава и обломанные ветки. Го́рода почти не было слышно – мы стояли в низине у реки, в самом овраге. Над головой качались тополя; по воде плыли листья.

– Оп-па, – улыбнулась Руслана. В глазах мелькнули искорки от далёких фонарей. Я вспомнил, как Алина во второй день ловила солнечных зайчиков.

«Она спит, – сказал я себе. – Спит». Подался вперёд и поцеловал Русю. Звёзды, тополя и речка поплыли вбок, я вдыхал и выдыхал, а может, и нет, и видел нас как будто со стороны. Думал о том, что завтра можно не вставать рано, что становится по-настоящему холодно, что надо заплатить за квартиру и хочется дочитать за выходные «Атланта»; что у Русланы такие большие, красивые глаза в рыжую крапинку – как будто с веснушками; и что пора уже озаботиться билетами в Мюнхен – мы собирались туда в свадебное путешествие, хотя какое путешествие – так, уикенд…

Было хорошо. Было так хорошо и почти спокойно.

***

В половине восьмого меня разбудило уведомление в телефоне. Я нашарил мобильник, потянул к себе, силясь разглядеть написанное без линз. Руслана что-то пробормотала во сне, стянула с меня одеяло и отвернулась.

Сообщение было от Ирины. Ничего срочного – просто писала, что с Алиной всё нормально, я могу не дёргаться и отдыхать до завтра.

Ну и отлично. Ну и здорово. Восемь тридцать две. Можно поваляться; воскресенье, Русе тоже никуда не надо. Можно встать и что-нибудь приготовить, устроить ей завтрак в постель. Можно выйти на пробежку – я перестал бегать по утрам с тех пор, как начал заниматься с Алиной.

Я полежал, глядя в потолок, ещё секунд двадцать, потом рывком поднялся, поплотней укрыл Руслану и на цыпочках вышел на кухню. В холодильнике было шаром покати, но я уже перенял у невесты навык готовить из ничего. Достал остатки тостового хлеба, подрумянил на сухой сковородке – по двадцать секунд с каждой стороны, – соскоблил со стенок маслёнки масло. Сверху положил ореховое варенье – распечатал баночку, которую её мама ещё той осенью прислала из Нижнего. Вскипятил чайник, заварил кофе, в Русину чашку долил молока и присыпал корицей. Только потом сообразил, что у нас нет никакого подноса – я не смогу отнести это в кровать.

– Чего не спишь, Игорёш?

Она вошла босая, встрёпанная, зевая и кутаясь в мою кофту. В кармане кофты затренькал телефон.

Руслана, подпевая, скользнула по ламинату, изобразила какое-то па и протянула телефон мне.

– Пам-пам-пам…

– Алло. Алло? Кто это?

– Пам-пам-пам-пам…

– Алло? Алина? Ты?

– Пам-пам-пам-па…

Руслана резко замолчала.

– Алло?.. Алло! Тьфу… Реклама какая-то или мошенники. Или просто кто-то ошибся номером.

– Ясно. Пам-пам… Это кому с корицей? Тебе или мне?

– Тебе, конечно, я терпеть не могу. Какие планы на сегодня?

Руслана уселась за стол, кофту повесила на спинку стула. Потянулась к бутербродам, зачерпнула полную ложку тягучего зеленоватого варенья.

– Спасибо, Игорёш. Очень вкусный кофе. Удивляюсь, как ты из обычной растворимки делаешь вкуснотищу. Явно какой-то секретный ингредиент.

– Любовь, – ввернул я. Руслана хихикнула.

– А планы… Я хотела в библиотеку сходить. У меня уж Кинг сто лет не сдан. Проглотила за неделю, а сдаю полгода.

Руся обожала читать книги, но ненавидела читать с экрана. Я подарил ей на Восьмое марта электронную книжку – Руслана побаловалась с ней пару дней, а потом забросила на верхнюю полку, где скучали энциклопедии и биографии из серии ЖЗЛ. Так и ходила то в книжный, то в библиотеку.

– Хочешь, я с тобой? – храбро предложил я.

Руся откусила большой кусок, начала жевать, и вместо ответа получилась невнятная каша и брызги крошек.

– Прости, – проглотив, ответила она. – Просто ты каждый раз так самоотверженно спрашиваешь…

– А что ж делать.

Меня с души воротило от запаха библиотеки: пыльные книги, пыльные газеты, пыльные цветы, хлорка из туалета. Я терпеть не мог бродить вдоль стеллажей, а Руслана могла делать это часами, пробегая глазами аннотации, читая целые куски из середины, возвращая на места переставленные кем-то книжки, изучая полку с новинками…

– Сиди дома, Игорёша. Я сама. Я быстро.

– Да не торопись. У меня есть, чем заняться, – кивая на ноутбук на подоконнике, разрешил я. – Подлить ещё кофе?

– Да, давай кофеёчку. Такого же, с корицей. Очень вкусно. А где ты корицу взял?

– А помнишь, ты сама её сунула в ящик со специями? На той неделе осталось от пирога.

– А ты и приметил, – потянувшись ко мне через стол, усмехнулась Руслана.

– Работа у меня такая – подмечать, примечать, исследовать.

– А Алина? Это тоже кто-то с работы?

У меня внутри поднялась жаркая волна; окатило по шею, неприятно забултыхалось в животе.

– Какая Алина?

– Тебе звонили. Ты спросил: Алина? Я подумала, это кто-то с работы.

– Да. С работы, – беспечно ответил я, схватил кусок хлеба, но тот зацепился, следом потянулся пустой пакет…

– Грустное это упражнение – планка, – констатировала Руслана, глядя на разлетевшиеся по полу крошки. – Стоишь и думаешь: вот ведь вроде вчера пол помыла, а уже опять полно мусора.

– Прости. Давай я пропылесошу, пока ты ходишь.

– Да ладно. Это же шутка про планку… Я сама сегодня собиралась полы помыть. Занимайся своими делами. Прямо удивительно, что у тебя в кои-то веки выходной выпал на выходной.

Мне показалось, это был намёк или сарказм, но Руся глядела весело и спокойно; это действительно была просто шутка.

Через полчаса, собрав с полок все библиотечные книги, Руслана отчалила на улицу. Опять стояло солнце, снова было очень тепло – бабье лето, что ли? Нежаркое, красивое – если смотреть в окно выше крыш, а не на парковку перед домом, можно подумать, что это какая-нибудь Франция – побережье, Прованс…

Я захлопнул ноутбук, составил в раковину чашки – живём вдвоём, а посуды всегда, как будто полк обедал, – натянул джинсы и тоже пошёл гулять. Планировал нагнать Руслану в районе библиотеки, но задумался, и ноги, вместо того, чтобы нести к улице Мира, повели по знакомому маршруту. Я очнулся только около Староречки. Весь вспотел, пока шёл. Решил – зайду в институт, сполоснусь, что уж…

Я взбежал на седьмой этаж пешком (хоть какая-то компенсация брошенных пробежек), и к финишу сердце прыгало в груди, как резиновый мячик.

У входа в нашу секцию мне в лоб прилетело дверью.

– Ауч-ч… Ой!

– Игорь! Игорь, прости! Ты тут откуда взялся? Я думала, сегодня нет никого…

Ира выглянула из дверей красная, быстро скользнула взглядом по сторонам.

– Ты чего? Что случилось? Алине плохо?!

– С чего ты решил? – Начальница переминалась, пыталась заглянуть мне за спину. – Всё с твоей Алиной в порядке.

– А-а, – догадался я. – Ты не меня ждала. Прости, что помешал. Я могу уй…

– Что ты мелешь! – вскинулась она. – Кого я ещё могла ждать!

– Ай-яй-яй, как мы покраснели… Ир, ты б хоть предупредила.

– Так я тебе написала, чтобы ты отдыхал до завтра!

– Слушай, я не думал, что это была директива…

– Ты чего пришёл вообще в выходной?

– Да просто мимо гулял. Всё, всё! Ухожу!

Я повернулся к лестнице. Внизу хлопнула дверь – кто-то поднимался.

– Да не туда! – прошипела Ира, хватая меня и втаскивая в холл. – Иди, Алина в палате, проснулась… И не высовывайтесь пока оба!

Начальница чуть не прижала меня дверью и понеслась вниз. Я не стал подслушивать чужие тайны; нарочито громко зашагал прочь по непривычно пустому зданию.

По старому, вытертому паркету стелилось солнце. Я миновал лабораторию, где мы встречались обычно, и направился дальше, в коридор, куда выходили двери палат. Я знал, что Алина обитает в палате номер семьсот пять, но никогда там не бывал. Я вообще редко заходил в жилое крыло – временами там становилось по-настоящему опасно, а пациентка «А-линии», пожалуй, была одной из самых мирных обитательниц.

Но сейчас все здешние квартиранты, видимо, спали. Кроме неё. Почему? Ира ведь сказала, что Алина пробудет в дрёме до завтра.

Зачем я пришёл?

«Это неправильно» – заскреблось в голове.

И действительно, зачем? Пока Алина не заметила, я побежал обратно к лестничной площадке.

За матовым стеклом угадывались силуэты. Кто-то приглушённо ругался. Я остановился, не зная, куда рвануть. Ругань стихла, входная дверь скрипнула… Следом приоткрылась дверь палаты – совсем рядом. Я бросился туда, влетел, захлопнул дверь за собой и чуть не смёл Алину с ног.

– Игорь Ва… Здра… Игорь…

Глава 6

Полюбить сверхурочные

Алина смотрела испуганно и с любопытством. Она была в новых джинсах и водолазке, на голове косо, но симпатично свесилась набок косичка, зацепленная зелёным крабом.

– Привет, – прошептал я. – Тс!..

– Что такое?

Она тут же переключилась на шёпот, любопытство в глазах усилилось. Впрочем, мне тоже стало любопытно: заглянуть в её палату – это было как прийти к ней домой.

Широкая, самая обыкновенная кровать, застеленная гобеленовым покрывалом. Стул около окна, голубой тюль. В углу, выложенном голубым кафелем, – раковина и тумбочка. На тумбочке – мои книги, тетрадь, белая расчёска, тюбик с блеском.

– Ирина Валентиновна сказала, вы сегодня заняты.

– Я каждый день занят, – против воли прислушиваясь к звукам в коридоре, ответил я. – Я… сегодня хотел другое…

Что я несу? Зачем пришёл? Что мне сегодня с ней делать?

– Будем заниматься? – видя моё замешательство, подсказала Алина. – Или пойдём гулять?

– О нет, с тобой я гулять пойду ещё не скоро! Устроила ты вчера! Я думал, Ирина Валентиновна меня уволит за такое… – Алина втянула голову в плечи и глянула на меня виновато. Я махнул рукой. – Ладно, что было, то было. Сегодня не будем заниматься. Я просто тут у тебя подожду немного и уйду. Завтра позанимаемся.

– Почему вы мокрый? – серьёзно спросила Алина.

– Почему это?

– Вот… – она тронула мою футболку кончиком пальца.

– А. Я бежал просто.

– От кого?

– К тебе. Так. Всё. Алина! Хватит вопросов. Сегодня выходной. Сегодня я не учитель, я хочу отдохнуть и не отвечать.

Она уселась на кровать и похлопала по покрывалу.

– Ну тогда садитесь. Будем ждать, чего вы там хотите ждать.

Я только теперь заметил на покрывале объёмные цветные колечки. Вгляделся – резинки; видимо, Алина выкладывала узор.

– Красиво.

Она взяла резинку и середины, скрутила в пальцах.

– Я хотела сделать ленту Мёбиуса, но резиночка слишком мягкая.

– Откуда ты знаешь про ленту Мёбиуса?

Алина отбежала к тумбочке, нашарила что-то внутри. Вернулась. Протянула мне.

– Телефон? Откуда у тебя?..

– Я попросила у Ирины Валентиновны.

– И она взяла и купила тебе телефон?

– Нет, – рассмеялась Алина. – Нет, конечно. Она начала говорить, что подростки только и делают, что играют в телефоне в игры, что у меня пока нет знакомых, которым можно позвонить, что это вообще зло…

– А ты?

– А я сказала, что вы использовали телефон в качестве энциклопедии. И мне он тоже нужен исключительно для этого. Это же просто невероятно, как много слов я не знаю! И этот английский… Я начала учить. Интересный язык. Как будто грубый, но, конечно, нужно сначала поговорить с носителем, прежде чем делать выводы.

Надо же – такой монолог, а она ни разу не заикнулась!

– И что? Ира согласилась купить телефон?

Алина пожала плечами, протянула:

– Ну… Это было непросто. Но я показала ей «Рыцарей» из «Денискиных рассказов» и «Уроки любви» у Жаклин Уилсон. И убедила, как важно иметь карманные деньги.

– Погоди. При чём тут телефон?

– Она согласилась давать мне на карманные расходы. Но не каждый месяц, а авансом за полгода. Она дала мне шесть тысяч. Я купила смартфон за пять двести, и у меня ещё осталось восемьсот рублей. Я заказала на них кое-что… Должны привезти завтра. Я думаю, курьер как раз успеет к вашему приходу.

– А что ты заказала?

Алина хитро улыбнулась, но глаз не отвела.

– Это – сюрприз!

– Сгораю от нетерпения.

Я ляпнул, не подумав, но она приняла слова за чистую монету. Наивная… Счастливо засмеялась:

– Завтра узнаете!

В коридоре что-то загромыхало – резко и яростно; я бросился к двери. Алина невозмутимо встала с кровати и подошла тоже.

– Это еда, – ответила она на мой немой вопрос. – Её развозят на такой железной тележечке – из-за поварёшек похоже на старинные катапульты.

Дверь открыли без стука; на всякий случай я шагнул в сторону от дверного проёма. В палату ворвался запах сдобренной маслом каши, какао и кисловатого свежего хлеба.

– Здравствуйте, Алла Григорьевна! – весело поздоровалась Алина, ловко подставляя под черпак глубокую тарелку.

– Здравствуй, здравствуй, голубушка.

В тарелку плюхнулась клякса рисовой каши, следом нянечка, развозившая завтрак, протянула Алине тарелку с двумя кусками хлеба и молочным коржиком.

– В лучших традициях пионерских лагерей? – с улыбкой спросил я.

– Оба-на! Игорь Валентинович! Вот не ждали вас в выходной.

Я развёл руками.

– Такой уж график.

– Может, и вам чаёчку налить? – протягивая Алине кружку с кошечкой, спросила Алла Григорьевна.

– Да нет, спасибо. Я больше кофе люблю.

– У меня и кофейный напиток есть. Правда, Алиночке нельзя, Ирина Валентиновна не разрешала.

– Ну, давайте, что ли.

Нянечка плеснула из чайника в красную кружку с ручкой в виде крокодила. Дала мне. Подмигнула:

– Приятного аппетита!

– Спасибо, Алла Григорьевна, – поблагодарила Алина, относя тарелки на тумбочку. – Спасибо!

– Слушай, у тебя тут даже стола нет? Как ты ешь?

– На окне, – слегка смутилась Алина. – На подоконнике. Вот тут. Не очень удобно, но приемлемо.

Я глянул на подоконник и заметил, что угол усыпан крошками, а кое-где на белом пластике засохли пятна от чая. Руслана бы содрогнулась.

Алина смахнула крошки и широким жестом указала на улицу:

– Тут здорово. Ешь и как будто смотришь кинематограф.

Окно выходило в институтский парк, но кроме косых кривых дорожек, заросших клумб и беседки виднелись кирпичная стена и ворота, а за ними – несколько заводских корпусов, трубы, гаражи и крутые холмы, окружавшие город.

– Хотите со мной? – неуверенно спросила она.

Я никогда не ел с ней. Обычно Алина завтракала ещё до моего прихода, а обед ей приносили в лабораторию, но я в это время спускался в столовую для персонала.

– Давай попробуем, – вздохнул я и с кряхтением взгромоздился на подоконник, стараясь не расплескать «кофе». Устроившись, сделал глоток и чуть не поперхнулся. Наполовину какао, наполовину – горячая молочная хлябь. Жуткая гадость.

– Алин, тебе нравится, как тут кормят?

Она посмотрела на меня с некоторым удивлением. Действительно. Она же не пробовала ничего другого. Я попробовал уточнить:

– Тебе вкусно?

– Мне кажется, да, – после раздумья ответила она. – Конечно, я бы хотела попробовать кое-что ещё… Ирина Валентиновна говорит, со временем будет можно.

Я в который раз удивился тому, что Алину нисколько не интересует, что с ней произошло. Мы-то знали, что это искусственный блок на область личных воспоминаний. Но неужели ей самой ни капли, ни чуточки не любопытно?

Я сделал ещё один глоток и понял, что пить больше не буду. Надеюсь, Ира уже закончила со своим тайным кавалером… А Руслана наверняка вернулась из библиотеки и недоумевает, почему меня нет. Хотя нет, она бы, наверное, позвонила…

– Спасибо за гостеприимство, – сказал я, ставя кружку на подоконник. – Пожалуй, пойду.

Кажется, Алина расстроилась. Тоже поставила свою кружку на заляпанный пластик. Посмотрела на меня своими голубиными глазами:

– А зачем вы всё-таки приходили?

– Просто шёл мимо. Решил зайти.

– Но вы стояли на лестнице. Ходили туда-сюда по коридору. Я слышала.

– Алина!

– Прятались от возлюбленного Ирины Валентиновны?

– Чего?!

– Да ладно, – снисходительно улыбнулась она. – Я же знаю. Не закрывать уши и глаза – слишком большое искушение.

– Ты пугаешь меня, – с лёгкой паникой ответил я. – Мне позвать кого-нибудь? Ирину Валентиновну? Медсестру?

– Нет, – ответила она. – Зачем? Не волнуйтесь, я способна быть самостоя… тель… ной.

– Алина? Ты как? Алин?..

Она аккуратно слезла с подоконника и подошла ко мне. Легонько толкнула в грудь:

– Идите. Вы, наверное, тоже торопитесь к воз-любленной.

Ну вот. Опять начала заикаться.

– Ты ведёшь себя вызывающе.

– Я прочитала, что это значит, – кивнула она. – Оскорбляюще общепринятые нормы, раздражающе заносчиво. Так?

– Примерно, – сердито ответил я. – И не надо говорить со мной таким тоном. А ещё подумай о том, что есть вещи, которые лучше оставлять при себе! До завтра.

Я вышел, хлопнул дверью и стремительно зашагал по коридору. То, что я сказал ей, эти последние фразы, – это было гадко; будто надзирательница или чопорная классная дама. Или – ещё хуже – лощёный, пахнущий одеколоном господин учитель.

Какой-то части меня хотелось вернуться и извиниться. Алинино лицо стояло перед глазами, как наяву: дрожащая нижняя губа, нахмуренные брови, растрёпанные, густые волосы.

Но минуту назад она и вправду выглядела заносчивой. Заносчивой и… ревнующей? Я отогнал эту смешную мысль, спустился в пустой вестибюль и, никого не встретив, вышел из института. Только у проходной вспомнил, что так и не принял душ. И рюкзак не забрал. Ну и плевать.

***

Когда я вернулся домой, Руси ещё не было.

Зверски хотелось есть. В шкафу с крупами стояла коробка молока и початая пачка риса. Я покопался в недрах и нашёл кулёк грецких орехов. Что ж, вырисовывалась каша… Можно растопить сахар и сделать сверху грильяж – будет вообще пальчики оближешь.

Руслана пришла, когда рис уже закипал. Я подсыпал в сотейник сахара и обернулся.

– Приветик!

Она плюхнула на пол около стола два больших пакета. Из одного торчали бананы, другой прорвала пачка семечек.

– Ого, как вкусно пахнет. Кулинаришь?

– Ничем пока не пахнет, – проворчал я. – Кулинарю. Иди переодевайся, скоро будет каша.

– М-м… Я успею в душ?

– Успеешь-успеешь.

– Помочь не надо? – Она обняла меня сзади, положила подбородок на плечо, щекочась волосами. – Ух ты, а сахар для чего растапливаешь?

– Это будет грильяж, – сосредоточенно ответил я, гоняя лопаткой уже начавшие плавиться кубики рафинада. – Иди, иди, сполоснись.

– Жарища на улице, как будто не октябрь, – кивнула она. – Точно не надо помогать?

– Точно, точно.

Я пожалел об этих словах, как только в ванной полилась вода. Рис сбежал, на кухне завоняло дымным и горьким, я бросился открывать окно и упустил момент, когда, шипя, запузырился сахар. Кое-как справившись и убрав его на холодную конфорку, я настрогал орехи. Порезался. Грильяж будет с кровью. Сахарить кашу не стал – слегка посолил и просыпал соль.

Вернувшись на кухню, Руслана молча обозрела загаженную плиту, кастрюлю с налипшим сахарным сиропом, рассыпанный по столу рис. Протянула:

– Я справлюсь, говорил он. Ты можешь спокойно идти в ванную, говорил он…

А потом взяла тряпку, губку и живенько навела порядок, пока я разливал кашу по тарелкам и выкладывал сверху грильяж из орехов в топлёном сахаре.

– Спасибо. Прости безрукого.

– Тебе спасибо, Игорёш. Ну какой же ты безрукий?.. Просто поторопился всё разом сделать. Давай кушать.

Вопреки ожиданиям, каша вышла вкусной. Я подобрал остатки куском чесночного багета, который принесла Руслана, и вспомнил прилипшие рисинки на окне. Где я это видел?.. Точно. В палате Алины. Надо сказать Ире, чтобы хотя бы стол туда поставили. Невозможно ведь так есть на подоконнике…

– Игорёш?

– А?

– Что случилось? У тебя лицо вдруг стало – пленных не брать.

– А?..

– Серьёзное очень

– А. Это на всякий случай. Вдруг кто-нибудь смотрит. Пусть думают, что я о серьёзном размышляю.

Мы вымыли посуду, Руслана отправилась разбирать библиотечный улов, я открыл ноутбук. Включил Стругацких, «За миллиард лет до конца света», и принялся сортировать отчёты по Алине. Их накопилось больше двух десятков: за каждый день и несколько, так сказать, бонусных, от души.

Руся шуршала в комнате, потом вышла покурить на балкон. Через минуту я услышал, как в ведро бьёт тугая струя воды. Похоже, будет мыть пол… Это значило, что мне лучше всего убраться на кровать вместе с ноутом и не отсвечивать. И, конечно, ни в коем случае не бегать с мытого на немытое, разнося грязь.

Я перебрался на кровать, уселся по-турецки и подложил под спину подушку. Руслана включила свою музыку для мытья полов, и я сделал Стругацких в наушниках громче.

Она заглянула в комнату – штанины подогнуты, рукава закатаны, волосы в хвост, – что-то спросила. Я видел только, как открывается и закрывается рот. Убрал наушник, вопросительно дёрнул подбородком.

– Тебе музыка не мешает?

– Не, не. Всё в порядке.

Аудиокнига вопила вовсю – к этому примешивался плеск воды, Русланин плейлист из фолка на грани металла, громыхание, стук отодвигаемых стульев, хлопанье дверей. Я выключил Стругацких и попытался сосредоточиться на отчётах. Алина как будто глядела на меня между строк – так раздвигают полоски жалюзи, когда хотят подсмотреть за кем-то. Или наоборот – это я, я сам раздвигал металлические планки и смотрел на неё из кабинеты Иры. Вот она сидит на подоконнике, болтая ногой. Вот вскакивает из кресла. Вот, сидя по-турецки, сосредоточенно вчитывается в книгу. Вот стоит перед зеркалом в коридоре и учится расчёсываться: неуверенно проводит по распущенным волосам маленьким белым гребнем…

Я не заметил, как задремал. Меня разбудила Руся, и первым осознанным чувством был ужас: она увидела. Она прочитала отчёты.

Но экран ноутбука был чёрным.

Я захлопнул крышку и со странным, неприятно-щекочущим чувством подумал, что, кажется, пришло время поставить пароль.

Глава 7

Получить подарок

Алининой прекрасной особенностью было то, что каждый день для неё начинался, как чистый лист: она не помнила прежних ссор, не дулась, не растягивала плохое настроение. В понедельник в восемь она вскочила мне навстречу как ни в чём не бывало и подошла с солнечной улыбкой.

– Игорь Валентинович.

– Привет, Алинка. Как дела? – всё ещё чувствуя виноватый осадок, спросил я.

– Отлично. Просто отлично. И…

– Что – и?