Повидавший на своём веку всякого официант, недоумевая, попытался улыбнуться.
– На двоих или мадам всё будет кушать одна?
– Одна, – не сумев включиться в смысл заданного ей вопроса, воскликнула Элизабет. – Побывать в русском ресторане и не попробовать всего.
– В таком случае… – Илье ничего не оставалось, как подмигнуть официанту, дабы тот понял – мадам не в курсе, всем ею заказанным можно накормить двоих здоровых мужиков, – мне – то же самое, только без телячьего рубца, вместо ухи – солянку. Кисель тоже вычеркните. Что касается мороженого, обсудим в конце вечера.
– Напитки? – понимающе кивнул человек в фартуке.
– Водку. Русскую. Триста грамм.
– И мне водки, – вспыхнула озорством Элизабет, – могу хоть раз в жизни попробовать то, о чём постоянно говорят в кино и пишут в книгах?!
– Можете. Но…
– Никаких – но. Водки сто грамм и клюквенного морса.
Не прошло и двух минут после исчезновения официанта, как у стола возникла фигура метрдотеля.
– Простите, что нарушаю идиллию, у нас традиция. Шеф – повар выбирает наиболее яркую из присутствующих гостей пару, чтобы преподнести подарок. Выбор пал на вас, в чём лично я не сомневался с момента вашего появления в нашем ресторане.
Приняв от стоявшего рядом официанта глиняный кувшин и установив его на столе, «синий пиджак» водрузил поверх накрытую салфеткой тарелку.
– Что это? – в один голос воскликнули Илья и Элизабет.
– Квас, пирожки с луком. Всё это шеф – повар приготовил сам. Уверяю, вкус незабываемый.
Склонившись в почтении, метрдотель сделал шаг назад.
– Приятного отдыха!
Богданов и Лемье, переглянувшись, прыснули от смеха.
– Надо же, мы самая яркая пара! – беря в руки кувшин, произнёс Илья.
– Ничего удивительного, – подставляя бокал, проговорила Элизабет. – Оглянись. Разве есть кто-нибудь в этом зале привлекательнее нас?!
Богданов оглянулся. Вместо того чтобы сказать – нет, – улыбнувшись, произнёс: «В Ялте мы тоже могли быть одной из самых привлекательных пар».
К десяти часам ресторан заполнился почти до отказа. Если, где и были свободные места, то Богданов с Элизабет их не видели.
Столик, за которым расположились они, вроде как был в зале в то же время находился вне его. Высотой в половину человеческого роста перегородки придавали ощущение уединения, при этом не лишали возможности общения с царившей в ресторане атмосферой. Музыка, смех, хождения по залу и даже танцевальный подиум был доступен настолько, насколько хотелось того посетителям.
Метрдотель был прав, пирожки оказались на редкость вкусными. Особо запомнился запах, вместе с домашним теплом тот создавал ощущение, словно пирожки только – только вынули из печи. Осталось пройтись по румяной корочке смазанным маслом гусиным пером и чуть – чуть присыпать маком.
Настоящее пиршество началось, когда принесли основной заказ. Выглядело это не иначе, как прихоть Господа, придумавшего вместо хлеба насущного энциклопедию блюд.
Дух захватило так, что внутри всё начинало клокотать и смеяться.
Уха из осетрины пахла костром, что придало застолью особый колорит.
Плеснув в горшочек водки, Илья не забыл прокомментировать действия словами: «Дед всегда так делал, когда брал меня на рыбалку. Кроме водки, он ещё в котелок щепотку золы добавлял, для желудка, говорил, полезно».
Взяв в руки графин с водкой, француженка, наполнив рюмку на треть, вопросительно глянула на Богданова.
– Столько хватит?
– Много, – спохватился Илья.
– Пусть, – вылив водку в горшок, Элизабет зачерпнула со дна содержимое ложкой. – Ну что, пробуем?
– Пробуем, – подавшись настроению рыжеволосой бестии, Илья, наполнив до краёв рюмки, поднял вверх. – Прежде, чем начать трапезничать, надо выпить. Иначе будет не то.
– Выпить чего? – не поняла Лемье.
– Водки.
– Так, в горшке уже есть.
– Обычай такой – выпить и закусить.
Водка приятно кружила голову. Клюквенный морс холодил душу, сглаживая то, что можно было без преувеличения назвать обжорством.
Во время еды старались не разговаривать, дабы не нарушать процесс постижения вкуса. Лишь изредка обменивались взглядами, после чего пригубив из рюмочек огненной жидкости, продолжали путешествие в мир впечатлений.
В то время, когда горячего оставалось больше половины, Элизабет глянув на напоминающую «аэродром» тарелку, вздохнула так, будто намеревалась проделать тяжелейшую изнуряющую душу работу
– Если нет сил, можно сделать перекур, – пришёл на помощь Илья.
– Но ведь остынет, – как бы сомневаясь, при этом вцепившись в соломинку надежды, произнесла француженка.
– Согласен. Потеряет вид, вкус, да и привлекательность тоже, – поддержал опасения Элизабет Илья.
– И я про то же. Поэтому предлагаю, забыв про сытость, с криком «ура!», проделать то, к чему нас так влекло изначально.
Запала хватило на треть котлеты.
Заметив, что эмоции начали сходить на нет, Богданов решил ещё раз предложить прогуляться.
– Подышим свежим воздухом, стряхнём сытность.
Предложение было воспринято с воодушевлением.
– Почему бы и нет. Ресторан никуда не денется, отдых пойдёт на пользу.
Внутренний дворик будто был создан для таких прогулок. По всей видимости владелец ресторана, на собственной шкуре испытав превратности кухни, находил облегчение в подобных прогулках, потому и распорядился создать что-то вроде пешеходной зоны для уставших от еды посетителей. Тишина, ненавязчивый свет, беседка, обогреватели – всё было продумано до мелочей.
В ресторан возвращались если не одухотворёнными, то по крайней мере не опустошёнными. Насыщенный прохладой воздух позволил с новым настроем ощутить присутствие праздника. Если среди общей массы гостей ощущение это растворялось, приобретая характер хоровода, то после отвлеченья от суеты, вспоминалось то, зачем люди сюда пришли. Получалось вроде увлекательнейшего фильма, название которому каждый должен был придумать сам.
