*
«Нельзя так много жрать на ночь. – первая мысль, посетившая Аполлона этим нерадостным утром нового дня, вызвала раздражение, тяжесть в груди и чувство изжоги. – Не зря твердят о том, что переедать – вредно. Никто, кроме меня самого, не позаботится о моем драгоценном здоровье. Может быть, меня, всё же, настигло запоздалое тяжелое пищевое отравление?"
Аполлон чувствовал себя прескверно – необыкновенная тяжесть почти расплющила несчастного по кровати, ему было жарко, душно и влажно, а, еще, что-то тупое и твердое упиралось в бок, мешая дышать.
– Наверно – это пельмени. – решил Кучкин. – Они встряли, забыв перевариться.
Где-то поблизости послышалось недовольное ворчание. Аполлон, смахнув с головы какую-то мохнатую тряпку, распахнул ресницы.
Недовольно фырчавшая Барселона, хлобыстнув хозяина по носу пушистым хвостом, изящно спрыгнула с постели и отправилась по своим делам, а оторопевший Кучкин, раскрыв рот, наблюдал за тем, как с его груди, медленно сползая, отодвигается тяжелая голова сенбернара, который, до этого момента интимно прижимался к человеческому телу всеми своими мохнатыми четырьмя конечностями.
– Я спал в одной постели с собакой. – ужаснулся Кучкин, сплевывая на мятую простынь шерсть – то ли кошачью, то ли собачью, он еще не научился различать её на вкус. – Какой позор? Я теперь, что, извращенец?
Аполлон приуныл – слово извращенец вызывало протест и несогласие. Любые извращения Кучкиным отвергались и поэтому, увидев однажды по телевизору бородатую женщину-певицу, Аполлон решил, что этот мир катится куда-то не туда и, было бы неплохо, его, этот мир, слегка подправить, дав хорошего пинка под зад и придав ускорение в нужную сторону – подальше от бородатых типов, обряженных в платья, женщин с мужскими причиндалами и прочих личностей, далеких от традиционных ценностей и моральных принципов, мечтающих о совокуплениях с представителями животного мира.
– Нет. – не согласился с собственными мыслями, Кучкин, чистя зубы с особым ожесточением. – Я – не извращенец. Я – жертва обстоятельств. – и, закончив гигиенические процедуры, начал убирать за Барселоной, сегодня, особенно злобствовавшей и нагадившей на полу в коридоре.
– Больше никаких полуфабрикатов. – предупредил Кучкин женскую половину своей семьи. – пельмени, как мне кажется, на тебя плохо влияют, дорогуша. Я их лучше скормлю Тяпивару – смотри, воспитанный пес терпеливо сидит под дверью и ждет похода на улицу, для того, чтобы сделать все свои интимные дела на лоне природы. Твое же лоно, – Кучкин строго грозил пальцем шотландской вислоухой. – находится в туалете и называется «лоток».
Но, по всей видимости, Баська так и не удосужилась выучить русский язык за все то время, что они с Аполлоном проживали в одной квартире.
Кошка, раздраженно фыркнув, удалилась задрав хвост. Она позволяла этому наглому двуногому жить на своей территории, кормить и поить себя любимую и он, беспардонный тип, еще смеет проявлять недовольство? Притаскивать в дом чужую собаку и кормить постороннего пса, её, Барселониными, пельменями?
Собака, кстати, приготовившись к выгулу, нетерпеливо скребла когтями по полу и Кучкин, внезапно обеспокоившись судьбой полового покрытия, мгновенно натянув на себя верхнюю одежду, распахнул двери в подъезд – пускай Тяпа дерет общедомовое имущество в виде напольной плитки, а, его, личное, Кучкинское, оставит в покое.
*
Адрес, пребывающего в тревоге сангвиворифоба, коллекционера-пенсионера, жег карман. Кучкин, вынужденный заботиться о сенбернаре, оставленном и покинутом собственной отравленной хозяйкой, нацепив псу намордник и, тем самым, вызвав нешуточное раздражение Тяпивара, отправился по маршруту. Пешком.
Обычно Кучкин прогуливался медленно, не торопясь, дыша воздухом и с удовольствием любуясь видами. Впрочем, виды давно приелись, ведь проживал Аполлон в родном городишке с детства и привык к одному и тому же пейзажу. Но, тем не менее – дышать свежим, пусть слегка и загазованным воздухом, куда приятнее, чем вдыхать тот же самый воздух, стерильный и прохладный, охлажденный кондиционером. Ни вкуса, ни запаха, ни удовольствия, а удовольствий в жизни само назначенного специалиста и без того ощущался недостаток.
Тяпа брел, понурив голову и недовольно сопя, изображая французский прононс – любимая хозяйка пропала, привычная пища внезапно закончилась и, в довесок ко всему прочему, на сенбернара нацепили намордник. Намордники Тяпа презирал и терпеть не мог. Но, пришлось. Иначе, как очень быстро уяснил для себя пес-тяжеловес, не видать ему пельменей, как собственных ушей.
Временный человек, приставленный к Тяпе судьбой-злодейкой, вызывал некое чувство дискомфорта, но, гораздо больше Кучкина, пса раздражала вздорная кошка – фырчащая, хрипящая и постоянно орущая. Хотелось прижать наглую хвостатую дрянь к полу и навалиться всей массой. Но, Тяпа отлично понимал, что он – всего лишь гость на чужой территории и, будучи гостем воспитанным, старался вести себя достойно, надеясь на то, что пельмени-пельменями, а вкусная сахарная косточка за хорошее поведение, рано или поздно, но появится в его чашке.
Кучкин мало думал о Тяпе – бредет себе рядом, команды выполняет и, хорошо. Все мысли Аполлона Михайловича занимали размышления о пенсионере, вампирах и том самом доме, к которому они, с Тяпиваром, направлялись.
Дом – семнадцатиэтажное здание-долгострой, много лет мозолившее глаза горожанам и вызывавшее лютое раздражение у властей города, являющегося районным центром, смогли достроить лишь два года назад и это, с учетом того, что возводить злополучное здание начали много лет тому назад.
Строительство не заладилось с самого начала – обманутые дольщики маршировали вокруг недостроя с плакатами и транспарантами, скандировали броские слоганы и писали гневные письма в разные инстанции. Инстанции держали оборону, отправляли юристов в суды и отбивались всеми силами.
Победил, как всегда, счастливый случай, в лице какой-то, облаченной властью шишки, при портфеле, шляпе и машине с мигалкой, приказавшей стройку закончить в сжатые сроки и, своим вмешательством, вернувшей людям надежду.
Да и закон по данному поводу подоспел и созрел, будучи принят к исполнению.
Долгострой достроили, несчастные жильцы обзавелись квартирами и обрели спокойствие, а Кучкин – головную боль и первого, в своей карьере специалиста, клиента.
– Какие глупости. – тряс головой Аполлон Михайлович, незаметно для посторонних передергивая плечами. – Всем давно известно, что вампиров не существует. Вот, в зеленых человечков-инопланетян, я готов поверить, в некие абстрактные, высшие силы, сующие нос в земные дела – верю, даже в экстрасенсов и гадания – извольте, но, в вампиров? В, пьющих живую кровь, мертвецов? Ну, что за бредятина?
Серо-зеленое семнадцатиэтажное здание приближалось. Благо, дом построили почти что, в центре города, неподалеку от жилища самого Кучкина. Потому, ни самому специалисту, ни псу, навязанному тому в общение, не пришлось долго бить ни ноги, ни лапы. И это, немало утешало обоих.
*
Горемыкина Таисия Григорьевна, размахивая крепенькими, сухонькими кулачками, подпрыгивая на одном месте, вопила подобно пароходной сирене, собрав вокруг себя целую толпу почитателей собственного таланта поскандалить. Почитатели, то бишь, соседи сей достойной, шестидесяти двухлетней дамы, морщились, но терпели и даже выражали сочувствие и понимание, потому, как дама, в кои то веки, шумела по делу.
– Обокрали! – Таисия Григорьевна плакала навзрыд, сморкаясь в огромный платок и наскакивая на молоденького участкового, пораженного мощным напором, бодрой до безобразия, пенсионерки. – Обокрали! Бессовестные люди! Ничего святого. Никакого уважения к почтенным сединам.
«Почтенные седины» пенсионерки, выкрашенные в игривый фиолетовый цвет, щеголяли выбритыми висками под изящной стрижкой «каре». Знакомый парикмахер уговорил Таисию Григорьевну сменить имидж, выбрил и окрасил, и придирчивая клиентка студии красоты «Одуванчик», оказалась удовлетворена полученным результатом. На радостях, она отправилась на недельку в гости к родным, а, по возвращению, обнаружила, что ее квартирку кто-то обчистил. Стихийный митинг собрался у входа в подъезд как раз по этому поводу.
– Отыщи! Отыщи немедленно покражу! – воинственная дамочка с выбритыми височками не собиралась отцепляться от участкового. – Мне крайне важно вернуть украденное, как можно скорее.
Гоноренко Никита Константинович, молодой, необстрелянный и неопытный участковый уполномоченный, столкнувшись с напористой дамочкой, немыслимых для его юного возраста, шестидесяти двух лет, едва не кинулся спасаться бегством, надеясь забаррикадироваться от нападок пенсионерки в здании участка, прикрываясь авторитетом более опытных и изворотливых коллег. Но, не тут-то было – Горемыкина вцепилась в жертву мертвой хваткой. Соседи поддержали претензии визгливой дамы своими широкими плечами, отрезав стражу порядка пути к отступлению.
Честолюбивый участковый, втайне мечтавший о блистательной карьере и лаврах, если уж не Шерлока Холмса, то, хотя бы знаменитого сыщика, с не менее знаменитого, Невского, собирался ловить маньяка, совершающего нападения на девушек и держащего в страхе весь районный центр, а, вместо этого важного и неотложного дела, ему предлагалось утешать дамочку в маразме и слушать ее визгливые вопли, порой затмевающие по тональности песнопения знаменитого Витаса.
Аполлон Михайлович, которому до избранной цели оставалось всего лишь перейти на другую сторону дороги, чтобы оказаться во дворе достроенного долгостроя, ростом в семнадцать этажей, невольно притормозил, заинтересовавшись горячим конфликтом.
– Верните мне его немедленно. – верещала Горемыкина, продолжая наступать на участкового и заставляя того пятиться назад. – Я честно купила товар, оплатила услуги и закрыла дорогую вещь на замок. А, меня – обокрали! Сделайте что-нибудь. Мне крайне необходима эта вещь! Она может понадобиться в любой момент. Учтите!
Никита Константинович размахивал руками, отпихивая от себя шуструю бабульку – скажет тоже, немедленно! Да эта шебутная бабка еще лет двадцать в своей покупке нуждаться не будет. Подумаешь – обокрали. Еще купит. Вон как голосит, лет на десять этой сирены точно хватит.
– Приходите с обеда. – вежливый участковый, упершись спиной в грудь соседей крикливой пенсионерки, чувствовал себя загнанным в угол енотом. – Напишите заявление, укажите приметы похищенного имущества и только после этого, мы приступим к розыску.
– Мое имущество могут применить не по назначению, пока я стану ходить и чего-то там писать! – возмутилась скандальная бабка. – Как мне потом с этим жить? Как потом пользоваться украденным? Я специально приобрела новейшую, качественную модель, модную и продвинутую. Даже с подключенным интернетом и сотовой связью, а, ее, возьми и укради. Верните немедленно, я вам говорю.
Участковый кивал головой, как заведенный, продолжая отступать и пятиться, а привлеченный шумом Кучкин, наоборот, выдвинулся вперед – кто знает, может быть, этот скандал сыграет свою положительную роль в его личном расследовании?
Тяпа тащился следом, тряс головой и пытался стянуть намордник.
Гоноренко шестым чувством учуял конкурента – не так давно Аполлон Михайлович Кучкин интересовался лицензией частного сыщика, но участковому пришлось ограничить амбиции претендента. После той памятной встречи неприятный осадок остался у обоих, что не способствовало установлению теплых, дружественных отношений между представителем власти и специалистом по решению вопросов. Глазастый участковый вцепился взглядом в, проходящего мимо, подозрительного типа.
– Гражданин Тучкин? – обрадовавшись выпавшей возможности переключиться с визгливой потерпевшей на иное лицо, Гоноренко рванулся к человеку с собакой. – Что вы тут делаете? Почти что, на месте преступления?
Аполлон Михайлович пожал плечами, подтягивая к себе поводок и Тяпу – не хватало еще, чтобы окрыленный встречей Гоноренко, оттоптал псу лапы. Как слышал Кучкин, собачьи и кошачьи укусы заживают долго и мучительно, а участковый, по всей видимости, нарывался – вон, как неосмотрительно приплясывает прямо перед почти сползшим намордником!
– Я – Кучкин. – поправил Аполлон Михайлович участкового.
– Да, без разницы. – ехидно ухмыльнулся представитель власти.
Гоноренко постоянно стремился вывести из себя Аполлона Михайловича, коверкая фамилию специалиста. Кучкин на выпады участкового внимания не обращал – тому было далеко до недругов Кучкина из детского дома. Вот там были мастера! Они и покойника могли довести до белого каления. Гоноренко до них, еще расти и расти.
– Прогуливаюсь. – степенно ответил Кучкин, доброжелательно улыбаясь участковому, крикливой тетке и всем прочим людям, толпящимся поблизости. – Пса выгуливаю, как видите.
– Пса? – скривился Гоноренко, осматривая Тяпу с особым подозрением – а, не замечен ли пес в чем предосудительном? Но, нет – и намордник, и поводок на месте, к сожалению. – У вас имеется пес?
– В, данный момент. – Кучкин продолжал прислушиваться к фоновому шуму и пытался понять – что за нужную и жизненно необходимую вещь, стибрили у пенсионерки из закрытой квартиры? И, кто бы это мог сделать? Может быть, под шумок удастся распутать еще одно дело? Задаток-задатком, но прокормить мохнатую гору шерсти – та еще докука!
– Не получится, Мучкин. – Гоноренко, перехватив заинтересованный взгляд специалиста, состроил строгое лицо и ухватил гражданку Горемыкину за острый локоток. – Таисия Григорьевна идет писать заявление. В участке. Немедленно.
Поскучневшие соседи, что-то живенько обсуждая, потянулись к дверям подъезда, а Кучкин, проводив участкового и гражданку с выбритыми височками задумчивым взглядом, начал медленно переходить через дорогу. У центрального подъезда семнадцатиэтажки Аполлон Михайлович углядел знакомые пальто и шляпу – коллекционер не забыл о назначенной встрече и терпеливо караулил, поджидая, оплаченного задатком, специалиста.
Дело о вампирах должно было иметь продолжение.
– Вы запаздываете, господин консультант. – по всей видимости, пенсионер Дохлик, дожидаясь Кучкина, успел слегка продрогнуть – нос у него выгнулся и покраснел кончиком, а руки зябко били по ляжкам растопыренными пальцами ладоней. – Что вас задержало и почему вы пришли с собакой?
Кучкин ответить не успел, Дохлик поспешил это сделать за него.
– А! – хлопнув себя по лбу, догадался Анатолий Афанасьевич. – У вас имеется служебно-розыскная собака? Очень, очень похвально и предусмотрительно! Она обязательно вынюхает вампира и станет на след. Но, почему она такая большая? – пенсионер с недоумением обозрел копну на лапах и в наморднике, но смирился с неизбежным. – Надеюсь, ваш пес не нагадит в подъезде? У нас, знаете ли, очень строгий домком.
Недоумение сочилось из глаз, оскорбленного словами Дохлика, Тяпивара прямым упреком – что позволяет себе этот двуногий? Он, Тяпа, вполне себе достойный пес, не щенок-малолеток и приучен обделывать свои делишки солидно и с достоинством.
Кучкин отмолчался, но выразительность морды Тяпы оценил.
– Безумная скандалистка Горемыкина. – продолжал бухтеть Дохлик, открывая кодовый замок своим собственным ключом. – Ее вопли слышно на две улицы и переулок! Поразительно склочная особа. Я, лично, не знаком с этой дамочкой, но, наслышан.. Да-да, наслышан. Наш домком все время говорит о ней и радуется, что мадам-скандалистка, к счастью, проживает не в нашем доме. Что с ней случилось на этот раз?
– Таисию Григорьевну обокрали. – Кучкин скользнул пытливым взглядом по стенам подъезда, надеясь отыскать глазами следы вампирской трапезы.
Ничего! Пенсионер-коллекционер оказался склонен к добросовестному труду и чистоте, поэтому отмыл стены с похвальной старательностью.
– Может быть, – совершенно безумная мысль пришла в голову Кучкину. – Дохлик замывал следы страшного преступления и потому сам усердствовал? Для пущей достоверности, пришел ко мне, принес клык и наболтал про вампиров? Очень подозрительно. И, гроб? При чем здесь гроб?
– Обокрали? – засмеялся Дохлик, приходя в превосходное расположение духа – как славно, что неприятности не только у него. – Что украли у этой вздорной женщины?
– Что-то очень важное и жизненно необходимое. – коротко ответил Кучкин, досадуя на собственную невнимательность. Он же, растяпа, так и не уяснил, что это был за предмет, похищенный самым бессовестным образом, а, жаль. – Этим делом занимается полиция. Сам господин участковый Гоноренко.
– Наглый тип! – Дохлик возмутился и встопорщился. – Мои проблемы этого тупого служаку не заинтересовали. Заявление не принял, выслушать не удосужился, а Горемыкину, значится, пожаловал своим вниманием. Куда катится мир? – вздохнув, пенсионер потащился вверх по лестнице. – Прошу вас, молодой человек – надеюсь, вы оправдаете мое доверие.
Кучкин изъявил готовность оправдать всё, что ему предложат.
Он медленно поднимался по ступеням и думал о том, что в доме, семнадцать этажей! И на каждом этаже – четыре квартиры! В квартирах, скорей всего, полным-полно молодых пар, девиц и парней. Как найти упомянутых вампиров, привидевшихся дедушке в маразме? Адский труд и, тем более, на высоте.
Тяпа не любил ступени. Он не признавал лишних движений и двигался весьма экономно. Но, пельмени и сахарная косточка, заставили пса подчиниться. Как подозревал пес, хозяйка еще не скоро объявится на горизонте.
– Я сохранил упаковку от жидкости, содержащей гемоглобин. – неожиданно просипел пенсионер, утомленный быстрым подъемом. Вероятно, передвижение по подъезду, в котором, весьма высока вероятность встречи с опасными кровососами, заставила Дохлика двигаться скоро и рвано. – Ваш пес может что-то вынюхать?
Пес уставился на Кучкина, Кучкин – на пса.
– Я, действительно должен что-то делать? – красноватые глазки Тяпивара подозрительно блестели. – Трудиться? Отрабатывать кусок пельменя и косточки?
Взгляд Кучкина обрел упругую твердость – Тяпа! Семнадцать этажей против собачьего нюха! Возможно, что-то и выгорит из этой нелепой затеи?
– Разумеется. – Аполлон Михайлович ответил сразу обоим. – При должном старании.
Пес и пенсионер недоверчиво переглянулись – им бы уверенность Кучкина.
– Хорошо. – раздраженно буркнул коллекционер Дохлик и распахнул двери своего холостяцкого жилища. – Вытирайте ноги, цепляйте бахилы и проходите.
– Бахилы? – недоумение отразилось на лице Кучкина и на собачьей морде одновременно. – Какие строгости, однако!
– Еще и бахилы? – Тяпа сопел особо усердно, пыхтя и трепыхаясь. Мало ему намордника, так еще нацепили на лапы какие-то скользкие, цветные мешки, противные на запах и на ощупь. Он – солидный пес! Невозможно терпеть бессовестный произвол двуногих!
Острые, твердые когти грозили прорвать тонкие, шуршащие мешки на лапах пса – сенбернар твердо вознамерился оставить след в истории этой квартиры и оставлен тот след будет на дорогом паркете.
– Не вздумай. – прошипел предусмотрительный Кучкин, дергая Тяпу за поводок. – Задаток не оправдает расходов и на пельмени денег не останется. Как я подозреваю – поститься ты не приучен.
Догадливый Тяпа смирил свой гнев, но на Дохлика и на паркет, нет-нет, но посматривал – мало ли как все сложится, а месть, дело святое.
Воздух в жилище коллекционера оказался невкусным – отдавал затхлостью, старым тряпьем и еще чем-то неопознанным, но, совершенно точно, противным.
Квартира пенсионера-коллекционера походила на пещеру дикаря-троглодита – узкая, темная и сплошь чем-то покрытая. На полу – мохнатый ковер, на стенах – какие-то кожаные таблички в веревочных рамочках, портреты, портретики и, просто, куски шкур, на окнах – бамбуковые занавески, создающие загадочную полутень. Повсюду – тумбочки и столики с пыльными поверхностями, коробками, коробами и ящиками. И сам Дохлик, беспокойно снующий по комнатам в своем потертом пальто и шляпе.
– Бахилы? – возмущенно сопел Аполлон Михайлович. – Он заставил меня нацепить бахилы! Для чего? Для того, чтобы я не потревожил эту девственно-прекрасную пыль? Лучше бы респиратор предложил, старый хрыч. Я уже чувствую, как мерзкая аллергия пытается удушить меня в своих тугих объятьях.
– Господин специалист, – обратился к Кучкину Афанасий Анатольевич, аккуратно стащивший с головы шляпу и весьма ловко запуливший ее на оленьи рога, украшавшие стену в прихожей. – вампиры в моей квартире не появлялись. Видите, контрольно- следовая полоса не повреждена. – и коллекционер ткнул пальцем прямо в ту самую пыль, так возмутившую Кучкина.
– Всё ещё хуже, чем я думал. – почти простонал молодой специалист, с большим трудом пытаясь сохранять спокойствие и невозмутимость. Но вслух Кучкин озвучил совершенно иные мысли.
– Отлично, господин Дохлик. Вы проявили редкую изобретательность, а теперь – несите тот самый пакет, содержащий остатки гемоглобина.
Коллекционер растворился в полумраке квартиры, а Кучкин попытался глубоко вздохнуть – обстановка напрягала. Неудивительно, что Афанасий Анатольевич, того и гляди, грозил раствориться в маразме – все эти штучки на стенах .. Дикие штучки наводили на весьма скверные мысли.
– Вот, например, – подумалось Кучкину. – Почему сия препротивная вещичка повещена на столь почетном месте? На видном месте, посередине стены? Почему не тот портрет, или милая акварель? Что это еще за страхозябра волосатая, выполненная в виде шара и опутанная веревками?
– О! – голос пенсионера заставил Кучкина слегка подпрыгнуть на месте. – Я вижу, вас заинтересовал этот тотем?
– Тотем? – глаза Аполлона Михайловича округлились. – Заинтересовал?
– Ну, как же? – всплеснул руками господин коллекционер, до сих пор не удосужившийся избавиться от своего поношенного пальто. – Вы же смотрите прямо на него. Охранный тотем африканского племени юмбаинути. Говорят, – понизив голос почти до интимного шепота, сверкнул глазами коллекционер, снисходя до объяснений. – что шаманы юмбаинути изготовляют тотемы из высушенных голов своих врагов!
– Что вы говорите? – волосатый шар на стене не внушал ни малейшего доверия ни приглашенному специалисту, ни его временному псу. И тот, и другой, недовольно скаля зубы, пытались оставить между собой и той самой волосатой штукой на стене, как можно большее расстояние.
– Именно. – палец коллекционера устремился вверх. – Я думаю, что тотем спас меня от вампиров. Они учуяли дух шамана и не решились напасть.
– Возможно. – Кучкин и Тяпа переглянулись. В добрых, слегка красноватых глазах сенбернара, легко читался укор – за что?
«За что мне все это? – печалился Тяпивар, постукивая лапой, обутой в бахил, по паркетному полу, превращенному хозяином квартиры в контрольно-следовую полосу. – Пельмени, нелепая кошка, глупые ступени, а, теперь ещё и это? И, эту гадость, простите, я должен вынюхивать?
Содержавшая жидкость, похожую на гемоглобин, тара выглядела неприлично и отвратительно, но пес ее все-таки понюхал. Понюхал, скривил собачью морду и бодро постукивая когтями по паркету, помчался обратно к дверям, испортив контрольно-следовую полосу подушечками своих лап, засунутых в бахилы, из которых те самые когти и торчали, вопреки всем кучинским предупреждениям.
– Неужели унюхал? – ахнул специалист-консультант, стараясь поспеть за лохматым ковриком в наморднике. – Нет, это надо же – что, на самом деле, вампиры?
В подобный бред не верилось. Не хотелось верить, но Тяпа, подгоняемый то ли видом волосатого шара-тотема африканского племени юмбаинути, то ли отвратным запахом, подсунутым к носу, бодро скакал по ступеням, напоминая собой компактного, чрезвычайно мохнатого пони с собачьей головой. И, в наморднике.
Кучкин очнулся на двенадцатом этаже.
Галоп по ступеням дался специалисту не легко – не привык Аполлон Михайлович к гонкам по вертикали и вот теперь, раскорячившись и согнувшись у чьих-то входных дверей, тяжело пыхтя и со свистом втягивая воздух, Кучкин пытался раздышаться.
Страшно далек оказался специалист от, атлетически сложенного образа, самого первого древнегреческого обладателя гордого имени. Не даром же говорят – сложен, как Аполлон.
– Не Аполлон, ты, Аполлон. – с сожалением констатировал Кучкин. – Далеко тебе до идеала. Спортзал тебе в помощь, Аполлон. Совсем ты, парень, расслабился, сидя сиднем в своем офисе.
Рядом, почти так же, только стоя на четырех лапах, хрипел пес. Его тяжелое тело не возрадовалось внезапным нагрузкам и содрогалось волнами, весьма странно смотревшимися на мохнатой поверхности спины.
Пенсионер-коллекционер потерялся в самом начале, еще в районе третьего этажа. Даже сейчас, находясь почти под самой крышей, Кучкин отчетливо слышал его далекие завывания.
– Пельмени. – на морде пса отчетливо отпечатался весь список его простых пожеланий. – Много! Сахарная косточка! Мягкая подстилка и никаких кошек.
*
– Только не здесь! – молодой, визгливый и стервозный женский голос прервал краткий отдых, пытавшихся прийти в себя, охотников на вампиров. – Совсем эти бомжи обалдели. Мало того, что сами прутся в приличное общество и гадят на лестнице, так еще и собак своих тащат. Вон! Пошли отсюда вон, уроды маргинальные! Кому сказала!