Тесей

– Подобные сандалии с крыльями помогут тебе улететь от двух бессмертных сестер Медусы, таких же Горгон, как она. Эвриала и Сфено не обладают даром ужасным Медусы превращать всех в камень, кто в глаза ей посмотрит, но, как титаниды, они очень сильны и могут своими длинными медными когтями и загнутыми клыками человека разрезать иль разорвать, подобно тому, как могучий орел когтями и клювом зайца разрывает на части. Крылатые сандалии тебе дадут стигийские нимфы, дорогу к ним ты узнаешь у седоволосых девушек Грай, похитив у них единственный глаз на троих и такой же зуб.

Павсаний рассказывает о барельефе на спартанском акрополе, где изображены нимфы, дающие Персею, собирающемуся в Ливию для борьбы с Медусой, подарки: шапочку и крылатые сандалии, при помощи которых он будет перенесен по воздуху… Под «шапочкой» подразумевается шлем-невидимка Аида.

Эратосфен в «Кастеризмах» и Гигин в «Астрономии» говорят, что Персей получил от Гермеса шлем-невидимку и сандалии, в которых мог совершать путешествия по воздуху. От Гефеста Персей принял серп из адаманта.

Нонн Панополитанский поет, что Персей владел Аида шапкой, мечом Паллады и плесницами бога Гермеса…

Некоторые рассказывают, что то ли Афина, то ли Гермес еще дали Персею шлем-невидимку Аида, который ему выковали древние киклопы за то, что Гадес пропустил их через свою страну, когда они поднимались из Тартара на землю для участия в последней решающей битве Титаномахии на стороне Зевса. Будто бы благодаря только аидовой шапке герой, оставаясь невидимым, смог улететь от бессмертных Горгон, двух могчих сестер смертной Медусы.

Другие же утверждают, что Незримый не дал своей шапки Афине, слишком много помогавшей всяким героям, чтобы избегнуть его гостеприимного дома. Да и что это был бы за подвиг – с разрубающем даже камень серповидным мечом, в амвросиальных подошвах, быстрее ветра несущих над землей и водою, да еще и в аидовой шапке, владельца которой не увидит и Медуса-Горгона, а, значит, и в камень не обратит?!

Светлоокая дочь Громовержца между тем еще рассказала Персею, как найти сестер Горгон и Грай, обладающих особенным заплечным мешком.

24. Персей у Грай

Трагический поэт Эсхил рассказывает в несохранившихся «Форкидах», что Грайи были стражницами Горгон. Считают, что на всех у них был только один глаз и что они, поочередно обмениваясь им, несли стражу.

Укрылись сестры Горгоны где-то у берегов Ливии на отдаленном острове, затерянном на крайнем западе у берегов мировой реки Океан, рядом с Грайями девушками-старухами и Гесперидами, поющими сладко, словно Сирены. Люди давно рассказывали страшные истории о жестоких и кровожадных сестрах – Горгонах, и Персей, несмотря на храбрость, которую ему в грудь вдохнула Афина, чувствовал волнение и тревогу.

Мудрая Афина попросила бога сновидений Гипноса опрыскать Грай маковым настоем из своего рога, и опустить им на очи свои мягкие темные крылья. Крылатый старец в чёрной одежде с тусклыми серебряными звёздочками, с короной из алых цветов мака явился из пещеры в Киммерийской земле, туда не попадают лучи солнца, где облака и туманы в смешенье, испаряет земля и смутные сумерки вечно. Не открывая вечно прикрытых век, Гипнос опрыскал Грай особой настойкой из мака, смешанной с соком можжевельника. И сразу запах несказанный зелья чудесного распространился вокруг, и те сразу заснули.

Поэтому Персей застал состарившихся сестер крепко спящими у порога их убогой хижины на берегу мировой реки, омывающей Ойкумену, прозванной седым Океаном. Жили они в Горгонской равнине в Ливийском Кисфене, не озаряемые ни ярким Гелия светом, ни Селены серебряным оком. Запах настойки и можжевельника давно исчез, но Грайи должны были лежать бездыханным в продолжение целого дня на разостланном Гипносом ложе из лепестков алого мака. И сон терзал их непрерывно, пока медленный день протечет, и только тогда болезнь прекращается эта. И хоть сон девушек седовласых был тяжелый и злой, их морщинистые лица порой счастливой освещались улыбкой, ведь во сне они, как в детстве видели все краски мира, а наяву их очи были в кромешной тьме после того, как коршун Аида выклевал им глаза.

Герой быстро завладел единственным глазом и единственным зубом Грай, взяв их у двух спящих старух и стал ждать вечера, когда они сами проснутся, ибо разбудить раньше времени их было не возможно.

Гераклиту-аллегористу представляется, однако, вероятным, что три старые ослепшие женщины пользовались в пути одним поводырем зрячим, но тоже немощным. Поэтому Тесей легко скрутил поводыря Грай и потребовал от них заплечный мешок.

Когда несчастные Грайи проснулись они чуть с ума не сошли от невыносимого горя, когда не нашли ни глаза (поводыря), ни зуба, которые давали им жить всем троим. Могучий Персей совсем без страха появился перед тремя слепыми и беззубыми старухами и грозно потребовал у них указать кратчайшую дорогу к нимфам стигийским и заплечный мешок в обмен на их зуб и глаз.

Некоторые говорят, что, по рассказам самого Персея, сначала Грайи злобно попытались по звуку голоса схватить его своими костлявыми морщинистыми руками, но герой резво сумел уклониться и пригрозил, что уйдет навсегда вместе с их единственным глазом и зубом.

Тогда воинственная Энио яростно закричала сестрам:

– Милые сестры! Горе явилось нежданное нам! Давайте сами спасаться! Пусть Персей идет хоть к нимфам стигийским, хоть к нашим младшим сестрам Горгонам. Они лучше нас сами о себе позаботятся. И мешок наш заплечный нужен нам меньше глаза и зуба. Не будем противиться Могучей Судьбе, ведь и у олимпийцев нет сил со старухой Лахесис бороться!

Дейно и Пемфедо нехотя согласились со своей неистовой сестрой и отдали Персею округлую заплечную сумку, сделанную из серебра листового с бахромой золотой и яркими вниз ниспадающими кистями тоже златыми. В эту сумку можно было поместить все, что угодно, независимо от размера. Живое существо в этой сумке было, как в запертой наглухо серебряной клетке, в которую не проникали ни громкие звуки, ни яркие света лучи. Грайи так же указали Персею дорогу к стигийским нимфам.

25. Персей у стигийских нимф

Прибыв к нимфам стигийским, Персей увидел двух юных девушек – невест, такой вид имели все нимфы, но было и отличие. Стигийские нимфы были очень смуглы, у них были черные волосы, заплетенные в длинные косы, черные глаза, темные губы и светящиеся ослепительно белые зубы.

– О, богини прекрасные в косах искусно сплетенных, дивные, мне свою милость явите! Нимфы бессмертные, блистающие юной прелестью своих нежных тел! Как прекрасны ваши вьющиеся волосы, заплетенные в пышные косы, как стройны юные ваши тела. Внемлите, не отвергните моей просьбы. Я Персей, сын аргосской царевны Данаи от пролившегося в ее лоно золотого дождя. Судьба выткала мне просить у вас на короткое время крылатые подошвы, чтоб на них всюду носиться с дуновением ветра и над землей беспредельной и над зыбкой водою.

Это были нимфы – спутницы трехликой подземной богини Гекаты и прозывались они Левка (белый тополь) и Минта (мята). Когда – то, еще до появления в царстве мертвых Коры и превращения ее после свадьбы в Персефону, не по своей воле они стали любовницами страдавшего от одиночества Аида. Ревнивая Персефона превратила Левку в белый тополь и посадила ее на берегу реки памяти Мнемосины, чтобы все помнили о ее ревнивом могуществе. Персефону не зря многие называют безжалостной и жестокой. Когда она узнала о другой давней любовнице Аида – наяде Минте, она бросила деву на блеклые асфодели и буквально растоптала ее ногами, превратив в душистую мяту. С тех пор девушки стали спутницами подземной Гекаты, богини высокой судьбы. Владыка царства безмолвных теней, когда Персефона покидает его на теплые полгода, берет Минту и Левку у девы перекрестков трехликой и скрашивает с ними свое мужское одиночество.

Многие люди не любили и боялись стигийских нимф, как боятся всего, что связано с мрачным подземным миром Аида. Зная отношение людей к себе, нимфы обычно морочили и манили смертных, являясь их взорам в бесчисленном множестве видов, то они были вполне различимы, а то затемнялись мраком, то возникали с одной стороны, то с другой, среди таинственной черной ночи.

Некоторые же из-за высокомерия, как будто повредившись умом, изрекали враждебные и глупые слова по отношению к нимфам, что род их – не от Зевса, что они вообще не богини, а низшие существа. Попадались и такие, что хвастались или даже нагло насмехались над нимфами, а ведь среди них были и настоящие нимфы-богини: Оры, Музы, Хариты, Океаниды, Нереиды, Плеяды, Гелиады… Таких нечестивцев нимфы часто карали сурово, а подчас и жестоко.

Стигийским нимфам очень понравилась почтительная речь Персея и они благожелательно ему молвили:

– Мы давно знаем о твоем появлении сын Данаи от Зевса. Знаем и то, что по непререкаемой воле Мойры Лахесис должны тебе дать подошвы крылатые. Но, если бы ты был не почтителен с нами, то так просто плесницы мы тебе не отдали б, ведь и нам жутколикая Ананка предоставила свободу выбора. Мы тебя не задержим, но и ты отдай эти подошвы Гермесу сразу после того, как от Горгон на них улетишь, ведь мы тебе их не дарим, а лишь на время одалживаем.

Персей взял у нимф подошвы крылатые, наподобие тех, которые у Гермеса были с рожденья и с которыми он, даже при желании, не мог бы расстаться, ибо они на его ногах были как части его тела, как пальцы у обычного человека.

Некоторое время юному герою понадобилось, чтобы освоить полет на крылатых подошвах. Труднее всего было сохранять равновесие и регулировать скорость. Полет сильно напоминал бег, в верх лететь было трудно так же, как бежать в гору, зато вниз полет не составлял никакого труда, как спуск под гору. При резких остановках и поворотах Персей падал, но не ушибался, ведь он падал не на твердой земле, а в воздухе. Вскоре герой чувствовал себя в воздухе, словно птица, рожденная для полета, и поспешил в край Горгон.

26. Персей прибывает в охраняемый Горгонами Пуп земли

За Океаном великим и славным, в обители мрачной на самом краю безлюдной земли обитали бессмертные чудовищные Горгоны Сфенно, Эвриала и знакомая с мучительным горем смертная красавица Медуса, с которой на алтаре сопрягался могучий Земледержец, царь подводного мира. Там у Тартеса птицы своим пеньем и криком не предвещают зарю, там нет ни собак, ни животных других, гробовую тишину нарушавших. Там нет ни скотины домашней, ни диких зверей, и живых людей там не встретишь. Зловещий мрак там царит безраздельно. Это край земли безотрадный, где нет ни трав и цветов, ни плодов, ни деревьев, лишь каменные глыбы вперемешку со льдом и покрытые снегом скалы вокруг. Холод коснеющий здесь обитает и Ужас угрюмый.

Смертной по собственному выбору Медуса была, но бессмертны, бесстаростны были обе другие Горгоны. У двух сестер были громадные медные руки с острыми и крепкими, как лезвия кинжалов, когтями и такие же острые были у них клыки, а тела их покрывали пластины чешуи как у громадных драконов. Медуса же, согласно своему выбору, предоставленному ей Мойрой Лахесис, очень красивой была, хотя те немногие, кто ее сбоку (не встречаясь глазами) видел, говорят, что красота ее жуткой была.

Олимпийские боги, то ли желая избавиться от бессмертных Горгон, то ли для охраны, поставили новых чудовищ охранять Пуп Земли (Центр Мира) – место, где у новорожденного Зевса отпала пуповина, когда Земля была еще молодой. Была у сестер там пещера, глубоко под заросшей седыми мхами гранитной скалою.

Туда и прибыл Персей, руководимый мудрой Афиной. Горгоны, как и сестры их Грайи, одурманенные маковой настойкой Гипноса, крепко спали под сводом высоким мрачной пещеры. Герой, конечно, без всякой аидовой шапки-невидимки, с кривым мечом из седого железа в дрожащей руке тихо подлетал к проходу, защищенному громадной глыбой скалистой. Вокруг дома Горгон, везде на мрачной равнине и на заросших кустарниками дорогах он в сердце с беспросветной тоской видел лишь подобья людей и животных, тех самых, что обратились в кремень, едва встретившись глазами с взором ужасным Медусы – Горгоны. Скорость, сбавив, больше герой смотреть вокруг не хотел, но привыкал он к щиту, что дала мудрая Афина-Паллада. Трудно с непривычки было ориентироваться по отраженью в полированной глади щита.

И тут, зачарованно глядя в медь щита полированную, ему мысленно представилось женской головы в ней отражение, с глазами закрытыми в ореоле шевелящихся змей. Чувство невыносимого липкого страха и омерзения вызывал вид зловеще копошащихся змей.

Сердце Персея сжалось и закололо, словно в него вонзилась игла, когда он подумал, что будет, если Медуса-Горгона вдруг проснется и устремит на него свой ужасающий взор, враждебный всему живому. Герой помотал головой и тихо стал шептать сам себе, подлетая неслышно к жилищу Горгоне:

– В камень превращается не то, на что чудовище обращает свой взгляд, ведь тогда все живое на земле превратилось бы в камень, на что Медуса посмотрит. Каменеют лишь те живые существа, что встречаются с ней взглядом, те, кто завороженно смотрит ей прямо в глаза. Поэтому главное для меня не то, чтобы не разбудить Медусу-Горгону, а не посмотреть ей в прямо глаза, если она проснется и устремит свой взор на меня.

27. Завороженный красотой Медусы Персей будит Горгон

Над мрачными скалами, поросшими страшным лесом, в котором каменные изваянья людей и самых разных животных стояли, Персей пролетел и осторожно опустился у дома Горгон, похожего на пещеру под высокой скалой. Возле железной двери не росли в изобилии травы. На мерзлой, каменистой земле дом убогий стоял. Вокруг не было даже скудных трав и чахлых кустарников – лишь нескончаемые камни и седой лед, а в далеке островерхие скалы, покрытые серыми снегами и льдами.

Персей осторожно взялся за ржавую железную ручку двери, беззвучно шевеля побелевшими от страха губами:

– Только бы эта дверь громкий скрип не издавала б, на давно не смазанных проржавевших петлях вращаясь. Хорошо, что хоть сторожа никакого нет у порога, а то бы поднял он тревогу и ужасных сестер разбудил бы. Как бы я с ними сражался с троими, если глядеть мне можно только в щит этот медный…

Войдя в огромное помещение, освещенное тремя факелами, Персей увидел под ними три освещенных каменных ложа, напоминавших по форме кровати, на которых были распростерты на спинах три женщины в сонном томлении.

Две Горгоны были очень похожи своим ужасающим видом. Их седые волосы были взъерошены, в глазницы покрытые веками глаза провалились, страшные лица были без единой кровинки, как и тела покрыты крупной чешуей, как у драконов. Покоились на тощих грудях костлявые руки с когтями огромными, словно кинжалы, такие же изо рта торчали клыки. По бокам у двух страшных Горгон торчали сложенные кожистые крылья, как у больших летучих мышей. Эти сестры были ликом и телом ужасны, кровавы, грозны, но сестра их была не такой.

На центральной кровати Персей в меди щита увидел отражение красивой обнаженной женщины, тоже спящей на спине. Юноше вдруг нестерпимо захотелось увидеть Медусу не в щите, и он не удержался и на несколько мгновений посмотрел на лежавшую перед ним женщину. Красота женщины поражала и как-то странно, неудержимо притягивала к себе. Обнаженное смуглое тело с высокой округлой грудью и стройными бедрами было исполнено непередаваемой словами женской прелести, но что-то в нем было такое, что вызывало совсем не любовное чувство. Лицо дышало какой-то неземной, но и не божественной, а какой-то иной – таинственно – грозной красотой, которую могла передать лишь гармония вечного космоса. Как завороженный Персей шёл к Медусе с высоко поднятым серповидным мечом, но он, ошеломленный космической красотой смертной Горгоны, забыл зачем поднял меч.

Персей еще не научился хорошо ни летать, ни ходить на крылатых подошвах. Поэтому, когда он был уже совсем близко от Медусы, которая даже сонная заворожила его ужасной своей красотой, он, волнуясь, нечаянно, но сильно задел, как ударил, щитом спящую рядом ее далеко прыгающую сестру Эвриалу. Чудовище с громким визгом на кожистых крыльях взвилось к самому потолку пещеры и разбудило сестер. Прыгунья, еще не вполне проснувшись, недоуменно уставилась на героя, не понимая кто это такой и как он в пещере их оказался, или он ей только снится.

Персей быстро перевел взгляд в щит и увидел в нем отраженье: Медуса-Властительница открыла свои прекрасные властные очи. Она осознавала власть своей красоты и потому всегда приказывала всем смотреть только на нее, в ее глаза. Ее лицо сияло зловещей красотой, на которую нестерпимо хотелось смотреть и смотреть, даже, понимая, что этого нельзя делать. В ее не мигающих огромных глазах виделись одновременно и все безобразие, и вся прекрасная гармония мира.

Сын Зевса и Данаи понимал, что он тут же превратится в камень, если только взглянет в эти манящие, притягивающие к себе магические глаза, но противиться могучему желанию было не в его силах, это не смог бы даже бог, насельник Олимпа.

28. Персей, направляемый Афиной, убивает Медусу-Горгону

Не известно, что было бы дальше. Скорее всего, юный герой взглянул бы в глаза красавицы Медусы и превратился бы в камень. Если же Персей не посмотрел бы в глаза смертной Горгоне, то проснувшиеся две чудовищных ее сестры – могучие титаниды растерзали бы его своими когтями-кинжалами или разорвали бы такими же острыми и крепкими клыками.

Однако по воле вещей Ткачихи мудрая Афина, стоявшая на облаке, опираясь на свое копье, все время наблюдала за юным героем. Она видела, что Персей, хоть с поднятым для удара мечом, медленно идет к Медусе, но передвигается так неуклюже, что находится не в себе, словно завороженный. Паллада не могла ему ничего крикнуть, чтобы не разбудить Горгон. Теперь же, когда он сам всех разбудил скрываться ему было не зачем.