Родом из СССР

Первые впечатления от части, куда попали, были не особые.

На помывке в бане всем помазали подмышки и лобки какой-то вонючей гадостью, а когда вернулись в раздевалку, оказалось что у Мишки сперли часы. Потом на вещевом складе, приказав сдать гражданку, всем выдали обычное солдатское обмундирование и кирзовые сапоги.

– А тельняшку? – спросил кто-то из парней.

– Ее надо заслужить, салага, – хмыкнул мордастый прапорщик. – Следующий!

Когда вышли со склада, увидели, как неподалеку десяток солдат под присмотром ефрейтора таскали доски.

– Чего строите, ребята? – поинтересовался кто-то из новичков.

– Сегодня прыжковой день, – цикнул тот слюной на землю. – Первый батальон прыгает, второй колотит гробы.

– ?!

– Ну да, – подтвердил один из солдат. – Вы что? Еще не поняли куда попали?

Под ложечкой засосало, всем стало тоскливо.

Кормежка оказалась тоже не подарок. На завтрак каша-размазня, кубик масла, хлеб, сахар и чай. В обед кислые щи и гречка с кусками жира вместо мяса, бледный кисель. Ужин – пюре на воде, жареная рыба, компот.

– Да, на такой хавке* не забалуешь, – оценили молодые.

На второй день пребывания в части, друзьям пришлось расстаться. Сашку с Витькой определили в первую роту, Мишку и Степана в третью.

Командиром первой роты оказался цыганистый капитан по фамилии Варава. Приказав выстроить курсантов на среднем проходе, толкнул речь. Из нее следовало, что новички прибыли в лучший учебный центр ВДВ, из них будут готовить младших командиров, а затем отправят в действующие войска.

– Ну а кто не потянет, спишем в стройбат. Ясно?

– Я-асно, протянули в шеренгах.

– Не ясно, а есть! – повысил голос.

– Есть! – рявкнули сто двадцать глоток.

– Приступайте, – обернулся к стоявшим позади еще нескольким офицерам с сержантами. Развернулся на каблуках и, скрипя начищенными хромачами*, оставил помещение.

Вскоре все были распределены по подразделениям.

Сашка с Витькой попали во второе отделение первого взвода. Командиром взвода был молодцеватый розовощекий лейтенант по фамилии Ильин, заместителем старший сержант Каллас – двухметровый блондин из прибалтов. Рядом с ним стояли еще трое: младший сержант по виду азиат и два ефрейтора. Эти были командирами отделений. Азиата звали Пак, ефрейторов Швыденко и Рыбин.

Далее всех развели по кубрикам (таких было четыре) где Ильин сообщил, со следующего утра в роте начинается курс молодого бойца. Продлится месяц. И сообщил, в чем заключается.

– Ну а после присяга и вперед, – закончил, расхаживая перед шеренгами. Все ясно?

– Так точно! – проорали курсанты.

– Ну, вот и хорошо. Каллас, продолжайте, – кивнул прибалту. После этого тоже исчез. Как и не было.

– Значит-т так, – чуть растягивая слова, оглядел тот взвод. – Сейчас будем пришивать погон-ны с петлицами и подворотнички.

Далее, распустив строй, разрешил сесть на кровати и табуретки перед ними. А двоих отправил в бытовку за иголками с нитками. Отделенные показали, что и как, приступили к работе. Один пришпандырил подворотничок с оборотной стороны ворота, у второго погоны оказались на спине, третий едва не пришил палец.

– Ну, вы и тупые – покачал головой Пак. – Переделать! (отодрал пришитое).

Когда закончили и результат удовлетворил командиров, занялись клемлением обмундирования. Начиная от шинелей с шапками и заканчивая «парадкой»*. Таинство выполнялось спичками, макаемыми в густой раствор хлорки, на подкладки наносился номер военного билета вадельца.

Затем показали, как правильно наматывать портянки и заправлять койки. Делали это все спокойно, в отличие от сержантов других взводов. Из смежных кубриков то и дело доносился «великий и могучий», в можно сказать виртуозном исполнении.

После обеда все продолжилось до ужина и вечерней поверки. Отбились*, полные радужных впечатлений.

– Левое плечо вперед! – заорал головной сержант, бегущая колона, свернула направо. Побежали под соснами, по внешнему периметру части со стороной квадрата – километр. С учетом предшествовавшего расстояния, всего пять.

– И раз! И раз! И раз! – слышались команды.

– Гуп, гуп, гуп, – стучали сапоги.

Через двадцать минут снова втянулись в ворота. Выстроили на зарядку на плацу. Расстояние меж шеренгами два метра, полтора от бойца до бойца. Все сопели носами, над телами поднимался пар.

Начальник физподготовки – рыжий прапорщик встал перед первой, – и делай раз! (бросил руки по сторонам) делай два! – взметнул вверх, – три! – резко опустил.

В течение получаса выполняли специальный комплекс, затем последовала команда «В казармы! Бегом марш!

Далее была заправка коек, умывание ледяной водой по пояс и бритье. Утренняя поверка с приборкой, переход в столовую. Еда теперь казалась необычно вкусной, единственный недостаток – мало. Сметали все. Оставшиеся куски хлеба прятали в карманы, на перекус.

Строями возвращались в казармы, начинался развод на занятия.

До обеда изучали уставы, текст воинской присяги, автомат Калашникова, противогаз и организацию несения службы. Потом занимались на плацу строевой подготовкой, выполнением приемом с оружием, разучивали и исполняли строевые песни. После ужина опять занятия, до упора, час личного времени, вечерняя приборка с поверкой и отбой.

За это время Сашка с Витькой сбросили несколько килограммов веса, то же было и у других. Курс прошли не все. Двое с простудой попали в санчасть, вернулся один. Второго увезли в госпиталь, откуда не вернулся.

– Ничего, – сказал по этому поводу ротный командир. – Слабые умрут, остальных будем готовить дальше.

20-го декабря приняли присягу.

В клубе части установили тумбы покрытые кумачом, на каждой текст Присяги и журнал. По сторонам выстроили курсантов в парадной форме и с автоматами, в торце, на возвышении – знамя части и командный состав.

Принимавших по одному вызывали из строя, тот деревянно маршировал к тумбе, брал в руку документ в красной папке и громко читал текст. Затем клал на место, брал ручку и расписывался в журнале. Поворачивался и, чеканя шаг, возвращался обратно. Что испытывали другие, Сашка не знал, но сам лично волновался. Очень уж торжественная была процедура.

К некоторым ребятам приехали родители, они тоже находились в зале. Одна из мам всплакнула, а рослый дядька с орденами на груди, тряхнул кулаком и пробасил «не подведите сынки! Служите исправно!»

Потом был концерт артистов из Каунаса, а после праздничный обед: кормили сборной солянкой, макаронами с котлетой, пили какао. Родителям разрешили посетить казармы, посмотреть, как живут их чада. Там все блестело и радовало чистотой глаза.

А когда распрощавшись, они уехали, к Сашке подошел Женька Банников. Был он родом из Ленинграда, вышибли с первого курса института за раздолбайство. Койки стояли впритык, подружились.

– Топай со мной, – заговорщицки подмигнул.

Вышли из кубрика, миновали умывальник открыл дверь в сушилку. На стеллажах сушилось х/б и портянки, в батареях шипел пар. Закрыв, вынул из-за одной бутылку портвейна «Три семерки». Открыв зубами, протянул, – держи. Выпьем за присягу.

Сашка молча взял в руку, забулькал горлом. Оставшуюся половину передал Банникову. Тот допил, сунул за батарею, достал из кармана две шоколадных конфеты «Белочка». Закусив, вышли наружу.

– Откуда дровишки? – улыбаясь, спросил Пчелинцев.

– Мама привезла. Она у меня учительница.

«Интересно», подумал про себя. Но ничего не сказал. Всякое бывает.

Вино чуть кружило голову, на душе было тепло.

– Слышь, Жень, а давай сходим в чайную? Я угощаю. Только захватим Резника.

– Не вопрос – ухмыльнулся Банников.

Однако Витьке в казарме не оказалось. Он с частью ребят ушел в клуб, смотреть фильмы.

Надев в раздевалке шинели с голубыми погонами, затянулись ремнями, шлепнув на головы шапки, вышли из роты, сбежали по ступеням вниз. Зима в Прибалтике оказалась мягкой, снега мало. По ночам стояли небольшие морозы, днями оттепели и туманы.

По мокрому асфальту плаца тут и там прогуливались курсанты, в курилке дымили сигаретами и травили анекдоты. У бетонного забора, под высокими, с рыжими стволами соснами, человек десять развлекались занимательной игрой.

Спиной к ним стоял один, остальные поочередно с размаху лупили в плечо. Когда после удара оборачивался, гогоча, выставляли вперед большие пальцы. Если угадывал, место занимал другой.

Интересуясь, подошли, понаблюдали, а потом Сашка сказал, – попробую и я.

Затесался к игрокам. Когда место занял очередной ударяемый, с разворота саданул в цель. Тот юзом полетел по скользкой наледи.

– А-а-а! восторженно завопила толпа.

Вскочив, натянул шапку, чуть подумав, указал на одного, поздоровее.

– Не угадал! (захохотали). Становись снова!

– Да, не хилый ты малый, – сказал Женька на подходе к чайной.

– Я что, – шмыгнул носом. – Вот дед у меня действительно здоровый. Рассказывают, в молодые годы кулаком в лоб, на спор валил быка.

– Живой?

– Кто? Бык?

– Да нет, дед.

– А что ему старому черту сделается? Как выпьет на праздник, начинает куражится. «Выгоню бабку, женюсь на молодой».

Чайная находилась в дальней казарме, на первом этаже. Здесь же располагался военторговский магазин где продавались все, нужное солдату. От асидола для чистки поясных блях, сигарет и туалетных принадлежностей, до тельняшек, ботинок и сапог.

Открыв дверь напротив, вошли в довольно просторное помещение, за стеклянной витриной которого высилась дебелая буфетчица в белом фартуке и кружевной наколке на голове. Встали в очередь. Когда подошла, Сашка заказал полкило докторской колбасы и московский батон, попросив нарезать, пару эклеров и по бутылке ситро.

Расплатился, взяв тарелки с бутылками и стаканы, заняли один из свободных столиков. За другими тоже сидели компании курсантов. У окна, потягивая горячий кофе, расположилась тройка сержантов.

Для начали умяли колбасу с хлебом, щедро намазывая горчицей, перешли к пирожным с пузырящимся напитком.

– Слышь, Жень, а ты в Эрмитаже был? – откусил кусок Сашка.

– Много раз, – сделал то же приятель.

– Ну и как?

– Зашибись, особо картины с голыми бабами.

– А на «Авроре»?

– Обижаешь, Пчел (рассмеялся). Водили в школе на экскурсию, и навещал с друзьями.

– А я вот дальше Ворошиловграда нигде не бывал, – вздохнул.

– Ничего, побываешь. После службы приглашаю в гости, – высосал стакан и опять наполнил.

Посидев полчаса, вернулись в роту, и там дал свой адрес. Сашка записал.

Вскоре из клуба вернулись ходившие туда, подошел Витька. – Много потеряли, пацаны, забойный фильм.

– Как называется?

– «Офицеры». Про войну.

– Летом шел у нас в Ленинграде, – сказал Женька. – Смотрели с ребятами. Впечатлил.

После ужина, уединившись в ленкомнате, Сашка написал очередное письмо родителям. В нем сообщил, что приняли военную Присягу, служба идет нормально. Жив -здоров. Лизнув языком кромку, заклеил конверт, надписал адрес, отнес к тумбочке с дневальным. Опустил в почтовый ящик, висевший на стене.

Далее были вечерняя приборка, прогулка с песнями и поверка. Ее проводил дежуривший по роте старший сержант Тоцкий. Обеспечивающий офицер отсутствовал, не появлялись и замкомвзводы. Умывальник благоухал парфюмом, в урнах поблескивали флаконы от одеколона. Дань Присяги отметили не только Женька с Сашкой.

В свое время, в техникуме, Пчелу довелось попробовать эту гадость. В их группе учился некий Федор Куропатов отслуживший армию. Вот он как-то и предложил хлебнуть «тройного» в комнате общежития, где жил в одной комнате с Сашкой и Колькой Пикаловым.

Достал из тумбочки зеленый флакон, разлил по трем стаканам. Нарезал на дольки яблоко, добавил из графина воды, разбавил.

«С богом», – высосал до дна. Крякнул и захрустел одной.

Соседи повторили, у Сашки глаза полезли на лоб, а Колька, зажав рот ладонью, выскочил наружу. Пчел удержался и часто задышал.

«Ну как?» – протянул дольку Федор.

«Как серпом по яйцам» и выскочил вслед за Колькой.

Со следующего утра служба стала еще более напряженной. Усугублялась она тем, что в роте, где служили Сашка с Витькой, готовили разведчиков. В других – связистов, операторов-наводчиков, механиков-водителей БМД* и прочих специалистов.

Теперь после утреннего кросса бежали в спортивный городок, оборудованный спортивными снарядами, где карабкались вверх по канатам, подтягивались и делали выход силой на турниках, прыгали через «коня», вырабатывая ловкость и наращивая мышцы.

Строевой подготовки стало меньше, а вот боевой – много больше: в первую очередь огневая, по неподвижным и движущимся мишеням, рукопашный и ножевой бой, ориентирование на местности, марш – броски с полной выкладкой, в том числе в ночное время.

Курсанты выматывались до предела, но командование расслабляться не давало. Помимо прочего неслись внутренние наряды, караулы и выполнялись хозяйственные работы. Двое не выдержали нагрузок и их перевели в другие роты, там были чуть меньше.

С января началась парашютная подготовка.

Она включала в себя теорию и практику. Теоретические занятия проходили в учебных классах, где изучали боевой десантный парашют. Назывался он «Д-1-8» серии три. При этом выяснилось, что несколько ребят до призыва закончили школы «ДОССАФ»* и уже прыгали с парашютом.

А еще курсанты с удивлением узнали, что его изобрел русский актер Котельников перед Первой мировой войной. Купол основного, сшитый из перкаля, составлял восемьдесят квадратных метров, запасного – пятьдесят. У парашюта имелось двадцать восемь строп сведенных в четыре лямки. Для подстраховки имелись специальные приборы, часовой и барометрический, предусматривавшие автоматическое раскрытие в случае несрабатывания ручного.

– А если не сработают и они? – спросил на одном из первых занятий Калласа Гагик Казарян. В прошлом парикмахер из Еревана.

– Рас-сопьешся всмятку, – невозмутимо ответил старший сержант.

Такая перспектива не устраивала, все поежились.

После теории, перешли к практике на учебном полигоне части. Он находился внутри периметра на обширной площадке, где стояли учебные тренажеры – стапеля и макеты Ан-12 и Ил-76.

Стапеля представляли собой конструкцию из семиметровых столбов, соединенных наверху перекладиной, с которых свистали прочные тросы. Во время тренировок, забравшись на специальную площадку, курсанты, пристегнув к ним карабины, имитировали спуск на раскрытом парашюте. При этом учили группироваться, чтобы не поломать конечности и сохранить зубы.

Макеты являлись корпусами списанных самолетов оборудованных внутри тросами, удлинителями для крепления карабинов, звуковой и световой сигнализацией. Предназначались для отработки посадки в грузовую кабину, размещения и перемещения в ней, а также действий по командам "Приготовиться" и "Пошел". После прыжка с высоты от полутора до двух метров курсант приземлялся в специальную яму, наполненную поролоном.

Учили также самостоятельной укладке парашютов закрепленных за каждым. Проводились занятия на плацу перед казармами. Курсанты выполняли процедуру в составе группы, под контролем опытных инструкторов. Каждый парашют укладывался поэтапно двумя, проверялся, затем следовал очередной этап. После завершения работы курсант заполнял специальный паспорт и расписывался в графе «укладчик», а инструктор во второй – «проверяющий».

К этому времени к Сашке стал благоволить Каллас. Получилось случайно.

В роте помимо жилых и подсобных помещений имелся спортивный кубрик. Там имелись штанга с гантелями и гири, шведская стенка, параллельные брусья, турник и маты. Вымотавшиеся за день курсанты его не посещали, мечтая о желанном сне, а вот сержанты – регулярно.

Однажды, перед отбоем, зашел туда и Сашка. Кубрик был пуст. Расстегнув пуговицы, снял куртку, аккуратно положил на лавку у стены. Взяв гантели, размялся, перешел к двойнику*, выжав левой десяток раз.

– Не слабо, – раздалось за спиной, обернулся. В дверном проеме стояли Каллас и Пак.

– Вертеть умеешь? – подошел старший сержант.

– Так точно. И выбросил, меняя руки, над головой еще полтора десятка.

– А еще что-нибудь этакое можешь? – повертел ладонью Пак.

– Могу зажатым в руке гвоздем пробить насквозь сороковку.

– Врешь – сузил раскосые глаза.

– Можно проверить, – пожал плечами.

– Гвоздь большой? – спросил Каллас.

– Двенадцатка.

– Сходи к каптеру*, – приказал младшему сержанту.

Тот исчез и вскоре вернулся, – на.

Сашка взял в руку, осмотрел, – пойдет. Направились к невысокой длинной лавке у окна. Пак, нагнувшись, пощупал, – сантиметра четыре (взглянул на Калласа).

– Давай, бей, – кивнул старший сержант Сашке.

– Тот достал из кармана сложенный вчетверо носовой платок. Положив на ладонь, туда же угнездил шляпку, крепко сажал в кулак острием вниз.

Присел на корточки, «хэк!» врубил гвоздь в лавку. Встал. Наверху осталась только верхняя часть – прошил насквозь.

– Да-а, – протянул замковзвода. – Ну и дури же у тебя Пчелинцев. – Ты случайно не молот-тобоец?

– Не, – повертел головой Сашка. – Шахтер.

– А где так наблатыкался? – спросил младший сержант, пытаясь вытащить гвоздь – не получилось.

– Отец научил. А его – командир на фронте.

На следующий вечер, после вечерней поверки, к Сашке в умывальнике подошел Пак.

– После отбоя зайдешь в старшинскую. Так называлась комната, где собирались сержанты.

– Чего это он тебя, Пчел? – спросил, утираясь полотенцем Витька.

– Не знаю.

Когда объявили желанную команду и рота кроме дневальных «отбилась»,* Сашка постучал в дверь старшинской. Открыв дверь, вошел, бросив по швам руки доложился. Кроме Калласа, в помещении находились Пак, незнакомые старшина и еще два сержанта. Все уютно расположились за столом, на стульях и продавленном диване.

– Этот, что ли? – критически оглядел курсанта старшина.

– Он-н, – кивнул Каллас. – Ну, так что? Пари?

– Давай.

Снял с широкого запястья плоский «Полет» на браслете, положил на стол.

Пак поставил в центре комнаты табуретку, на нее положил обрезок доски, сверху такой же, как вчера, гвоздь.

– Приступай, – отошел в сторону.

На этот раз Сашка пробил не только доску, но и сиденье табуретки.

– Твою мать! – опупели гости.

Каллас молча взял часы, сунув в карман, а из ящика стола достал пачку «Родоп», вручив Сашке – иди, отдыхай.

В течение следующей недели замковзвода после отбоя дважды брал Пчелинцева с собой в другие роты. Там на пари были выиграны три бутылки водки и коробка сгущенки. Водкой, естественно, старший сержант Сашку не угостил, но отдал половину лакомства. Тот поделился с ребятами.

– Где взял, Пчел? – облизнулся Женька Банников, – высосав свою долю.

– Подарили, – рассмеялся.

Служба продолжалась.