Воспрепятствовать вторжению я не могу, поэтому со вздохом набираю код на панели. Электронный замок срабатывает, и мы проходим внутрь. Бахурин достаёт из кармана брюк одноразовые перчатки, натягивает их и приступает к обыску.
– Присядьте, – кивает мне и понятым на диван. – Это займёт время.
Мне не нравится, что он распоряжается в моём доме, но он прав. Да и если вспомнить, чему нас учили на занятиях по праву в университете, понятые – друзья обыскиваемых. Это абсолютно сторонние люди, которые не сильно желают тут находиться. Но именно от них зависит многое. В случае нарушения прав со стороны сотрудников полиции, можно привлечь их внимание, а потом потребовать отразить это в протоколе.
Я вяло улыбаюсь и кивком разрешаю топчущимся парню и девушке присесть на диван. Демид в это время внимательно осматривает рабочий стол, выдвигает ящики, просматривая их содержимое, листает документы, что стоят в органайзерах. Он внимателен, но всё изучает как-то бегло. Меня не покидает ощущение, что он ищет что-то конкретное. Но что именно?
– Это я изымаю для дальнейшей работы. Если вопросов не возникнет, технику вернут обратно.
Он упаковывает ноутбук Глеба в пакет, клеит сверху какой-то стикер, потом записывает в протокол изъятие.
Бахурин продолжает работать. Шерстит полки, заглядывает под стол, даже вскрывает крышку настольных часов. Проходит уже более сорока минут. Где вообще этот чёртов адвокат?
– Я здесь закончил, следуем далее.
Он собирает свои документы и выходит из кабинета. Я и понятые следуем за ним.
В доме творится нечто невообразимое. Посторонние люди расхаживают, трогают вещи, переворачивают их. Открывают ящики, исследуют технику. Понятые глазеют вокруг. Перепуганная прислуга жмётся в гостиной у стены. Лица всех четверых растеряны. Смотрят вопросительно, когда видят меня. А что я? Хороша же хозяйка, которая вот-вот готова впасть в истерику.
Делаю глубокий вдох, стараясь взять себя в руки. Бахурин даёт какие-то распоряжения одному из оперов. Кажется, тому самому, которого мы с Антоном Васильевичем встретили у кабинета. А потом кивает мне на лестницу на второй этаж.
Если я начну вести себя сейчас забито и испуганно, то все эти люди почувствуют себя в моём доме ещё более вольготно. А мне этого не нужно. Я расправляю плечи и иду по лестнице первая.
– Здесь гостевая спальня, – показываю рукой на первую дверь. – Она давно пустует.
Демид даёт одному из оперов, и тот принимается за обыск комнаты.
Проходим далее. Через одну дверь.
– А эта комната?
– Спальня Глеба дальше по коридору. Это моя комната.
Да, у нас нет супружеской спальни. Была в первые два года, но это оказалось весьма неудобно, особенно, когда у меня начались мигрени. Да и те цвета в интерьере, что по душе Глебу, мне не нравятся.
– Открывай.
– Что ты хочешь найти в моей спальне?
– Для тебя будет лучше, чтобы ничего не нашёл.
Дёргаю ручку и толкаю дверь, влетаю первой и застываю у кровати, сложив руки на груди. Взглядом припечатываю понятых у порога. Нечего глазеть. Пусть там и стоят, смотрят себе под ноги.
Чувствую себя отвратительно, когда Бахурин приступает к обыску. Шкатулка с украшениями, туалетный столик, косметика. Всё с абсолютно непроницаемым лицом. Осматривает полку с книгами, раскрывает рамки с фотографиями, на которых мы с Артёмовой.
Когда берётся за ручку комода, я не выдерживаю. Делаю шаг и хватаю его за предплечье.
– Там мои личные вещи, – говорю с расстановкой.
Бахурин опускает глаза на мою руку, а потом поднимает их и твёрдо смотрит в мои.
– Во время обыска это не имеет значения. Любые подробности и тайны личной жизни, выявленные в ходе обыска, если они не относятся к материалам дела, не будут преданы огласке. Мною будут предприняты соответствующие меры как должностным лицом.
Он машина, что ли? Ни чувств, ни эмоций. Во взгляде лёд и решимость выполнить поставленную задачу. Лишь оболочка от того человека, которого я знала и когда-то любила.
– Вон, – киваю понятым, и они испаряются.
– Ты сама отказалась от свидетелей обыска, – он лишь пожимает плечами. – А теперь шаг назад, Злата. Не препятствуй следственным действиям, пока я не предпринял меры.
Поджимаю губы и отхожу. Заливаюсь румянцем, когда господин следователь начинает искать что-то среди моего белья. А ему всё ни по чём, с таким же выражением он исследовал ящики с бумагами в столе Глеба.
Отвожу глаза, когда Бахурин достаёт из ящика мой вибратор. Чёрт возьми, большего позора в жизни у меня ещё не было. Это всё очень странно. Очень и очень. Мы же с ним… мы же спали с ним. Пусть один раз – мой самый первый, но всё же.
Чувствую, что начинаю дрожать.
– Господи, Демид, прекрати это уже! – не выдерживаю. – Там ничего нет.
– Я ещё не закончил.
Он раскручивает вибратор, вытаскивает аккумулятор, а потом хлопает пустым основанием по ладони. Мне приходится схватиться за спинку кровати, чтобы не упасть, потому что на руку ему оттуда выпадает что-то очень маленькое. То, чего там явно быть не должно.
– Где флешка, Злата?
Бахурин смотрит остро, будто насквозь рентгеном просвечивает. А я слышу его голос словно через толщу воды. Мысли расползаются.
– Какая ещё флешка?
– Ключ-переходник для этой карты, – в его голосе усиливается нажим. – Где она?
– Я не понимаю…
– Отвечай!
– Я не знаю, о какой флешке ты говоришь! – уже почти кричу, не выдерживая всего этого давления. – Что тебе нужно, Бахурин? Что ты ищешь? Эту штуку, которую ты достал, я вижу впервые, клянусь!
Он делает два медленных шага, подходит ближе.
– Это твоё? – приподнимает вибратор, заставляя желать сгореть прямо тут. – Вещь личная?
– Конечно, – сердце рвется в груди от стыда, страха и смущения.
– Кто имеет доступ в твою спальню? Муж. Кто-то ещё?
– Я не знаю. Прислуга. Глеб вряд ли заходил в мою комнату, когда меня здесь не было.
– Ключ-карта лежала так, что контакт с батареей был нарушен. Прибор бы не включился. Когда ты в последний раз использовала аппарат?
Отхожу от него на несколько шагов и закрываю лицо ладонями. Сюрреализм какой-то. Стыд ощущаю почти физически, будто с меня кожу полосами сдирают.
