Муж посмертно получил Орден красной звезды, и похоронили его с большими армейскими почестями. На похороны пришел весь город, пригласили военный оркестр. Организацией занимались военные, и тогда казалось, что это очень хорошо и правильно, потому что сама Марина совершенно не осознавала происходящее.
Она как будто бы умерла вместе с мужем. Зачем ей жить без него?
Похороны прошли как в тумане, очнулась она только на мгновение – когда на гроб с телом любимого стали бросать грязные комья жирной, растаявшей под недавно прошедшим дождем, земли.
Двое друзей мужа держали ее под руки, опасаясь, как бы она не бросилась в черную зияющую страшную яму.
Потом она снова застыла от горя, выплакав накануне все свои слезы, и сурово молчала, уставившись в одну точку.
После похорон Марина впала в затяжную депрессию – теперь она действительно не могла понять, для чего ей жить. Было невыносимо больно, боль накатывала, как бушующие волны океана, ей казалось, что она тонет в этой бездне горя.
Такой молодой, такой сильный, такой человечный. Не хватает эпитетов, чтобы описать его масштабную и героическую личность. Другого такого больше нет, и никогда не будет.
Вся ее жизнь была сосредоточена в муже, его службе Родине, и бесконечному ожиданию его домой каждый вечер. Теперь ожидание стало воистину бесконечным – ведь он больше никогда не придет.
Сейчас в большом зале висел портрет Виталия в массивной золотой раме, и он все время смотрел на Марину своими внимательными карими глазами. Она советовалась с ним по всем вопросам – что приготовить на завтрак, что посадить весной в огороде, что купить на ужин в магазине.
Утром она здоровалась с портретом и желала хорошего дня, а вечером перед сном желала Виталию спокойной ночи.
Она поняла, что Виталий с портрета смотрит каждый раз по-другому, выражение его лица менялось в зависимости от того, какое настроение было у Марины. Теперь она старалась меньше плакать, чтобы не огорчать любимого. Рассказывала ему о произошедших за день событиях по возможности веселым голосом.
Ей казалось, что он по-прежнему с ней рядом, одобряет ее, ободряет и поддерживает.
– Ты всегда со мной, милый, и днем, и ночью, – прошептала она тихо, грустно посмотрев на любимого.
Глава 3. Подруга
Раздался звонок со стационарного телефона, Марина сняла трубку. Конечно же, звонила подруга Наташа, тоже жена офицера. Она тихо спросила:
– Как ты, Марина?
В ее еле слышном голосе сквозило искреннее сочувствие и тщательно скрываемое беспокойство.
Чтобы подруга не беспокоилась, Марина постаралась сделать голос как можно энергичнее и бодрее:
– Уже лучше. Приходи, посидим, выпьем, – предложила она.
– Сейчас приеду, – пообещала Наташа.
– Зачем ехать? Пешком не можешь придти? – спросила Марина. – Тут всего-то километра два от вашего дома!
Марина в ожидании гостьи собрала нехитрый стол из приготовленных своими руками соленых огурчиков, помидорчиков, нарезала тонкими прозрачными ломтиками душистое сало с чесночком.
– Пожалуй, будет уместно достать к такому столу бутылочку водки, – подумала Марина.
Она вынула из шкафа хранившуюся еще с хороших времен беленькую бутылочку, и засунула ее в морозильник – не пить же теплую водку.
Пили они крайне редко, но сегодня это поможет унять внезапно нахлынувший поток слез.
Звякнула металлом калитка во дворе, Наташа зашла, тихо прикрыв за собой дверь, и поставила на тумбочку принесенную корзинку с фруктами.
Подруги тепло обнялись.
Наташа всегда ярко и броско одевалась, на ее стройной фигуре любая одежда смотрелась, как на модели. Но сейчас на ней был простенький серый спортивный костюм, одетый, видимо, из солидарности с горюющей подругой.
По установившемуся обычаю, Наташа первым делом зашла в зал и поздоровалась с Виталием, вернее, с его портретом.
– Ну, привет, друг, – сказала она. – Мы тут посидим и поговорим немного, не возражаешь?
Марине показалось, что Виталий одобряюще кивнул.
Вдвоем они быстро накрыли на стол в зале, не забыв поставить стопочку Виталию, накрыли ее кусочком хлебца. Зажгли свечу.
Начался неспешный разговор о войне и общих знакомых. Все они были отличными парнями, служившими не по своей воле, а по велению Родины. Домой многие вернулись искалеченными, или физически, или морально.
– Марина, ты слышала, что Дима вчера сломал Ленке руку? Случайно, конечно, в пылу пьяной драки.
Марина кивнула, новость была ужасающей, горькой и безрадостной, Ленке оставалось только посочувствовать.
Лена была третьей самой близкой подругой, сейчас немного отдалившейся от них, рыжеволосой пухленькой пышечкой, всегда улыбающейся и рассказывающей разные смешные истории.
Раньше подруги постоянно были на связи, созванивались и утром, и вечером, делились всеми своими мыслями, планами и произошедшими событиями.
Только жены военных могут так дружить, по-настоящему, как родные сестры.
– Я думаю, Лене неудобно посвящать нас в подробности, – сказала Наташа.
– Но, конечно, то, что у них происходит, очень некрасиво. Семейная жизнь не просто не заладилась, она превратилась в ужасный непрекращающийся кошмар, – добавила она.
– Да, Лена избегает лишних разговоров, – согласилась Марина. – Стесняется и не хочет никого посвящать, я уже даже не спрашиваю.
– Так жалко ее… – вздохнула Наташа.
– Тоже, как и мы, зачеркивала крестиком в календаре дни, оставшиеся до возвращения мужа.
– Да уж, страшно представить, что Дима вернулся совершенно другим человеком, ничего общего не имеющим с тем, который уходил на войну. В страшном сне бы не приснилось.
– Такой талантливый, разговаривал на пяти иностранных языках. До призыва, конечно. Сейчас уже, наверное, все забыл, – с горечью сказала Наташа.
Все в городке знали, что Диму сломала война. После полученной в Афганистане контузии Дмитрий стал пить, по пьяной лавочке лезть в драку, растерял все свои знания и навыки, перестал чем-либо интересоваться и о чем-либо говорить, кроме прошедшей войны.
И их семейная жизнь резко и неуклонно катилась под откос. Ленка больше не улыбалась и не рассказывала свои смешные истории.
Подруги сочувствовали Лене, но кто бы полез в чужую семью, разбираться, что там, да как? И Лена не позволила бы, она как настоящая жена офицера совершенно не выносила ни жалости, ни сочувствия.
– Как ты думаешь, Марина, может быть, все еще наладится у них? – глядя на подругу с надеждой, спросила Наташа.
– Знаешь, мой лучше бы мне руку сломал, – вздохнув, грустно ответила Марина.
