Двадцать третий пассажир

Глава 7

Мартин стоял на веранде апартаментов Герлинды Добковиц и почти не замечал, что расстояние между судном и причальной стенкой постоянно увеличивалось.

«Султан» уже отошел почти на сто метров от акватории порта и теперь поворачивал в сторону пролива. Огромный портовый кран медленно исчезал из поля зрения.

Необычно много катеров и моторных шлюпок плыли по бокам круизного лайнера. Музыка, доносившаяся с верхней палубы, прощальный фейерверк, вслед за которым раздался рев сирены, – все это осталось за пределом его восприятия.

У Мартина никак не выходила из головы мысль, что он держал в руках любимую мягкую игрушку своего сына. Он не мог поверить в реальность происходящего.

Тимми называл этого медвежонка Люком, возможно, потому, что незадолго до этого он посмотрел первый фильм фантастической саги «Звездные войны» и был большим поклонником рыцаря-джедая Люка Скайуокера. А может быть, и без какой-то определенной причины.

Далеко не все в жизни имеет причинную связь.

Какое-то время Тимми и Люк были неразлучны. Тимми брал его с собой в постель, в школу и даже на уроки плавания, пока его не застали с медвежонком в душе, только после этого он согласился со слезами на глазах запереть игрушку в шкафчик для одежды. Его интерес к этой мягкой игрушке немного ослаб незадолго до его исчезновения, но не настолько, чтобы во время круиза на теплоходе для Люка не нашлось места среди багажа. Комиссия, которая расследовала трагедию на «Султане», не придала слишком большого значения тому обстоятельству, что Люка так и не удалось обнаружить в каюте. Как и тому, что один из чемоданов Нади отсутствовал. Они предположили, что мать сунула медвежонка в руки находившемуся в бессознательном состоянии сыну, прежде чем бросила его за борт. Но это было так же странно, как и отсутствие прощального письма.

Надя всегда ставила его в известность о том, где находилась. Приходя домой, он всегда находил записку; то на кухонном столе, то на своей подушке, смотря по обстоятельствам, уходила ли она на несколько минут (чаще всего в магазин) или надолго (обычно после ссоры). Невозможно поверить в то, что в свой последний путь она отправилась, так и не оставив ни одного слова на прощание.

Надя вообще не относилась к типу людей, склонных к самоубийству. Конечно, так говорят все близкие родственники покойника, когда не хотят посмотреть правде в глаза. Но Надя действительно никогда не производила впечатления человека, уставшего от жизни. Она была борцом. Мартин почувствовал это уже в ту секунду, когда познакомился с ней в отделении неотложной помощи клиники «Рудольф Вирхов», где он ждал своего коллегу, раненного во время поножовщины. Надя сидела рядом с ним в приемной с подбитым глазом и прямодушно рассказала, что ее избил ее бойфренд. Из ревности. Но не к другому мужчине, а только потому, что по утрам его сын от первого брака любил понежиться в постели с новой папиной подружкой, а не с ним.

«Он любит своего мальчика, он никогда его пальцем не тронет. Хорошо, что он сорвал свою злость на мне», – доверительно сообщила Надя Мартину, а когда он хотел выразить ей свое сочувствие, она с улыбкой покачала головой: «Видели бы вы, как сейчас выглядит этот подлец».

Той же ночью Надя съехала с квартиры своего бывшего друга. Через год они с Мартином поженились. За все это время она ни разу не впадала в депрессию. Он никогда не допускал даже мысли, что она может уклониться от решения какой-то проблемы или захочет причинить себе вред.

А уж тем более Тимми, их маленькому принцу, которого она боготворила, ласкала и тискала, когда он позволял ей делать это.

Мартин прижал медвежонка к лицу, чтобы среди затхлой вони различить запах, который напомнит ему о сыне, но тщетно.

Он повернулся на звук раздвигаемой двери у него за спиной.

– Ага, вот где вы застряли, – сказала Герлинда Добковиц.

За несколько минут до этого со словами «Пойду избавлюсь от накопившегося дерьма» она оставила его одного со слегка смущенным дворецким и, шаркая ногами, отправилась в ванную с упаковкой бумажных носовых платков в руке. Теперь, когда она справила свои естественные потребности, Мартин мог наконец задать ей самый важный вопрос:

– Откуда он у вас?

Он крепко держал Люка обеими руками, словно боялся, что встречный поток воздуха может вырвать плюшевого медвежонка из его рук и унесет назад в акваторию порта.

– Нашла, – коротко ответила Герлинда и, покопавшись в кармане своего спортивного костюма, достала зажигалку и пачку сигарет.

– Где?

– В руках одной маленькой девочки.

Она сунула себе в рот сигарету без фильтра.

– Пойдемте со мной. Я покажу вам ее.

Глава 8

Каюта капитана, палуба 14А

– Остановить? Корабль?

Даниэль Бонхёффер высвободился из ее объятий и громко рассмеялся.

Юлия чувствовала себя полной идиоткой и готова была провалиться на месте.

Это было ошибкой – тотчас мчаться к нему.

Но она ведь не знала, что ей делать. Лиза так больше и не появилась, возможно, она все еще знакомилась с кораблем, что в случае с таким огромным фешенебельным круизным лайнером, как «Султан морей», могло продолжаться несколько дней. Это было иррационально, может быть, все было в наилучшем порядке. Однако с той минуты, как Юлия посмотрела это ужасное видео, ей казалось, что ее тело сотрясалось от непрерывной дрожи из-за беспокойства о дочери, точно так же как под ее ногами вибрировал корабль, корпус которого после отплытия из порта содрогался от работы мощных двигателей. Пока еще волнение моря ощущалось в проливе не очень сильно, но отовсюду доносилось равномерное гудение, рокот и шипение. Дизельные генераторы заставляли стены и пол слегка вибрировать, а внутрь капитанской каюты из больших иллюминаторов доносился приглушенный шум волн.

– Только не смотри на меня так печально, давай лучше выпьем по чашечке кофе, – сказал Даниэль, подмигнув ей. – Собственно говоря, сейчас я должен находиться на капитанском мостике, но, к счастью, у меня отличные вахтенные офицеры.

Он провел Юлию в салон своей капитанской каюты, которая – если она не ошибалась – находилась по правому борту судна под мостиком. По пути сюда она успела потерять ориентацию. Это и неудивительно на таком лайнере, который пришлось бы фотографировать с расстояния в километр, чтобы запечатлеть его на фото целиком. Его длина от одного конца до другого равнялась длине трех футбольных полей, а если при заходе лайнера в порт Нью-Йорка встать на верхней палубе, можно заглянуть в глаза статуи Свободы.

– Ну, как тебе нравятся мои владения? – спросил Даниэль.

– Мило, – ответила Юлия, даже не осмотревшись хорошенько.

Как и в ее каюте, здесь преобладали светлые ковры и темная кожаная мебель, только капитанская каюта была гораздо просторнее. Богатая, но абсолютно обезличенная обстановка. Прекрасно для десяти дней отпуска, но, если бы Юлии пришлось жить здесь постоянно, она бы давно поменяла ничего не говорящие художественные репродукции на стенах на более подходящие картины.

– Сколько же времени прошло с нашей последней встречи? – спросил Даниэль, ставя две чашки под сопла автоматической кофеварки, находившейся в шкафу-стенке.

В то время как кофеварка с шумом ожила, другой рукой он пригладил свои светлые волосы, коротко остриженные на затылке. Его волосы казались несколько светлее, чем брови, из-за чего Юлия задавалась вопросом, не подкрашивает ли он их. Крестный Лизы всегда был невероятно тщеславным. Она не знала другого мужчину, который бы так регулярно посещал парикмахера, маникюрный салон и даже салон, где удаляли лишние волосы с груди, ног и других частей тела, о которых Юлия не хотела даже и думать.

– Последний раз я приезжал в отпуск в Берлин на предпоследнее Рождество, не так ли? – вслух размышлял он.

Даниэль нервно улыбнулся, и Юлия тотчас почувствовала, что она не единственная, у которой на душе лежит какая-то тяжесть.

Лицо капитана было бледное, в уголках рта почти серое, как у человека, перенесшего продолжительную болезнь, и нуждающегося в свежем воздухе. Он стоял в своей каюте у шкафа-стенки из прочного красного дерева, нависавшей над дверью, вероятно в его спальню, с потерянным видом, и, несмотря на свою статную фигуру, производил впечатление человека, которому белый китель с четырьмя золотыми полосками на мягких погонах стал слишком велик. На его щеках выделялись тонкие прожилки, из-за чего кожа под его усталыми глазами была похожа на мрамор. Но его веки не были опухшими – признак того, что он все еще воздерживался от спиртного.

Просто чудо, что он вообще снова носил капитанскую фуражку. Пять лет тому назад на «Султане» произошел неприятный инцидент, о котором Даниэль не хотел говорить, вероятно, в его трудовом договоре имелся пункт о неразглашении служебной информации. Юлия лишь знала, что это происшествие так расстроило его, что он запил и чуть было не допился до белой горячки и был на год отстранен от работы. После отстранения от работы на круизных лайнерах Даниэль оказался бы в лучшем случае на каком-нибудь дряхлом грузовом судне, если бы его шеф, владелец круизной компании Егор Калинин, сам не был завязавшим алкоголиком, который проповедовал принцип второго шанса.

– Итак, теперь еще раз, только спокойно, – сказал Даниэль. Он поставил ресторанные фарфоровые чашки с дымящимся кофе на столик обеденного уголка. Аромат свежемолотого кофе приятно смешивался с вездесущим на борту судна запахом освежителя воздуха. – Что ты имела в виду, заявив, что я должен остановить «Султан» и повернуть назад? Тебе уже стало скучно на борту?

Усаживаясь на обтянутый кожей стул с закругленными подлокотниками, он неуверенно улыбнулся. Юлия с трудом втиснулась на узкое сиденье обеденного уголка и прикинула, насколько откровенна она могла быть с Даниэлем, чтобы он воспринял ее беспокойство всерьез. В конце концов она решила выложить ему все без утайки и в нескольких словах рассказала о своей интрижке с Томом, о проблемах Лизы. И о страшном видео.

– И теперь ты опасаешься, что твоя дочь может покончить с собой на борту моего судна? – спросил Даниэль, когда она закончила свой невеселый рассказ.

Она надеялась, что он посмеется над ней, как в первый момент их встречи. Скажет, что ей всюду мерещатся несуществующие опасности, или сделает что-нибудь такое, что успокоит ее. Однако Даниэль был непривычно молчалив. Он лишь дул на дымящийся кофе и потирал большим пальцем логотип пароходной компании на фарфоровой чашке, медведя в обрамлении золотых лавровых листьев со стилизованной короной на голове.

– Не беспокойся, – сказал он наконец странно сдавленным голосом.

– Но…

– Я знаю, где Лиза, – прервал он робкую попытку Юлии протестовать.

– Ты знаешь…

Даниэль кивнул:

– Она уже нанесла мне визит, хотела быть на мостике при выходе в море.

– Это означает, что она…

– В безопасности и в хороших руках, именно так. Я передал ее под опеку моей директорши отеля. Она лично позаботится о том, чтобы для Лизы поскорее организовали экскурсию по судну.

– Фу. – Юлия с шумом выдохнула и на мгновение облегченно прикрыла глаза. Ее пульс все еще частил, но только потому, что с ее души свалился огромный камень. Она поблагодарила Даниэля, у которого был утомленный вид.

– Лиза и самоубийство… – покачивая головой, сказал он с едва заметной улыбкой, словно повторяя суть неуместной шутки. Неожиданно улыбка сползла с его лица. С печальным взглядом, какой бывает у маленького мальчика, который только что осознал, что его любимое домашнее животное умерло, он сказал: – Возможно, самое лучшее было бы, если бы за борт прыгнул я сам.

Услышав эти слова, Юлия часто заморгала. Неожиданно у нее появилось такое чувство, что напротив нее сидел совершенно незнакомый ей человек.

– Что ты такое говоришь? – растерянно спросила она.

Даниэль тяжело вздохнул:

– Я попал в трудное положение. В очень трудное положение.

Юлия с трудом справилась с желанием посмотреть на часы. Уже прошло пять минут с момента, как она начала свой рассказ, или на этот раз Даниэлю удалось быстрее перевести тему разговора на свои проблемы?

Капитан вздохнул, отодвинул от себя чашку и усталым голосом сказал:

– Проклятье, собственно говоря, я не имею права ни с кем говорить об этом. Но в данный момент ты единственная на корабле, кому я могу доверять.

– Да что же стряслось? – спросила Юлия, совершенно сбитая с толку.

– Но ты не должна никому говорить об этом: у нас на борту «двадцать третий пассажир».

Глава 9

Мартин последовал за Герлиндой Добковиц с балкона назад в апартаменты.

– Извините нас, пожалуйста, – сказала пожилая дама дворецкому и, подмигнув, кивнула в сторону своей огромной кровати. – Господин Шварц хочет показать мне новую позу из Камасутры.

– Разумеется, – ответил Грегор даже не моргнув глазом и встал со своего места у письменного стола.

Герлинда бросила на Мартина такой взгляд, словно ее дворецкий был здесь персоной, о душевном состоянии которой нужно было беспокоиться.

– Он начисто лишен чувства юмора, – извинилась она шепотом, однако достаточно громко, чтобы Грегор мог слышать ее. – Но он помогает мне завершить труд всей моей жизни, не так ли, Грегор?

– Я очень рад, что мне позволено помогать вам при этом, госпожа Добковиц.

– Да, да. И куры дохнут от кариеса.

Она закатила глаза и, сгорбившись, двинулась нетвердой походкой к привинченному к полу глобусу. Затем она откинула крышку и достала из бара внутри глобуса бутылку яичного ликера. Свои сигареты она снова сунула в карман.

– Я знаю, что обо мне говорят, – сказала она, после того как Мартин на вопрос, не хочет ли он что-нибудь выпить, ответил отрицательно.

Ему нужны были ответы, а не алкоголь.

Герлинда налила себе полстакана ликера и с наслаждением сделала небольшой глоток.

– Люди думают, что я транжирю наследство своего мужа в круизах по морям и океанам. А между тем это я была при деньгах в нашей семье. Это была моя строительная фирма. Я переписала ее на бедного простофилю только из-за налогов. Знаете, под каким слоганом мы рекламировали строительство дорог?

Она рассмеялась еще до того, как озвучила рекламный девиз своей фирмы: «Добковиц: мы чиним препятствия на вашем пути!»

Мартин и бровью не повел.

– Это все очень интересно, но вы хотели…

– А вам известно, почему я действительно нахожусь на борту? – Герлинда отпила еще один глоток густой субстанции, которую Мартин никогда не смог бы проглотить уже из-за ее яичного цвета. – Не для того, чтобы отдыхать. И не для того, чтобы провести последние дни, транжиря деньги, прежде чем меня засунут в деревянную пижаму. А для того, чтобы здесь работать не разгибая спины. – Она помахала правой рукой в воздухе. – Грегор, скажите ему, над чем я работаю.

– Мне выпала честь помочь вам написать книгу, – услужливо ответил дворецкий, так и не решивший, должен ли он уйти, или ему следует отвечать и на другие вопросы.

– И не какую-нибудь книгу! – Герлинда с торжествующим видом хлопнула в ладоши, продемонстрировав толстые золотые кольца, украшавшие ее высохшие, старческие пальцы. – А настоящий триллер о скрытых преступлениях, совершенных в открытом море. Поэтому я так хорошо информирована. Благодаря моим поискам. У меня повсюду есть уши, и каждую ночь я совершаю контрольные обходы. Или, точнее выражаясь: контрольные объезды? – Она кивнула на свою инвалидную коляску. – Как бы то ни было… Только поэтому я вообще увидела это.

– Что вы увидели? – спросил Мартин. Тем временем его охватило такое нетерпение, что он уже был готов обеими руками схватить старуху за ее морщинистую шею, чтобы вытрясти из нее правду о находке плюшевого медвежонка.

– Девочка. Сначала они пытались убедить меня в том, что это был мешок для грязного белья. Но с каких это пор бельевые мешки плачут после полуночи на третьей палубе и при этом у них такой бледный вид, как у Иисуса Христа в Страстную пятницу?

Герлинда поставила стакан с яичным ликером на комод и, откинув сиреневую занавеску, сплетенную из тонких нитей, протиснулась мимо Мартина в соседнее помещение.

Мартин последовал за ней и оказался в комнате, которая напомнила ему кадры из какого-то психологического триллера, в котором убийца прикреплял кнопками к стене газетные вырезки со статьями о своих «подвигах», составляя из них коллаж, а затем ножом для разрезания напольного покрытия вырезал глаза на снимке своей следующей жертвы.

– В этой комнате собраны результаты всех моих расследований, – коротко пояснила Герлинда.

Большую часть комнаты занимал черный канцелярский шкаф, стоявший в центре, словно оборудование в современной кухне. Забитые книгами и папками настенные полки занимали три из четырех стен комнаты. Вся внешняя стена, кроме небольшого окошка, была обита зелеными панелями. На них расположились фотографии, чертежи судна, планы кают, газетные статьи, самоклеящиеся цветные листочки с рукописными пометками, сделанными белым маркером; такие же листочки красовались на папках с документами.

Мартин заметил стрелки, полосы, жирные линии, ими были обведены слово «убийца» и словосочетание «Бермудская палуба», которое встречалось три раза.

Герлинда открыла один из верхних выдвижных ящиков и вынула тонкую папку, из которой извлекла газетную статью.

«Пропали без вести в открытом море», – гласил заголовок «Аннаполис сентинел», одной из американских местных газет.

– Один из акционеров пароходной компании медиамагнат. Он сделал все, чтобы история не была предана огласке. За исключением нескольких блогов в Интернете этот грязный бульварный листок, пожалуй, единственный, написавший об этом случае.

Герлинда слегка коснулась указательным пальцем фотографии, на которой были изображены мать с дочерью, перед тем как подняться на борт «Султана». Они стояли у подножия трапа, где фотографировали всех пассажиров круизного лайнера, чтобы позднее те могли выкупить свою фотографию за большие деньги.

– Ваша жена и Тимми пропали пять лет тому назад во время трансатлантического плавания на «Султане»? – спросила Герлинда.

Мартин кивнул, словно находясь в трансе.

– Н-да, что тут скажешь. Австралийский маршрут тоже не намного безопаснее.

Она снова показала на фотографию в газетной статье.

– Почти восемь недель тому назад Наоми и Анук Ламар словно растворились в воздухе, в четырех днях пути от побережья Австралии.

Мартин буквально вырвал статью у нее из рук.

– Это случилось еще раз?

Еще раз мать со своим ребенком? И снова на «Султане»?

Эксцентричная старушка покачала головой:

– Не еще раз. А скорее в очередной раз.

Глава 10

Юлия поставила свою чашку на стол, так и не сделав ни одного глотка, и искоса посмотрела на Даниэля.

– Что за пассажир?

Капитан печально улыбнулся.

– Ты не понимаешь, о чем я говорю. Ясно. Но поверь мне, это очень скоро изменится. Тогда это выражение будет у всех на устах.

Двадцать третий пассажир?

– Надеюсь, это не заразное, – попыталась пошутить Юлия, но даже ей самой это не показалось смешным.

– Чтобы ты смогла понять, мне придется начать издалека.

Даниэль вытащил из-под скамьи дорожный чемоданчик на колесиках. Юлия услышала, как открылись защелки, и вскоре перед ней на столе уже лежал тонкий черный скоросшиватель.

Даниэль снял резинку, которой была скреплена обложка скоросшивателя, и раскрыл его.

– Это произошло два месяца тому назад во время путешествия вокруг света на участке пути между австралийским портовым городом Фримантл и столицей Маврикия и основным портом этого островного государства Порт-Луи. – Он повернул скоросшиватель таким образом, чтобы Юлия могла видеть цветную копию фотографии размером с почтовую открытку. На фотографии были запечатлены два человека: улыбающаяся загорелая женщина со стрижкой под пажа, по лицу которой было видно, что большую часть своего свободного времени она проводила в фитнес-студии и никогда не заходила в супермаркет без таблицы калорийности продуктов. Она держала за руку маленькую, худенькую девочку, напоминающую Юлии Лизу, когда той было лет десять: серьезное, но открытое лицо с румяными щечками, с растрепанными ветром блестящими, шелковистыми волосами, каждая прядь переливалась другим каштановым оттенком, но ни одна из них не была такой темной, как огромные глаза, которые сразу приковывали к себе внимание. У девочки были слегка оттопыренные уши, которые с возрастом еще «зарастут», именно это слово употребляла Юлия, пытаясь успокоить Лизу, когда ее дочь обнаруживала в своем теле что-то новое, что ей не нравилось. Во всяком случае, по виду девочки нельзя было сказать, что она страдала от этого изъяна, настолько дерзко она смотрела в объектив фотоаппарата.

– Это Наоми и Анук Ламар, – пояснил Даниэль. – Мать и дочь. Тридцати семи и одиннадцати лет от роду, из Соединенных Штатов. Обе исчезли из своей каюты с балконом в ночь с семнадцатого на восемнадцатое августа.

Юлия оторвала взгляд от фотографии.

– Они исчезли?

Даниэль кивнул:

– Так же как и все остальные.

– Минутку. – Юлия недоверчиво посмотрела на него. – Ты хочешь сказать, что на «Султане» пропадают люди?

– Не только на «Султане», – ответил Даниэль и нервно забарабанил пальцами по крышке стола. – На всех круизных лайнерах. Это огромная проблема, о которой ты не найдешь ни одного слова ни в одном каталоге. Конечно, официальной статистики нет, такая информация не должна стать достоянием общественности, но на последних слушаниях конгресса США нашей отрасли были-таки сняты штаны. После долгих колебаний пришлось признать, что за последние десять лет бесследно исчезли сто семьдесят семь пассажиров круизных лайнеров.

– Так много? Куда же они все подевались?

– Покончили с собой, – ответил Даниэль.

Ее сердце учащенно забилось, и Юлия почувствовала, что ей стало трудно дышать.

– По меньшей мере, таково официальное объяснение. И в большинстве случаев так оно и есть. Школьный наставник Лизы прав. Нет более подходящего места для самоубийства, чем круизный лайнер. Здесь не нужны ни бритвенные лезвия, ни веревка, ни таблетки.

Юлия почувствовала, как страх сдавил ей горло.

Теперь ты понимаешь, почему вы должны немедленно покинуть это судно?

– Прыжок через поручни – и дело сделано. Ни трупа, ни свидетелей. Идеальное место, чтобы лишить себя жизни. Незаметно, в открытом море, лучше всего глубокой ночью, задуманное никак не может сорваться. При прыжке с высоты почти шестьдесят метров человек разобьется насмерть уже при ударе о воду, ну а если нет… – Даниэль болезненно поморщился, дернув уголком рта, – тогда желаю хорошо повеселиться при встрече с гребным винтом. Самое лучшее: не надо беспокоиться о дорогих родственниках, которые были бы шокированы при виде изуродованного трупа.

Юлия еще раз бросила взгляд на фотографию Наоми и Анук. Что-то не складывалось в пояснениях Даниэля.

– Ты хочешь сказать, что мать и дочь вместе прыгнули за борт? – спросила она.

– Конечно, не взявшись за руки. В каюте мы обнаружили салфетку, смоченную хлороформом. По всей вероятности, миссис Ламар сначала усыпила свою дочь, а затем сбросила ее с балкона и только после этого прыгнула сама. Такое происходит у нас уже не в первый раз.

Юлия кивнула. Она вспомнила телерепортаж о случаях, когда родители сначала убивали своих детей, а затем кончали жизнь самоубийством. Видимо, это происходило так часто, что в судебной медицине даже появился термин «расширенный суицид». Она попыталась представить себе, что должно было твориться в душе матери, которая убивала свою дочь, но это ей не удалось.

– Сто семьдесят семь самоубийств? – вслух подумала она, все еще поражаясь такому невероятно большому количеству суицидов.

Даниэль кивнул.

– И это только те случаи, которые мы не смогли утаить. Поверь мне, скрытое число будет больше. Гораздо больше.

– И каково же оно?

– На всех круизных лайнерах, которые в настоящее время бороздят океанские просторы, по нашим оценкам, каждый год за борт бросаются в среднем двадцать три человека.

Двадцать третий пассажир!

Теперь Юлия поняла, что имел в виду Даниэль.

– У вас снова потерялся один пассажир?

У нас двадцать третий пассажир!