Белый квадрат. Захват судьбы

Глава 3

Соединение веры и причастия

Собравшиеся в зале были в подавляющем большинстве молодыми людьми; насколько Спиридонов мог судить, самому старшему среди них было не больше тридцати – тридцати двух лет, а самый младший еще не носил усов. Ощепков представил его, а затем по очереди представил ему своих учеников. Звал он их по именам и после знакомства давал короткие указания, с которыми ученики тут же шли на татами. У одного из юношей он осмотрел кисть, пошевелил пальцы, после чего удовлетворенно кивнул и отправил тренироваться.

Спиридонов слушал Ощепкова, наблюдая за его подопечными. Признаться, он был несколько разочарован: он слышал от Фудзиюки, как тренируются в Кодокане, и ожидал увидеть что-то больше похожее на ритуал. Вместо этого у него перед глазами предстало нечто наподобие его собственной системы: всю первую половину занятий ученики Ощепкова занимались самоподготовкой – сначала силовой, с включением элементов на реакцию и растяжку, затем – специальной, с отработкой элементов базовых движений. Ощепков уделял больше внимания именно элементам, порой «разбирая» прием на составляющие и отрабатывая каждую. Для неспециалиста все происходившее на татами показалось бы бессмысленной суетой, мельтешением, но Спиридонову давало обширный материал для анализа.

Он тут же отметил, что Ощепков тоже не подгоняет воспитанников под японские каноны, а разработал для них варианты оригинальных приемов, учитывающих физические отличия европейца от азиата. Но Василий Сергеевич, кажется, шагнул еще дальше: его бойцы выполняли одни и те же приемы немного по-разному, однако Спиридонов не мог бы сказать, что они выполняют их неправильно. Нет, они просто делали захваты с учетом собственных параметров и, как выяснилось впоследствии, параметров соперника.

Когда все разошлись по своим местам, Спиридонов тихонько спросил у Ощепкова:

– Вы разве не только эркаэмовцев тренируете?

– Что вы, конечно нет! – Ощепков отвечал, не глядя на Спиридонова: он смотрел за ребятами. – Всех желающих. Это осоавиахимовская группа, одна из двух. Здесь, кстати, из милиции только двое.

– Что так? – удивился Спиридонов.

Ощепков пожал плечами:

– Должно быть, из меня никудышний организатор. Я так и не смог заинтересовать губуполномоченного программой подготовки кадров. Несмотря на рекомендации с Дальнего Востока. Товарищ Соловьянов считает, что все это баловство. По-моему, он и ко мне относится с подозрением.

Что, кстати, было чистой правдой – помянутый Соловьянов давал Ощепкову характеристики не то чтобы нелестные, но и от сочувственных весьма далекие. С другой стороны, «специалист-японист» в Губуправлении ОГПУ Новосибирска был нужен примерно как санки в джунглях Амазонки.

– Вам бы следовало по этому поводу обратиться в Управление по делам Сибири и Дальнего Востока, – возмутился Спиридонов. С его точки зрения, Соловьянов допустил явную недальновидность, пожалуй, даже халатность.

Ощепков махнул рукой:

– А зачем? Пока бумага пойдет по инстанциям, пока обратно… сменят Соловьянова, поставят еще кого-то, тому еще поди докажи. Трофимов, не надо так резко, мягче! Не дрова рубишь!

– Так что ж, по-вашему, ничего и не делать? – Подобный подход к делу Спиридонова не радовал. Он вообще остро реагировал на чью-то непрофессиональность, люди «не на своем месте» его раздражали. – Сами только что говорили правильные слова о бюрократах…

– В том-то и дело, что Евгений Сергеевич не бюрократ, – возразил Ощепков. – Но на подъем тяжел и к новшествам относится настороженно. К чему портить человеку жизнь? А делать, так я делаю… Простите.

Он подошел к татами:

– Чапкин, Грязнов, довольно. Отрабатываете в паре яма араси[9] и харай госи[10] поочередно.

Двое юношей постарше (и из наиболее обученных, что заметил Спиридонов) немедленно прервали свои упражнения, коротко поклонились тренеру, вызвав у Спиридонова воспоминания о Фудзиюки, после чего стали друг против друга и вновь поклонились – друг другу. Спиридонов ими залюбовался – видно было, что ребята хорошо подготовлены.

– Мои лучшие, – подтвердил Ощепков. – В этой группе, конечно. Грязнов, кстати, эркаэмовец, а Чапкин в ремесленном учится, а работает на станции обходчиком.

– Учится, работает… когда он все успевает? – невольно удивился Спиридонов.

– Хорошая организация, – кивнул Ощепков. – От природы, даром что из беспризорников.

Он отвел взгляд от татами, отвернувшись от Спиридонова, и сказал тихо:

– Самородок, а ночует то на вокзале, то здесь… У меня ночевал, пока у жены туберкулез не открылся… – Ощепков потупился. – Дома своего нет, говорит, с шести лет мыкается. Занесла его нелегкая в наши края, а родом-то откуда-то с юга, то ли малоросс, то ли из донских краев, он и сам уж и не упомнит…

Виктор Афанасьевич хотел было что-то сказать Ощепкову, но тут же забыл, глядя, как беспризорник, ухватив напарника из милиции за пояс, делает переднюю подсечку. Работа была выполнена безукоризненно – его напарник, несомненно, знал о намерениях своего противника, но ничего сделать не смог. И тем не менее Ощепкову что-то не понравилось:

– Витя, кисть не заламывай, не ровен час, связку потянешь. Ну-ка, еще раз. Олег, не стой соляным столбом, по тебе видно, куда ты уходить собрался! Дзюудо – это вам не уличная драка, здесь думать надо. Дериглазов, Шимонович, о-сото макомэ[11] и ути макомэ[12] последовательно. Потом меняемся партнерами. Геращенко, тренируй сокуто-атэ[13].

– Чего? – переспросил бритый под Котовского Геращенко.

– Удар ребром стопы, – спокойно пояснил Ощепков, и Геращенко кивнул.

– Я бы все приемы переименовал, – задумчиво сказал Ощепков. – Только пока не знаю как, слишком длинно получается.

– Я пришел к тому же выводу, – сообщил Спиридонов. – Увы, бывают прекрасные бойцы, но с памятью девицы на выданье.

– А у меня и неграмотные в группах есть, – кивнул Ощепков. – Вам-то с эркаэмовцами проще, а у меня осоавиахимовцы, с бору по сосенке. Пока они все эти премудрости выучат…

– Ничего, переедете в Москву, подберем вам толковых ребят, – пообещал Спиридонов.

Ощепков глянул на него долгим взглядом, нахмурившись:

– Нет уж, Виктор Афанасьевич. Я не из тех, кто ищет легкие пути, потому что…

Раздался громкий звук падения чего-то тяжелого и сдавленный полувскрик-полустон. Спиридонов еще и не сориентировался, а Ощепков был уже на татами. Спиридонов не сразу понял, что произошло, как Ощепков броском через бедро отправил одного ученика на пол и наклонился ко второму. Тот пытался встать. Ощепков осторожно его уложил обратно, пройдясь пальцами по макушке и темечку, спустившись затем к шее. После этого приобнял парня за плечи и помог встать.

Остальные ученики, оставив занятия, окружили Ощепкова и товарищей (второй парень, брошенный Ощепковым через бедро, тем временем осторожно поднялся на одно колено, но дальше пока не вставал – вероятно, голова закружилась). Когда первый ученик встал, Ощепков, не меняясь в лице, помог встать и второму.

А затем приказал всем сесть. Группа села по-японски, на пятки. Сел и Ощепков. Спиридонов решил, что ему одному стоять как-то неловко, и тоже присел по-японски, подумав, что не сиживал так уже два десятка лет с лишком. А также о том, что так и не научился толком, потому что это, черт возьми, очень неудобно.

– Витя, – обратился Ощепков к участникам разыгравшегося на татами действа, – я что-то говорил об отработке силовых захватов?

К удивлению Спиридонова, ответил тот парень, которому Ощепков помогал встать первому:

– Нет, учитель, но…

– У тебя не получалось сделать переднюю подсечку, – мягко сказал Ощепков. – Я понимаю, Витя, но я не просто так ставлю тебя с Васей. Вася опытнее, но, главное, хладнокровнее тебя.

При этом Ощепков бросил быстрый взгляд на «опытного» Васю. Тот потупился и даже, кажется, слегка покраснел.

– Я понимаю, Витя, что с Васей тебе справиться нелегко. Но, во-первых, жизнь никогда не интересуется, легко тебе или нет, когда сводит нас с каким-нибудь противником, а во-вторых, если я подбираю тебе такого противника, значит, я верю, что ты способен справиться. Хотя, кажется, ты решил сделать все, чтобы я в этом разуверился.

А вот Витя точно покраснел, да как! Словно его густо намазали свекольным соком ото лба до ключицы.

– Зачем мы здесь? – спросил Ощепков, обводя взглядом собравшихся. – Чтобы научиться драться? Неужели вы думаете, что умение драться решит все ваши проблемы? Это глупо. Но дзюудо может сделать для вас намного больше – не только драться научить. Жить научить.

В зале было тихо, как в полночь на кладбище.

– Здесь вы учитесь преодолевать препятствия, переносить трудности, бороться. Рано или поздно вы должны понять, что ваш соперник – не враг, более того, он ваш самый близкий друг. Потому что именно он помогает вам перебороть и победить главного врага – себя самого.

Все наши неудачи происходят из того, что мы чересчур любим себя. Но когда-то великий воин далекой Японии, Миямото Симмэн[14], сказал великие слова. Лучшим воином является тот, кто чувствует себя мертвым. Мертвому ничего не надо, мертвый ничего не боится. Заходя на татами, мы умираем, умираем для внешнего мира и его чувств. Вы снимаете обувь, входя в этот зал, но этого мало. Вы должны снимать там же свой гнев, свое тщеславие и самолюбие.

Спиридонов посмотрел на свои сапоги и почувствовал, что краснеет. И Ощепков, и его ученики на татами были босыми. Как и когда снял обувь Ощепков, Спиридонов не заметил, а ученики, должно быть, разувались сразу на входе в зал; ботинки, накрытые оборками, сапоги с торчащими из них портянками и даже пара лаптей из серой бересты лежали у самого входа в помещение.

– Потому тот, кто разгневался, тот, кто пожелал во что бы то ни стало победить соперника, уже проиграл, – продолжил Ощепков, а Спиридонов представлял себе заваливающиеся на борт под огнем эскадры Того пылающие броненосцы Рожественского и тихонько кивал. – Победа не в том, чтобы непременно выбить дух из противника, победа в том, чтобы ни один противник никогда не мог выбить дух из тебя! Для того и нужны соревнования. Встречаясь с равно сильным, мы становимся сильнее, встречаясь с равно умелым, мы учимся новому, а победы в этой схватке нужны лишь для того, чтобы захотелось вновь и вновь повторять бой. На этом белом квадрате нет врагов! Здесь никто никому ничего не доказывает, никто никого не побеждает и не принуждает. Это место, где вы причащаетесь умению и способности защитить сами себя и друг друга.

«Он думает, что они поймут все это?» – задал себе вопрос Спиридонов. Он смотрел на простые лица ребят из группы Ощепкова, и они казались ему слишком уж примитивными для того, чтобы усвоить такую науку. Кроме разве что некоторых – эркаэмовца Грязнова, беспризорника Чапкина, Васи и еще парочки. А вот тезка Спиридонова, попытавшийся выполнить силовой захват и рухнувший при этом на татами, внешне был чистой воды уркаганом, да еще и с внешностью дикого черкеса. Зато Спиридонов не считал, что Витя был так уж и не прав, пытаясь любой ценой опрокинуть Васю. Точнее, это желание было ему по-человечески понятно.

Но в целом со словами Ощепкова он был согласен. Поняли их его ученики или нет, Спиридонов сказать не мог, но думал, что вряд ли. Какое-то время было тихо, затем уркаган Витя сказал негромко, но в тишине зала слышно было хорошо:

– Учитель, откуда нам знать, как это? Мы учились драться на улице, там физиопопия совсем другая…

– Философия, – поправил его Ощепков, улыбнувшись. – Но вообще-то ты прав, Витя.

Он кашлянул, возможно, специально, привлекая внимание к своим словам:

– Одной из важнейших задач нашей школы как раз и является задача отучить вас драться… точнее, не только драться – а жить по-уличному. Помните, как на самом первом занятии я просил вас, каждого, запомнить нечто важное?

Ребята закивали, а Спиридонов поймал себя на мысли, что Ощепков будто его цитирует! А поскольку в телепатию он не верил, оставалось предположить лишь одно – они мыслили сходным образом! Неожиданно это оказалось очень приятно – знать, что кто-то мыслит так же, как ты. Что у тебя есть единомышленник. Соратник.

– А что? – спросил Ощепков.

Первым ответил спиридоновский тезка:

– Никогда не бить первым.

– Вы уже много занимались и многое узнали, – сказал Ощепков. – Вы поняли, почему я просил вас об этом?

Стало тихо; никто не решался ответить первым. Наконец заговорил все тот же Витя:

– Мы должны использовать силу врага… против него самого, правильно?

– Отчасти, – ответил Ощепков. – Не просто силу. Человек или даже целое государство, решившее напасть на кого-то, сразу становится слабее. Такова человеческая природа. Такие вещи, как справедливость, заложены в нее, намертво пришиты к ней. Нападающий, конечно, знает, что не прав, а кто прав – тот и сильнее. Потому в нашей борьбе мы должны руководствоваться принципами справедливости.

Вот как просто! Ощепков понятными словами высказал то, что он чувствовал, что пытался донести до учеников. Спиридонов все сильнее ощущал какое-то родство с ним, словно неожиданно нашел брата, с которым был разлучен в малом детстве. Они понимали друг друга без слов, они жили по законам иного мира, общего для них и чужого для других.

– Василий Сергеевич, – мягко сказал он, – иногда проще один раз показать, чем много раз рассказать. Давайте мы с вами проведем показательный поединок, дабы у ребят не сложилось какое-то толстовское понимание нашей системы. Пусть они увидят, что даже самое серьезное противостояние можно проводить без злости и желания победить противника любой ценой. А потом я еще им несколько слов от себя скажу, уговор?

Такой противник у Спиридонова был впервые.

Фудзиюки Токицукадзэ его явно превосходил; все остальные – и его ученики, и соперники – столь же явно уступали ему.

Теперь он впервые встретился с равным. И не просто с равным.

До поединка, там, в мире за белым квадратом, у Спиридонова были какие-то рассуждения, оценки, сомнения. На татами все было иначе; и он еще раз ощутил, насколько на татами все внешнее внезапно становится абсолютно не важным, раскрывается иной мир, живущий по законам, отличным от законов внешнего мира, и они – он и Ощепков, что самое восхитительное, – стали в этом мире своими и были как братья.

Да, здесь, на татами, один из них победит другого, но кто кого – это не важно. Противостояние и любые оценки теряли на белом квадрате значимость. Единственная ценность этого мира была не в борьбе. Борьба была средством, не целью. Целью был Путь.

Кодоканское название дзюудо[15] более точно, чем дзюудзюцу, это действительно Путь, а не техника. Путь, каким ты идешь, путь твоей жизни. И Спиридонов и Ощепков – спутники на этом Пути. Это был Путь каждого – и их общий Путь.

Здесь, на белом квадрате татами, ничто не замутняло кристальной чистоты мира. В сиянии их Пути все становилось простым и ясным. Спиридонов понял, что и он, и Ощепков оттягивали этот вожделенный для них обоих момент совпадения. Они были птицами в небе дзюудо, но каждый, до времени, боялся взлететь. Но боялся не за себя. Боялся разочароваться в спутнике. Свет дзюудо открывал, кто есть кто. В этом свете Спиридонов увидел, что Ощепков такой же, как он, и вздохнул с облегчением. И Ощепков испытывал те же чувства к нему.

После поединков с учениками Спиридонов мог четко прокомментировать весь их ход и выполнение каждого элемента; здесь же процесс боя нельзя было расчленить, все приемы перетекали один в другой, подобно движению воды в реке. Дзюудо перестало быть чередой элементов, оно стало живым. Удары, захваты, подсечки составили единый, непрерывный, нераздельный процесс, «мягкий путь».

Спиридонов не видел ничего подобного ранее, зная о возможности такого лишь со слов Фудзиюки; Ощепков, очевидно, видел, вероятно, в Кодокане, потому не удивился. Впрочем, не удивлялся и Спиридонов. Они не просто боролись – они участвовали в ритуале, в некоем священнодействии. Они были адептами, но не культа, а этой борьбы.

На белом квадрате татами в Новосибирске сошлись две стихии. Спиридонов был стремителен, словно пламя, Ощепков – плавен, словно вода. Они быстро, почти сразу же, осознали, что не надо ждать ошибки другого, и демонстрировали наблюдающим за ними ученикам дотоле невиданный ими, активно-атакующий и при том мягкий стиль дзюудзюцу. Они парировали толчки, уходили из захватов, избегали бросков друг друга. Возможно, человеку, далекому от их мира, подобная тактика не показалась бы зрелищной, но каждый, кто мало-мальски причастен к этому миру, не мог бы не застыть в изумлении и благоговении. Танец пламени и воды, он завораживал.

Лишь наивный или далекий от спорта человек может считать, что спорт – это только соединение силы, выносливости и воли к победе. Любой спорт – и групповые игры, и индивидуальные состязания предполагает определенные интеллектуальные способности, выработку сложной стратегии и тактики состязания. Любая борьба требует этого в двойной мере, а такая сложная, как дзюудзюцу, где действия противника используются против него самого, требует еще более развитого интеллекта. Ощепков и Спиридонов применяли друг против друга приемы не как Бог на душу положит, а выстраивали осмысленные комбинации на основании защитных действий противника – генерала и рядового в одном лице. Стиль Ощепкова отличался от классического кодоканского дзюудо примерно так же, как спиридоновский. Было видно, что он непрерывно его совершенствует, приспосабливает к своим параметрам. Будь на месте Спиридонова японец, владеющий классическим дзюудзюцу, он, вероятно, очень скоро оказался бы на татами. Однако Спиридонов, как и Ощепков, уходил от канонов сообразно своим особенностям и потому не только успешно парировал приемы противника, но и подсознательно предугадывал его аналогичные действия.

Тем не менее их поединок был чистым дзюудзюцу.

Вопрос был в том, кто первый выйдет за ее рамки. Первым оказался Ощепков. Его захват с последующим броском был не то чтобы совсем необычным, но неожиданным. Спиридонову едва-едва удалось его сблокировать, но стало ясно – исход поединка решат только такие приемы. В дзюудо японского образца противники были в равной степени мастерства, да и в его творческом развитии тоже.

И вот теперь, вполне в соответствии с сутью древнего символа «инь-ян», противники стали искать слабые места друг друга. Напряжение возрастало, но ни один из борцов не мог одолеть другого. Было ясно, что победит тот, кто первый успеет застать противника врасплох, и первому это удалось Спиридонову.

Это было что-то вроде тэ гурума[16], но с боковым захватом той же рукой, через которую шел бросок. Хотя и в этом случае исход был не определен до последнего мгновения. Спиридонову хоть и удалось застать Ощепкова врасплох, но тот не оставлял ему возможности переломить ситуацию в свою пользу и провести ути мата сукаси[17] или самому бросить Спиридонова в сэойнагэ[18]. Он продолжал сопротивляться и в воздухе и, лишь коснувшись татами, признал неизбежное.

Все длилось едва ли секунду, но она была крещендо их поединка. Победил Спиридонов, однако победа его была победой над равным, и в другом случае победить мог Ощепков. Спиридонов понимал это, равно как и его противник.

Ощепков исходом поединка тем не менее не был недоволен, хотя, пружинисто вскочив на ноги, обвел учеников таким взглядом, словно только что одержал победу.

– Вот так выглядит настоящее дзюудо! – с торжеством провозгласил он. Борьба как таковая воодушевила его, и победа противника не убавила в нем воодушевления. – Теперь, я думаю, каждый из вас понял, к каким вершинам мастерства следует стремиться. – Он повернул голову к Спиридонову: – Виктор Афанасьевич, смею вас заверить, на высший дан в Кодокане вы бы сдали в любую минуту. Но, кажется, вы хотели что-то сказать ребятам?

Спиридонов, откровенно говоря, уж и не помнил, о чем намеревался говорить с ними. Поединок изменил все. Мир после него стал другим, а слова…