Какая тут женщина не пожалеет.
А ему не до баб было.
Не до любви и семейных ценностей – так точно.
Вернее, у него уже была семья. Отец, Лиза, он. Всё. Остальные лишние.
Лизе давал только самое лучшее, порой на последние деньги. Лучшие платные сады, где она могла при необходимости и жить. Лучшие школы-интернаты. При первой же возможности забирал её к себе, и тогда они долго гуляли, часами разговаривали. Вернее, щебетала Лиза, а он её слушал. Про разбитые колени, про мальчика, которому он грозился оторвать руки за то, что тот слишком сильно дернул Лизку за косы, и та расплакалась. Сам же в душе усмехался: и над мальцом, что действовал открыто, проявляя симпатии, и над Лизой, что росла у него красавицей с пшеничными волосами. Мать вашу, он даже косички ей плел. Генерал плел косички. Дааа, знатно у него получалось.
Лиза росла идеальным ребенком. С железным стержнем внутри.
Когда Руслан достиг высот, денег, положения, к нему заявилась Наташа. Он предвидел, что рано или поздно эта тварь – а другого слова для женщины, бросившей ребенка, у него не было, – появится на пороге.
Появилась.
Встретила её Лиза.
Он хотел прервать разговор, потом передумал.
Волновался. Сжимал кулаки, ярился.
Но дождался окончания разговора.
И лишь когда увидел, что Наталья покидает их дом, матерясь и что-то бормоча, спустился вниз.
Посмотрел на Лизу. Она же ещё ребенок… Крошка. Четырнадцать лет. Нет ничего.
Его дочь… Хрен он кому её отдаст, понятно?
Порвет голыми руками, вырвет глотку.
Он мог.
Она стояла с прямой спиной и почти равнодушно смотрела, как незнакомая ей женщина уходит прочь.
– Лиза…
– У меня нет матери, папа. У меня есть ты.
Она развернулась, бросилась в его объятия и уже потом разрыдалась.
Когда успокоилась, Руслан всё же поинтересовался:
– Я могу её вернуть. Хочешь?
– Руслана Анатольевич, я тебя очень прошу, не поднимай больше эту тему. Я всё сказала. И выбор сделала.
Да, Лиза была его дочкой.
Красивой девочкой, обещающей вырасти в сногсшибательную красавицу. Он шутил с мужиками, что уже готовит оружейную, прикупает оружие, винтовки разные, стилеты, чтобы женихов нерадивых отгонять от дочки.
Руслан посмотрел в иллюминатор. Ночь и темное небо с мелькающими огнями больших городов.
Не выдержал и снова дотронулся до кисти.
А потом у него забрали Лизу.
Он же ничего не смог предпринять.
А ведь, сука, видел, что вокруг него что-то происходит. Ещё до поездки в Саравию… До того, как они нашли тот город…
Чувствовал. Кожей. Уже не просто внутренним зрением.
За ним присматривали последние годы. «Присматривали» и «присматриваться» – понятия совершенно разные.
Как только Руслан пошёл на повышение, начал играть в свои игры, им заинтересовались. Да, в тридцать восемь так просто генералами не становятся, но это он уже, кажется, повторяется.
А потом случилась Саравия. Геополитические игры ставили новые задачи, и Коваль взялся их выполнять. Ему было интересно. Он рвался в бой, вперед. Как и его бойцы. Деньги сулили хорошие.
Руслан соскучился по Лизке. Разговаривать каждый день на расстоянии – не то, да и не каждый день получалось. Он пригласил её к себе. А она с загоревшимися глазами согласилась.
Его Лиза любила Восток. Увлекалась историей, говорила, что вырастит и надолго уедет в эти края, чтобы изучать их. Руслан пока молчал. Про её будущее рано говорить. Пусть ещё немного побудет девочкой.
Хотя он уже видел, как на неё заглядываются парни. Коваль каждый раз медленно закипал. Хорошо, что заглядывались на расстоянии, иначе… Только через его проверку.
Лиза, кстати, лояльно относилась к присмотру. Знала, что рядом с ней всегда парни отца.
– Я – дочь Генерала, – как-то заявила она за завтраком.
Руслан усмехнулся.
– Я пока только подпол.
– Генерал-Генерал, – продолжила она с лихой задоринкой в глазах. – А я генеральская дочка.
Они оба поняли, о чем она.
Лиза влюбилась в Саравию.
– Папа, тут нереально круто! – сказала она, стоя на горной возвышенности и разводя в стороны руки. – Я хочу тут остаться! Я хочу тут облазить всё! Папа, можно задержусь на пару деньков, а?
Он позволил.
А зря.
Потому что в тот же вечер его ребята подойдут слишком близко к затерянному городу…
А ещё через неделю его самого, избитого, находящегося на грани безумия, с руками по локоть в крови – и это отнюдь не метафора, – выводили на свет солнечный из саравийских пещер, где вначале держали, а потом он уже сам не желал выбираться, потому что ещё не всех нашел.
