Новый горизонт
Лектор продолжал показывать снимки чёрной пустоши. Однообразные виды отличались лишь узорами из трещин.
– Сезоны роста давно поглотили те края, откуда могли быть принесены осколки. Но по количеству колец, образовавшихся с того момента, мы можем рассчитать местоположение и, вероятно, когда-нибудь найдём его. Мне уже не доведётся участвовать в тех поисках, но, возможно, это будет кто-нибудь из вас, – сдержанно улыбнулся пожилой рассказчик, оглядев учеников.
– А вы бывали на поверхности? – нарушив непродолжительную тишину, спросил мальчик в красном шарфе.
– Приходилось, – задумчиво ответил лектор. – Поверхность монолита – это бескрайняя безжизненная пустошь. И поверьте, всё интересное и важное для вас находится в её оковах. Наслаждайтесь видами долины, наблюдайте, изучайте, – призвал он и вдохновенно объявил:
– Между прочим, сегодня у вас особый день. После лекции вас ждёт Двуликая гора.
Кабинка подвесной дороги неспешно покидала утреннюю мглу, и всё больше проявлялись впечатляющие виды. Изумрудное единство леса и озёр уподобило долину океану, где холмы казались волнами, застывшими во времени. Густые рощи занимали едва ли не все оставшиеся земли. В недалёком прошлом раскалённый вал достиг северо-западных холмов, плотно застроенных многоэтажными бетонными домами, и напоминанием об огненном сезоне остались почерневшие руины, вплавленные в застывшую скалу. Размытый серый силуэт покинутого города рассыпающимся призраком тонул в тумане чёрной пыли, плывущей над границей. За годы запустения улицы покрылись извилистыми трещинами и смешались с бесчисленным множеством деревьев, стёрших городские рубежи. Вдалеке над приграничными домами виднелся блеск оранжереи. Старинный купол потерял часть треугольных секций, и теперь тёмные пустоты нарушали полотно отражённого солнечного света. В противовес заброшенному северо-западному краю юго-восток блистал промышленным районом. Однако в этот миг детей не заботили ни этот блеск, ни таинственная мгла призрачных руин. Кабинка приближалась к верхней станции.
Путников встречал раздвоенный утёс, объятый облаками. После минувшего сезона отметка высоты монолитных стен получила точное значение и почти достигла вершины монумента. Но он был не самой высокой точкой Двуликого хребта. Самую вершину занимали строения астрономического комплекса. Здесь пассажиров ожидали обзорные площадки, выступающие над восточным и западным обрывами. В страхе перед пропастью одни дети не решались подступиться ближе, но другие смело собирались перед ограждениями. Светлоглазый мальчик под присмотром дедушки оказался над восточным склоном. Пока сверстники бегали по длинной закольцованной площадке, мальчик в молчаливом восхищении рассматривал свой дом, впервые открывшийся ему с огромной высоты. До последнего мгновения ребёнок таил робкую надежду увидеть даль открытого простора. Но мир заканчивался в необъятной тени.
Окутав планету чёрным саркофагом, глыба сомкнула рубежи, оставив небольшой просвет. Живой мир, окружённый выжженной границей, тонул в пропасти среди бесконечной черноты, уходящей за монолитно-гладкий горизонт. Зелёный остров в кольце каменных оков – последняя земля Кальдера.
Дремлющая глыба, окутанная облаками и туманом, в ночи сливалась с небесной темнотой, но даже при мнимом исчезании пределов, обитатели долины ощущали их присутствие. Не зная иной жизни и не умея принимать планету отдельно от монолитного покрова, они утратили способность чувствовать свободный мир. Представить далёкий горизонт для них было подобно попытке слепого от рождения понять, каков цвет неба. Существование оков стало столь же неотъемлемым, как и дыхание сквозь маски.
Высочайшая точка Двуликого хребта превосходила монолит, но отдалённость стен не позволяла разглядеть его поверхность. Вместо светлого простора мальчик видел лишь тёмную безжизненную линию между небом и землёй. Мечта всё ещё оставалась в оковах маленького мира.
С горы виднелись все стены монолитного кольца. Бегом добравшись до другой площадки, мальчик сосредоточился на западной границе. Её тяжёлый силуэт протянулся по вершинам гор, готовясь обрушиться на них с началом нового сезона. Не понимая в полной мере, насколько эти горы далеки, ребёнок не мог осмыслить масштаб нависшего над ними рубежа. Однако, ощущая его мощь, он уловил вспышку необъяснимого восторга, перекрывшего дыхание и неожиданно отозвавшегося слабостью. Но силы быстро возродились и вспыхнули огнём новой вдохновляющей мечты, что однажды он обязательно преодолеет эти стены.
Размышления прервались высоким продолжительным сигналом, донёсшимся издалека. Это не обеспокоило никого из взрослых, но дети сразу кинулись на восточную площадку в ожидании того, что обычно следовало за оповещением. Деля бинокль с другом в красном шарфе, внук учителя взволнованно оглядывал рубеж.
Наконец сирену заглушил громоподобный рокот взрывов, и восточный край окутал чёрный пылевой туман. Дети не сдержали восхищённых возгласов, а младшие из них наблюдали за поднимающейся тьмой со смесью любопытства и немого ужаса. Каждый из них знал, истоки этой тучи таятся у подножия северо-восточного предела.
***
Отступающая тень открывала длинные прямые улицы огромнейшего города, основанного на ступенчатых утёсах. Железный город являл собой сплетения сотен тысяч жилых модулей, мостов и лестниц, объединённых в здания и целые кварталы. Протянувшись на восток, он граничил с мутным водоёмом – отголоском былого океана, испарённого сезонами огня.
После школы двое мальчиков проводили свободные часы в бесконечно длинных лабиринтах, наполненных безликими прохожими в защитных масках. Едва достигая нижних уровней, тусклый свет преодолевал прозрачные навесы и оживлял узенькие улицы мягкими цветными переливами. Оставляя полумрак далеко внизу, дети часто поднимались на верхние мосты, огибающие здания, или вовсе гуляли по просторным крышам. Монотонные стены жилых блоков и разнообразных магазинов, украшенных мерцающими вывесками, чередовались с толстыми стёклами небольших оранжерей. В зелёных уголках всегда было немало посетителей, отдыхающих от давящего мрака переулков. По более широким главным улицам проносились лёгкие электрические мотоциклы и небольшие поезда, чьи пути размеренными линиями пересекали город.
Детям нравились металлические лабиринты, где каждая прогулка превращалась в увлекательное путешествие, ведущее к открытию новых улиц и дорог. Но и знакомые районы друзья оглядывали так, словно за время их отсутствия здесь могло что-то измениться. Большие экраны главных улиц всегда привлекали внимание прохожих. Они неизменно показывали одни и те же цифры, равные температуре летних дней. На них отображалась температура монолита.
Порой друзья пересекали целый город, чтобы оказаться ближе к рубежу. Но дорогу преграждали высокие прозрачные барьеры, отделяющие улицы от мрачного туманного пространства. С этой огромной территории беспрерывно доносилось низкое гудение, но густая пыль не позволяла рассмотреть приграничные работы. Лишь когда солнце поднималось над долиной и лучи пронизывали чёрный смог, с помощью биноклей удавалось различить множество массивных силуэтов, напоминающих странные дома. Но, неожиданно сдвигаясь с мест, они неспешно отдалялись от окраины.
Медлительные угловатые машины, занятые грузами, похожими на фрагменты огромных строительных лесов, направлялись к восточному пределу. Широкие ленты гусеничных движителей разрывали грунт и поднимали густые пылевые тучи, пока машины не достигали водоёма. Пыль сменялась волнами, бьющимися о застывший монолитный вал. Глыбу пронизывал длинный коридор, необходимый для подступа к самой стене. Транспортёры надолго пропадали в его сумраке. После возвращения их снова ожидали грузы и восторженные взоры маленьких друзей, прильнувших к ограждениям. Величие машин заставляло чаще биться их сердца. Но рядом с каменным пределом даже эти железные гиганты казались хрупкими пылинками.
Лишь одно творение людей могло сравниться с высотой стены. Задолго до рождения двух мальчиков на восточном рубеже началось масштабное строительство. С подъёмом каждой новой части возводимой станции справлялись лифты уже собранных фрагментов. Верхние уровни колосса постепенно близились к вершине.
В то время как подъёмник протянулся к небесам, ещё один значимый объект, расположившийся у подножья каменной волны, напротив, углублялся в грунт. Северо-восточный край зиял ступенчатым провалом глубиною в сотни метров. Поднимая пылевые тучи, громадные машины расчищали от чёрного покрова поглощённые ступени величайшего из последних рудников. С каждым годом росли горы отработанного камня. Под оглушительные взрывы из воронки вырывались пылевые облака, затмевающие свет. В ветреные дни долину обволакивал густой туман, не позволяющий забыть об опасности незащищённого дыхания.
Порой над городом раздавался продолжительный сигнал, что могло быть предвестником редкого события, так любимого детьми. В последующем коротком объявлении сообщалось время запуска на юго-восточном космодроме. Вскоре по стартовой площадке расплывалось белое клубящееся облако, и в небо поднималась искра, оставляющая за собой длинный густой шлейф. Юным наблюдателям хотелось знать, что кроется за синевой, плывущей над долиной, но у запусков было иное назначение. Немногочисленные спутники позволили составить карту Монолита, что дало представление о далёкой обратной стороне.
Рокот, отражённый стенами, разносился над землёй, но затихающие отзвуки быстро таяли в прочем приграничном шуме. Гул машин, рёв буров, лязг металла сопровождали жизнь в долине уже десятки лет. Звукоизоляция сохраняла тишину в домах, но стоило выбраться на улицу, и на жителей всем своим многообразием обрушивался голос восточного предела.
После путешествий светлоглазый мальчик возвращался в свою маленькую комнату, откуда подолгу наблюдал за винтокрылами, едва заметными на фоне рубежа. Он восхищённым взглядом провожал одних, когда те таяли в объятиях пасмурного неба, и встречал других, появляющихся в ореоле тусклых солнечных лучей. Не выпуская из рук любимую крылатую игрушку, ставшую для него символом свободного полёта, мальчик представлял, как однажды достигнет той же высоты. Из собственных открытий и рассказов взрослых он по крупицам строил образ мира, где жизнь зависела от монолита и машин, вступивших с ним в неравную борьбу.
Граница
Стремление открывать новые дороги вело дальше от знакомых мест. Притягательная сила монолита всё больше овладевала детскими мечтами. Ведомые иллюзией, что глыба уже рядом, они подолгу шли вперёд, но так и не достигали рубежа. Лишь наблюдали перерождение призрачной небесной мглы в темноту далёких стен.
Каждый раз, пробираясь сквозь густой туманный лес и не зная, куда выведет новая дорога, мальчики надеялись, что осталось несколько шагов, и в дымке обязательно проявится стена. Но солнце, тающее над границей мира, не позволяло продолжить путешествие, и, опасаясь вечерней темноты, дети возвращались в город. Чтобы в следующий раз снова попытаться отыскать более простую и короткую тропу. Но с годами, когда ночь перестала быть противником, они впервые отважились покинуть дом задолго до рассвета.
В конце осени редкое явление коснулось скованной земли. Кальдера скрылась под мягким сияющим покровом, и пушистый иней облачил леса. Снег не позволил чёрной мгле расплыться над холмами, и как только вьюга ослабела, каменный рубеж проявился во всём своём величии.
Пока на востоке шла борьба с последствиями снегопада, Железный город временно затих, и долину окутало непривычное безмолвие. Не дождавшись утреннего света и вооружившись фонарями, дети отправились в поход. Часть пути они преодолели на первом раннем поезде, устремлённом на западную станцию. Отсюда началось их путешествие, уводящее на юг.
В погоне за последними снежинками юные странники прокладывали первую тропу по нетронутому снегу. Детей, одетых в светло-серые комбинезоны, можно было бы заметить лишь благодаря яркому цвету шарфов и рюкзаков. В узкой полосе между шарфом и шапкой виднелись только светлые глаза. Вынырнув из снега и обведя сугробы фонарём, их обладатель высматривал красный шарф своего друга, который, судя по исчезновению, тоже провалился в снежную ловушку. Наконец, второй световой луч пробился из сугроба.
Продвигаясь столь стремительно, насколько позволяли белые холмы, странники неслись сквозь заснеженный еловый лес. Сплетения раскидистых ветвей сомкнулись над детьми подобно ледяному своду. Стараясь избежать снежного обвала, они крались по колючим лабиринтам, пока в световой дорожке фонаря не промелькнула тень. Вдалеке блеснула пара зелёных огоньков. Увенчанные кисточками уши, откликающиеся движением на каждый хруст, выдали крупнейшего из обитателей долины, сохранённых усилием людей. Из сугроба выбрался серебристый лесной кот. Постоянно отряхивая лапы, зверь, ростом не меньше полуметра в холке, ступал по снегу с осторожностью, ведь для него, как и для самих детей, этот обжигающий холодом покров был чем-то неизведанным и увиденным впервые.
Встреча с редким зверем стала не менее удивительным событием, чем нежданный снегопад. Ведь прежде дети видели лесных котов только в заповеднике, куда помещали всех пойманных животных. Затаившись, мальчики в молчании глядели вслед осторожному коту, пока он не решился совершить прыжок, чтобы вырваться из колючей западни. Едва задетый снег посыпался с деревьев. Уворачиваясь от морозного каскада, дети старались поскорее выбраться из чащи и заметили, как в далёком сумраке, недоступном свету фонарей, ветви приобрели мягкий ореол, словно на юге разгоралось зарево. Понимая, что это невозможно, мальчики забыли об опасности и с нетерпением неслись в направлении границы. Лес становился реже, пока вовсе не сменился пустынной длинной улицей.
Южный город ещё спал, но по некоторым крышам уже бродили силуэты, обрамлённые всё тем же таинственным свечением. Несмотря на ранний час, кое-кто из жителей уже чистил крытые кварталы. Но источник освещения таился намного дальше спящего района.
Сквозь шарфы вырывался густой пар, но тяжёлое дыхание не помешало детям бегом преодолеть последнюю тропу. Ряды модульных домов вели к границе. Вырвавшись из переулка, мальчики оказались перед пропастью, и открывшийся пейзаж заставил их сердца биться чаще, чем побег от снежного обвала. Как они и ожидали, за краем леса их встретил монолитный вал, далеко на юге плавно восходящий к каменной стене. Но увлекательный поход обернулся ещё одним, не менее впечатляющим, открытием. У подножия скалы начался рассвет, отвлёкший от усталости и надолго приковавший взоры изумлённых путешественников. Вскоре детям удалось обнаружить переправу, и они бросились наверх. Длинная металлическая лестница казалась нескончаемой, но, хватаясь за перила, они преодолевали высокие ступени, пока ноги не коснулись вала.
Свет, отражённый монолитом и мягким чистым снегом, исходил от множества прожекторов, длинными рядами установленных на каменной волне. Рассеиваясь и пронизывая дымку, свечение наполняло улицы, словно утренняя или вечерняя заря. Юные странники не знали, на что это похоже больше. Но вместе с этим светом их коснулось незнакомое вдохновляющее чувство, будто за пределом скрыт таинственный непостижимый мир.
Для южных обитателей это зарево открывало мнимый горизонт. Кто с детства вместо чёрной мглы видел призрачный рассвет, тот жил с поразительной иллюзией свободного простора. Полагали, что растущие здесь дети ощущают мир иначе. С взрослением это чувство неизбежно разбивалось о монолитные оковы, но его крупицы, порой неуловимо вспыхивая в памяти, оставались с детьми юга на всю жизнь.
Непреодолимое желание познать тайну монолитных стен влекло странников в дорогу по границе. Они не знали сами, что пытаются найти, ведь им было достаточно лет для понимания, что стена скрывает лишь немую темноту. Но разуму никак не удавалось подобрать образов и слов для описания удивительного чувства, побуждающего к поиску.
Мальчики бежали по каменной волне вдоль прожекторов, глядя на собственные тени, плывущие по лесу и домам. С плавным угасанием свечения они увидели, что первые лучи восхода окрасили горную вершину. Гребень ярким розовым огнём горел над холодной синевой Кальдеры. С высоты волны дети восхищённо наблюдали, как тень спускается по склону и открывает искрящиеся белые холмы. Чем светлее становилось, тем больше впечатлял проявляющийся западный рубеж.
Спустя долгие часы путь отрезала неприступная преграда. Волна юго-западной границы обрывалась в темноте ущелья. Но её плавно убывающая высота позволила спуститься на холмы и по редколесью подобраться к самой пропасти.
Запад отличался от прочих рубежей. Здесь не было длинного каменного вала, и за ущельем монолит высился прямой стеной, устремлённой в небо. Подняв взгляды к недосягаемой вершине, дети рухнули в пушистый снег и безотрывно глядели на колосса. Словно придавив их своим видом, он не давал странникам подняться, и они надолго затерялись в его монолитной темноте. Оба не решались нарушить тишину, будто опасаясь, что малейший шорох может пробудить границу.
Но в застывший край ворвался гул, оповестивший о возобновлении работ на восточном рубеже. Постепенно мир вокруг обрёл былые очертания. Оглядевшись, дети обнаружили один из немногих отголосков древности, проникших в новую эпоху. Протянувшись над ущельем, в стену упирался занесённый снегом мост из чёрных блоков, полученных в сезон затишья. Прочнейший из камней позволил огромной переправе простоять тысячелетие. Теперь, наполовину поглощённая стеной, она уводила в никуда, отчего вызвала у странников досадную иллюзию, что по этой таинственной тропе долину покинули неуловимые ответы, в поисках которых они преодолели свой нелёгкий путь.
Однако в этом мрачном спящем крае, словно потерянном во времени, обнаружилось и нечто, не дающее забыть, что на другом конце долины давно стоит Железный город. Над мостом виднелась массивная металлическая камера, утопленная в камне, отчего казалось, будто её дверь ведёт за стену.
– Термостанция, – выдохнул светлоглазый мальчик, первым ступив на переправу.
Он не мог побороть чувство, будто эта дверь откроет путь в сокрытый мир. Но дети знали, что за ней лишь спящая стена, где не могло быть ничего, кроме длинной узкой скважины и измерительных приборов, отслеживающих температуру в недрах монолита. Однако путешественников привлекла не станция, которую они всё равно бы не смогли открыть. Древний мост позволил подобраться к необъятной каменной стене и даже свободно прикоснуться.
Граница словно вырастала из глубин тёмного ущелья, наполненного паром и отзвуками всплесков. Внизу бурлила крупнейшая река, именуемая Нитью. Поток заполнял пещеры под долиной и водопадом вырывался в пропасть, откуда продолжал свой подземный путь на запад. Однако грандиозный вид бездонного разлома всё же уступал величию стены, вскоре снова приковавшей внимание детей. Светлоглазый мальчик в восхищении оглядывал её, не в силах глубоко вдохнуть и едва справляясь со слабостью в коленях. Подобное испытывал любой, кто подбирался к подножью монолита.
Ребёнок снял перчатки и, прикоснувшись к каменной поверхности, ощутил ледяной холод. Пальцы уловили гул, который, вероятно, был отзвуком работ на восточном рубеже. Закрыв глаза, мальчик пробовал вообразить открытый горизонт, где в далёкой синеве слились зелёная равнина и безоблачное небо. То, что доводилось видеть только на картинах. Столь обыкновенный вид стал пределом всех мечтаний. Как сложно оказалось даже мысленно увидеть несуществующий в его реальности простор. И ещё сложнее удержать размытый образ в попытке приоткрыть завесу мнимой дали. Воображаемая линия бесследно растворилась в темноте.
Открыв глаза, мальчик вновь увидел только стену. И вместе с ней его ждала необъяснимая тоска, оставленная потерей призрачного образа. Ведь он так и не сумел отчётливо представить то, что навсегда исчезло до начала его жизни. Он переглянулся с другом, похоже, испытавшим те же чувства.
Они вспомнили о незаметно пролетевшем времени, лишь когда солнце поглотило небо золотистым вечерним ореолом. Тень быстро наступала на долину, словно призывая к возвращению домой. Но оказалось непросто покинуть это место.
Отступая к берегу, светлоглазый мальчик продолжал глядеть на монолит, захвативший его своей незримой силой. Ребёнок слышал будто бы издалека, как друг напоминает о последнем поезде, на который они могут не успеть. Пытаясь вырваться из тени рубежа, юный наблюдатель впервые осознал обжигающее горестное чувство. Безмятежность и былая лёгкость сменились тяжестью в груди. Мальчику казалось, что-то в нём переменилось. Будто здесь, перед стеной, преградившей путь стремлениям, вместе с окончанием маленького мира завершилось детство, и его настигла безмолвная тоска от невозможности преодолеть границу и увидеть горизонт. Но за поглощающей тоской тянулся лёгкий светлый шлейф, неумолимо тающий при попытке уловить его. И это двойственное чувство, недоступное пониманию ребёнка, стало его тихим спутником, лишив покоя на многие года.
***
Высота подъёмной станции, возводимой на востоке, приблизилась к поверхности. Её запуск стал знаменательным событием, ведь этот путь связал живую землю с бескрайними тёмными просторами. Механизм мог поднять любые тяжести, даже громадные машины, доставившие его фрагменты до стены. Но в последующее время, отведённое для подъёма техники и грузов, далеко не каждый мог подняться на вершину. Эта привилегия принадлежала лишь работникам границы. В жизни большинства не произошло заметных перемен, но главная таилась в сердце каждого из них. Со дня, когда гул небесной переправы наполнил стены маленького мира, жители всё острее ощущали неизбежность предстоящих потрясений. Эвакуация, которая готовилась в течение веков, выпала на их столетие.
Вскоре по долине разлетелась весть, полное осознание которой настигло жителей не сразу. Но все запомнили тревожный час, когда сработало оповещение, и улицы наполнил тихий голос, знакомый многим, кто бывал в Каменном холме. В каждом доме, на каждом городском экране развернулись виды чёрной пустоши. Объявив, что новость важна каждому, голос продолжал:
– Как известно, по толщине колец удалось определить длительность сезонов прошлого и выяснить, что со временем сезоны сна невероятно сократились, а сезоны роста стали продолжительнее. Новые спутниковые снимки позволили увидеть то, что было недоступно прежде. Удалось точно посчитать количество колец. Образно, кольца подобны ровному дыханию. Но раньше мы не знали о глубоких вдохах – широких кольцах, повторяющихся через равное количество сезонов, – по экранам плыла пустошь, где тонкие размеренные линии порой чередовались с намного более широкими. – И судя по числу колец и времени их возникновения, за всю историю нашего существования ещё не было глубоких вдохов. Нас ждёт первый продолжительный сезон.
Голос ненадолго замолчал, когда тёмные виды на экранах сменились яркими лесными пейзажами.
– Каждое из таких колец по ширине сопоставимо с десятью обычными. Отсюда следует неутешительный прогноз. Будущий сезон продлится не менее столетия и станет последним для Кальдеры, – поначалу голос казался беспристрастным, но всё же его пожилому обладателю не удалось сдержать печальных нот. – У вас ещё есть время попрощаться с домом. Запомните его, прежде чем покинете, – виды на экранах сменились городскими новостями, но их уже никто не слушал.
Все понимали, что однажды этот день наступит, но всё же оказались не готовы услышать трагическую весть сейчас. Прежде каждый жил с уверенностью, что не застанет исчезновения Кальдеры. Это было лишь в необозримом будущем, за пределами их жизней. Но в тот день всё изменилось. Мрачное тревожное безмолвие поглотило города. Обеспокоенные и растерянные жители теперь иначе смотрели на восточную границу, понимая, что стоит подняться на поверхность, и пути назад не будет.
В долине не осталось неизведанных дорог, каждая была пройдена не раз. Излюбленные виды навсегда запечатлелись в памяти. Даже заброшенные улицы северо-западного города больше не хранили тайн. Казалось, мир закончился.
Путь быстро уводил всё дальше от беспечной юности, оставшейся в воспоминаниях лишь чередою мимолётных ярких вспышек. Но всё чаще за проблесками светлых впечатлений проступала тень тоски. Загадочное чувство ступало по пятам, пронзая созвучием восторга и печали каждый раз при взгляде на стены монолита, которые ничуть не изменились за пройденные годы. И в такие беспокойные минуты наблюдатель словно падал в омут смутных образов, которые не удавалось удержать хотя бы на мгновение, чтобы рассмотреть и осознать.
У каждого была своя дорога. В отличие от друга, начавшего исследовать всепоглощающую глыбу, светлоглазый мальчик нашёл путь, не только ведущий на поверхность, но и позволивший увидеть её с большей высоты.
Край
Молодой пилот навсегда запомнил день, когда впервые оглядел свой дом с вершины монолита. Стоя на краю, будто на границе двух миров, он осознал, что Кальдера не настолько велика, как казалось в длительных походах по её холмистым землям. Растворяясь в приграничной мгле, леса и горы походили на размытый сон. Солнце вспыхнуло над пустошью, но мир внизу всё ещё скрывался в полумраке. Свет ярко отражался от вершины западной стены, превращая дымку в неосязаемое золото. Чувствуя тепло восхода, пилот предположил, что вместе с монолитной теневой границей, отступающей к востоку, где-то незаметной точкой плывёт и его собственная тень.