Древняя Русь в свете зарубежных источников: Хрестоматия/Под ред. Т. Н. Джаксон, И. Г. Коноваловой и А. В. Подосинова. Том II: Византийские источники. Сост. М. В. Бибиков. – М., 2010.
Древняя Русь в свете зарубежных источников: Хрестоматия/Под ред. Т. Н. Джаксон, И. Г. Коноваловой и А. В. Подосинова, Том III. Восточные источники. Сост. ч. 1 – Т. М. Калинина. И. Г. Коновалова; ч. II – В. Я. Петрухин. – М.: 2009.
Завитневич В. З., Труды Киевской духовной академии, вып. 12, 1892.
Килина Л. Ф. Лингвотекстологическое исследование русских летописей: к постановке проблемы/Вестник удмуртского университета. Вып. 2, 2010.
Королёв А. С. Загадки первых русских князей. М., 2002.
Кузьмин А. Г. Начало Руси, М., 2003.
Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977.
Лушин В. Г. О князьях-малолетках/Историко-археологические записки, кн. II, 2012.
Никитин А. Л. Основания русской истории: Мифологемы и факты. М., 2001.
Олейниченко А. В. О происхождении имени Рюрик/Рурик/Рорик//Гуманитарные исследования Центральной России № 2 (3), 2017.
Пархоменко В. А. У истоков русской государственности (VIII-XI вв.), М., 1924.
Приселков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. СПб., 1996.
Прицак О. И. «Происхождение названия RUS/RUS?/ Вопросы языкознания, №6, М., 1991.
Срезневский И. И. Статьи о древних русских летописях. (1853–1866). СПб., 1903.
Степанов. Единицы счета времени (до XIII века) по Лаврентьевской летописи. ЧОИДР, 1909, кн. IV.
Тихомиров М. Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля»/Русское летописание. – М., 1979.
Толочко А. П. Очерки начальной истории Руси. Киев, СПб., 2015.
Трубачёв О. Н. Языкознание и этногенез славян. Древние славяне по данным этимологии и ономастики / Вопросы языкознания. – М., 1982. – № 5.
Федотова П. И. «Варяжская русь» как псевдопроблема российской историографии// Свободная мысль, 2018, №3.
Черепнин Л. В. Русская хронология. М., 1944.
Шахматов А. А. Разыскания о русских летописях. М., 2001.
По следам Рюрика: рождение фантома
Изучение любого исторического события, тем более спорного, должно начинаться с выявления и анализа его источниковедческой базы – круга письменных сообщений, в которых содержатся сведения или хотя бы упоминания о нем. Аналогичным образом должна разбираться и легенда о призвании варягов, ставшая ключевой в становлении генеалогии правителей Русского государства.
Однако помимо варяжского фантома, касательно появления варягов в IX веке в Новгороде, которого тогда ещё не было, нужно хотя бы кратко рассмотреть сопутствующий «варягам» ещё один исторический фантом, а именно термин «Северная Русь». Эти упомянутые фантомы отнюдь не являются единственными, но данная глава книги освещает именно варяжскую тематику.
Не смотря на всю условность термина «Северная Русь», в публицистической литературе, а с падением истории как науки в последнее время, этот миф всё чаще встречается и в исторических трудах, особенно норманистов, но не только. Этот термин «Северная Русь» по умолчанию самым непонятным образом присваивается и всему Приильменью, и Великому Новгороду, и Ладоге в частности. Впрочем, можно заметить даже некоторое единство антинорманистов и приверженцев викингов в данном ключе: для тех и других Рюрик ключевая фигура в русской истории с той небольшой лишь разницей, что для первых он балтийский славянин, для вторых – скандинавский конунг.
Разумеется, одно тянет за собой другое. Фантазии разрастаются как снежный ком, катящийся с горы. Невозможно абсолютно всерьез воспринимать слова Кирпичникова, что: «Ладога развилась настолько, что кратковременно становится столицей образующейся империи Рюриковичей. Она превращается в княжеский город, в ней строятся первые укрепления» [Серяков, 2016]. Всё это сыпется на голову изумлённого читателя в подтверждение столичного статуса Ладоги как Северной Руси (фантомного никогда не существовавшего образования), так и «Русского каганата» на той же территории от Ладоги до Новгорода с викингом-каганом (!) во главе. Характерно, что даже норманистка Мельникова, понимая всю бредовость существования такого правителя, как у викингов, так и у приильменских словен, в комментариях предпочла всё же переложить каганство на правителя хазар, правда, запутав читателя ещё больше [Мельникова, 2015].
Эта незримая «империя Рюрика» на севере осталась полностью незримой как для археологии, так и для исторических хроник. Несмотря на это, исследователь Серяков предпринимает безуспешную попытку подвести наличие кладов арабских монет на Волжско-Балтийском пути под сведения ПВЛ о раздаче Рюриком городов своим дружинникам [Серяков, 2016], что являет собой, безусловно, странный приём подвести желаемое за действительное. Дирхемы могли зарываться в разных местах кем угодно, на них ведь не было клейма-тамги «Рюриковичей»: от викингов и словен на северо-западе, до хазар и булгар на юго-востоке этого пути. Получается такая вот странная империя: без своих войск и валюты.
И всё это действительно недоразумение, потому что в ранних скандинавских источниках север БУДУЩЕЙ Владимиро-Суздальской Руси в IX-XI вв. никогда не назывался ни Северной Русью, ни просто Русью. Это общеизвестный момент, однако, замалчивающийся норманистами, которым нужно намертво связать Приильменье и Скандинавию, и игнорирующийся большинством антинорманистов, стремящихся представить всех восточных славян уже в IX веке единым славяно-русским народом.
«Гадать о возможности более раннего появления на севере имени Русь, конечно, возможно, но для этого нет никаких определенных данных источников. Между тем, фактическое появление в источниках относительно севера этого имени только во второй половине XII века легко может быть поставлено в связь с соответствующими фактами той эпохи – с падением в это время политическо-экономического значения Киева и Поднепровья и одновременно с возвышением Новгорода и вызванным этими обстоятельствами колонизационным, хотя бы и весьма частичным, движением по варягогреческому пути торгового элемента с юга на север в эту эпоху» [Пархоменко, 1924, с.56].
Русью эта территория называется только в более поздних источниках, например, даже в «Истории Норвегии», в карте-приложении этого источника Новгородская земля именуется «Holmgardia», а территория Руси называется «Ruscia» и расположена гораздо южнее. Что неудивительно, и далее будут приведены конкретные доводы южного происхождения слова «Русь».
В источниках скандинавского происхождения часто встречается слово «Гардарика» – страна городов, но комментаторы сборника исторических скандинавских свидетельств о Руси указывают, что якобы это «специальное обозначение Руси» [Древняя Русь, Том V, с. 37]. Это очень странное заявление, учитывая то, что в некоторых приведённых литературных памятниках говорится явно не о славянской земле, а о норвежской. «Сага о Хрольве Гаутрекссоне» вещает: «Тогда в Гардарики правил тот конунг, которого зовут Хальвдан». Составители говорят нам, что Хальвдан это вымышленный персонаж [Там же, с. 254], однако истории известен Хальвдан Чёрный (др.-сканд. Hаlfdan svarti; ок. 820 – ок. 860 гг.) – сын Гудрёда Охотника, конунг Агдира (современный Агдер) и Вестфольда (современный норвежский Вестфолл) из династии Инглингов, правил областями в Норвегии. Иногда, уже во времена Ярослава (Мудрого) Гардарикой действительно называется Новгородская земля, однако сам термин несет в себе не этническое, а «урбанистическое» – «страна городов» значение.
Из этого видно, что составители сборника осуществили слишком много допущений, которые местами очень сомнительны. Вот ещё некоторые из них, якобы относящиеся к Древней Руси: «Альви велела установить этот камень по Арнфасту, своему сыну. Он ездил на восток в Гарды (austr i Gar?a)» [Там же, c.37] или «Торгерд и Свейн, они велели установить камень по Орму и Ормульву, и Фрейгейру. Он умер (isilu) на севере (norr), а они умерли в греках (ut i Grikjum). Бог да поможет [их] духу и душе» [Там же, с.35]. Вопрос, а греки тут при чём?
Заметим, что все эти сомнительные надписи, не содержащие никаких конкретных сведений о «специальной Руси» датированы аж Х-XI веками. Единственная ещё более неопределённая надпись IX века гласит: «Стигг сделал этот памятник по Эйвинду, своему сыну. Он пал на востоке (austr) с Эйвислом. Викинг (Vikingr) вырезал и Гримульв» [Там же, с. 26]. То есть пал на каком-то востоке, которым относительно Скандинавии могли быть и финские земли, и земли эстов, этим востоком даже могла быть территория мордвы, куда доходил речной путь из Прибалтики.
Вместе с тем, скандинавские источники красноречиво свидетельствуют, что викинги ранее середины X века на Руси (и в Новгородской земле-Гардарики) в массовом количестве не проявляются никак, о том же свидетельствует археология, а сам сборник скандинавских источников абсолютно не проясняет вопроса: а где же упоминания о разных «Хельгах-Олегах», «Ингварях-Игорях», «Свейнельдрах-Свендельдах», то есть о знаменитых скандинавах, создавших такое обширное государство Русь?
Таких свидетельств нет и быть не может, не смотря на грубые подтасовки и произвольные допущения авторов сборника. И как раз в молчаливом подтверждении отсутствия сведений о псевдо-государственниках из Скандинавии и есть главная ценность пятого тома древних известий о Руси. Но продолжим дальше.
В свою очередь антинорманисты по умолчанию называют новгородские земли «Северной Русью», как отражение более позднего факта, но никак не имеющего подтверждения в IX-Х вв., ибо территорией Руси, в узком и первоначальном смысле в летописях называлась только Киевская земля и часть Поднепровья; существовал ещё более обобщающий термин «Русская земля», которые действительно охватывал большинство княжеств, однако этот термин вторичен по отношению к изначальной «Руси» и также более поздний.
«Для новгородца под Русью понималась Киевская земля. Можно привести ряд выражений, характерных для новгородского понимания слова «Русь», но ограничимся двумя примерами. В 1135 г. «иде в Русь архиепископ Нифонт с лучьшими мужи». В 1142 г. сообщается, что новгородцев не выпускали из Руси, пока они не приняли князя Святополка. В отличие от жителей южной Руси, которых называли русинами, новгородцы называли себя словенами. Это противопоставление русина словенину с наибольшей четкостью бросается в глаза в краткой редакции Русской Правды, которая, судя по всему, возникла в Новгороде. В свою очередь, киевляне называли свою землю Русью в отличие от Новгородской земли («бежащю же Святославу из Новагорода идущю в Русь к брату»).
Не причисляли себя к русинам и жители Смоленской земли, что явно вытекает из рассказа о походе Изяслава Мстиславича на Волгу в 1148 г. На устье Медведицы он соединился с новгородцами, а потом пришел его брат Ростислав «с всими рускыми силами, полкы, и с Смоленьскими» [Тихомиров, 1979]. Разумеется, кривичи себя никогда исконными русами и не считали, а именно кривичское происхождение имеет население древнейшего поселения, предшествующего Смоленску.
Еще в начале XV в. совершенно четко разделялись понятия «Русь» (древнейшая часть) и «Русская земля» (позднее формирование), возникшее вследствие колонизационных завоевательных походов русских князей. Из-за произвольного смешения «Руси» и «Русской земли» очевидно и пошли все неясности в определение их действительных границ. Начали этот процесс смешения поздние (по сравнению с IX-Х вв.) летописцы, а углубили некоторые историко-исследователи. Усугубилось это явление в наше время с обострением российско-украинских противоречий. Поэтому, когда украинцы кричат, что древняя Русь – это Киев, то великороссам ничего не остается, как ответить, что ничего подобного – начало Руси положил Новгород. Между тем, многим специалистам прекрасно известно, что оба вывода ошибочные.
В IX веке Новгород ещё не существовал, а именно к этому веку и даже к его первой половине относятся стопроцентно надёжные сведения о внешнеполитической активности некоей «Руси»: нападение на византийскую Амастриду до 842 г., русские послы появляются у императора франков (839 г.), сведения Баварского географа о Руси в Восточной Европе (между 830 и 850 гг.).
Что касается Киева, то в начале IX века он, разумеется, существовал, но был обычным средним поселением славян, скорее всего, на тот момент платившим дань Хазарскому каганату. Вернее, в этот период зафиксированы целых три поселения на месте будущего Киева, только в X веке слившимися в один город. Жизнедеятельность Киева того периода не подтверждает бурную внешнеполитическую активность, требующую высокую развитость как города, так и многочисленность его населения. Отдельные поселения на Замковой горе, Подоле и Старокиевской горе слились только в X веке в единое поселение городского характера. В конце IX века резко увеличивается численность населения Киева, но скандинавские древности появляется только в первой половине X века и носят единичный характер [Комар, 2012].
Далее перейдем непосредственно к Рюрику. При чтении содержания летописей о варяжской легенде, первое что поражает, разумеется, информированного читателя, что легенда является неким инородным телом (или одним из инородных тел) в общем повествовании летописца. Академик Шахматов, внимательно изучивший летописные своды выделял несколько версий о призвании варягов, в том числе и версии, которые были первичны по отношению к другим [Шахматов, 1904]. Что же мы видим по результатам проверки различных хроник, касательно употребления слова «варяг»?
Первые письменно зафиксированные сообщения в источниках о славянах относятся к VI в., а о русах – к VIII-IX вв., то о варягах на протяжении IX и X вв. – то есть якобы в разгар их государственной и градостроительной деятельности – нет ни одного упоминания, ни в иностранных, ни в древнерусских источниках. Первые – краткие и неопределенные – сведения о них относятся к 30-м годам XI в. Причем появляются они практически одновременно в разных по происхождению источниках: восточных, византийских и древнерусских.
Первое известное на сегодняшний день иностранное свидетельство о варягах принадлежит хорезмийскому ученому Абу Райхану ал-Бируни. В «Книге вразумления начаткам науки о звездах» (1029/1030 гг.) он упоминает о варягах как народе «варанк», живущем на берегу «бахр Варанк» (моря Варанков) и как народе, обитающем за «седьмым климатом» (т. е. севернее земли русов, славян и булгар) [Федотова, 2016].
Еще одно сообщение о варягах в восточных источниках XI в. содержится в грузинской летописи Картли. В ней говорится об участии отряда в семьсот варягов в Сасиретской битве между войском грузинского царя Баграта IV и его мятежным вассалом Липаритом Багваши. Точная дата этого сражения неизвестна, историки определяют ее в интервале 1040–1047 гг. [Там же].
Разумеется, Федотова ошибается насчёт первых упоминаний о русах. Они известны если по убыванию и в VII, VI веках и даже до н.э., но об этом будет разговор впереди. Из византийских же авторов первое сообщение о варягах (под 1034 г.) содержится в «Обозрении истории» византийского хрониста XI в. Иоанна Скилицы. И не менее веским и убедительным фактом является полное отсутствие этнонима «варяги» у арабоязычных авторов IX и X вв.: Ибн Хордадбеха, Ибн Русте, ал-Джарми, Ибн Фадлана, Масуди, довольно много писавших о народах Восточной Европы, в том числе о славянах и русах.
Не находит подтверждения летописный рассказ о призвании варяжских князей и в древнерусских источниках, прежде всего в тех, которые наиболее близки по времени к IX в. Важнейшие и самые ранние из них – тексты русско-византийских договоров X в.: торговый договор Олега с греками 911 г., аналогичный договор Игоря 944 г. и мирный договор Святослава 971 г. Ни в одном из них слово «варяг» не встречается, что было бы невозможным, если бы верхушка древнерусского общества имела варяжское происхождение. Зато слова «русь» и «русский» имеются в избытке.
Отсутствует варяжская тема и в древнерусских сочинениях XI в. Один из главнейших памятников древнерусской письменности этого столетия – «Слово о Законе и Благодати» Илариона (1039 г.) – никаких упоминаний о варягах не содержит. Хотя в конце своей проповеди, где Иларион славит княжеский род, ему представляется удобный случай напомнить славное варяжское происхождение великокняжеского рода, если бы таковое имелось. В качестве предков киевского князя Георгия (Ярослава Мудрого) он называет крестителя Руси князя Владимира – внука старого Игоря, сына славного Святослава. Дважды в «Слове» назван «наш народ русский» и один раз «земля Русская» в знаменитой фразе: «Ибо не в худой и неведомой земле владычествовали, но в Русской, что ведома и слышима всеми четырьмя концами земли».
Таким образом, в «Слове» (официальной, публичной проповеди будущего киевского митрополита) нет ни намека на варяжское происхождение правящей в Киеве княжеской династии. А исследователи сталкиваются с фактом отсутствия какого-либо подтверждения летописной «варяжской легенды» со стороны независимых и предшествовавших летописи источников, как древнерусских, так и иностранных. Ни в одном из дошедших до нас письменных свидетельств IX–X вв. (т. е. современных или хронологически близких к самому событию) нет упоминания ни о варягах, ни о призвании варяжских князей ильменскими словенами. Равным образом ничего не знает о призвании варягов ни одна хроника или сочинение XI в. [Там же].
Поэтому-то академик Шахматов сделал вполне логичный вывод, что первоначальный вариант сказания о призвании, содержал информацию о том, что варяги назвались русью не до призвания, а после, когда попали в Русь, точнее в Киевскую землю [Шахматов, 1904]. Собственно, варягов и русь разделяют и некоторые древнерусские летописи, которые видимо, избежали редактирования проваряжской княжеской партией.
