Будь моим телохранителем

Пролог

Мерф

Темный переулок. Безлюдно и грязно. Сердце колотится с такой силой, что буквально выламывает ребра. С каждой секундой я все больше и больше погружаюсь в безумие. И в голове начинает играть назойливая мелодия, заглушая остальной мир.

Колыбельная… Ну почему она звучит в самые ужасные моменты?

Сквозь панику мне удается разобрать отборный мужской мат. Ублюдки слишком близко. И, если они до меня доберутся, несложно догадаться, что сделают. Как же я ненавижу мужчин, которые только и думают о своих яйцах и члене!

Руки и ноги работают на пределе, пока я пересекаю переулок за переулком. Ярость беспомощности постепенно затмевает страх, оставляя лишь животные инстинкты. Воздух раздирает горло, выжигает легкие. Но я, как на автопилоте, отчаянно хватаю его глоток за глотком.

Меня всю трясет, а ладони покрылись холодным потом. Вот только останавливаться нельзя, потому что за мной несутся со всех ног три амбала. К черту эту жизнь. К черту эту дерьмовую жизнь!

Внезапно все сбивчивые мысли обрываются: меня так резко хватают за волосы, что мой крик тонет в болезненном стоне, а ноги на мгновение оказываются в воздухе.

– Ты нарываешься, киска! – Скрипучий и холодный голос бьет наотмашь, а затем меня грубо впечатывают спиной и затылком прямо в бетонную стену.

Глухой крик вырывается из моей грудной клетки, и мне требуется несколько секунд, чтобы сделать вдох.

– За твою вагину обещают хорошо заплатить.

Я ощущаю несвежее дыхание с запахом сигарет и какого-то мерзкого пойла.

– Но ты заставила нас побегать! – Крупная мужская ладонь оказывается на моей промежности, и по телу мгновенно проходит дрожь отвращения. – Теперь мы заставим тебя покричать.

– Отвали! – Я плюю прямо ему в лицо и пытаюсь вывернуться из грязных рук, но меня останавливает удар по щеке, нанесенный с такой силой, что я теряю равновесие.

И, прежде чем успеваю опомниться, меня разворачивают и прижимают спиной к твердой груди мужчины. Удар в живот, и я захожусь кашлем, теряя возможность дышать. Внутренности скручивает позыв рвоты, и мне хочется свернуться от пронзительной боли, но я умоляю себя держаться. Не рыдать и не молить о пощаде.

От сильного удара не сразу удается сфокусировать зрение, но я замечаю два приближающихся силуэта. Звон в голове набирает обороты, а по подбородку стекает теплая струйка крови.

Черт… Я в заднице.

– Готти любит, когда ему заглатывают по гланды, – чей-то голос доносится как сквозь слой ваты, а потом в мои щеки впиваются грубые пальцы. – Папочка ведь научил тебя этому?

– Он научил меня отгрызать члены таким ублюдкам, как вы!

Заткнись, Мерф, заткнись! Боже, я ненавижу свой характер. Но уж лучше сдохнуть.

– Угрожаешь? Нам? Парни, а она забавная.

Все втроем начинают ржать. Чудовищно и мерзко.

– Отвалите от меня! Пошли к черту, ублюдки!

Дергаюсь изо всех сил, но ни черта не выходит. Часто дышу, не желая принимать такой исход. Я не сдамся без боя. Не сдамся! И при следующей попытке выбраться я с точностью хирурга ударяю мужчине, держащему мое лицо в жесткой хватке, прямо между ног.

– Блядь! – Урод с животным рычанием сгибается пополам и болезненно стонет.

В следующее мгновение мужчина, стоящий позади, хватает меня за волосы и натягивает их до ярких вспышек в глазах.

– А я смотрю, у нас тут боец, – хрипит низким противным голосом. – Люблю бешеных сучек! Готовься, я трахну тебя первым.

Он проводит языком по моей щеке, и меня передергивает.

– Нет! Отпустите! – сдавленно вылетает из груди. – И я обещаю, что вас никто не тронет! Даю слово!

Вмиг вокруг все заполняет мужской гогот, а потом возле уха вновь раздается до омерзения мягкий голос:

– В данный момент большая вероятность того, что мы тебя тронем, малышка.

– Мразь! – едва не ору я и, сжав кулак, заряжаю ему прямо по лицу.

Господи, они точно убьют меня. Но лучше так, чем я окажусь нанизанной на их члены, как кусок мяса на трех шампурах.

– Сука! – Его хватка становится жестче, и я не могу сдержать болезненного стона. – Снимайте с нее штаны! – рявкает он двум другим, видимо, являясь главным среди них.

Но, не дожидаясь своих приятелей, грубым движением срывает пуговицу на джинсах, а спустя мгновение еще четыре руки помогают освободить мне ноги от защищающей одежды. И этих ублюдков нисколько не останавливают мои жалкие брыкания. Рывок – и промежность обдает холодом.

Дыхание сбивается. Проклятье… Если выживу – найду каждого и отстрелю их жалкие члены.

Приближение неминуемого вынуждает тело окаменеть. Я даже не осознаю, что начинаю плакать. Но из последних сил делаю глубокий вдох и кричу во все горло:

– Помогите! Прошу! Помогите! Пожалуйста! Господи! Отпустите!

Поражение завладевает моим телом и разумом. Сил больше нет. Как и былого мужества. Еще секунда, и меня отымеют какие-то грязные отморозки. Прямо в этой подворотне.

– Ш-ш-ш, ну вот видишь, умеешь же быть послушной девочкой, – низкий мужской голос опаляет ушную раковину. А потом я ощущаю на ней его влажный язык. Омерзение встает поперек горла, и я застываю в ужасе. Задыхаюсь от страха. – А теперь ты нам скажешь код от сигнализации вашего ювелирного магазина. Мы не хотим шуметь.

Что? Нет, нет, нет! Этот магазин – все, что осталось у отца в память о матери. Я не могу…

– Но сначала мы поимеем главное сокровище твоего папочки, – шепчет он, обнюхивая мое лицо и царапая щетиной шею. Урод! Но я молчу. Глотаю горечь безысходности.

– Отвечай, гребаная сука! – нетерпеливо встряхивает он меня с утробным рычанием.

Вдох. Выдох. Смотрю исподлобья, желая, чтобы подонки испытали весь спектр эмоций, выжигающий меня изнутри.

– Я Мерф О’Доннелл, запомните это имя, – хриплю дрожащим голосом, сплевывая кровь прямо под ноги его дружкам. – Отец набьет его на ваших грязных языках и бросит вас гнить в яме с вашим же дерьмом.

– Закрой пасть, сука!

Удар по лицу, а потом металлическое дуло внезапно оказывается плотно прижато к моему лбу.

Я прикрываю глаза, голову снова заполняет колыбельная из детства. Последнее, что просачивается сквозь мрак холодной реальности, – приглушенные хлопки выстрелов. Но ни один не попадает в меня. Пожалуй, это лучшее, что я слышала за сегодня. Внезапно колени обжигает острой болью, когда мое тело падает на грубый и влажный асфальт.

Приподнимаюсь, едва удерживая тело на вытянутых руках. Верчу головой по сторонам, чтобы увидеть происходящее, но ничего не понимаю. Слышу только глухие удары, хруст костей, тяжелые стоны и хрипы, за которыми следуют мужские ругательства, а потом пара выстрелов… и тишина.

Я несмело поворачиваюсь в сторону, откуда доносится одиночное тяжелое дыхание, и замираю. Три тела лежат на асфальте. Два из них неподвижны, и только один еще подает признаки жизни: хрипло кашляет, пытается перевернуться и дотянуться до оружия. Но внезапно кто-то возникает над ним и одним движением сворачивает шею с противным хрустом.

Внутри все леденеет… Я медленно поднимаю глаза и рассматриваю своего спасителя. С его расслабленно опущенных рук капает багровая жидкость, и я почти физически ощущаю на себе его пристальный взгляд. Я не могу разглядеть лица незнакомца и не уверена, что хочу этого. Но почему-то мне кажется, что он красив. Видимо, я сильно ударилась головой. Странно думать об этом… Боже, меня только что чуть не изнасиловали и не лишили жизни, а я сижу без трусов и оцениваю, возможно, еще одного потенциального маньяка.

Но он лишает меня возможности думать, когда резко срывается с места. Приближается настолько быстро, что я шарахаюсь и врезаюсь в стену, а в следующее мгновение мое предплечье вспыхивает от его требовательного прикосновения. Шарики в голове начинают вращаться с бешеной скоростью. Кто же он? И почему так смотрит? Так опасно…

Глава 1

Гектор

Под звуки оглушительной музыки я опрокидываю в себя рюмку текилы и крепче сжимаю в руках холодное стекло, смакуя жидкое тепло и жжение, что постепенно растекается внутри.

Я не приверженец алкоголя. По крайней мере, не был им. Так же, как и не был влюбленным идиотом. Однако не все вещи нам подвластны, тем более те, что мы не в силах держать на привязи вечность. Даже цепной пес порой срывается. А в моем случае это дикий израненный волк.

Я сорвался, мой контроль утерян. Шрамы горят, кровоточат, вновь разрушая меня вернувшимися кошмарами войны.

С каждым днем чувство, что ты не ты, расползается внутри как лесной пожар, захватывая целые гектары моего тела уничтожающим огнем прошлого.

Я был рожден для одиночества. Одиночества, сука. Столько лет работы над собой. Никаких отношений и прочих сложностей. Я просто не имел права поддаваться этой слабости. Не имел, но поддался, нарушив главное правило: никогда и никого к себе не подпускать. Подпустил. И так близко, что теперь просто подыхаю. Я даже не понял, когда привычный самоконтроль стал ускользать от меня. Время потеряло ход. Спроси, какой сегодня день, – не отвечу. Потому что жизнь уподобилась бессмысленному существованию. А та, что пробила в моей груди сокрушительную брешь, теперь с другим.

Но мне это больше не интересно, как и то, сыт я или голоден, спал или неделю уже сижу в этом баре. И вроде бы все есть: свобода, фирма, квартиры, машины, женщины… Вот только если бы сейчас она появилась здесь и шепотом назвала мое имя, это мне заменило бы все, что я имею. Ведь все пустое. Деньги никогда не влекли меня так, как привлекла она.

И единственное, что облегчает гребаную одержимость, – беспорядочный образ жизни. Тяжелую потребность в ней я убиваю алкоголем. И сексом. Словно сам себе доказываю, что она ничто. Но трезвым не прикоснусь ни к одной. Я просто позволяю играть своей воспаленной фантазии в танце алкоголя и дыма. Самообман. Именно так я провел этот год. Запивая кошмары и зеленоглазую ведьму жгучим спиртом. Не знаю, насколько меня еще хватит. И самое опасное – я сам не хочу просвета. Лучше подыхать физически в компании пагубных привычек, чем от мыслей, которые ежедневно всаживают иглы в мозг, напоминая о ней.

Опершись локтями на барную стойку, смотрю пустым взглядом на представительницу прекрасного пола, что в течение всего вечера так яро вертит передо мной своей задницей. Соблазнительные изгибы тела, приоткрытые пухлые губы, манящие бедра и два зеленых факела глаз. На месте любой я представляю ее.

Затаив дыхание, слежу за кошкой на сцене, взгляд которой прикован ко мне. Никому из присутствующих она не подарила и взмаха ресниц. Только для меня. Этот танец для меня. Ее тело для меня. И я не отвожу глаз лишь потому, что перед ними стоит пелена иллюзий. Не хочу думать, что это обман зрения или затуманенного разума. Я вижу ее. И мне этого достаточно, чтобы дышать. Въелась ведьма в самое сердце. И выдрать ее я смогу только вместе с ним.

Опрокидываю еще одну рюмку и, с грохотом стукнув по барной стойке, рывком поднимаюсь с места. Вот только приходится дать себе пару минут, чтобы овладеть собственным телом. Ненавижу это состояние.

С ноги открываю дверь черного хода и буквально вываливаюсь на улицу. Похлопав ладонями по карманам, вытаскиваю помятую пачку, но едва успеваю прикурить гребаную сигарету, как из темноты раздается женский визг. Тряхнув головой, я провожу фильтром между губ и опираюсь спиной о кирпичную стену, тут же ударяясь об нее затылком. Перед глазами все плывет, и я усердней зажимаю сигарету зубами, прикуривая только раза с третьего. Докатился, блядь.

– Помогите! Прошу! Помогите! Пожалуйста! Господи! Отпустите! – не прекращает свою мольбу о помощи очередная жертва темных переулков.

«Пора бы вмешаться», – твердит моя затравленная совесть.

– Не вздумай! – рычу сам на себя, зная уже наперед, что не смогу пройти мимо. – Идиот!

Выплюнув недокуренную сигарету, отталкиваюсь от стены, но тут же врезаюсь обратно. Штормит неслабо, и геройствовать сейчас – явно не лучшая идея, но я нуждаюсь в хорошей встряске. Давно не разминал кости. Целых шесть дней, сегодня юбилейный.

В этом баре меня уже все знают. За год моего алкогольного турне изучили. Ни один человек не суется мне под кулак и другим не советует. Не раз я хорошенько докучал владельцам заведения, но также успешно и пополнял их кошельки. Поэтому, несмотря на мой скверный характер, здесь я желанный гость. И здесь мне комфортней, чем в пустой квартире.

Мысли за секунду раскалываются в щепки, когда взгляд роясняется, и я вижу следующую картину: девушка, рыдая, брыкается в руках ублюдков, которые уже стянули с нее трусы, а один приставил дуло пистолета к ее голове.

Привлекаю к себе внимание тихим свистом.

– Катись отсюда, выблядок, – небрежно бросает один из них.

Ну зачем же так грубо?

Прочищаю горло и лениво двигаюсь вперед, ловя на себе непонимающие взгляды этих уродов. Огромные измученные глазищи девушки, полные слез, смотрят сквозь меня, точно перед ней призрак. Внутри начинает щемить, и ярость, которая разъедала меня долгое время, бесконтрольно вырывается наружу.

Достаю пистолет и, направив на одного из них, хладнокровно нажимаю на курок. Только вот попадаю в металлический бак. Сука. В глазах двоится, но кулак в челюсть быстро отрезвляет меня. Рывком сокращаю расстояние и сразу выношу одного ударом в висок. Второй не заставляет долго ждать и наносит ответный в голову. Падаю, с грохотом врезаясь в баки. Как так-то?! Черт!

Рык слетает с пересохших губ. Злюсь уже сам на себя, вскакиваю и, сгруппировавшись, с ноги бью его в солнечное сплетение, отправляя в нокаут, но внезапно меня останавливает острая боль. До ярких вспышек в глазах. Сдавленный крик сливается с шипением, которое я выпускаю сквозь стиснутые зубы. Девчонка уже валяется на асфальте. Мысленно матерю ее, потому что она не собирается уносить свою голую задницу подальше. Туман боли и алкоголя лишает ориентации, однако каким-то чудом в моих руках оказывается пистолет, и, не раздумывая, я всаживаю пулю в лоб третьему ублюдку.

– Твою мать, – рычу я, нащупав в боку ножевое.

От резко пронзившей боли оружие выскальзывает из рук. Скалюсь от противного жжения в попытке перевести дыхание. Но лишнее телодвижение привлекает мое внимание. Хрипящее тело тянется к пистолету. Как бы не так. На автомате обхватываю голову мужика и сворачиваю ему шею, ощущая, как ломаются позвонки. Его тело обмякает, и я позволяю трупу выскользнуть из моих рук.

Облизываю разбитую губу и прикрываю глаза. Ощущение легкости наполняет меня до предела, но, несмотря на это, я готов рухнуть на землю, как многотонный баул. В последний раз перевожу затуманенный взгляд на девушку: красивая… В мозгу мелькает мысль помочь ей подняться, спросить, не ранена ли. Только, когда я понимаю, чем вызван столь повышенный интерес к незнакомке, тело в момент каменеет и разу, словно взрывается землетрясением.

Проклятье! Какого хрена? В два шага сокращаю до нее расстояние, отчего дрожащее тельце рывком отскакивает и врезается в стену, но я хватаю ее за предплечья и, дернув на себя, заглядываю в глаза. Которые сейчас уничтожают меня золотым огнем. Не она. Помутнение медленно отступает, только руки все так же крепко сжимают хрупкую плоть незнакомки, и я не могу перестать смотреть на нее. Почему, мать твою? Пора завязывать с алкоголем.

– Вы делаете мне больно… – Сорванный голос девушки окончательно возвращает меня в мутную реальность, и я отшатываюсь от нее как от огня.

– Прости… – Вцепляюсь пятерней в затылок и тяжело сглатываю. – Я… Я… обознался.

Тишина затягивается, обжигает, и ее нарушает лишь наше частое дыхание. Пока спутанное сознание не захватывает в плен мелодичный голос:

– Вам нужна помощь… У вас кровь.

Она подгибает ноги, натягивая кофту ниже, и вся трясется, но взгляд… Чертов взгляд прожигает насквозь.

Тут же разворачиваюсь и на нетвердых ногах устремляюсь прочь. Надо уйти. Я должен уйти. Философ прав. Мне нужно перестать жить прошлым. Искать в каждой зеленые глаза ведьмы. Но у этой они другие. Большие, обжигающие, как горячая карамель, с золотым вкраплением солнца.

– Подождите! – врезается в спину ее голос. – Вы ранены. Нужно вызвать скорую.

Поворачиваюсь, из последних сил удерживая шаткое равновесие.

С прищуром наблюдаю, как девчонка судорожно натягивает трусы, а за ними и штаны, стыдливо пряча свою наготу.

– Я вызову скорую, – сбивчиво шепчет незнакомка, с трудом передвигая ногами. – Подождите, – тараторит, на ходу ища в карманах телефон. Но не успевает его разблокировать: я выхватываю гаджет из ее холодных рук.

– Мне не нужна помощь. А ты давай, – сканирую ее, отрицательно качая головой, – ноги в руки – и домой.

– Вы ранены, – ее голос звучит агрессивнее, а женское лицо с выразительными скулами наполняется мужеством, – и вам нужна помощь. Если так хотите, чтобы я отстала, верните мой телефон и позвольте вызвать бригаду специалистов.

– Очень хочу, – цежу, часто дыша сквозь зубы, и разворачиваюсь, оставляя позади себя источник бед.

Вот только с каждым новым шагом в глазах становится темнее. И голос я уже слышу через слой ваты, а затем чувствую столкновение с чем-то твердым и… тишина. Никто не жужжит, так спокойно и легко… Кайф.

Глава 2

Мерф

Обхватив себя за плечи, я стою у окна, полностью погруженная в невеселые мысли.

Жизнь в семье мафиози далека от сказки. Я родилась в мире, где правит месть, кровь и мужчины. Не лучшая перспектива для женщины.

Вначале ты еще питаешь иллюзии о светлом будущем, но в какой-то момент все меняется.

Обычно для девушек этот период наступает к совершеннолетию, когда приходит время долга и чести. Однако в моем случае отец предоставил мне срок больше дозволенного, но все равно приближение неизбежного оказалось слишко быстрым.

А месяц назад жизнь окончательно и бесповоротно превратилась в сущий ад.

Отец, не сказав мне, договорился о моей свадьбе с незнакомым мужчиной. Которого, мать вашу, я даже ни разу не видела. Этот брак должен был стать чем-то вроде мирного договора между двумя синдикатами.

Но все, слава богу, отменилось.

Я не знаю истинной причины расторжения договора, но то, что она кроется не в моих капризах, это точно.

Папа жуткий консерватор и никогда не допускал «революций», которые я ему исправно пыталась устраивать уже на протяжении двадцати восьми лет. А плюс ко всему у него еще и синдром гиперопеки в комплекте с параноидальными замашками. Немудрено. Ведь я – единственное, что у него осталось. И он хранит меня как сокровище ЮНЭСКО.

Безусловно, я заслужила всю его строгость своим взрывным характером.

Удивительно, как он меня еще в монастырь не сослал. Хотя в моем случае Азкабан, магическая тюрьма из книжки, – более подходящий вариант.

Мысленно усмехаюсь, вспоминая, как я в девятнадцать лет случайно услышала разговор в кабинете отца, где обсуждалась моя девственность и то, что на нее претендуют несколько влиятельных семей.

В тот же вечер я сбежала и переспала с первым встречным.

Точнее, попыталась.

Я никогда не питала иллюзий насчет противоположного пола и прекрасно знала их природу, даже будучи невинной особой. Потому что жила среди тестостероновых яиц двадцать четыре на семь, и от моих ушей не ускользала ни одна пошлая шуточка или байка.

Но я была готова пойти на такой шаг и закрыть глаза на свои принципы, лишь бы «испачкать себя» и не достаться никому в качестве приза.

Вот только мне даже поцеловаться не позволили, притащили домой как котенка за шкирку, а пацана…

В общем, мне повезло больше. А моя девственность была взята под ожесточенную охрану.

Правда, она все же покинула меня на одной вечеринке через четыре года Но отец наивно полагает, что я все еще храню целомудрие для своего единственного долга.

Долг – ненавижу это слово. В моей жизни оно встречается слишком часто.

Всегда было интересно, как реагировала бы мама на мои выходки. Ругала? А может, понимала и защищала?

Мне не хватает женских секретов и задушевных разговоров с ней, как это могут позволить себе все мои сверстницы. Но, к сожалению, мне это недоступно: матери не стало очень рано, и я даже не помню ее. Знаю только, что было заказное убийство.

Та же участь постигла и моего старшего брата.

Я любила его, очень любила, и для меня это стало тяжелой потерей. Тогда моя жизнь дала первую трещину, а у старшего О’Доннелла пошатнулась психика.

Было непросто.

Нашу семью громили в щепки со всех сторон. А вдобавок еще и весь чемодан моей взбалмошности прилетел на папенькины плечи. Но и он не пальцем деланный и для отца-одиночки справлялся весьма недурно.

Я даже спорить с ним практически не рисковала. Да никто не рисковал. Все его боятся и уважают. Однако мне все же удавалось находить пути обхождения правил. До определенного времени.

Вообще, папа очень сложный человек, ирландец до мозга костей: чтит семейные связи, обожает лошадей, темное пиво и предпочитает исключительно ирландскую форму имени.

А еще для него имеет вес только одно мнение – его.

Он прожил непростую и долгую жизнь в бедности, надрывая свою задницу на заводе с тринадцати лет, прежде чем многого достиг и стал тем, кем сейчас является.

И я даже могу оправдать ход с моим браком. Отец просто хочет обеспечить мне надежное будущее. Но что-то его остановило.

Однако мне это только на руку.

Никогда не смирюсь с тем, что за меня будут решать. Это моя жизнь, и плевать, что я живу в том мире, где на вершине иерархии мужчины. В мире, где желания женщины – ничто.

Иногда я жалею, что заключена в женское тело. Роди меня мать мужчиной, жизнь была бы совсем другой.

Я никогда не могла понять, почему то, что позволено мужчинам, непозволительно для женщин?

Парень, перетрахавший весь бордель, не лишается и капли чести, а девушке достаточно неправильно посмотреть, чтобы на ней поставили клеймо шлюхи.

Абсурд.

Снова начинаю заводиться, мысленно рассуждая на малоприятную тему. И мне требуется пара секунд, чтобы перевести дыхание.

Если я и выйду замуж, то только по любви. И ничто не изменит моих убеждений.

Хотя вероятность любви – единственное, что пугает меня в этом мире.

Достаточно иронично, не правда ли?

Но я всего лишь мечтаю выбраться за пределы прогнившего мира, в котором прожила всю сознательную жизнь.

С каждым годом мне становилось все теснее в установленных рамках. Слишком много запретов. Слишком много правил. А я не люблю ни то, ни другое. Не люблю быть жертвой. Возможно, тому причиной горячая ирландская кровь.

А еще я наивно полагала, что готова к любым опасностям, но так было ровно до тех пор, пока на меня не открылась охота.

Да. Мой несостоявшийся муж пришел в дикое бешенство, когда получил внезапный отказ. И тем, что не сдержал свое слово, отец развязал войну.

Вот только охотиться на меня стали все, кто хоть что-то имел против нашей семьи. Ведь я являюсь мощным рычагом в руках недоброжелателей. И теперь каждый падальщик желает урвать лакомый кусочек.

И вчера грязным ублюдкам это почти удалось.

Сквозь жалюзи уже пробиваются первые лучи утреннего солнца, а я так и не смогла заснуть.

В голове вновь мелькают ужасающие кадры прошедшей ночи. Даже горячий душ и натертое жесткой мочалкой тело не помогли забыть омерзительные прикосновения.

Я уже потеряла надежду на благоприятный исход, когда появился он.

В темноте мне не удалось разглядеть его, но зато сейчас я в полной мере изучаю своего спасителя.

Длинное мускулистое тело едва помещается на больничной койке. Каштановые взъерошенные волосы. Из-за щетины я с трудом могу рассмотреть красивое, несмотря на увечья, мужественное лицо. С таким же интересом мой взгляд перемещается на орнамент татуировок, выглядывающих из-под больничного халата. А затем и на широкую грудь, размеренно вздымающуюся во сне.

Но даже в таком уязвимом состоянии его облик не теряет налета хищности.

Закусываю губу, сдерживая нелепый порыв провести кончиками пальцев по покрытой чернильными рисунками коже. Интересно, какая она? Думаю, очень горячая и приятная, со всеми оттенками мужской грубости…

А вспоминая, на что способны его сильные руки, можно сделать точный вывод: этот мужчина определенно дик в любой своей потребности. Какой бы она ни была.

Черт подери, да он выглядит как грех во плоти!

От него за версту веет бруталом. Агрессивным сексом. И перегаром. Но последним меня не удивить.

Представляю, какое впечатление производит на женщин этот самец. Интересно, как часто он пускает в ход свое обаяние?

Боже, Мерф, он обычный мужик! Прекрати на него пялиться. Нет. Не обычный, он спас меня. Не задумываясь, убил тех, кто хотел причинить мне боль. Пролил кровь ради незнакомой ему девушки.