– Каких еще месяцо?в? Сто тридцать лет?
Девочка говорила очень странно. Говор ее был настолько диковинным, что Даньке приходилось внимательно вслушиваться в ее слова.
– Одиннадцать лет, одиннадцать зим!
– Ну, значит, почти ровесники. Мне исполнилось двенадцать, – заявил он со значением и подсчитал в уме, – по-твоему, сто сорок четыре месяца.
– До?бро, – ответила девочка и поклонилась ему, положа руку на сердце. Вышло очень трогательно и почему-то торжественно.
– Зовут меня Данила, можно Данька. А тебя как зовут?
– Нарекли Ясна. А кличут Ясею, Ясенкой.
– И как же называется это место, Ясенка?
– Кружки? – весело отвечала девочка, – здесь недалече три озерца круглых, потому так и говорят.
– Знаю я эти озера! – сказал Данька. – Там, откуда я появился, они тоже есть. Расскажи, что тут происходило? Что я видел? Круг, люди, волшебная птица!
– Случилось так, что в деревню нашу пришла беда. Всю жизнь и мы, и предки наши трудились на благо Земли-Матушки и во славу рода своего. Никого не обидели, напраслину не возводили, худого не думали. А вот в один из дней напала на всех жителей тоска-кручина. В такую трудную годину взывает старец наш почтенный к светлым небесным покровителям и просит явиться к нам Птицу Гамаюн. В лихой час она советом поможет да поведает, как жить не тужить. Где правда, где кривда. Путь укажет. И вот настало окаянное времечко – горюем, и нет с этим сладу! Болеет люд наш, руки опускаются, ничего не радует.
– Но ты вон как смеялась! – усомнился Данька.
– Мы чада, Данька, души светлые, еще с небом напрямую связанные, потому хоть и задевает нас сила недобрая, но не так как взрослых. Иногда и весело становится, и радостно, аж сердце заходится. Как сейчас, когда ты крапиву призывал.
– Так это сейчас всё было?! – не поверил он.
– А то когда же? Только Гамаюн опустилась с неба, ты закричал и как в лес сиганул! – Ясна тряхнула головой, так, что коса ее описала дугу в воздухе. – А я за тобой. Я время могу остановить, правда, ненадолго, но хватило.
– Ничего себе – время останавливать! – поразился Данька. – А еще что можешь?
– Дождь могу уговорить не проливаться или, наоборот, хлынуть, и солнышко позвать. У Доброслова я в обучении, – ответила она.
– Это еще кто? – нахмурился Данька.
– Так ты видел его, ведун наш, старец, что призвал к нам вестницу с небес.
– Расскажи о ней, об этой птице, как, ты сказала, ее называют – Гамаюн? – заинтересовался он.
– Да ты сейчас все сам узришь! Гамаюн… Самое главное запомни: птица сия ответ знает всякий, утешить может, так что ты не зевай, если есть у тебя сомнение аль тревожит что, так ты про себя этот вопрос тверди-повторяй, она и ответит, и приголубит. Бежим скорее, время сейчас воротиться, – девочка схватила его за руку, и они стремглав побежали вдоль домов по уже знакомой ему дороге.
В деревне все сидели на тех же местах, как будто Данька и не возвращался к себе домой, не встречал Тимку с родителями, не пил на веранде чай. Только все вокруг было неподвижно. Когда они с Ясенкой уселись на бревна, она достала из маленькой сумочки, висевшей на ее поясе, веретено с красной нитью и легонько раскрутила его, что-то тихонько приговаривая.
Тут же мир вокруг пришел в движение, вернулись запахи и звуки. Птица расправила свои волшебные крылья, и стало светло, как белым днем. К ведуну Доброслову поднесли гусли, и он несколько раз провел своими длинными пальцами по струнам, извлекая мелодичный, неожиданно мощный звук, который разнесся по всей округе. Старец стал наигрывать неспешную мелодию и, пока все с интересом взирали на Птицу-Гамаюн, медленно и со значением заговорил, словно рассказывая сказку:
Снизошла на Землю, прямо с облаков
Чудо-птица Гамаюн – дочь богов.
Сказ волшебный ворожит, потешит,
Каждого коснется, каждого утешит.
Собрался честной народ – вот так диво!
Птица бьет крылами и речёт ретиво.
Всяку тайну, всяк ответ птица знает,
Добрым людям в трудный час помогает.
Смотрит Птица-Гамаюн добрыми очами,
Малые да старые гостью привечают.
До пера дотронутся, тают, млеют души,
Кто грустил еще вчера, тот не тужит.
Данька смотрел во все глаза, и ему так и хотелось расспросить свою новую знакомую о том, что же тут происходит, но, едва повернув голову в ее сторону, увидел, как она отрицательно покачала головой, а потом кивнула в сторону круга. Ведун продолжал играть, а птица вдруг заговорила человеческим голосом, и слова получались тягучими, разносились эхом:
Русичи, вы, русичи – славный род земной!
Золотые песни я несу с собой!
Только я услышу ваш тревожный зов,
Как спускаюсь с неба волею богов.
Это было настолько невероятно, что сначала Данька даже не разобрал слов, будто Гамаюн вещала на каком-то незнакомом языке. Лишь по интонации он понял, что это приветствие. Птица-Гамаюн продолжала петь:
К божьим внучекам на подмогу,
Правды светлой указать путь-дорогу.
Жить в любови научить да по совести,
Ключевой водою смыть страхи-горести.
Данька немного пришел в себя и стал, наконец, понимать смысл слов. Значит, все правильно говорила Ясенка: люди грустили и страдали от неведомо откуда пришедшей тоски. Ему это было знакомо – еще вчера он и сам мучился от этой нахлынувшей на него напасти. И вот Доброслов собрал всех жителей деревни и стал звать на помощь Гамаюн, а он, Данька, стал всему очевидцем.
«Стоп! – подумал он. – Получается, что я попал сюда именно из-за того, что тоска в виде Серого Гуги напала и на меня в тот вечер. Мне нужна была помощь, и вот так я ее получил».
Он уже понял, что это не его сон, как он думал сначала, а просто какая-то другая жизнь, параллельная. Слишком уж много было вокруг деталей, которые просто невозможно придумать подсознанию и тем более не повторять это, словно вторую серию фильма.
«Ух-ты! Сказка? Но уж слишком реальная. А если это далекое-предалекое прошлое, то слишком сказочное. Надо все выпытать у Ясны!»
Он украдкой посмотрел на девочку, которая была полностью поглощена происходящим, и улыбнулся. Гамаюн продолжала свою песнь, взмахивая золотыми крыльями, и за ними вслед летели переливающиеся разноцветные искры:
