– Ну а дальше-то что было? – не выдержал очередного затянувшего молчания Матерый. Он чувствовал, насколько тяжело сейчас Дохлому, наверняка он вновь, уже в который раз переживает то, что пришлось испытать в ту роковую ночь. Но любопытство оказалось сильнее сострадания.
– Дальше, говоришь? – ухмыльнувшись, произнёс Дохлый. – А дальше началось самое страшное. Весь день я просидел на том богом проклятом чердаке. Так закоченел, что не только говорить, соображать не мог. Тут еще лифт, чтоб ему сгореть, катается туда-сюда, и с таким грохотом. Мне и без того не по себе, а тут ещё эта железная коробка….
В общем, как я до вечера дожил, не знаю, но когда народ с работы домой начал возвращаться, я понял, ещё одной ночи не выдержу. Да и не вечно же мне на чердаке прятаться.
Дождался, когда стемнеет, осторожно спустился в подъезд и – на улицу.
Прикинь, иду по проспекту, а на плече сумка с миллионами баксов! И только когда ментовский «уазик» мимо меня пролетел, тут я и врубился, совсем страх потерял, богатеем себя почувствовал. Тормознул первую попавшуюся тачку и рванул на хату. За квартал от дома вышел и давай, как заяц, следы путать. Иду, оглядываюсь, всё кажется, что кто-то по пятам тащится и вот-вот за руку схватит.
Как только в комнату вошёл, на диван – бух и всё, как в пропасть провалился. Сколько спал, не помню. Проснулся от стука, будто кто-то в дверь ломится. Соскочил, глаза квадратные, что к чему, понять не могу, кинулся к двери, шепчу: кто там? Никого. И только тут сообразил, форточка открылась и по окну створкой хлопает, будь она неладна.
Нормально соображать начал, когда пузо к спине прилипло, я ведь больше суток ничего не ел. Ну, думаю, надо что-то делать, а то так можно и ноги протянуть. Если Валет объявится, то у него свой ключ есть, ну а если меня менты на улице заметут, значит, судьба у меня такая невезучая и ничего с этим не поделаешь.
В общем, еще, наверное, с час себя уговаривал, на часы посматривал, надеялся, что вот сейчас дверь откроется и появится мой друг. Хрен там, не открылась и не появился.
Часам так к девяти, когда окончательно стемнело, вылез я на улицу и в магазин, затарился и рысью обратно. Как только в хату зашёл, от сердца отлегло.
Сообразил ужин, водяры бутылку на стол поставил, сижу и думаю, за что же мне пить – за здравие или за упокой. Подумал, подумал, решил, что за упокой рановато будет, а вот за удачу в самый раз. Как-никак, миллионы баксов мы всё-таки сняли, это же сумасшедшие деньги.
Настроение поднялось, я решил телевизор включить, чтобы, значит, окончательно хандру стряхнуть. Щелкнул выключателем, и только за стакан взялся, смотрю, а из ящика на меня морда Валета смотрит. Смотрит и во весь экран улыбается. Я ничего понять не могу, глазам своим не верю и, только приглядевшись, врубился, это же фотография.
От такого кино полстакана заглотил. И тут диктор, будто специально для меня, говорит: вчера в ночь с такого-то на такое-то было совершено ограбление частного акционерного предприятия. Злоумышленники, завладев большой суммой денег, попытались скрыться, но благодаря профессиональным действиям охраны предприятия и своевременному проведению милицией операции «Перехват» уже через несколько минут удалось выйти на след преступников. Во время задержания водитель автомобиля «Жигули», на котором преступники пытались скрыться, не справился с управлением, и, пробив ограждение, машина упала в Неву. Через несколько часов автомобиль был поднят со дна…
И представляешь, показывают, как нашу тачку краном из реки вытаскивают и на асфальт ставят.
Я еще полстакана заглатываю одним глотком. А диктор смотрит с экрана, и кажется мне, что он в одной со мной хате сидит и байку мне про Валета лопочет.
Так, мол, и так, говорит, Дохлый, машинку-то вашу мы со дна подняли, а в ней все твои подельники, но только мертвые. Тут у меня совсем крыша поехала, а он, сволочь, всё не унимается. И денежки краденые, те, что вы сперли, мы тоже нашли все до копеечки, они в багажнике лежали. Так что, всё, Дохлый, труба твое дело. Я как такое услышал, сразу к сумке кинулся, открываю ее и вижу, что баксы-то все на месте. Все пачки, одна к одной, как живые лежат и на меня смотрят.
И только тут я сообразил, что мусора на куклу клюнули, ведь те баксы, которые Валет для компьютерщика приготовил, в багажнике машины остались.
Ну, нет, думаю, не такие они дураки, что фальшь от настоящих отличить не смогли. Что-то здесь не так. Но что? Если по ящику на весь город объявили, что бабки возвращены, значит, им это зачем-то надо. Может, решили народу мозги попарить? Мол, вот какие мы доблестные, строго стоим на страже частной собственности, оберегаем, так сказать, покой граждан.
Но мне тогда, в те минуты, как понимаешь, особо не до денег было. В смерть корешей своих я поверить не мог, особенно в гибель Валета. В голове не укладывалось, что больше нет на свете этого шального, полного жизни человека.
В общем, не помню как, но пузырь я вылакал. С последним глотком водяры в один момент с катушек свалился.
Утро разбудило страшной головной болью, может от водяры, может от ночных кошмаров. Пол ночи сейфы вскрывал, потом от мусоров бегал и в Неве в обнимку с баксами купался. Пытался Валета со дна реки поднять.
Эх, если бы можно было вернуть всё назад, уж я бы постарался Валета отговорить… Хотя хрен его знает, слишком рисковый он был. На дело шёл, не думая о последствиях, всё кураж искал. И где нашел-то? На дне реки. Царство ему небесное! – Дохлый перекрестился. – Встретимся на том свете, выскажу всё в глаза..
К вечеру, успокоившись, начал я думу думать, как дальше быть. Явно в Питере вся милиция на ушах стоит: шутка ли, милионы долларов хлопнули и где-то в городе зарыли.
Выходить с сумкой на улицу – было делом заведомо гиблым. Ориентировка на меня уже точно по всем районным отделениям милиции разослана, да и фотография наверняка у каждого постового имелась.
И ведь, как в воду глядел. Включаю телевизор, и вот она, рожа моя во весь экран. И диктор, паскуда, опять на всю страну орёт, разыскивается такой-то. Проходит по делу ограбления фирмы как подозреваемый, если кто знает о местонахождении, следует сообщить по таким-то телефонам. А еще говорит, за его поимку объявлено вознаграждение, и сумму называет – двадцать тысяч долларов.
Я ещё тогда подумал: что, если самому сдаться, бабки заплатят?
Смех смехом, а дело принимало такой оборот, что выход у меня был один: идти сдаваться. Не мог же я вечно сидеть в этой конуре.
Но как быть с деньгами? Вопрос этот тогда был для меня самым главным. В милицию сдать? Ненормальным надо было быть, чтобы самому себе приговор подписать. Так ещё шанс оставался под дурака закосить, мол, знать не знаю, про какие такие деньги толкуете. Всё, что было, Валет в сумку сложил и в багажник бросил, а что это кукла была, знать не знал. Представляешь, если бы я сам с баксами в мусарню приперся? Да меня после такого номера на зоне последние петухи бы засмеяли. Срок так и этак корячился, дело было ясным, но ведь после освобождения я ещё мог пожить как король. К тому же последние слова Валета покоя не давали. Сберечь, Дохлый, деньги, вот твоя главная задача, так он мне перед смертью велел.
Всю ночь мучился, не зная, что предпринять. Надо было придумать что-то такое, что помогло бы добычу сберечь. Думал, думал и придумал.
Звоню утром в ЖЭК диспетчеру и вызываю на дом сантехника. Кран, говорю, на кухне потек, починить требуется. Через пару часов является работяга в кирзовых сапогах и сразу за работу, поковырялся минут десять и за порог.
Я к нему: выручай, говорю, дружище, мне на дачу ехать, а жена, как назло, просила цемента килограмм десять купить и трубу железную, метра два длиной. А тут представляешь какое дело, мы вчера с товарищами немного погудели, я спьяну-то совсем про наказ жены забыл. Если задание не выполню, труба мне будет, и не железная, а куда похлеще. Сам знаешь, как с бабой ссориться. В общем, уболтал я его. Ну а когда тыщу в лапу сунул, тут уж он совсем ручным стал. Через час приволок всё, что я просил.
Рисковал я, конечно, вдруг он харю мою по телику видел, к тому же за меня двадцать тысяч зеленых обещали. Какой дурак от такого подарка откажется? Но бог миловал.
Ночью завернул я сумку в клеёнку, трубу с цементом в зубы и в подвал. Нашел подходящее место, где труба с горячей водой под самым потолком проходит, вырыл в полу приличную яму, на дно сумку положил. Намешал раствора, песка в подвале полно было, и забетонировал в яме нижний конец трубы, да так, чтобы верхний конец упёрся в трубу с горячей водой. Получилось что надо. Со стороны посмотреть, не иначе как дополнительную подпорку поставили.
Вот так я от денег избавился. А что мне было делать? Другого всё равно придумать ничего не смог бы. На чердаке прятать страшно было, вдруг кто наткнется. В хате оставлять тоже опасно, я ведь не знал, чья она, да и когда я ещё смогу туда вернуться?
– Да нет, думаю, ты всё правильно сделал. – Николай смял в кулаке пустую пачку из-под сигарет и, сожалея, что курево закончилось, отбросил ту в сторону.
– Слушай, Дохлый, а как его звали? Я имею в виду Валета. Какое у него настоящее имя было?
– Имя? – улыбнулся Дохлый. – Имя у него было что надо. Владиславом его звали, а фамилия – Тайфун.
– Вот это да! – присвистнул Матерый. – Вот это имечко!
– Все очень просто. Валет на Сахалине родился. Ни отца, ни матери не знал. Шалава какая-то тайком родила и на крылечко детдома подбросила. Ни имени не обозначила, ни фамилии. А в те дни на Тихом океане тайфун нешуточный разыгрался, вот и решил директор детдома, куда Валета определили, фамилию ему в честь того самого тайфуна дать. Так и появился на свет вор Владислав Тайфун по кличке Валет.
– А тебя как величать?
– Меня? – Дохлый нахмурился. – Меня родители Сергеем назвали. Сергей я, Сергей Владимиров.
– А я Николай Волков. – Матерый поднялся и протянул руку Дохлому.
Тот посмотрел Николаю в глаза, и руки их сплелись в крепком, по-настоящему мужском рукопожатии.
Улыбка заиграла на лицах, и оба вдруг рассмеялись, оттого что на душе стало легко и свободно. И, не существовало в эту минуту вокруг ни высоких заборов, обнесенных колючей проволокой, ни сторожевых вышек, ни злых овчарок…
– Слушай, а почему у тебя такое погоняло странное – Дохлый? – Матерый вновь присел на край бетонной плиты.
– Да это у меня после первой ходки. Я тогда худым был, аж светился весь, хотя еще и не кашлял. Говорят, конституция тела у меня такая, по-народному, не в коня корм. Как сейчас помню, привел меня дубак в камеру, открыл дверь и говорит: принимай, братва, дохлого. С тех пор с такой кликухой и живу. Да она мне не мешает. Привык за столько лет то.
– Да, один человек сказал слово, другой всю жизнь обречен маяться. – Николай вспомнив про рассказанную Дохлым историю, задал вопрос, который почему то казался ему особо интересным спросил: – Валет был по всей жизни один? Ни жены, ни детей?
– Я тоже так думал, пока он мне душу свою в один из вечеров наизнанку не вывернул. До сих пор понять не могу, зачем он тогда со мною о жизни своей разговор завел. Столько лет ни слова, а тут на тебе, взял да и выдал всё как есть.
– Может чувствовал, что смерть рядом бродит, потому и захотел исповедаться?
– Я об этом тоже тогда подумал. Семья у него в Воронеже осталась, жена и дочка восьми лет. Ему когда совсем невмоготу становилось, он садился в поезд и катил к ним только лишь для того, чтобы издали на родных посмотреть. Представляешь, несколько дней подряд до темноты у их дома простаивал, пока свет в окнах не погаснет, и ни разу не зашёл. Утром денег по почте отправит и опять, айда, куда глаза глядят. Люблю я их, говорит, всем сердцем люблю, по-настоящему, по-человечески, а не живу потому, что, кроме мимолетных радостей да долгих ожиданий, дать ничего не могу. Я ведь ветер – сегодня здесь, завтра там. И деньги мне только для того и нужны, чтобы на жизнь красивую полюбоваться. у людей взял, к людям и вернутся. Так что, Дохлый, если со мною что приключится, семье моей помочь обязан будешь, и не тайком, а по-людски, с цветами и подарками. Про любовь мою расскажешь, всё до последнего словечка. Не выполнишь, я тебя на том свете найду. Найду и спрошу по всей строгости.
Поклялся я тогда, что сделаю всё, как просит, но, видно, не суждено мне выполнить обещанное. Потому и попросил тебя прийти на эту встречу. Хочу, чтобы ты на плечи свои взял обязанность перед Валетовой семьей и перед тёткой моей. Не забудь, ты мне уже в этом поклялся.
