«… Этого Кирпичева я уже не видел… не помню сколько. Петербург странный город: кажется, будто позавчера только встречался на Невском со знакомым человеком. А он за это время или уже Европу успел объехать и жениться на вдове из Иркутска, или полгода как застрелился, или уже десятый месяц сидит в тюрьме. И, напрягши память, вспомнил я, что действительно не видел этого Кирпичева месяцев пять-шесть. А…
«… Однажды в старый дом, стоявший несколько десятков лет заколоченным, приехало семейство наследников владельца заколоченного дома. Старый призрак, обитатель этого дома, совершенно опустившийся за время своего безделья и занимавшийся последнее время ловлей пауков и подмигиваньем из окна пробегавшим мимо дома трусливым мальчикам, теперь приободрился. …»
«В еженедельном журнале, в повести молодого беллетриста я вычитал следующее: «Как хороши бывают предрассветные часы, когда вся природа готовится отойти ко сну, когда поля одеваются белой пеленой тумана и усталые, и истомившиеся за день крестьяне гонят свои стада лошадей и других животных на покрытые изумрудной зеленью пастбища под ласковые лучи утреннего солнца. В такие тихие закатные часы мне хоч…
«С широкого крыльца паньшинской приисковой конторы, на котором смотритель прииска Бучинский, по хохлацкой привычке, имел обыкновение отдыхать каждое после обеда с трубкой в зубах, открывался великолепный вид как на весь Паньшинский прииск, так и на окружавшие его Уральские горы. И прииск и горы были „точно поднесены к конторе“, по меткому выражению приисковой стряпки Аксиньи…»
Братья-двойняшки Питер и Майкл снова оказываются в гуще событий: они разоблачают шантажиста, с трудом выбираются из виртуальных сетей, влюбляются и разочаровываются, попадают на интеллектуальные «Голодные игры» и пытаются проложить фарватер по морю Любви…
Братья-двойняшки Питер и Майкл снова оказываются в гуще событий: они разоблачают шантажиста, с трудом выбираются из виртуальных сетей, влюбляются и разочаровываются, попадают на интеллектуальные «Голодные игры» и пытаются проложить фарватер по морю Любви…
Всем известно, что отец Гая и Рады Гаал погиб далеко от дома, во время вспышки эпидемии неизвестной болезни, до конца исполнив свой долг врача и солдата. Тогда, не сумев локализовать очаг заражения, на опасный район просто сбросили водородную бомбу. Погибших оплакали и забыли. Но неугомонный Максим Каммерер случайно обнаруживает в спецхранах Департамента Науки строго засекреченные документы, говор…
«… В комнату вошел один из рецензентов. Он опрокинул попавшееся на его пути кресло, вежливо поклонился портрету Толстого и, обратившись к печкe, спросил ее: – Вы, кажется, заведуете теперь театром? Куда я сегодня должен пойти? …»
«… – А! – закричал весело Кутляев, растопыривая руки. – Васенька! Христос воскресе! – Здравствуйте, – вежливо поклонился Птицын. – Я, простите, не христосуюсь… – Почему, Васенька? – кокетливо, склоняя голову набок, спросила жена Кутляева. …»
«… – Да скажите, пожалуйста, – с сердцем огрызнулся я, – что, вам какой-нибудь убыток от того, что мы полюбовались вашим пейзажем?.. – Не убыток, но ведь и прибыли никакой я пока не вижу… – Господи! Да какую же вам нужно прибыль?! – Позвольте, молодой человек, позвольте, – пропищал он, усаживаясь на не замеченную нами до тех пор скамейку, скрытую в сиреневых кустах. – Как это вы так рассуждаете?..…
«… Я опустился со скамейки на песок, спрятал голову в руки и захныкал: – Бою-юсь! Они меня убьют… Глубокая нежность засветилась в ее взгляде. Она долго гладила меня крошечной, неуверенной ручонкой по голове, потом потрепала по плечу и покровительственно сказала: – Ничего, пойдем! Я тебя спасу. В это время она, вероятно, очень меня любила своим детским сердечком – большого, трусливого, беспомощного…
«… Все бросили меня, бедного, никому я не нужен, всеми забыт… Плакать хочется. Даже горничная ушла куда-то. Наверное, подумала: брошу-ка я своего барина, на что он мне – у меня есть свои интересы, а мне до барина нет никакого дела. Пусть себе сидит на диване, как сыч. Боже ж ты мой, как обидно! В передней звонок. …»
«…На площадку лестницы вышел лысый господин, закутанный в шубу, и испуганно отшатнулся при виде Ляписова и Андромахского. Андромахский сделал ему знак, указал на окно и в двух словах объяснил преимущество занятой ими позиции. – Сейчас о вас будет. Слушайте! – Я никогда не встречала у вас этого господина, – донесся голос толстой дамы. – Кто это такой? …»
«… Толстая женщина с канарейкой, озираясь, подошла к нам и спросила: – Не вы ли Павлика ждете? – Мы, мы, – подхватила жена. – А что с ним? Уж не захворал ли он? – Да вот же он! – Где? …»