Книги жанра литература 20 века
«Пришла весна, и с нею пришли надежды: вот, наконец, думал я, мы отправимся на поиски моего старого друга. Но отец почему-то не спешил с этим делом. Сколько я ни докучал ему расспросами, он ничего не отвечал…»
«Вскоре после случая с буйволом отец сказал мне: – Ну, сын мой, час настал. Пришла осень, и слоны движутся с севера к югу. Теперь нам нужно забраться поглубже на север и ждать у верховьев реки Брамапутры, откуда слоны начинают свой осенний поход. Может быть, мы там встретим Кари; в стаде или одиночкой он должен там пройти. Я сговорился с тремя англичанами, которые охотятся на зверей и набивают чуч…
«Сидели сегодня вечером на балконе, у нас на даче, и мирно разговаривали о предстоящем путешествии «в страну раскольников». Молодой профессор В., отчасти знакомый с теми местами, сказал…»
«Путешественники – Федор Анатольевич Беляев и друг его, Алексей Иванович Новиков – приехали в Петербург рано утром. Был конец января, дни светлели, морозило не сильно…»
«Ой, ты, Горе горемычное! Окрутило мужика ты, добра молодца. Как ни бьется бедный, как ни трудится, Никакое дело не спорится, впрок нейдет, За столом сидит он, головой поник, Думает сам думу невеселую: «Без семьи бы взял да в реку бросился, А теперь поди-кось, надевай суму Да по людям христарадничай…»
«– В ту отдаленную пору, когда обитатели правого берега Рейна поклонялись еще идолам и высшую славу полагали в разбойничьих набегах, – на левом берегу того же Рейна мало-помалу распространялось уже кроткое учение Христово, смягчая первобытные грубые обычаи и дикие нравы. Среди этих первых прирейнских христиан особенным благочестием отличались родители юной Адельгейды, взрастившие свое единственное…
«В XIII-м веке от Рождества Христова в городе Кельне на Рейне жил некий искусный зодчий. Своим редким уменьем строить всякие здания древних и новых стилей заслужил он себе почетную известность не только в своем родном городе, но и далеко по течению Рейна. Но для его ненасытного честолюбия этого было мало. Ему хотелось создать такой памятник зодчества, чтобы имя его прогремело по целому свету и про…
«…Зачем выдумывать? Невыдуманное, настоящее, только на первый взгляд кажется бледнее выдумки, да и то не всегда. А уж если поглубже посмотреть, так всякому станет ясно, что наши надстройки над жизнью весьма бесполезны…»
«Что она вторая – само по себе было печально, и меня беспокоило. Насчет первой я твердо знал: о ней и ангелы радуются, и она там у них записана, так что даже когда из нее ничего не выходит (у меня уже было подозрение, что ни из какой любви «здесь» ничего не выходит) – она не потеряна, и впоследствии, «там», даст свои результаты. Но вторая? О второй я не имел никаких сведений, и было похоже, что он…
«Я очень устал. Целое послезавтрака опять строил хижину, или шалаш, или келью… Это у меня такая длинная игра… я о ней расскажу потом. Мне после завтрака, до обеда, не позволяют заниматься тем, что я сейчас люблю больше всего на свете, – говорят, жарко. Да я сам, впрочем, не хочу; я жду вечера. В шесть часов лучше… Но об этом тоже потом…»
«Если я думаю про давнишние годы, например, когда мне было семь лет (теперь мне целых четырнадцать, т. е. скоро будет) – я себе кажусь немножко сумасшедшим. Может, и, правда, дети капельку сумасшедшие, в том и отличаются от больших?..»
«Может быть, это всегда так: вырастая, теряешь способность влюбляться. Говорю, конечно, о влюблении настоящем, которое откуда-то налетает со своим блаженным страданием и мучительным блаженством, а главное – со всей своей таинственностью. Оттого я, верно, и терял к нему способность, что незаметно терял тайну: мир для меня все упрощался, делался все понятнее, и я даже забывал, каким видел его прежде…
«…Иногда мне кажется: уж не прекрасно ли я выдумал писать также странные мемуары – любовные истории? Если бы я еще был знаменитостью или истории любовные у меня были бы какие-нибудь необыкновенные! А то человек я средний, те, кого я любил и кто меня любил – тоже; да и писание не моя специальность: могу только рассказывать по простоте, было и было…»
«Я – в ужасном положении. Если б я немного раньше понял, что со мною происходит, но бы кое-что предотвратить… или нельзя? Но я и не понял. Понимал, Бог знает как… с улыбкой. С комической стороны брал (я очень зорок на свой собственный комизм). Зато скоро мне открылось, что такое трагикомедия или даже комикотрагедия. Открылось и еще нечто… но для этого я и по сю пору не нашел слов…»
«Писал любовные мемуары. Бросил. Все какие-то случайные анекдоты, короткие. А ведь бывало же посерьезнее? Попробуем. И чтоб краткостью не соблазняться, но чтоб не надоедали и подробности, а писать искренно и старательно. Долгих подступов к истории тоже не побоюсь…»