– В космосе платят больше, – подал голос из угла Вова Круминьш.
Машина плавно тронулась, затряслась по дороге. Глаза немного привыкли к темноте, и Павлов разглядел, что Сорокин и Круминьш устроили себе из ремней для крепления мебели подобие качелей и сидят на них. Кроме ремней, в фургоне ничего не было. Павлов присел в углу на корточки, но несколько раз тряхнуло, и он вынужден был встать. Так и ехал стоя, держась за стенку.
В кабине Прокушев просматривал бумаги и говорил Крутикову, куда ехать. Егорыч понимал бригадира быстро. Водитель он был опытный, плавно трогал, плавно тормозил, отлично знал правила уличного движения и умело их нарушал.
Чем выше вставало солнце над городом, тем больше машин появлялось на улицах. Все новые и новые выхлопные трубы выплевывали в голубой воздух очередные порции ядовитого дыма. Воздух становился серым, и казалось, что солнце поднимается все выше и выше не по законам природы, а потому, что внизу ему становится душно.
В это летнее утро воздух отравляли в основном легковые автомобили.
– Частник попер, – пояснил Крутиков.
Своей машины у него никогда не было и в будущем не предвиделось, поэтому частников он ненавидел.
– Им бы только ездить, – ворчал он, выворачивая баранку. – Куркули! Купили игрушку и рады. А то, что трудящемуся человеку работать надо, им на это наплевать… А нарушают-то, нарушают! Особенно эти… желторотики. У папаши машину уведут – и за город. Бесноваться! Им что правила, что ГАИ – один бес. А понятия нет, что для старого работяги шофера знак – святое!
Прокушев, который мечтал (а мечтать он привык реально) о своем автомобиле, сказал с улыбкой:
– А что? Очень удобно. Сел и поехал. Например, на дачу.
– Погорели бы они со своими дачами! – выезжая на полосу встречного движения, чтобы обогнать очередного частника, сказал Крутиков.
– Почему? Свежий воздух, рыбалка. Да и позагорать можно. Коньячок, шашлычок…
– Дерьма!
– Взял девушку хорошую, спиннинг. Красота!
– Для идиотов.
При этом лицо Крутикова совершенно не изменялось. Ругался он машинально. И казалось, что слова эти попали к водителю на язык случайно, словно шелуха от семечек. Прокушев привык к этому и никогда серьезно со своим водителем не спорил.
В кабину постучали. Машина остановилась, Прокушев пошел посмотреть, что там в кузове случилось.
– Ну? – спросил он, открывая фургон.
– Кандидату плохо, – ответил Круминьш.
Щурясь от света, вылез Павлов. Его мутило. Сказались утренняя водка и езда в душной машине. Павлов виновато посмотрел на бригадира и сказал:
– Темно у вас тут…
Он немного постоял, держась за кузов, и вдруг дунул в ближайшую подворотню.
– Вот тебе и кандидат, – проговорил Прокушев. – Ты где такого откопал?
Сорокин махнул рукой.
– Твой друг, что ли? – снова спросил бригадир.
– Да какой он мне друг! Сам вчера упросил покататься!
– Вот и покатались…
– У кандидатов всегда так, – высунувшись из кабины, сказал Крутиков. – Чуть что – сразу травить. Это чтобы не работать.
– Может, ну его? – спросил Сорокин.
– Нет. Втроем сегодня тяжело будет.
Павлов еле добежал до кустов во дворике, согнулся над ними. Неподалеку на лавочке сидели две старушки. У одной из них в руках был красный моток шерсти – видимо, собралась вязать.
– Вот как теперь молодежь веселится, – сказала она, указывая клубком на Павлова. – Выпьет с утра – и сразу же худо!
– Ты глянь, как скрутило.
– Ослаб!
Павлов этого не слышал. Ему было не до старушек. Если бы над ним встала сейчас вся кафедра с руководителем темы во главе, он обратил бы на них так же мало внимания, как на стаю воробьев.
Вернулся Павлов к фургону бледный, стараясь держать на лице улыбку.
– Ну что, кандидат, – сказал Прокушев, – из-за тебя ребята полчаса потеряли… Придется отработать. Так все решили…
– На общем собрании, – подтвердил Сорокин.
– А что? Уже проголосовали? – искренне удивился Вова Круминьш.
– Тайно, – ответил бригадир.
Павлов с энтузиазмом виноватого человека согласился отработать и добавил:
– Это я понимаю. Бригадный подряд… Как у трех мушкетеров.
– Как у Дюма-отца, – сказал Сорокин, который недавно прочел книгу об этой славной писательской династии.
Чтобы больше не останавливаться, Павлова усадили в кабину, чем окончательно сконфузили нового члена бригады. Павлову было стыдно и тошно. Крутиков же крутил рядом баранку и молчал с чувством собственного достоинства. Павлов несколько раз заговаривал о погоде – сначала похвалил ее, потом стал ругать. Но, видимо, даже если бы он в эту минуту похвалил ходовые качества двигателя грузовика, Крутикова бы и это не проняло. Наконец водитель скосил глаза и спросил:
– Стыд-то хоть есть?
– Очень много, – с готовностью ответил Павлов.
– Это же надо! Шеф в кузове едет, а ты, волк, – в кабине! Где же такое бывало? В какой стране? Хоть ты и кандидат, а, видать, слаб в науках. До чего же дело доходит?
– Он сам велел, – пробубнил Павлов.
– Сам! Что же теперь, если он скажет – руби мне голову, ты и за топором побежишь? Так, что ли?
– За топором не побегу…
