И напоследок вместо резюме: допускается временами быть каким угодно милым, улыбчивым, даже слабым, но как только ситуация требует принять решение или раздать задачи для оперативного и сиюминутного выполнения, на вас будут смотреть как на ответственного за это. С вас будут молчаливо спрашивать взглядом, выражением лица, малозаметной ухмылкой. Корр – главный на съемках, ему принимать решение за всех, а остальным исполнять. Все это знают, даже если спорят или противятся. В такие моменты корру придется показывать, чего он стоит на самом деле, добавить в голос уверенности и металла, не кричать, не визжать, не истерить, не топотать ножками, а именно строго, холодно, быстро и точно распределить роли и задачи для решения возникшей проблемы. Но помните: командовать – это прежде всего ответственность, а вовсе не право бездумно распоряжаться направо и налево, как многие ошибочно полагают.
Корры и «кооры»…
Вышла из редакции.
Вспомнила, что завтра съемка и надо бы камеру согласовать.
Завернула к координаторам, скрестила пальцы на удачу: хоть бы сегодня не Элькина смена. Заглянула с опаской…
…выдохнула.
Эльки не было. За всех отдувался Славик. Ну, как отдувался – это я зря. Славик – душка, с характером и харизмой, он ни за кого не отдувается, он руководит.
Когда три года назад я пришла работать на телеканал, Славик был наряду с Элькой простым координатором (или коором), потом им добавили третьего. А три – это уже толпа, которой нужно руководить, соответственно, кто-то из тройки должен был стать главным. Элька была уверена, что это ее право, но тут, признаюсь, начальство удивило, впрочем, подозреваю, сработал все тот же пресловутый половой признак, по которому истеричной бабе у власти не место, если у нее нет существенной поддержки в этой самой власти. У Эльки не было. Главным среди кооров стал Славик. И мы все дружно вздохнули с облегчением!
Славик был умный, спокойный, гибкий в поисках компромисса, не лизоблюд, рассуждал здраво, плюс отличное чувство юмора и воспитанность. Общаться с ним было в радость, потому и с проблемами в организации съемок или монтажа обращались только к нему: он всегда старался помочь и, если в редких случаях у него не получалось, никто не сомневался, что Славик сделал все от него зависящее. В отличие от той же Эльки, которая только избранным коррам шла навстречу, остальным же очень редко, по настроению, получая удовольствие от осознания того, что в ее силах помочь, но не хочется, потому что знает за собой безнаказанность. Об этом, к сожалению, и мы все знали. Знали, что крайним всегда остается корр. Конечно, это не голословно, ибо для убедительности пару раз проверили: претензии Эльке предъявили, нажаловались на нее начальству, и что? Эльке ничего, а себе мы тем самым жирнющую свинью подложили: пакостила потом Элька самозабвенно и с азартом.
Славик такие финты не выкидывал и, даже когда стал главным, не отлынивал от помощи, наоборот, оперативнее разруливал наши рабочие проблемы.
Словом, Славку нельзя было не любить. А еще он был высокий, стройный и смазливый – допбонус, не так ли?
Конечно, мы понимали, что он не на нашей стороне, нет! Он – по другую сторону! Но и стену между собой и коррами он не воздвигал, избирательным не был, а главное: не подставлял – и на том спасибо!
– Привет, – заулыбалась я удаче в лице Славки.
– Хай! – ответил он. С вопросами не торопился, ждал, ведь просто так к ним мало кто заходит, а я и вовсе по крайней нужде.
– Чего один?
– Курить ушли.
– Мне повезло.
Славик улыбнулся краешком губ, об отношениях Эльки с коррами знал не понаслышке, но изменить ничего не мог. Максимум – одернуть Эльку при случае, если ее сильно заносило, но и этим не злоупотреблял, все-таки она была старше чуть ли не вдвое, работала на столько же дольше, к тому же некий напряг после его назначения между ним висел в воздухе. Сильно обиделась Элька, что не оказали ей честь и доверие за долгую и преданную, в ее понимании, службу. Сдерживалась она с трудом, выплескивая негатив на корров. Зная о ее сволочном характере и беспринципности лучше всех нас, Славик понимал: огня ему не потушить, но и масла не надо подливать.
– Камеру дашь? – спросила я.
– Тема какая?
Славик пересел за Элькин стол и открыл график. Я назвала тему, он – дату съемки.
– Какую камеру хочешь? – прозвучал привычный вопрос, благо, был выбор.
– Как всегда, – и скорчила «милаху».
– А другую для разнообразия, не? – усмехнувшись, все же спросил Славик.
– Слав, вот весна придет и до разнообразия дело дойдет, а зимой надежнее с проверенными.
Я подмигнула, Славик засмеялся.
– Понял.
– Не сомневаюсь.
Он быстро напечатал рядом с моей фамилией состав съемочной группы. И я попрощалась.
Прошла мимо зеркала у центрального гардероба. Вернулась. Остановилась. Мешки под глазами от недосыпа, волосы шампуня просят. Чертова работа: либо некогда, либо сил уже нет.
Может, пора бы навсегда из этого ада?
Кличут нас журналюгами… И что?
По-моему, очень даже метко. Какая работа, такое и прозвище. Глупо обижаться. Поездишь несколько лет по учреждениям да кантором, пообщаешься с разным людом, и характер закаляется, будь здоров, заматереешь, мало не покажется. Внешне-то, если не захочешь, так и не заметно будет – паинька да и только, а внутри – волчара. С годами, правда, все сложнее становится прятать тяжелый и цепкий взгляд…
А прятать надо. И особенно на работе. Ну, согласитесь, зачем сразу все карты на стол, кто ж так играет. Порой полезнее дурочкой прикинуться, глазки с поволокой подать, улыбочку отвлекающую нацепить, но бдительность не терять и при необходимости всех на место быстренько поставить, если работе мешают или саботируют.
Тем утром мне было тоскливо, вокруг непроглядная серость, работать не хотелось, а надо. Приехали к одному дядечке, пожарных дел мастеру. Тема заурядная – техника безопасности при работе с электроприборами и все такое. И как назло, спикер попался из тех, которых снимают часто, востребованные то бишь, а посему мнят они себя профи в телепроизводстве.
Заметно это с порога: у них в кабинете, где обычно висит портрет президента или известного философа, красуется собственная физиономия. Вот и у этого собственный портрет со стены взирал строго. Смекнула, вздохнула, собирая терпение в кулак. Субъекты эти порядком раздражают, потому как всегда с претензией, мол, я не я, а вы точно никто.
Оператор Ромик, пофигист и молчун, начал выставлять план на интервью. Дядя заявил, что сидеть будет только в своем большом кресле, переделанным из спецсидения гоночных болидов. Попытались переубедить: кресло слишком высокое, потому в кадре подголовник будет торчать огромными «ушами». Дядя не проникся, настоял на своем. Махнули рукой.
Дальше больше. За креслом во всю стену висит рекламный плакат его фирмы. И дядя ставит условие – плакат должен быть в кадре.
– Нам нельзя не проплаченную рекламу в кадр, – взвыл оператор.
– Другие же снимали! И в эфире было, сам видел, – нагло соврал дядя. Выпендривается, сука. Ладно, посмотрим, что дальше.
Оператор растерянно посмотрел на меня.
– А у нас не пройдет, – спокойно ответила я, давая понять, что очень сильно сомневаюсь в его словах.
– Ну, тогда интервью не будет! – встал в позу дядя.
Вот индюк самоуверенный. Ты кому тут условие ставишь! С подчиненными права качай. А сейчас здесь моя съемочная площадка, и делать будешь то, что я скажу. Разозлилась.
Но ему еще милее улыбнулась, молча кивнула оператору, мол, выставляйся, а там решим, и навострила уши. Внимала каждому слову, как волк за добычей следила. Дядя решил, что задавил меня своим мужским эго, и продолжал напыщенно.
– И не вздумайте меня обмануть. Я все знаю. Перед началом съемки кадр мне на согласование покажите. Я посмотрю. А то скажите, что баннер в кадре, а сами его обрежете.
– Что тут обрезать, его снять со стены надо, мы не можем на баннер снимать, – горячился Ромик. – Даже если я крупно возьму, все равно реклама читается.
– Не надо крупно! Баннер должен быть целиком! – давил металлом в голосе дядя.
У Ромки в глазах засветилось отчаяние. Он метнул на меня умоляющий взгляд. Решение-то за мной. Дядя уловил, что оператор ждет моей команды, но демонстративно в мою сторону не смотрел, обращался только к оператору, опрометчиво считая его главным. Я задумчиво прищурилась: неужто женоненавистник попался. Хм… Интересненнько…
И тут дядя, видать, расслабился победно и сплоховал:
