Егор слышал эти истории. Им навстречу приближалась точка какого-то судна, зоркие глаза боцмана давно ее заметили, но Егор стоял за штурвалом и помалкивал. Вскоре увидел и Белов.
– Большой кто-то идет… – бинокля на «Полярном» не было, и Сан Саныч, прикрываясь рукой от солнца, пытался понять, кто же это, силуэт был незнакомый. – Иностранец, должно быть. Первый в этом году!
– А чего один, если иностранец? Они обычно с ледоколом, кучей! – Грач тоже присматривался, но хорошо не видел.
– Теплоход! Корпусом[30 - Идти корпусом – идти порожним, незагруженным судном.] идет! – заключил Белов.
Вскоре судно приблизилось, это был большой морской сухогруз «Темза» под английским флагом. Капитаны гудками поприветствовали друг друга. Нина Степановна открыла дверь рубки:
– Есть думаете? Остыло все! – ветер задрал челку и обнажил некрасивый рваный шрам.
– Идем, идем! – заторопился Иван Семеныч. – Идем, мама, не ругайся!
К обеду ветер стих, Енисей сделался почти гладким. Шли правым, таймырским берегом. На сколько хватало глаз тянулась чуть всхолмленная тундра, только вдоль воды и по болотистым лощинкам росли невысокие кустарники ивняка. Берега стали плоскими, неба вокруг сильно добавилось, и природа стала суровее. Временами среди пустынного безлюдья возникало неприкаянное, продуваемое всеми ветрами жилье. Фактории, рыбартели… два домика, три… лодки на берегу, сети.
Наконец из-за поворота показался поселок Усть-Порт. Он выглядел, как небольшой городок, и очень отличался от других енисейских селений. В 1916 году его начал строить норвежский предприниматель и друг знаменитого Фритьофа Нансена, директор международного акционерного общества «Сибирская компания» Йонас Лид.
Глубоководный порт, ремонтные мастерские, запасы угля для пароходов… Грузы здесь должны были переваливаться с речных судов на морские. Лид назвал это место Усть-Енисейском, что было логично, но название почему-то не прижилось, а закрепилось другое – УстьПорт.
Строил норвежец основательно. Так, проект Усть-Енисейского порта выполнил инженер путей сообщения Александр Михайлович Вихман – автор проекта Одесского морского порта. Начальная перевалочная мощность должна была составить 300 000 тонн в год.
Для лучшей окупаемости вместе с портом строился и самый современный рыбоконсервный завод. Оборудование для него Йонас Лид покупал в Норвегии, служило оно исправно до сих пор. Здесь выпускалась лучшая продукция по всему Енисею – это знали все капитаны.
В двадцатые годы, с приходом советской власти, завод был национализирован, а строительство порта и перевалочной базы брошено. Поселок стал местом ссылки – сначала вольных рабочих завода заменили трудпереселенцами, то есть раскулаченными крестьянами, а затем спец-поселенцами – депортированными немцами Поволжья, калмыками, прибалтами и другими виноватыми перед советской властью народами.
Подошли. Поставили лихтер к широкому пирсу.
Заводские цеха располагались в непривычных для этих мест двухэтажных каменных домах. Просторные деревянные склады, разделочные цеха, транспортировочные механизмы, оборудованные погрузочные площадки – заводские строения занимали треть поселка. Было и жилье – два больших каменных общежития и с полсотни бедных домиков, построенных позже переселенцами своими силами.
Если бы не дымящая труба кочегарки, Усть-Порт казался бы заброшенным. Людей на улицах не было, только чумазые и не сильно чесанные ребятишки, напоминающие беспризорников, собирались к пирсу. Кто в телогрейке до земли, кто в галошах сорок пятого размера.
– Вон вход в мерзлотник![31 - Мерзлотник – подземное сооружение; здесь, в вечной мерзлоте – для хранения рыбы и мяса.] – кочегар Йонас в грязной робе выбрался из жаркой кочегарки. Вместе с Повеласом, не отрываясь, рассматривали знакомые места.
– Тут мерзлотник на пятьсот тонн! – со знанием дела объяснял Грач. – Возле завода ссыльные хорошо жили!
Йонас с удивлением посмотрел на Грача, глаза загорелись что-то сказать, но он сдержался и снова спустился в кочегарку. Загремел лопатой.
– Вы что же, отбывали здесь? – спросил Грач Повеласа.
– Мы на другой стороне залива, в Дорофеевском… – У Повеласа было рябоватое, попорченное оспой лицо, борода росла плохо, клочками, но черты лица были приятные.
Ребятишки на пирсе боролись, бегали наперегонки с собаками. По берегу, прямо по песку два оленя тянули легкие санки, в которых сидел сухой маленький эвенк. Не слезая с санок, задрал плоское лицо на мужиков и крикнул слабым голосом:
– Здолово, лебята, ульта есь? – и всплеснул двумя руками, как будто от радости.
– Чего он? – не понял Егор.
– Ульта – спирт по-ихнему… – пояснил Грач. – Тебя как зовут? Петька, Васька?
– Ага-ага, – радостно кивал эвенк и все махал рукой, будто предлагал спуститься. – Васька я! Здолово! Ульта-спилт давай?!
Линялые олени, с растущими, покрытыми шерстью рогами[32 - Олени-самцы сбрасывают рога каждую зиму. Весной рога начинают расти заново, в это время они неокостеневшие и покрыты шерстью.], стояли, безразлично и устало замерев. За мужиком в санках лежали два дыроватых мешка с рыбой. Головы и хвосты торчали из прорех.
– Лыба есь! – похлопал Васька по мешкам. – Спилт есь?!
– Рыбу-то покажь! – сказал Грач, небрежно отворачиваясь.
– Кто он по национальности? – рассматривал рыбака Егор.
– Да бог их разберет. Тут на Таймыре две национальности – саха и зэка! – Грач добродушно рассмеялся.
Васька тем временем неторопливо слез с нарт, развязал мешок и, взяв за углы, вывалил на песок, потом то же самое проделал с другим мешком.
– Таймесок, омуль есь… тли литла ульта давай, бели все! На заводе нет лыба сяс! Не ловят!
– Три литра спирта ему… – передразнил Грач, поднял голову на поселок, нахмурился солидно. – Пару дней простоим, однако, пойду Степановне скажу…
– Эй! – Васька с небольшим тайменем в руках подсеменил на кривых ногах к самому борту. – Один путылка давай, всё бели, сёрт такой китлый!
Берта в черной телогрейке и нарядном светленьком платочке спустилась по трапу, встала на развилке, думая, куда идти. Потом матрос Климов подошел к кучке местных мужиков, сидящих на бревнах, поздоровался со всеми за руку, стал закуривать. Мужики были ссыльные, он тоже.
Был уже поздний вечер. Егор с Повеласом сходили в поселок, поужинали свежей жареной рыбой и теперь сидели на корме. Разговаривали. Молчаливый Йонас вышел ненадолго из кубрика, покурил, не участвуя в разговоре, и так же молча ушел. У него было необычное лицо, как у актера иностранного кино, только разбитый и криво сросшийся нос портил дело.
– Сколько ему лет? – спросил Егор, когда Йонас закрыл за собой дверь.
– Двадцать четыре… – ответил Повелас, подумав.
– Угу, – поддакнул Егор, возвращаясь к разговору. – И что? Привезли вас в Дорофеевский…
– Ну да. Август был, тепло, в тундре ягоды полно… домой рыбу не разрешали брать, а на неводе можно было есть сколько хочешь. Мы обрадовались, до этого почти год в колхозе работали, там очень плохо кормили.
– Ты говоришь, вас много было? Все литовцы?
– Нет, почему… латыши, русские, финны… На барже везли, послушаешь, как разговаривают – ничего не понятно, столько разных языков! А между собой – все по-русски. Все научились. Нас почти четыреста человек привезли. – Повелас помолчал, вспоминая, головой качнул, будто не веря самому себе.
– Ну и потом что?
– Сначала у костров на ветках спали. Нам обещали палатки и печки, потом стало холодно, палаток не привезли, и нам разрешили отремонтировать бревенчатый барак. В нем и жили. Тесно было, нары сплошные в три яруса, на верхних только лежать можно было.
Он замолчал, достал махорку.
– Это все можно было пережить, но в сентябре встал лед, и нам сказали, что работы больше нет – в колхозе не было зимних сетей. Создали одну бригаду… и все! Больше трехсот человек остались без продуктовых карточек! Нам не к кому было обратиться. Комендант поселка отвечал только за то, чтобы мы оттуда не убежали, бригадир все время ходил пьяный… – Повелас задумался, потом поднял глаза на Егора. – Мы не знали, что такое полярная зима, а она начиналась. Не понимали, что надо будет так жить еще девять месяцев, до весны… Люди начали умирать, а мы все ждали, что про нас вспомнят.
– Почему рыбу не ловили? – недоверчиво спросил Егор.
– Бригада ловила, но все сдавали… ее солили и отправляли куда-то.
Повелас докурил самокрутку и бросил за борт.
