Зигзаги Судьбы
Элеонора Мандалян
Зигзаги Судьбы
Вместо вступления
Окидывая мысленным взглядом длинную вереницу лет, оставшихся позади, снова и снова прихожу к заключению, что в целом и в частности очень довольна прожитой жизнью. Она у меня получилась интересной, насыщенной – работой, творчеством, событиями, впечатлениями и развлечениями, разного рода хобби. Работа всегда была только любимая, доставлявшая удовольствие и приносившая моральное удовлетворение – не работа, а праздник души. И одного этого уже достаточно, чтобы считать себя человеком счастливым и, если это не прозвучит нескромно, состоявшимся. Мы с мужем вырастили двух хороших сыновей, и это счастье номер один! И наша гордость.
Родившись в подмосковье, в предвоенное время, я провела детство и юность в Москве (и около года – на японском тогда еще Сахалине). Затем на долгие 33 года, то есть на всю самую активную часть жизни, судьба забросила меня в Армению, в Ереван, где я получила высшее образование и смогла себя реализовать. Много путешествовала по миру, повидав самые экзотические, древние страны. Из Еревана вернулась с семьей обратно в Москву на несколько лет, а оттуда мы эмигрировали в Америку, в Лос-Анджелес, где тоже не сижу сложа руки.
Я многое успела и многое узнала. Но несоизмеримо большее так и осталось непознанным. Очень хочу надеяться, что пробелы эти человек восполняет после того, как переступает Порог – грань, отделяющую Жизнь от Смерти, поскольку Смерть – не бетонная стена, о которую разбиваются в дребезги все чаяния, надежды и мечты, а Врата в Мир без конца и без края. Мир, который и есть наш вечный Дом и пристанище – в промежутках между жизнями.
Я благодарна, в первую очередь, своим родителям, подарившим мне жизнь. Благодарна своему мужу, проявлявшему терпение и мудрость и не мешавшему мне жить так, как я хотела. На протяжении вот уже более полувека он – мой самый надежный, незыблемый тыл. Ну и, конечно, я благодарна Провидению, Всевышнему, Его величеству Случаю, за то, что вошла в число избранных.
О-о, нет-нет! Под «избранностью» я понимаю вовсе не карьеру и не успех в делах земных, а нечто совсем иное. Нерожденные люди, как семена растений, разбросанные по миру в несметных количествах. Увы, далеко не каждому семени суждено реализовать то, что в нем заложено Природой – стать деревом, кустом, цветком. Нерожденные люди, как звездные миры. Планет, готовых принять Жизнь, во Вселенной множество. А Земля наша такая одна! И нет ей равных. Вот какую избранность я имею ввиду. На миллиарды клеточек, несущих в себе таинственный и сложнейший код сотворения Человека, лишь одной – Избранной – выпадает редчайшее счастье спуститься в Жизнь. Мы все, живущие (или жившие) на Земле – результат той самой избранности. И если бы каждый из нас осознавал это, мир, наверняка, был бы добрее и чище.
Оглядываюсь назад и диву даюсь, сколько же всего на моем веку произошло и до неузнаваемости изменилось. Одна Вторая Мировая чего стоит! Я выросла не где-нибудь в глубинке, а в столице огромной страны. Но в мое детство у нас не было телефона. С родственниками и друзьями мы еще долгое время сообщались посредством писем и телеграмм. Не было и телевизора. Приемник «Филипс» был единственным окном в мир, через которое в наш дом поступали новости, звучала музыка. Благодаря приемнику мы с мамой наизусть знали не только любимые песни, но и многие оперетты и оперы, слушали постановки, читаемые на разные голоса.
Я была уже замужем, когда мой муж впервые полетел в командировку на самолете, и его сотрудники потом показывали на него пальцами, передавая друг другу: «Он сел на самолет! Он летал!» Прошло несколько лет, и самолет стал обычным, более того – предпочтительным видом транспорта. А потом появились первые космические корабли и спутники. Человек поднялся не только в воздух, но и в безвоздушное пространство, преодолев притяжение родной планеты. Я помню, как встречала Москва Юрия Гагарина, какой это был всенародный праздник. (А в нашем семейном альбоме сохранились фотографии, где моя мама сидит на «Голубом огоньке» рядом с Гагариным.) Человек ступил на Луну и отправил гонцов к дальним планетам и в глубины космоса. Мы ощутили себя не просто землянами, а детьми Вселенной.
Кажется, я кончала школу, когда первый телевизор появился у нашей соседки – квадратный деревянный ящик с крошечным экраном, с ужасным изображением и с наполненной водой линзой. Мы напрашивались к соседке в гости, чтобы заглянуть в это чудо. Год от года телевизоры увеличивались в размерах и совершенствовались. Следующим чудом стало цветное изображение, благодаря электронно-лучевой трубке – поначалу доступное лишь немногим…
У меня на глазах телевизор эволюционировал от примитивного ящика с кинескопом к многофункциональному компьютеризированному устройству. А 10-сантиметровый экран с линзой превратился в двухметровый, тонюсенький, как картина, дистанционно управляемый, перешагнув через стадию жидких кристаллов и плазменных панелей, и даже уже через высочайшее 4К-разрешение – к технологиям, основанным на органических светодиодах (OLED), послушным жесту и голосу.
Вместо тяжелой телефонной трубки на проводе в учреждении или квартире, или в уличном автомате, современный человек носит в кармане сложнейщее компьютерное устройство, вмещающее в себя, помимо телефона, неимоверное количество всевозможных функций и услуг. Через устройство это он не только разговаривает, но и видит того, с кем говорит. И это уже не чудо, а норма жизни.
Но, пожалуй, самое грандиозное достижение нашего времени это Интернет, объединивший всю планету в единое человечество. Люди получили возможность неограниченного – ни временем, ни местом, ни языковым барьером – общения. Интернет вобрал в себя и ежесекундно продолжает вбирать все знания и приобретения (а заодно и весь мусор), наработанные человечеством за всю его историю. Он заменил (и соответственно убил или стремится к тому) всю печатную индустрию – словари, энциклопедии, книги, журналы, газеты. Незаметно для себя мы вошли в новую эру существования, которую следовало бы назвать Виртуальной. Поистине, мы живем в век волшебных превращений, которые творим сами, собственными руками и умом.
Продолжая самой себе удивляться, спрошу: часто ли представителю рода человеческого удается начать свой жизненный путь в одном веке, а закончить в другом? В принципе, довольно часто. А как насчет тысячелетий? Мне и тут на редкость повезло. Родиться во втором тысячелетии, всю жизнь привычно писать: «тысяча девятьсот такой-то», а потом вдруг в одну новогоднюю ночь – бац! – и после головокружительного обнуления ты уже в тысячелетии третьем.
Разумеется, я понимаю, что летоисчисление – вещь условная. И все же и все же. Есть чем перед самой собой похвастаться – вот какая я вся из себя неординарная и исключительная. Правда, все вышесказанное относится не ко мне одной, а ко всему моему поколению. Тем лучше! Значит, пыжиться от гордости можно сообща… Но и взгрустнуть – тоже. Ведь чудеса бывают и со знаком минус.
Как тут не взгрустнуть, если мы родились и прожили – каждый свой отрезок жизни – в стране великой и могущественной, с гордым названием «Союз Советских Социалистических Республик», отвоевавшей полмира и державшей в страхе, ну или в напряжении, другую его половину. А потом вдруг оказалось, что такой страны (то есть Родины нашей) на карте мира больше нет. Что идеалы ее и символы, на которых нас растили и воспитывали, на самом деле были фикцией, превратившейся в оскверненные и обезглавленные монументы низвергнутых вождей. Что прежние паспорта наши уже недействительны, и ко всему, что с нами в прошлом происходило, включая награды и достижения, нужно добавлять слово «бывший».
Вот я, к примеру, бывший член бывшего Союза Писателей СССР, бывшего Союза Художников СССР, бывшего Союза Журналистов СССР. Ни одного из этих престижнейших творческих Союзов, увы, больше не существует, как не существует самой страны и ее граждан. У людей моего поколения выбили почву из-под ног и после жесткого, лимитированного, предельно упорядоченного соц. надзора отпустили в свободное плавание по бурлящему океану жизни, где каждому из нас приходилось заново приспосабливаться и находить новые ориентиры. И новую страну обитания. Размышлять над всем этим и интересно, и грустно. Но такова Жизнь, удивительная и непредсказуемая, даже если мы творим ее сами.
1. Мой прадед – иноверец
Воспоминания начну издалека, с семейных корней, отдав должное своим предкам. Ей богу, они того стоят! Так уж, видно, было угодно насмешнице Судьбе, что во мне – простой московской девчонке (в прошлом, разумеется), выращенной исконно русской бабушкой, Еленой Ивановной Верзиловой, родом из Смоленска, странным образом соединилась кровь отца-армянина, А.М. Манукяна, с кровью иноземцев Виллеров – немцев или французов (лично я предпочла бы, чтобы они были французами).
Немецкую составляющую в наш род привнес Бернард Эрихович Виллер, взявший в жены мою русскую бабушку и покинувший этот мир в год моего рождения. (По дореволюционным метрикам он Бернгард Оскар Эдмунд Виллер. Чтобы не ломать себе язык, русское окружение опускало в его имени одну согласную, а то и вовсе заменяло его «Борисом».) Не могу сказать, что горжусь текущей во мне его кровью, поскольку немцев люто ненавижу за то, что они творили в годы войны. Одно утешает – что мои немецкие предки в Германии никогда не жили.
В семье деда сохранялись сведения о том, что род их ведет свое начало от французских гугенотов – фамилия звучала, как Вилье(р), что предки их бежали из Франции от погрома и резни, вошедшей в историю, как «Варфоломеевская ночь». Случилось это 24 августа 1572 года, накануне Дня Святого Варфоломея. В результате массового избиения гугенотов католиками, во Франции тогда погибло почти 30 тысяч гугенотов. Около 200 тысяч бежали в соседние государства – Англию, Польшу и немецкие герцогства.
В отрочестве я все выспрашивала бабушку и маму, что да как, изучала семейные альбомы и сохранившиеся документы. А потом и удалось заглянуть с помощью отыскавшихся родственников (в частности – Кирилла Самурского, правнука старшей сестры моего деда) в петербургские дореволюционные архивы. Оказался полезным и интернет. И картинка сложилась довольно любопытная, представляющая, как мне кажется, интерес не только для нас, прямых потомков этой фамилии.
Откуда корни растут
Итак, отец деда-немца, то есть мой прадед, Э.Э. Виллер (1851–1921), на котором я и хочу сконцентрироваться, был личностью не просто значительной, а очень даже незаурядной. Почетный потомственный гражданин Москвы, кавалер ордена Св. Станислава 3 степени, промышленник, купец второй гильдии, благотворитель, глава большой, многодетной семьи и многое-многое сверх того. Учитывая, что все свои регалии он заработал в общем-то в чуждой для него среде, будучи для России иностранцем и иноверцем, все, чего он сумел достичь, значимо вдвойне. По крайней мере, я его за это очень ценю и уважаю. И им, как личностью, горжусь.
В сохранившихся данных о нем он значится как Эрих Эдуард (или Эдуардович) Виллер. (Второе имя – по отцу). Но у немцев все выглядит несколько иначе, поскольку имена у каждого двойные, а то и тройные. Прадеда звали Эрих Готтфрид Вениамин. А прапрадеда – Эдуард Рудольф. Поэтому в царских указах Николая II, например, он фигурировал в сверхусложненном варианте: «Эрих-Готтфрид-Вениамин Эдуардов Рудольфов Виллер».
Родился прадед в городе Дерпт, Лифляндской губернии, и прожил там с семьей до 24 лет. Где он учился и чем потом занимался – понятия не имею. Знаю только, что его мать и отец родом из Дерпта, из семей простых тружеников, оба немцы лютеранского вероисповедания, и что статус купца он получил там же, на Родине. В сохранившемся свидетельстве дерптской церкви Св. Иоанна (на немецком и русском языках), где Эрих был крещен, записано, что отец его, Эдуард Рудольф Виллер – переплетчик, мать, Августа – урожденная Гросберг.
До присоединения к Российской империи в начале XVIII века, Лифляндия (звучит как-то по-сказочному) была Шведской Ливонией. Дерпт (по-немецки Dorpat, Dörpt) – один из древнейших городов Европы, ведущий свою историю с V века (только тогда он назывался Тарбату). В XI веке Ярослав Мудрый захватил эти земли, переименовав Дерпт в Юрьев. После распада Древнерусского государства город переходил из рук в руки, меняя, как перчатки, свои названия и адрес приписки: Новгородская республика – Ливонский орден – Речь Посполитая – Шведская империя – Российская империя – СССР – Эстония.
Александр III, «разнемечивая» в очередной раз завоеванный им Прибалтийский край, вернул городу имя Юрьев. Позднее Лифляндия, вместе со Смоленской губернией, вошла в состав Рижской губернии. С 1919 года Дерпт-Юрьев стал эстонским городом Тарту (эстонский вариант Тарбату), вторым по численности населения после Таллина.
Так что во времена прадеда Дерпт вроде как был своим – российским, хоть и сохранял немецко-эстонский состав населения. А следовательно в Москву молодой Эрих Виллер перебрался не из-за границы, а из российского же города. Осел, само собой, поближе к своим – в Немецкой слободе (в Гороховском переулке), хоть она к тому времени и утратила уже прежнее значение, и начал карабкаться по жизни, рассчитывая исключительно на собственные силы…
Немецкая слобода, сегодня москвичами совсем забытая, в свое время сыграла немаловажную роль в истории столицы, а то и – в становлении петровской империи. Она являла собой как бы город внутри города, выгодно отличаясь от грязной тогда Москвы чистотой, опрятностью, планировкой и архитектурой. Ее называли «Маленькой Европой в российской столице», «немецко-лифляндским предместьем Москвы». Такой она предстала перед юным Петром I, бегавшим сюда из Преображенского не только развлекаться, но и учиться у иноземных мастеров «уму-разуму», их образу жизни, их культуре быта и взаимоотношений, их знаниям и навыкам. Можно сказать, что «окно в Европу» он «прорубил» через Немецкую слободу.
После пожара 1812 года слобода начала терять свою исключительность, но немцы продолжали там жить, являясь второй по численности – после русских – этнической группой Москвы. (На рубеже ХХ века из 17 тысяч всей общины 14 тысяч были немцы, остальные 3 – латыши, эстонцы, финны и шведы.) И все они по традиции предпочитали селиться именно здесь, поближе к сохранившейся лютеранской церкви. Одним из таких немцев был и мой прадедушка.
Старая Новая церковь
Эриху Виллеру было 25 лет, когда он женился на красивой статной немке, 24-летней Эмме Маргарите Фогелер, дочери московского купца Александра Фогелера и Эммы Каролины Вейнгольд. Венчание состоялось в церкви Святых Петра и Павла.
Церковь эта – старейший и крупнейший лютеранский приход на территории России. Поначалу, в XVI веке, он был неказистым, деревянным молитвенным домом. После очередного пожара построили каменную церковь с колокольней. Петр Первый, собственноручно заложивший основной камень в ее фундамент, пожертвовал из казны большую сумму на ее строительство.
«Новая церковь», как ее иногда называли, с тех пор трижды горела, каждый раз возрождаясь вновь. Но после пожара 1812 года восстановить ее уже не удалось. Несколько лет спустя в Немецкой слободе московская лютеранская церковь появилась снова, только на другом месте. Строили ее на средства короля Пруссии Фридриха Вильгельма III и императора Александра I, пожертвовавших огромные ссуды. Со временем ее несколько раз расширяли, увеличивая приход. Последний раз – по проекту архитектора В. А. Коссова, одного из авторов Храма Христа Спасителя, после чего ее начали называть Кафедральным собором Московского Консисториального округа. Претерпев еще целый ряд «катаклизмов», в постсоветское время он стал главным собором региональной Евангелическо-лютеранской церкви Европейской части России.
На сегодняшний день в Москве всего две лютеранские церкви. Вторая, совсем крохотная – Св. Троицы, на Немецком (Введенском) кладбище. В первой Эрих и Эмма венчались, под сенью второй покоятся. Они пришли в этот мир с разницей в один год, и с такой же разницей покинули его. Он – в 1921-м, она – в 1922-м. А в промежутке между рождением и смертью была долгая, счастливая жизнь в созданной и взращенной ими обширной семье. В церкви Свв. Петра и Павла супруги крестили и венчали всех своих семерых детей, а потом и внуков.
Предок – фабрикант. Звучит!
Эрих Виллер был неутомимым тружеником, постоянно расширявшим свое производство, завоевывавшим рынки сбыта. Нет, магнатом или просто «шибко богатым» он не стал, но зарабатывал, видимо, прилично, если имел полторы сотни рабочих на своей фабрике, держал конторы в разных районах Москвы (Покровка, дом 2; Маросейка, дом Леоновых; Введенский переулок, у Немецкого кладбища), построил несколько домов рядом с фабрикой в Гороховском переулке – для своих детей и для обеспечения жильем своих рабочих и сотрудников. И еще имел, как минимум, две усадьбы в пригородах. Учитывая, что в Москву он переехал в 1875 году, не имея за душой ничего, кроме головы, рук и знаний, дело его набирало обороты стремительно.
Приведу цитату (вернее – начало) из печатного проспекта истории завода «Технолог», возникшего в советское время на базе и на территории фабрики прадеда и существующего по сей день:
«В 1875 г. Виллер Эрих Эдуардович основал свое дело в Москве, в Гороховском переулке, на очень скромных началах, изготовляя собственноручно художественые и хозяйственные принадлежности из металла. В 1885 г., все больше расширяя свое дело, занялся сооружением памятников, церковными и строительными работами. В 1900 г. он превратил мастерские в завод художественных и металлических изделий с количеством рабочих, доходящим до 150 человек… После Октябрьской Социалистической Революции завод был национализирован и в связи с разрухой законсервирован. В 1929 г. был реорганизован в медно-литейный и механический завод «Технолог». И т. д.
На одной из сохранившихся реклам прадеда значится:
«Э. ВИЛЛЕР. Существует с 1875 года. Фабрика художественных работ из разных металлов: бронза, железо, цинк, чугун и проч. Общественные памятники: группы, фигуры, бюсты, рельефы и проч. Намогильные памятники: часовни, кресты, ограды и проч. Для построек: ворота, лестницы, перилла, фонари, балконы и прочие конструкции.
Адрес: Контора. Покровка 2. Телефон 28-57
Фабрика. Гороховский переулок 21. Телефон 67–34»
И на другой рекламе:
«СПЕЦИАЛЬНОСТЬ:
Металлические роскошные украшения для могил – в византийском, романском и готическом стиле. Н.-т. памятники, часовни, фигуры, балдахины, решетки, металлические и бисерные венки и проч.
У Э. ВИЛЛЕРА
Маросейка, дом Леоновых.
Фабрика, Басманная, Гороховский пер. Собственные дома 15–25, Москва»
Сегодня Гороховский переулок, как и вся бывшая Немецкая слобода – одно из исторических мест Москвы. (От Спасской башни Кремля туда можно попасть пешком, через Покровку.) Все здания находятся под защитой государства, как культурное наследие: Дворцовая усадьба богатого заводчика И.И.Демидова (дом № 4), ныне Московский государственный университет геодезии и картографии. Частная женская гимназия В. Н. фон Дервиз (№ 10), ныне «Центр образования». Особняк статского советника К.В.Паженкопфа (№ 12), ныне посольство Эквадора в России. Особняк Морозова (№ 14), сейчас в нем редакция журнала «Международная жизнь». А «Приют для сирот Евангелического попечительства о бедных женщинах и детях» (дом № 17) похож на средневековый готический замок из какой-нибудь сказки…
Прадеду в Гороховском переулке принадлежало несколько каменных домов – под номерами, как отмечено в рекламке, с 15 по 25. Его дети с семьями имели в них свои апартаменты. В том числе и семья моего дедушки.
В «Исторической справке туристического проспекта города Москвы» говорится: «Комплекс разноэтажных зданий, выполненных в стиле неоклассицизма, принадлежал семье потомственного почетного гражданина Эриха Готфрида Эдуарда Виллера, владевшего крупным производством по изготовлению скульптуры, памятников, бронзовых изделий, церковной утвари.» Только где теперь этот «комплекс разноэтажных зданий», никто из его потомков найти не может.
В деловых кругах Москвы Э. Виллер имел репутацию честного, энергичного и профессионально состоявшегося человека, обладавшего художественным чутьем. О чисто человеческих его качествах говорит хотя бы такой эпизод: В смутном 1905 году семья владельца художественно-кузнечной мастерской, талантливого литейщика Евграфа Сергеевича Куприянова (автора ворот и ограды перед Банком России, на Неглинной), практически оказалась выброшенной на улицу. Прадед не побоялся протянуть ему руку помощи, предложив не только место старшего мастера на своем предприятии, но и жилье в одном из своих домов.
Возлюби ближнего своего как самого себя
Заметив на груди прадеда, на одной из фотографий (подчеркиваю – всего на одной-единственной) целую «кавалерию» (как тогда говорили) знаков то ли медалей, то ли орденов, я заинтересовалась, отсканировала фото, увеличила его и начала их изучать. Хотелось понять, что это и за что. Яснее всего виднелись два из них – один на шее, другой слева на груди.
Тот, что слева – Знак Российского Общества Красного Креста. Он выполнен из серебра, позолоты и рубиновой эмали, имеет форму белого щита, увенчанного короной монарха, с наложенным на него красным крестом. Учрежденный в 1899 году указом императора Николая II, он вручался «за услуги, оказанные делу человеколюбия в период военных действий и во время общественных бедствий; за продолжительную полезную деятельность в мирное время; за пожертвование не менее определенной Правительством суммы» (5 000 руб).
Надпись на знаке призывала цитатой из Библии на церковнославянском языке: «ВОЗЛЮБИШИ БЛИЖНЯГО ТВОЕГО IАКО САМЪ СЕБЕ». Знак выдавался Главным управлением Российского Общества Красного Креста с разрешения императрицы Александры Федоровны, его покровительницы. Почетными членами Общества были сам император, все великие князья и княгини, многие высокопоставленные светские лица и представители высшего духовенства. Сведения эти я позаимствовала из энциклопедии. А о том, что прадед мой занимался благотворительностью, делал щедрые пожертвования на богоугодные дела, в частности – активно помогая Общине сестер милосердия «Утоли моя печали», я узнала, в частности, из царского указа Николая II.
Утоли моя печали
Общину сестер милосердия создала, на собственном энтузиазме и собственных средствах, княгиня Наталья Борисовна Шаховская (1820–1906), начав со строительства в Немецкой слободе (в ту пору уже Лифортово) главного здания общины и церкови. А потом и многочисленных филиалов. Взращенные ею сестры милосердия самоотвер-женно, с полной отдачей, иногда – рискуя собственной жизнью (при эпидемии холеры, например, в 1872, и на полях сражений) ухаживали за тяжело больными и ранеными, отправляясь за ними в самое пекло, а также – за немощными, бездомными, психически неполноценными людьми, оказывая помощь всем, кто в них нуждался.
После того как император Александр II за высокие заслуги общины взял ее под свое личное покровительство, она начала называться Александровской общиной «Утоли моя печали». Высшее покровительство с той поры было ей обеспечено преемниками императора – Александром III и Николаем II. К началу ХХ века община «Утоли моя печали» превратилась в благотворительную империю. Одни помогали благому делу своими знаниями и навыками, другие – сердечным теплом и заботой, как сестры милосердия, третьи поддерживали общину материально. В числе таких благотворителей был и мой прадед.
За щедрые пожертвования и поддержку Э. Виллер получил звание Почетного члена Александровской общины сестер милосердия «Утоли мои печали» и Знак Общества Красного Креста.
Кавалер ордена и почетный гражданин
А за участие в общественной жизни города – Орден Святого Станислава III степени и почетного потомственного гражданина Москвы.
Ниже привожу соответствующие указы:
«Божиею Милостию МЫ, Николай Вторый, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая и прочая и прочая
Нашему московскому 2 гильдии купцу, почетному члену Александровской общины сестер милосердия «Утоли моя печали» Эдуарду Готфриду Виллеру. В воздаяние особых трудов и заслуг, оказанных Вами, согласно положению Комитета о службе чинов гражданского ведомства и о наградах, всемилостивейше пожаловали МЫ Вас, Указом в 23 день Апреля 1899, Капитулу данным Кавалером Императорского и Царского Ордена Нашего Святого Станислава третьей степени с правами по 148 ст…»